Но на осмотре места преступления мы за ручки не держались. Нас, гражданских, допустили к полицейскому расследованию, ну, и надо было вести себя профессионально. Я к тому же еще и женщина, причем не вполне человеческого происхождения, так что приходилось поддерживать честь своего пола и расы.
Первая жертва лежала у камина, свернувшись калачиком. Камин был электрический, не настоящий. Убийца — или убийцы — уложили труп точно как на картинке, которую нам показала Люси. Картинка уже была запечатана в пластик и снабжена ярлыком. Это была иллюстрация к сказке, которую я читала в детстве — я любила сказки о брауни, из-за Ба.
В той сказке брауни уснул перед камином, где его и нашли хозяйские дети. Ба прокомментировала, помню: «Да ежели брауни хоть щепотки соли стоит, он на работе ни в жисть не уснет». Дальше в сказке говорилось о том, что брауни привел детей в волшебную страну, и мне понятно было, что все там выдумки, потому что ничего похожего в волшебной стране никогда не бывало.
— Еще одно детское воспоминание непоправимо испорчено, — тихо сказала я.
— Что? — переспросила Люси.
Я качнула головой.
— Прошу прощения. Бабушка читала мне эту книжку, когда я была ребенком. Я думала, что когда-нибудь стану читать ее своим детям. Пожалуй, теперь не стану.
Жертвой была женщина, и я с трудом заставила себя взглянуть на то, что сделали с ее лицом. В сказке была брауни — и ее превратили в брауни, отрезав нос и губы.
Рис подошел ко мне со словами:
— Не смотри на лицо.
— Мне не нужны подобные советы, — сказала я резко, хоть и не собиралась огрызаться.
— Я хотел сказать, смотри не только на лицо.
Я нахмурилась, но послушалась, и едва мне удалось отвлечься от кошмара лица и посмотреть на обнаженные руки и ноги жертвы, как я поняла, что он имел в виду.
— Она брауни.
— Именно, — подтвердил он.
— Ей нарочно придали с ними сходство, — сказала Люси.
— Нет, Рис имеет в виду руки и ноги. Они длиннее, чем у людей, и очертания немного другие. Уверена, что она проделала какую-нибудь процедуру эпиляции, чтобы удалить слишком обильную для человека растительность.
— Но лицо-то у нее человеческое? Кровь всю смыли, но ясно видно, что это раны, а не природное.
Я кивнула:
— Я знакома минимум с двумя брауни, которые приобрели нос и губы с помощью пластических хирургов. Но руки и ноги искусственно не утолщают, не меняют их форму.
— Роберт таскает штангу, — сказал Рис. — Поддерживает мышцы в тонусе, а заодно конечности приобретают нужный вид.
— Брауни могут поднять впятеро больше собственного веса. В норме им со штангой упражняться не надо.
— Он это делает ради сходства с человеком.
— Я тронула Риса за руку:
— Спасибо. Я ни на что не могла смотреть, кроме лица. Пусть кровь убрали, но раны явно свежие.
— Так вы утверждаете, что она на самом деле брауни? — переспросила Люси.
Мы кивнули одновременно.
— В документах нет ни намека, что она не самая обычная уроженка Лос-Анджелеса.
— Она не может быть полукровкой? — спросил подошедший к нам Гален.
— Как Ба? — спросила я.
— Да.
Я задумалась, посмотрела на тело, стараясь отвлечься от эмоций.
— Возможно, но в таком случае все равно одним из родителей должен быть нечеловек, а это отражается в документах. В самых разных документах. Где-то должны быть настоящие записи.
— Обычная проверка указывает только на человеческое происхождение, и родилась убитая здесь, в городе, — сказала Люси.
— Копните глубже, посоветовал Рис. — Такое явное генетическое сходство вряд ли вылезет у отдаленного потомка.
Люси кивнула, выцепила из толпы какого-то детектива, что-то ему сказала, и он поспешно удалился. Всегда приятно на осмотре места преступления получить конкретную задачу: когда занимаешься делом, не так страшно смотреть на все эти ужасы.
— Камин, кажется, прямо из магазина, — заметил Гален.
— Да, так и есть, — сказала я.
— В прошлый раз было так же? — спросил Рис.
— Что ты имеешь в виду?
— Принесенные с собой предметы, инсценировка книжной иллюстрации?
— Да, — сказала я. — Только книжка другая. Совсем другая сказка, но реквизит тоже принесли с собой, чтобы сделать сходство как можно более точным.
— Вторая жертва не настолько тщательно подобрана, — сказал Гален.
Мы с Рисом кивнули. Предположительно жертвами были Клара и Марк Бидвелл, проживавшие по этому адресу. Обе жертвы соответствовали их общему описанию, и рост совпадал, но вообще-то пока их не идентифицируют по зубам или отпечаткам пальцев, полной уверенности не будет. Лица их теперь никак не походили на улыбающиеся фотографии на стенах. Мы пока приняли, что это и есть постоянные жильцы квартиры, но это было лишь предположение. Полиция тоже придерживалась такого мнения, что меня несколько успокаивало, но все равно мы нарушали первое правило Джереми: никаких допущений, только точные сведения.
Джереми Грей оказался легок на помине — едва я о нем подумала, он показался на пороге. Он примерно моего роста пять футов ровно; одет был в отлично сшитый черный костюм, придававший его серой коже глубокий и красивый оттенок, и хоть у людей никогда не бывает серой кожи, почему-то в этом костюме он казался совсем человеком. Он только в этом году перестал одеваться во все серое, и мне нравилась новая цветовая гамма. Вот уже три месяца он встречался с одной женщиной — она работала костюмером на киностудии и к одежде подходила серьезно. Джереми всегда одевался дорого, в дизайнерскую одежду и обувь, но теперь все на нем стало сидеть как будто лучше. Может быть, это заслуга лучшего аксессуара в мире — любви?
Главной деталью треугольного лица Джереми был здоровенный крючковатый нос. Джереми был трау — по расовой принадлежности. Сородичи его изгнали несколько веков назад за кражу одной-единственной ложки. Среди фейри воровство не считается слишком уж предосудительным, но трау славятся пуританскими взглядами во многих областях. Зато они воруют женщин у людей, то есть пуритане они далеко не во всем.
Двигался он изящно, как всегда; даже пластиковые бахилы поверх дорогих туфель не портили его элегантный вид. Об элегантности трау легенды не ходят, и мне всегда было интересно, это особенность Джереми или все же общее свойство его народа. Спрашивать я не решалась, не желая напоминать ему о давней потере. У фейри легче спросить о трагически погибшем родственнике, чем об изгнании из волшебной страны.
— Мужчина в спальне — человек, — сказал Джереми.
— Мне надо взглянуть еще раз, потому что, если честно, я видела только изуродованное лицо.
Джереми похлопал меня по руке рукой в перчатке. Нас всех практически закутали в пластик, и все равно накричали бы, если б мы к чему-нибудь прикоснулись. Смотреть было можно, трогать — нельзя. Впрочем, меня и не тянуло что-то трогать.
— Я тебя провожу, — предложил он, из чего я поняла, что он хочет поговорить со мной без лишних ушей. Гален шагнул за мной, но Рис его удержал. Мы с Джереми вдвоем прошли по неприятно темным коридорам. Квартира была отделана в коричнево-бежевых тонах, вполне обычных для интерьеров, но здесь и мебель была коричневая, и впечатление создавалось мрачное и несколько гнетущее. Но может, мне так казалось из-за убийства.
— Так в чем дело, Джереми? — спросила я.
— Там в холле с остальными твоими телохранителями стоит лорд Шолто.
— Да, у них нет лицензий детективов.
— В другой раз предупреждай трау, если ожидается присутствие Царя Слуа.
— Прости, не подумала.
— Лорд Шолто подтвердил то, что мне по телефону сообщил Утер. Я его поставил на другой стороне улицы, поглядывать за домом.
— Он что-то видел?
— Ничего относящегося к делу.
Джереми махнул рукой, предлагая войти в спальню, где лежал второй труп. Лицо у мужчины было порезано так же, как у женщины, но сейчас, сумев отвлечься от лиц, я поняла, что Рис и Джереми не ошиблись: она была брауни, а он — человек. Руки, ноги и торс у него были вполне пропорциональны. Одет он был в халат, который убийцы прорезали в нескольких местах — для сходства с лохмотьями, которые носил брауни из сказки, — но здесь и близко не было той тщательности, что с первой жертвой.
Иллюстрацию здесь тоже оставили, и картина совпадала, но реквизит здесь был импровизированный. Тело уложили на спину, как на иллюстрации — она изображала брауни, пьяного от волшебного вина. На самом деле брауни никогда не напиваются — напиться может богарт, а не брауни. А если брауни становится богартом, он превращается в очень опасное существо; это превращение сродни тому, что описано в истории доктора Джекила и мистера Хайда. Пьяный брауни не уляжется мирно спать, как перебравший человек. Но сказки часто таковы: что-то в них очень-очень правильно, а остальное бывает до смешного далеко от истины.
— Может, книгу они и принесли с собой, но эту иллюстрацию выбрали поздно, так что не смогли подобрать все нужные предметы.
— Согласен, — сказал Джереми.
Тон был какой-то странный, я повернулась к нему.
— Так что такого важного видел Утер, если к делу оно не относится?
— Кто-то из журналистов пораскинул умишком и высчитал, что небольшого роста женщина под ручку с Джулианом должна быть замаскированной принцессой.
Я вздохнула:
— И они меня поджидают снова?
Он кивнул:
— Боюсь, что так, Мерри.
— Черт, — сказала я.
Он опять кивнул.
Я вздохнула. Покачала головой.
— Не могу сейчас об этом думать. От меня ждут помощи здесь.
Он улыбнулся и похлопал меня по плечу:
— Вот это мне и надо было знать.
Я подняла брови:
— О чем ты?
— Если бы ты ответила иначе, я бы перестал посылать тебя на настоящие расследования и ограничил твою деятельность светской тусовкой.
Я уставилась на него во все глаза:
— То есть посылал бы меня только к знаменитостям и рвущимся в знаменитости, которым приспичило заманить к себе в дом принцессу фейри?
— Это удивительно хорошо оплачивается, Мерри. Они выдумывают несуществующее дело, я посылаю тебя или твоих красавцев мужчин, и пресса слетается к ним, как воробьи на угощение. Все довольны, а мы зарабатываем кучу денег на пустом месте.
Я немного подумала.
— Так ты говоришь, избыток внимания со стороны прессы приносит нам деньги, которых иначе не было бы?
Он кивнул и улыбнулся, блеснув белыми ровными зубами — единственной «подправленной» чертой своей внешности.
— У тебя вот что есть общее, Мерри, с любой знаменитостью: если пресса перестала превращать твою жизнь в кошмар — значит, плохи твои дела.
— В прошлую субботу репортеры в погоне за мной выдавили витрину.
Он пожал плечами:
— И это показали в новостях по всему миру. Хотя ты, небось, весь уик-энд телевизор не включала?
Я улыбнулась:
— Ты же знаешь, я не смотрю передачи со своим участием. Да и заняться нам есть чем, кроме телевизора.
— Будь у меня столько девушек, сколько у тебя парней, я бы тоже телевизор не смотрел.
— Ты бы не выдержал, — улыбнулась я.
— Ты что, сомневаешься в моей выносливости? — шутливо спросил он.
— Я женщина, а ты мужчина; У нас бывают множественные оргазмы, а вам не дано.
Он невольно расхохотался. Кто-то из копов изумился вслух:
— Господи, они еще и смеются, на это глядя. Они и правда бесчувственные, как о них говорят!
Ответила ему Люси от дверей:
— По-моему, твоя патрульная машина только что поинтересовалась, где ты бродишь.
— Они смеются над трупом!
— Нет, не над трупом. Они смеются потому, что навидались такого, от чего ты с криком помчался бы к мамочке.
— Хуже, чем это? — Он показал на тело.
Мы с Джереми одновременно кивнули и сказали:
— Да.
— Но как вы можете смеяться?
— Пойди проветрись, — сказала Люси. — Шагай.
Тон ее не допускал возражений. Коп вроде бы хотел поспорить, но подумал и не стал. Он ушел, Люси повернулась к нам:
— Извините, ребята.
— Все нормально, — сказала я.
— Нет, не нормально, — не согласилась она. — Да, тебя нашли репортеры. По крайней мере думают, что нашли.
— Джереми мне уже сказал.
— Надо будет тебя аккуратно вывезти, пока на тебя не слетится больше стервятников, чем на убийство.
— Мне жаль, что так получается, Люси.
— Да я знаю, что удовольствия это тебе не доставляет.
— Ну, мой босс только что мне сообщил, что я куда больше зарабатываю на выдуманных преступлениях в светской тусовке, чем на реальных делах.
Люси глянула на Джереми, приподняв бровь:
— Правда?
— Чистая и совершенная, — сказал он.
— Ладно. Все равно тебе нужно будет показаться там, на улице, чтоб эти бульдоги из прессы на нас не повисли.
Я кивнула.
— Вы ничего еще не накопали о женщине, о брауни? — спросила я.
— Оказалось, она притворялась человеком, а на самом деле чистокровная брауни. Ты была права насчет хирурга — ему нужно было точно знать ее происхождение, прежде чем браться за реконструкцию лица. Почему это так важно, кстати?
— Фейри регенерируют не так, как люди, а куда быстрее. Если бы хирург не знал, что она брауни, он мог бы не успевать за скоростью роста ее кожи.
— А еще, — добавил Джереми, — существуют материалы — металлы и синтетические лекарства, — которые смертельно опасны для фейри, особенно для малых фейри.
— И анестетики на нас не все действуют, — сказала я.
— Ну вот, для этого вы мне здесь и нужны. Никто из нас не подумал бы о хирурге и не знал бы этих подробностей о брауни. Нам нужен в штате сотрудник-фейри на такой вот случай.
— Я слышал, что вы сейчас активно вербуете фейри на службу в полиции, — сказал Джереми.
— Да, для таких расследований, да и просто для связи с населением. Вы же знаете, фейри нам не доверяют. Мы для большинства — те самые люди, что выгнали их из Европы.
— Ну, не совсем те самые, — возразил он.
— Да, но ты понимаешь, что я имею в виду.
— Увы, да.
— А кто-нибудь уже изъявил желание? — спросила я.
— Пока не слышала.
— А есть требования к внешности? Насколько кандидаты должны походить на людей? — спросила я.
— Насколько я знаю, расу не лимитировали. Просто нужны фейри в составе полиции. Мы думаем, многое будет легче. Ну вот, например, есть у нас на примете нечто вроде подпольного клуба педофилов, где используют фейри, похожих на детей.
— Это не педофилия, — возразил Джереми. — Фейри соглашаются по доброй воле, а возраст у них обычно перевалил за сотню лет, куда уж легальнее.
— Не в том случае, если это за деньги, Джереми. Проституция есть проституция.
— Ты же знаешь, что у фейри этого понятия нет.
— Знаю. Вы относитесь к попыткам регулировать секс как к попыткам ограничить вашу свободу распоряжаться собственным телом. Но это не так. Вообще-то, пусть я на публику этого не скажу, но если похожие на детишек фейри могут удовлетворить этих извращенцев — я только рада. Меньше настоящих детей пострадает. Но нам надо иметь выходы на таких фейри — они могут знать, к примеру, не вовлечены ли в проституцию настоящие дети.
— Мы наших детей оберегаем, — сказал Джереми.
— Но из ваших стариков не все посчитают ребенком подростка лет шестнадцати.
— Да, разница культур, — согласился Джереми.
— Если вы дадите индульгенцию взрослым фейри, которые обслуживают педофилов, они вам помогут найти тех, которые преследуют детей, — сказала я.
Люси кивнула:
— Я знаю, что они выглядят детьми, свеженьким мясцом, легкой добычей, и от людей их часто не отличить, и обращаются с ними соответственно — но стоит им защититься с помощью магии, как они тут же оказываются нарушителями федерального закона.
— И первый арест за проституцию вдруг оборачивается обвинением в магическом воздействии, а это срок куда больший, — договорила я.
— А что с тем фейри, который убил в тюрьме заключенного, пытавшегося его изнасиловать? Он теперь под судом за убийство? — спросил Джереми.
— Он расколол тому типу голову будто куриное яйцо, — напомнила Люси.
— Ваш закон обращается с нами как с чудовищами, если у нас случайно не окажется дипломатического иммунитета или знаменитой принцессы.
— Ты несправедлив, — сказала я.
— Я несправедлив? В Америке еще ни один сидхе в тюрьме не сидел. А я из малого народца, Мерри. Поверь мне на слово, люди всегда относились к вам не так, как ко всем остальным.
Мне хотелось возразить, но аргументов не было.
— Вы не спрашивали у хирурга, не оперировал ли он других фейри? — спросила я у Люси.
— Нет, но можем спросить.
— Погибшие феи-крошки выглядели вполне типично, но лучше бы проверить, не пытались ли они сделать что-нибудь, чтобы приблизиться к человеческому облику.
— Но смысл? Все равно они ростом с куклу Барби, кто их примет за человека?
— Некоторые феи-крошки могут менять рост — до трех-пяти футов. Не самая обычная способность, но встречается. И тогда уже и крылья можно подвязать — разные крылья по-разному.
— Серьезно? — спросила Люси.
Я глянула на Джереми.
— Была такая звезда немого кино — фея-крошка, которая прятала крылья, — сообщил он. — И еще я официантку одну знал когда-то.
— И что, никто из клиентов ничего не заподозрил?
— Она пользовалась гламором.
— Не знала, что феи-крошки так хорошо им владеют.
— О, из них многие владеют гламором лучше сидхе, — сказала я.
— Ну дела! — поразилась Люси.
— У нас есть древнее присловье: феи-крошки идут первыми, а мы за ними. Из него вроде бы следует, что феи-крошки появились раньше всех нас. Не сидхе или древние боги измельчали и стали ими, а скорее наоборот — из них появились мы.
— И это правда? — спросила она.
— Насколько мне известно, никто не знает.
— Это наш вариант вопроса о курице и яйце, — усмехнулся Джереми. — Кто появился раньше, феи-крошки или сидхе.
— Сидхе говорят, что мы, но, если честно, свидетелей я не знаю.
— Несколько фей, убитых там на холме, работали по найму, — сказала Люси. — Но я думала, они работали в своем обычном облике. Мне в голову не приходило, что они могли притворяться людьми.
— А кем они работали? — спросила я.
— Одна — портье в гостинице, у другого — свое дело по уходу за газонами, еще были ассистент флориста и гигиенист-стоматолог. — Она нахмурилась. — Насчет последнего я и сама удивилась.
— Я бы проверил повнимательней его и девушку из гостиницы, — сказал Джереми.
— А остальные чем занимались? — спросила я.
— Один работал у того, кто за газонами ухаживал, и двое были безработные. Насколько я поняла, они были профессиональными цветочными феями, как бы ни понимать это слово.
— Понимать так, что они ухаживают за своим конкретным видом растений, чаще цветов, и работа ради денег им не нужна, — ответил Джереми.
— Имеется в виду, что у них достаточно магии, чтобы не приходилось зарабатывать на жизнь, — пояснила я.
— А это типично для фей-крошек или скорее нет?
— Бывает по-разному, — сказала я.
В кармане у Люси зазвонил телефон. Она несколько раз сказала в трубку: «Да, сэр», закончила разговор и вздохнула.
— Тебе лучше выйти наружу, Мерри. Не скрываясь под маской. Это мой непосредственный начальник, он хочет, чтобы ты показалась репортерам, и они разошлись. Их там столько, что ребята боятся выносить тела чтобы в толпе не застрять.
— Мне жаль, Люси, что из-за меня так вышло.
— Нет-нет, ты мне дала как раз ту информацию, которую мы бы просто так не добыли. А, да. Он предлагает тебе на всякий случай прихватить с собой своих мужчин.
— Он же имеет в виду сидхе, а не меня? — спросил Джереми.
Люси улыбнулась:
— Поймем мы его именно так. Пусть хоть кто-то из вас останется, пока мы здесь не закончим.
— Ты же знаешь, детективное агентство Грея…
— И Харта, — добавил Джулиан.
— И Харта, — улыбнулся ему Джереми, — всегда радо помочь.
— Я отправил Джордана домой. У него эмпатия развита немного сильней, чем у меня, и он ловит остаточные эмоции.
— О'кей, — сказала Люси.
— Если вы поторопитесь, еще застанете его в холле! — сообщил Джулиан.
Вглядевшись в его улыбающееся лицо, я спросила:
— Его подвезти не нужно?
— Он сам не попросит, но если вы предложите, Мерри, он согласится.
— Хорошо, тогда я уезжаю и прихватываю Джордана. Я его высажу у конторы, пусть печатает отчет. А с тобой мы, возможно, увидимся за ужином.
Он кивнул:
— Надеюсь, не увидимся.
— Я тоже на это надеюсь, — сказала я и пошла в другую комнату за Рисом и Галеном, которых пропустили в квартиру как лицензированных частных детективов, а потом отправилась за Шаред и Катбодуа в холл, потому что их полиция дальше не пустила, как и Шолто, тоже не имевшего лицензии детектива. Я надеялась застать там и Джордана. Джулиан не стал бы о нем говорить, если бы он был в нормальном состоянии. Я не чувствую эмоций, остающихся на месте убийства, и не устаю этому радоваться каждый раз, когда вижу, как они действуют на эмпатов.