Прегрешения богов

Глава 35

Я переодевалась в спальне к ужину, когда в дверь постучали..

— Кто там?

— Китто.

На мне еще оставались юбка, чулки и туфли, но сверху был только темно-коричневый лифчик с кружевной отделкой. Впрочем, Китто входил в список тех, от кого не было нужды прятаться. Улыбнувшись, я сказала:

— Заходи.

Он нерешительно заглянул в дверь: мне достался редкий и высоко ценимый, как ему было известно, случай несколько минут побыть в одиночестве. Но я его уже два — почти три — дня не видела и соскучилась. Моя улыбка стала еще шире, едва я увидела черные кудри и огромные миндалевидные глаза, бирюзово-синие, как вода в бассейнах, тут и там раскиданных по округе. Тонкая вертикальная линия зрачков уже не нарушала для меня красоту его глаз. Это были глаза Китто, и я любила и глаза, и все лицо, с его тонкой костной основой и треугольным подбородком. Из моих мужчин он был самым изящным — ровно четыре фута ростом, на фут ниже меня. Но при этом с широкими плечами, узкой талией, крепкой задницей и всеми прочими атрибутами мужественности в идеальном мини-воплощении. Он носил дизайнерские джинсы и обтягивающие футболки, выгодно подчеркивающие свежеприобретенную мускулатуру. Дойл всех стражей гонял в спортзале до седьмого пота.

Должно быть, по моему лицу сразу было видно, как я ему рада, потому что Китто улыбнулся в ответ и побежал ко мне. В моей жизни было очень мало мужчин, которые не строили из себя крутых, не пытались командовать, не беспокоились о своем мужском реноме. А Китто был именно такой. Он просто хотел быть со мной рядом и даже не пытался это скрывать. Он не играл, не таил подспудных мыслей, ему просто нравилось находиться рядом — из такого обычно вырастают еще в подростковом периоде, но Китто родился раньше, чем Древний Рим стал империей, так что вряд ли он перерастет свой щенячий энтузиазм. И мне это в нем тоже нравилось.

Я едва успела понадежней расставить ноги, как он прыгнул на меня, вскарабкался, как обезьянка, обхватил ногами талию, крепко-крепко прижался, и не оставалось ничего другого как его поцеловать. Мне нравилось, что я могу держать его на руках, как другие мужчины держат меня. Под нашим двойным весом я аккуратно опустилась на кровать и мы поцеловались, сидя на краю постели.

Целовать его приходилось осторожно, потому что во рту у него, плотно прижатые к нёбу, есть парные выдвижные клыки, служащие отнюдь не для украшения. Язык у Китто тоньше человеческого, красный с черным кончиком — язык, зубы, глаза и радужная дорожка чешуек вдоль спины выдавали его происхождение от змеегоблинов. Китто появился в результате изнасилования. Мать-сидхе сразу отказалась от него и оставила у холма гоблинов, хотя в то время сидхе для гоблинов были желанной добычей и едой. Она оставила Китто не для того, чтобы его воспитал народ его отца, а чтобы его убили.

Китто из всех моих мужчин был самым субмиссивным, и я знала, что должна первой вытащить у него футболку из-под пояса джинсов и провести руками по гладкой прохладе чешуек вдоль позвоночника. Но пока я возилась с пуговицей, его маленькие сильные руки скользнули мне под юбку, обхватили ягодицы и добрались до края кружевных коричневых трусиков, парных к бюстгальтеру.

Я потянула футболку вверх, и он поднял руки, позволяя мне ее снять и уронить на пол. Полуголый, он сидел у меня на коленях, а я любовалась его новыми мускулами и едва заметным загаром — легким налетом коричневого цвета поверх белизны его кожи. Гоблины не загорают совсем, а вот сидхе, случается, могут загорать, и когда он обнаружил, что на его кожу ложится загар, он начал загорать у бассейна.

— Ты такой красивый, — сказала я.

Он покачал головой.

— Только не по сравнению с тобой.

Он начал расстегивать пуговицу на поясе юбки, но вдруг остановился. Поняв причину, я расстегнула на нем ремень, чтобы он не стеснялся проделать то же самое с моей юбкой. Он приспустил юбку мне на бедра и остановился опять. Видно было, что ему не терпится снять ее совсем, но мне надо было лечь на кровать, чтобы он мог стянуть ее с ног. Сам он еще был в джинсах, а у гоблинов тот, кто раздевается первым, играет подчиненную роль, и у них это значит еще больше, чем у людей на сеансе БДСМ.

Я расстегнула пуговицу джинсов и взялась за молнию. Он приподнялся на коленях, давая мне ее расстегнуть, а потом я легла, чтобы он стянул с меня юбку. Я осталась лежать в белье, чулках и туфлях.

Он смотрел на меня, и лицо его яснее всяких слов говорило, как я красива в его глазах.

— Я даже не мечтал, что когда-нибудь увижу принцессу сидхе в одном белье и при этом смогу сделать вот так!

Он провел пальцами вокруг моих грудей, где кружева бюстгальтера подчеркивали белизну кожи. Я на миг задержала дыхание. Он улыбнулся, забрался рукой под чашечку и зажал двумя пальцами сосок, нежно перекатывая и теребя, пока я тихонько не застонала от удовольствия.

Улыбнувшись шире, он потянулся к своим расстегнутым джинсам, но снова замер в нерешительности.

Я разрешила его сомнения:

— Снимай штаны, Китто. Хочу тебя увидеть без них.

Приказ был сформулирован нечетко — он вылез не только из джинсов, но и из синих шелковых трусов, и пополз ко мне голым, уже почти готовым. Я лежала, свесив с кровати ноги — каблуки немного не доставали до пола — и не отрываясь смотрела на очень мужскую часть его тела.

Изогнувшись надо мной так, чтобы только губы касались губ, он меня поцеловал. Поцелуй был сначала нежным, но становился все жарче, пока он не оторвался от меня с хриплым шепотом:

— Ты поранишься о клыки.

— Ты говорил, что яд выпрыскивается только когда ты этого хочешь. А так это просто зубы.

Он покачал головой:

— Я не хочу рисковать тобой и детьми. — Он положил руку на мой еще плоский живот и повторил: — Не буду рисковать ими.

Его лицо светилось нежностью… Нет, любовью. Он не был в числе отцов и знал об этом, но для него это имело значение меньше всего. Не в пример многим отцам, он с восторгом занимался обустройством детской.

Я провела ладонями по его голым рукам и плечам, заставляя смотреть на себя. Нежность в его взгляде окрасилась другими, не столь нежными эмоциями, которые как раз и были мне нужны. Объятиями, поглаживаниями поцелуями я показала ему, как ценю его заботу обо мне, о детях, о моей жизни, обо всем вместе и по отдельности. Но целовалась я теперь аккуратней, потому что Китто был прав — рисковать не стоило.

Я сползла ниже по кровати: он стоял надо мной на четвереньках и некая его часть покачивалась в дразнящей близости от моих губ. Я люблю оральный секс, но едва я потянулась к нему губами, как он отодвинулся:

— Сперва я доставлю тебе удовольствие.

Я пролизала длинную влажную дорожку по его животу и разжала руки, чтобы передвинуться повыше и добраться до сосков, и стала лизать сосок, пока он не отвердел под моим языком, а потом надавила зубами, оставив круглую метку, и принялась посасывать и тянуть зубами. Китто нетерпеливо застонал и сказал, задыхаясь:

— Пожалуйста, пусти меня вниз.

Я укусила его так, что вокруг соска остался яркий красный след. Китто вскрикнул. Ему нравилось, когда я кусалась, но он и сам кусать любил.

От укуса он вздрогнул, дрожь пробежала по всему телу. Когда он смог совладать с собой, он повторил просьбу:

— Можно, я спущусь ниже?

— Мы ведь уже это делали, — сказала я.

— Да, но после того, как я доставил тебе удовольствие.

Стоя на четвереньках рядом со мной, он ждал ответа на просьбу.

— Почему тебе так важно, чтобы я кончила первой? Ну, кроме моего удовольствия.

Он сел на пятки:

— Ты знаешь, как гоблины относятся к оральному сексу?

— Сильные гоблины им не занимаются, но принимают от тех, кто слабее. Признак доминирования — когда тебе лижут, а ты не лижешь никому.

Он улыбнулся:

— Вот именно. Бывает, что сильный гоблин подарит такое удовольствие своему партнеру, но только наедине, и чтобы никто никогда не узнал.

У меня есть еще два любовника гоблинского происхождения — братья-близнецы Падуб и Ясень. Очень сильные и доминантные. Один из них по гоблинским меркам считался бы настоящим извращенцем — он любил куннилингус. Но он позволил себе им заняться, только когда мы остались втроем — он, я и его брат. Он знал, что брат его никогда не выдаст, и я тоже, но если бы это выплыло наружу, он бы сильно упал в статусе.

— Можешь доставить мне радость, но только после того, как я доставлю тебе.

— Я никому не скажу, Китто.

Он покачал головой:

— Ты сидхе, а значит, владеешь магией, но гоблины всех вас считают мягкотелыми, слабее себя. Я не сделаю ничего, что могло бы пойти тебе во вред.

Я приподнялась на локтях.

— Хочешь сказать, что, если гоблины узнают, что я удовлетворила тебя орально до того, как ты удовлетворил меня, я упаду в их глазах?

Он кивнул с совершенно серьезным видом.

— Есть такие гоблины, которые думают, что царь гоблинов Кураг в тебя влюбился, и потому заключил с тобой союз. Они не верят, когда он говорит, что ты мудрая и сильная.

— И если они узнают, что со мной в постели ты бываешь доминантом, мне это повредит?

Он опять кивнул:

— И Курагу тоже. У гоблинов царь не отрекается от трона и не умирает от старости, Мерри. Его убивает его преемник.

— Самые вероятные его преемники — это Падуб и Ясень, а они тоже со мной в союзе.

— Среди гоблинов ходит слух, что ты спишь с ними только ради того, чтобы они не убили Курага.

— Они думают, я настолько дорожу Курагом? — удивилась я.

— Кое-кто думает, что близнецы не станут соблюдать ваш с Курагом договор, и гоблины смогут сами искать себе союзников, когда у Неблагих сменится правитель.

— Андаис не собирается уступать трон, — сказала я.

— Никому, кроме тебя, — уточнил он.

— А я на трон не сяду.

— Значит, она будет править, пока кто-нибудь ее не убьет. Боюсь, что тот, кто придет ей на смену, будет считать тебя угрозой своему правлению.

— Потому что страна и Богиня короновали меня и Дойла?

— И еще потому, что ты — ее наследница по крови.

— Может быть, страна выберет им нового монарха.

— Может быть… — сказал он неуверенно.

— Но какое отношение имеет вся эта высокая политика к оральному сексу в уединенной спальне?

— Пока при Неблагом дворе и в холме гоблинов все так неясно, я не хочу делать ничего такого, что может создать для тебя трудности.

Я вгляделась в его невеселое лицо.

— Ты это всерьез? Что пока при обоих дворах не будет твердой власти, ты меня удовлетворяешь первой?

Он кивнул.

Вздохнув, я улыбнулась:

— Не самое большое горе. У тебя дар к этому делу.

В его ответной улыбке не было никакой ложной скромности.

— Я был проституткой, меня передавали от хозяина к хозяйке, и то единственное, что я умел делать, надо было делать хорошо, чтобы меня ценили и берегли.

— Я раньше не спрашивала… Как получилось, что ты остался без хозяина, когда Кураг предложил тебя мне?

— Муж моей последней хозяйки приревновал ее ко мне, а это признак слабости. Ей надо было или избавиться от меня, или вызвать мужа на поединок.

Я вытаращилась на него:

— Этого гоблинского обычая я не знала.

— У нас не терпят никакой слабости.

— Ты не только и даже не столько гоблин теперь, сколько сидхе, — сказала я.

Он чуть улыбнулся — я не поняла, с каким выражением.

— Пусть так, но теперь ты меня к себе допустишь?

— А когда ты заставишь меня орать от удовольствия, что тогда?

— Тогда я предложил бы тебя трахнуть, — сказал он с очень вежливой интонацией, но чисто гоблинским выбором слов. Гоблины не занимаются любовью, они трахаются. Ну, если честно, некоторые из них все же занимаются любовью, но никогда не признаются в этом публично.

— Нас никто не слышит, Китто.

— Я хочу довести тебя ртом, а потом трахнуть.

Я вздохнула еще раз и кивнула:

— Хорошо, — сказала я.

— Хорошо? — повторил он.

Я улыбнулась, видя, как по его лицу медленно расплывается радость.

— Хорошо.

— А с ужином пусть не торопятся?

— Почему ты спрашиваешь?

Он не стал бы спрашивать просто так.

— Потому что если я доведу тебя ртом не один и не два раза, а потом буду трахать столько, сколько хочу, им придется ждать.

Я знала, что это не пустая похвальба.

— Ну, тогда надо пошустрее.

Он глянул на прикроватные часы.

— Пошустрее — это час.

Мне нравится, что Китто присутствует в моей жизни. По разным причинам.