Прегрешения богов

Глава 29

Дойл, Холод и Усна сели во внедорожник, причем Усна — на водительское место, с помощью гламора придав себе мой облик. Я удивилась, что у него есть водительские права, но оказалось, что он покидал волшебную страну и изучал окружающую местность задолго до того, как я родилась. Я спросила зачем, и он ответил: «Кошки любопытны»; По его глазам я догадалась, что другого ответа не получу.

Гламор Усны не выдержал бы испытания толпой — один случайный толчок, и иллюзия бы рухнула. Поэтому со мной в гущу людей он не шел. Но мы надеялись, что его неустойчивая иллюзия сумеет обмануть журналистов и отвлечь их от ворот, чтобы мы смогли выехать спокойно.

Зато его напарница Катбодуа вполне могла поехать с нами. Она остановилась на миг посреди гостиной в своей мантии из вороновых перьев, так сливающейся с ее иссиня-черными волосами, что не понять было, где кончаются волосы и где начинаются перья. Белое пятно ее лица словно выплывало из этой абсолютной, как у Дойла, черноты.

Прямо на глазах перья разгладились, превратившись в черный длинный плащ. Ей осталось только смягчить нечеловеческую бледность до нормального оттенка белой кожи. Женщин-стражниц пока так мало фотографировали, что им достаточно изменить цвет глаз, волос и кожи да переодеться. Шаред превратила золотые волосы в каштаново-золотистые, а кожу — в слегка загорелую. Сине-звездные глаза стали просто голубыми. Она осталась красива, но вполне человеческой красотой; даже шестифутовый рост и худоба не выделяли ее из толпы так, как это было бы на Среднем Западе. В Лос-Анджелесе живут тысячи высоких стройных красоток, которые пытались прорваться в кино, но удовлетворились более приземленными занятиями.

Гален придал коротким кудрям неопределенный русый цвет, а глазам — неопределенно-карий, кожа покрылась сильным загаром. Черты лица и фигуру он тоже слегка изменил, чтобы выглядеть попроще. Таких приятных улыбчивых парней, каким он стал, полно на любом пляже. Рис иллюзией восстановил утраченный глаз и придал глазам приятный, но не слишком выразительный голубой цвет. Длинные кудри он попросту запрятал под шляпу, примелькавшийся плащ оставил на вешалке и оделся в джинсы, футболку и пиджак, в котором был на работе в субботу. Модные высветленные джинсы были его собственные, а футболку пришлось у кого-то просить. В плечах она сидела хорошо, но была длинновата, так что он заправил ее под пояс джинсов. Ноги Рис всунул в ботинки и был готов.

Я вышла из спальни с волосами рыже-каштанового, довольно темного цвета, да еще скрутила их французским узлом. Коричневый юбочный костюм был коротковат, чтобы называться деловым, но при моем росте длинные юбки не носят — не смотрится. Пистолет и кобуру для ношения на пояснице я позаимствовала у Риса, так что была вооружена. Его я не обделила — у него остались еще пистолет, меч и кинжал. У меня на бедре в специальных ножнах тоже был привешен складной нож: не только для защиты от физического нападения, но и чтобы к коже прикасалась холодная сталь. Сталь и железо противодействуют магии фейри, и лучше всего — когда прикасаются к обнаженной коже. Многие фейри, в том числе сидхе, не смогли бы даже гламор навести с подвешенным к ноге куском железа, но моя смешанная наследственность позволяла мне творить магию в любом, даже самом высокотехнологичном окружении. Нож не шел ни в какое сравнение с воздействием самого города. Здесь, на побережье, было полегче, но из малых фейри далеко не все могут творить волшебство в современных городах.

При этой мысли я вспомнила Паслену и подумала, удалось ли Люси ее отыскать. Отодвинув любопытство на потом, я еще раз заглянула в зеркало — проверить, не видны ли под костюмом пистолет и нож. Юбка была из легкой ткани, но пышная, свободная. Большинство моих юбок облегали так плотно, что никакое оружие было бы не скрыть.

Когда я вернулась в большую комнату, Гален встретил меня улыбкой:

— Я и забыл, что ты тоже делаешь глаза карими.

— Зеленые глаза слишком необычны, легко запомнить.

Он улыбнулся и протянул мне навстречу руки. Я позволила ему меня обнять, заранее зная, что он сейчас скажет.

— Надо испытать наш гламор. Вдруг он распадется, едва мы прикоснемся друг к другу?

Мы поцеловались — хорошо поцеловались, по-настоящему. Потом он отстранился и я посмотрела в темно-карие глаза на загорелом лице — ему никогда бы на самом деле не удалось так загореть.

Я улыбнулась под реплику Риса:

— Эй вы, голубки! Мы и так знаем, что наш гламор продержится. Аматеон с Адайром проверили — журналюги наживку проглотили, так что можем слегка и поработать.

Следом за Рисом мы направились к дверям, разъединив руки. Я доверяла свидетельству стражей о том, что главные силы журналистов уже убрались, но если мы будем льнуть друг к другу как влюбленная парочка, никакой гламор не удержит оставшихся от щелканья затворами, а гламор не всегда действует на фототехнику. Не знаю почему, но даже при самой искусной магии фотография может выявить то, что не видит глаз.

Шолто отправился вперед.

— Все двери — это места «между».

— То есть ты там просто появишься? — уточнил Гален.

— Да.

— А откуда ты знаешь, что там в дверях никого не будет?

— Я это чувствую.

— Круто.

— Не знала, что ты можешь проникнуть в любую дверь, — удивилась я.

— Эта способность вернулась после нашей коронации.

— Баринтусу не говори, — сказал Гален.

— Не скажу, — нерадостно ответил Шолто. — Я осмотрюсь там, и если репортеры вас поджидают… Если им слили информацию, как вроде бы теперь говорят…

— Говорят, да, — улыбнулась я.

— Тогда я вам позвоню.

И он исчез. Светлые волосы у него благодаря иллюзии казались короткими, а золотистые глаза — карими, как у меня и Галена. Шолто даже черты лица исказил, чтобы не привлекать внимание избытком красоты.

Водителем был Рис, потому что мы ехали в его машине. Рядом с ним села Шаред, а остальные забрались на заднее сиденье. Когда Рис свернул на маленькую парковочную площадку, вдалеке уже видны были полицейские мигалки. У машины по соседству, прислонившись, стоял то ли Джулиан, то ли Джордан Харт — только когда он повернулся и просиял знакомой улыбкой, я поняла, что это Джулиан, а не его близнец. Они оба носят одинаковые стрижки на темно-каштановых волосах — на висках коротко, а на макушке подлиннее и уложено гелем в иголочки. Но Джордан так залихватски — сам-черт-мне-не-брат — улыбаться не умеет, хотя у него улыбка тоже приятная. Они оба красавцы и сделали немало денег в модельном бизнесе, прежде чем открыть собственное детективное агентство, которое теперь на паях влилось в «Детективное агентство Грея». Оба шести футов ростом, загорелые и симпатичные, но Джулиан — легковесней, больше склонен к флирту. Как ни странно, именно этот любитель флирта больше пяти лет счастливо живет с единственным партнером. Его серьезный брат Джордан так и остался бабником и повесой; впрочем, Джулиан даже в разгульной юности бабником не был — поскольку слова «мужичник» нет, то непонятно, как его назвать.

На Джулиане были солнечные очки в тонкой стальной оправе, с желтоватыми стеклами — в тон бежево-коричневой одежде. Он подошел ко мне, смеясь:

— Ну почему ты не позвонила, солнышко? Я бы другие цвета выбрал, чтобы не повторять твои.

Улыбнувшись, я подставила щеку для поцелуя и поцеловала его в ответ. Губы у него еще смеялись, но глаза за глуповатыми цветными стеклами стали очень серьезны.

— Ты туда еще не ходил? — спросила я.

— Нет, — сказал он тоном столь же серьезным, как выражение глаз, но лицо продолжало мило улыбаться — в расчете на зрителя. — Джордан там.

Теперь я поняла, что убрало улыбку из его глаз. Близнецы умели обмениваться мысленными картинками, если им было нужно. В детстве они не умели управлять этой своей способностью, но научились на специальных курсах парапсихики для одаренных детей, и теперь транслировали не все, а то, что сами выбрали. То, что Джордан показал брату, явно не прибавило ему веселья.

Но улыбка вернулась в его глаза, когда он глянул на мужчин у меня за спиной. Кому-то другому из магов-людей, может быть, пришлось бы спрашивать, кто скрывается за гламором, но Джулиану, как и его брату, — нет. Так что он пошел к Галену и обменялся с ним поцелуем, как со мной, а Рису пожал руку. Ничего не перепутал — а значит, маскировка его не обманула. Это было не очень хорошо, потому что в полиции теперь частенько служат маги, хотя не все специализируются в ясновидении.

Рядом с женщинами Джулиан помедлил: он не по физическому их облику решал, кого целовать, а кому пожимать руку, — это определялось более мистическими причинами. Так как он их почти не знал, то пожал руки всем. Он с женщинами вел себя куда сдержанней, чем с мужчинами.

Надо сказать, Джулиан утратил часть своего блеска и легкости, когда больше половины персонала детективного агентства Кейна и Харта пожрало огромное и злобное магическое чудовище. Мы с моими стражами одолели Безымянное после кровавой битвы, но от агентства Кейна и Харта осталось всего четыре человека — почему оно и слилось с агентством Джереми, образовав «Детективное агентство Грея и Харта». Оба агентства занимали одинаковую рыночную нишу, так что объединить силы было разумно, да и Джулиан с Джорданом, должно быть, решили, что примесь не-человеческой магии к их собственной, человеческой, поможет сохранить здоровье оставшихся работников.

Адам Кейн, моногамный партнер Джулиана, потерял в том бою младшего брата Этана. Подозреваю, что в первые недели после его смерти Адам согласился бы на что угодно. Даже теперь он занимался в основном конторской работой, встречался с клиентами, но не выезжал на дела. То ли он до сих пор горевал, то ли Джулиан настолько боялся подвергнуть его опасности. Ладно, пусть этим Джереми интересуется — он у нас босс. До чертиков приятно хоть где-то побыть подчиненным.

— Отсюда быстрей дойти, чем доехать, — сказал Джулиан. Он вытащил из кармана пачку сигарет и посмотрел на нее неуверенно. — Ничего, если я буду курить на ходу?

— Не знала, что ты куришь, — сказала я.

Он широко улыбнулся, сверкнув идеально белыми зубами, приобретенными во время работы моделью. Теперь они великолепно смотрелись на фотографиях, когда он работал со знаменитостями.

— Бросил сто лет назад, но недавно почувствовал, что стоит начать снова.

По лицу у него пробежала тень мысли или эмоции — неприятной эмоции.

— Там такая жуть на месте преступления? — спросил Гален, тоже отметивший выражение лица Джулиана.

Джулиан взглянул вверх, будто задумавшись, глаза словно смотрели в никуда. Я такое уже видела — он так выглядел, когда смотрел через глаза брата.

— Жуть, но не такая, чтобы я снова закурил.

Я подумала, не спросить ли, что же такое случилось, что он закурил снова, но он зажег сигарету и пошел вперед — в обычной своей манере, словно не по тротуару идет, а по подиуму, и все вокруг смотрят только на него. Иногда и смотрели. Рис и Шаред обошли его и пошли впереди, а Гален и Катбодуа заняли тыл — за мной и Джулианом. Мне подумалось, что мы можем гламор хоть ведрами лить, а все равно ясно, что они телохранители. И всякий догадается, что мы с Джулианом — не те, кем хотим казаться.

Джулиан тоже до этого додумался, видимо. Он предложил мне руку и принялся усиленно мне улыбаться, трогая за плечико. Он разыгрывал богатого влюбленного — бизнесмена или шоумена, которого сопровождает охрана. Я ему подыграла, прислонившись головой к его плечу и восторженно смеясь совсем не смешным репликам.

Наклонившись еще ниже и ярко улыбаясь, он тихонько сказал:

— Отлично, Мерри. Ты игру подхватываешь на лету; для внедрения под прикрытием — идеальное свойство.

— У тебя тоже неплохо получается.

— Это да. Внедрять я всегда готов.

Он засмеялся и выбросил недокуренную сигарету в первую попавшуюся урну.

— Я думала, ты курить хотел, — сказала я, улыбаясь.

— Это я забыл, что флирт лучше сигарет.

Он наклонился, обхватил меня за плечи и притянул к себе. Я давно уже научилась ходить в обнимку с мужчинами шести футов ростом, так что мне было нетрудно, хотя двигался он не совсем так, как мои обычные спутники. Я обняла его за талию, просунув руку под пиджак, заодно обнаружив на пояснице пистолет, снаружи совершенно незаметный. Так мы и пошли вперед, то и дело соприкасаясь бедрами.

— Не думала, что тебе нравится флиртовать с женщинами.

— Я категорически против гендерной дискриминации, Мерри. Да здравствует флирт равных возможностей!

Я засмеялась — на этот раз искренне.

— Почему-то меня ты раньше обходил стороной.

Он поцеловал меня в висок — как-то слишком интимно, слишком по-настоящему. Когда нам случалось работать вместе, он никогда так себя не вел. Всегда в его заигрывании чувствовалось, что все это не всерьез и не надо обижаться.

Джулиан любил прикосновения, телесный контакт. Тут мне в голову закралось подозрение, и я спросила у него совсем тихо, на ухо:

— Тебе не хватает прикосновений?

От неожиданности он споткнулся, и мы сбились с шага, но тут же, восстановив прежнюю непринужденную походку, лениво побрели дальше на свет мигалок.

— Это разве не слишком прямой вопрос для фейри? — прошептал он мне в макушку.

— Слишком, — ответила я. — Но мы вот-вот будем на месте, и я хочу узнать, что происходит с моим другом.

Он улыбнулся, но я отметила, что до глаз улыбка не дошла.

— Да, дома мне их не хватает. Адам словно похоронил свое сердце вместе с братом. А я начинаю поглядывать по сторонам, Мерри. Начинаю всерьез закидывать удочку, причем я уже понял, что мне не секс нужен, а телесный контакт. Наверное, если б мне было к кому приласкаться, я бы спокойно дождался, пока Адам перестрадает свое горе.

Я провела пальцами по плоской поверхности его живота, и он глянул на меня подозрительно. Улыбнувшись, я сказала:

— Мы тебе можем помочь, Джулиан. Наша культура не связывает ласки и прикосновения непременно с сексом.

Он рассмеялся, захваченный врасплох, коротко и весело.

— Я думал, у вас любое прикосновение сексуальное.

— Нет, не сексуальное, а чувственное.

— А есть разница?

Я еще раз погладила его по животу, другой рукой обнимая за талию.

— Да.

— И в чем?

Я нахмурилась:

— Ты не забыл, что не любишь женщин?

Он опять засмеялся и накрыл мою руку своей.

— Это да, но своими мужчинами ты не делишься.

— Каждый из них вправе самостоятельно решать такие вопросы, — сказала я.

Он поднял брови:

— Правда?

Я невольно рассмеялась от выражения его лица.

— Вот-вот, ты лучше с ними будешь спать, чем со мной.

Он закатил глаза и картинно развел руки, потом ухмыльнулся:

— Факт. — Он наклонился, улыбаясь, но сказал серьезно: — Но если я потискаюсь с тобой, Адам простит, а с мужчиной — вряд ли.

Я вгляделась в его глаза почти в упор.

— Все так плохо?

Он кивнул и поднял ту мою руку, которой я гладила его живот, к губам, целуя пальцы.

— Я люблю Адама так, как думал, не полюблю никого и никогда, но без внимания я чахну. — Он отпустил мою руку и так низко склонился к моему лицу, как только позволяла разница в росте (с учетом моих каблуков). — Это слабость, да, но мне нужны поглаживания, заигрывание, хоть что-то.

— Приезжай к нам на ужин. Поедим и поваляемся гурьбой перед плазменным экраном во всю стену.

Он замедлил шаг и едва не запнулся, но удержался вовремя.

— Ты серьезно?

— Абсолютно, если ты точно не имеешь в виду секса.

— А если имею? — спросил он.

Я нахмурилась, а он отвернулся, делая вид, что смотрит на машины «скорой помощи» и полицейских, но понятно было, что он просто прячет глаза — не хочет, чтобы кто-то видел их выражение.

Я остановилась и заставила остановиться его, повернула к себе лицом.

— Ты мне однажды сказал, что ваше с Адамом партнерство впервые сделало тебя счастливым. Что до того у тебя была работа, был секс, а счастья не было.

Он коротко кивнул.

— Если ты говоришь, что хочешь сохранить отношения с Адамом, я тебе помогу, но если у вас все кончено и ты хочешь секса — дело другое.

В глазах у него отразилось страдание. Он прижал меня к себе крепко-крепко, он никогда так меня не обнимал, да и чужих мужиков обнимал только если дразнил или хотел смутить. Но эти объятия ничего общего не имели ни с сексом, ни с проверками на прочность — слишком крепко, слишком отчаянно он меня сжимал. Я обняла его в ответ, прижалась лицом к груди и спросила:

— Что случилось, Джулиан?

— Я готов ему изменить, Мерри. Если он не вспомнит обо мне сегодня-завтра, я пойду на сторону. Может, этого он и ждет — Чтобы был предлог для разрыва.

— Но зачем это ему? — спросила я.

— Не знаю. Когда был жив Этан, его бесила сама мысль, что брат у него — гей. Он меня терпеть не мог и говорил, что это я превратил его единственного брата в пидора. Может, поэтому.

Я отстранилась, глядя ему в лицо, но он притянул меня обратно.

— Этан не мог так думать всерьез. Адам всегда любил мужчин.

— У него и девушки бывали. Он даже обручился с одной.

Я повернула его лицо к себе, взяв за подбородок:

— Он поговаривает о возвращении в натуралы? Джулиан помотал головой, и я разглядела сквозь очки блеск слез в его глазах. Они еще не лились, но смаргивать ему уже приходилось.

— Не знаю. Он не выносит, когда я к нему прикасаюсь. Он не выносит вообще ничьих прикосновений. Я уже не знаю, чего он хочет.

На густых ресницах дрожали слезы, и Джулиан все шире открывал глаза, чтобы они не полились.

— Приезжай на ужин. Хотя бы дружескую ласку мы тебе обеспечим.

— Мы собирались сегодня поужинать вдвоем. Если все получится, то мне ничья другая ласка и не понадобится.

Я улыбнулась:

— Ну, если не приедешь, мы будем знать, что ты снова обрел главную любовь своей жизни и вы хорошо проводите время. Это было бы здорово.

Он улыбнулся и торопливо смахнул непролившиеся слезы. Гей или не гей, он мужчина, а мужчины терпеть не могут плакать, особенно на публике.

— Спасибо, Мерри. Прости, что я тебя этим нагружаю, но почти все мои друзья тоже геи, и они…

— Они решат, что самое время тебя заарканить.

Он опять неопределенно развел руками:

— Не то что заарканить… Но когда я обнаруживаю, сколько друзей не прочь снова оказаться со мной в одной постели…

— С бывшими любовниками очень сложно оставаться просто друзьями, — сказала я.

Он засмеялся — уже весело.

— При моем дружелюбии это просто.

— Так я и думала, — сказала я. Я обняла его, а он обнял меня — на этот раз по-дружески. — А ты не говорил с Адамом насчет визита к семейному психологу?

— Он сказал, что ему это не нужно — все свои проблемы он сам знает. Потеряв единственного брата, он вправе оплакивать потерю.

Рис кашлянул, и мы обернулись к нему.

— Ребята, пора показывать документы и проходить через оцепление.

Говорил он подчеркнуто нейтральным тоном, но мне было ясно, что довольно много из нашего разговора он уловил. Во-первых, слух у фейри лучше человеческого, a во-вторых, за две тысячи лет можно научиться понимать людей.

— Прошу прощения, — сказал Джулиан. — Я забыл о деле, это непрофессионально и недопустимо.

Он шагнул в сторону, одернул пиджак, разгладил лацканы и на глазах собрался.

Гален сказал, наклонившись к его уху:

— Мы тебя обогреем, не разрушая твой брак.

— Какой удар по моей самооценке! — улыбнулся Джулиан. — Ты даже не попытаешься меня соблазнить?

— А что, предполагается, что я буду соблазнять, а не ты? — Гален улыбнулся даже шире него. Джулиан ответил ухмылкой.

Катбодуа нахмурилась и сказала:

— Я ни с кем не собираюсь вступать в телесный контакт, кроме Усны.

— Бедняжка, — сказала я.

Катбодуа нахмурилась сильней. Я покачала головой, но объяснить пришлось:

— Никто против своей воли никого ласкать не будет. Все будет исключительно по взаимному желанию.

Она переглянулась с Шаред.

— Это так не похоже на принца.

— К счастью, — отозвалась Шаред.

Джулиан удивленно смотрел то на одну, то на другую, потом спросил:

— Вы серьезно думали, что Мерри заставит вас меня обнимать, даже если вы не хотите?

Обе только молча на него посмотрели. Джулиан передернулся.

— Не знаю, что за жизнь у вас была раньше, но я против принуждения. Если моя очаровательная персона не вызывает у вас желания скрасить мне одиночество, значит, так тому и быть.

Женщины опять переглянулись.

Катбодуа сказала:

— Может, через три-четыре месяца жизни в этом новом для нас мире мы и поверим тебе и принцессе.

— Скажи Джереми, чтобы он пока освободил женщин-стражниц от работы под прикрытием, — посоветовал Джулиан.

Я задумалась о том, как отнеслись бы Шаред и Катбодуа к предложению немного прогуляться с Джулианом. Это было бы насилие, вроде принуждения к сексу? Получается, что я не оправившимся от травм жертвам Кела предлагаю заняться моральными проблемами Джулиана? Да, но я не считаю его проблемы несерьезными. Я знаю, как можно устать и отчаяться от недостатка внимания — пока не начнешь заглядываться на незнакомцев, потому что тот, кому вроде бы положено тебя любить, тебя не замечает. Люди в таких случаях винят того, кто изменил, но я по опыту жизни с моим первым женихом знаю, что прекратить отношения можно не только прямым разрывом. Можно выдавать своему партнеру такие крохи внимания, что лучше бы его не было совсем.

Если мы в состоянии помочь Джулиану преодолеть темный период в отношениях с Адамом, то мы это сделаем. Я помню, что это такое — умирать каждый день по кусочку из-за того, что к тебе не прикасается так, как нужно, тот, кто тебе нужен. Я три года жила без прикосновений других сидхе. И не хочу, чтобы кто-то переживал такое на моих глазах, если я могу это изменить. А меня Адам не сочтет соперницей, я ведь женщина.

Мы достали удостоверения и дождались начальника, который дал нам разрешение пройти за цепь полицейских. Мы частные детективы, а не полицейские, поэтому рядовой копне может просто махнуть нам — проходите, ребята.

Мы с Джулианом стояли под ярким солнцем, держась за руки. Я бы предпочла залечивать его душевные раны, чем смотреть на новые трупы, но за трупы мне платят, а за утешение друзей — нет. Хорошо бы следующее дело оказалось милым простым разводом со слежкой за супругом. Эта мысль грела мне душу, пока мы шли вслед за полисменом в штатском сквозь толпу медиков, спасателей и копов. Они все старались не смотреть друг другу в глаза, а я уже знала, что это дурной знак: то, что ждало нас там, впереди, потрясло даже людей, которые навидались всякого. Я шла прежним шагом, но руку Джулиана сжимала не только потому, что ему хотелось прикосновений. А потому, что сама становилась чуточку храбрее, держась за его руку.