Как только меня вытошнило, все прошло. Я долго извинялась, но в конце концов, пол — не вещественное доказательство и ничего ему не сделалось. Кармайкл дала мне мятную таблетку, и мы уехали. Повез нас Рис, договорившись оставить вторую машину до завтра. Кроме него, вести машину могла только я, а меня за руль пускать не хотели. Их можно понять.
Откинувшись на спинку сиденья, я сказала:
— Я думала, меня будет тошнить по утрам, а не по вечерам.
— У разных женщин бывает по-разному, — сказал Дойл с заднего сиденья.
— Ты знал таких, кого тошнило вечером? — спросила я.
— Да, — Ответил он коротко.
Я повернулась к Мраку — темному в темной машине, освещенной лишь мелькающими уличными огнями. Рядом с ним для пущего контраста сидел Холод. Баринтус сидел с другой стороны, старательно выдерживая расстояние между собой и Холодом.
— Кто это был? — спросила я.
— Моя жена, — ответил он и отвернулся к окну.
— Ты был женат?
— Да.
— А ребенок?
— И ребенок был.
— И что с ними стало?
— Умерли.
Я не знала, что сказать. Вдруг оказалось, что Дойл был женат, имел ребенка, потерял и его, и жену, а я ничего этого до сих пор не знала. Я повернулась и стала глядеть вперед, в машине повисло молчание.
— Тебе это небезразлично? — тихо спросил Дойл.
— Конечно, хотя… А кто из вас еще был женат и имел детей?
— Все, кроме Холода, пожалуй, — ответил Рис.
— Да нет, я тоже, — сказал Холод.
— Роза, — вспомнила я.
Он кивнул:
— Да.
— Но я не знала, что у вас был ребенок. Что с ним стало?
— Она умерла.
— Все они умерли, — повторил Дойл.
Из темноты на заднем сиденье прозвучал голос Баринтуса:
— Бессмертие и вечная молодость — не такое уж счастье, Мередит.
Я помолчала, задумавшись.
— Насколько я знаю, я старюсь лишь немного медленней, чем обычные люди. Я не обладаю ни бессмертием, ни вечной молодостью.
— Это было верно в твоем детстве, — возразил Баринтус. — Но ты тогда не обладала также ни рукой плоти, ни рукой крови.
— Как вы думаете, вы будете когда-нибудь, лет через сто, сидя в реактивном автомобиле, рассказывать нашим детям обо мне?
Никто не ответил, но Рис снял одну руку с руля и накрыл ею мою ладонь. Наверное, тут и впрямь нечего было ответить, или, может, ничего утешительного. Я вцепилась в ладонь Риса, и он не отнимал ее всю дорогу домой. Порой утешение приходит не со словами.