Прекрасное место для смерти

Глава 14

— Значит, наш Бамфорд угодил в телевизор, — вздохнула миссис Прайд. — Могу сказать только одно: жаль, что по такому печальному поводу! Когда мисс Риссингтон нашла тело девочки Уиллсов, я думала, больше уже ничто меня не потрясет. А сейчас — бедняжка Кэти. Никак не привыкну… Какое злодейство! Тот, кто это сделал, настоящий изверг! Зачем только отменили казнь через повешение? Для таких самое подходящее наказание! Ведь когда его поймают, то присудят несколько лет… он отсидит и снова примется за старое. Ах, Мередит, смотрите! Там показывают вашего друга, мистера Маркби! Кто там рядом с ним? У него такой суровый вид. И самодовольный. Похоже, он много о себе понимает!

— Это суперинтендент Норрис, — сказала Мередит.

Миссис Прайд широко улыбнулась и наклонилась, чтобы выключить телевизор.

В пятницу она вернулась из Лондона чуть раньше обычного, но у самой двери дома ее перехватила миссис Прайд.

— А все Барни. — Миссис Прайд доверительно понизила голос. — Я пригласила его к себе. Он в ужасном состоянии. А дама, которую ко мне поселили, сегодня, скорее всего, ужинать не будет… Знаете что, приходите вместо нее! Понимаете, Барни, бедняжке, нужно общество! Ему сразу становится лучше, когда вокруг него люди!

Правда, самого Барни в тот вечер трудно было назвать душой общества. Он почти машинально поглощал кулинарные шедевры миссис Прайд, а после ужина забился в угол и хранил задумчивое молчание. Заговорил он лишь после того, как выключили телевизор:

— Да, Дорис, я в жутком состоянии. Не знаю, как чувствует себя мисс Риссингтон, но тело Кэти нашел я, и я никогда уже не оправлюсь!

— Алан тоже очень расстроен, — сказала Мередит. — Даже по телевизору заметно, в каком он состоянии. Он терпеть не может отвечать на вопросы журналистов.

— Еще чаю? — Миссис Прайд взяла большой заварочный чайник в виде домика Анны Хатауэй[3] и принялась разливать чай, который считала панацеей от всех невзгод. — Моя мисс Тернер, — продолжала она с видом собственницы, — сегодня задержится на работе допоздна, как я вам и сказала. Она говорит, что поужинает в столовой. Да только вряд ли тамошняя стряпня сравнится с моей пастушьей запеканкой!

— Запеканка превосходная, Дорис! — Барни, наконец, уловил намек. — Но сейчас мне не до еды. Не надо обижаться.

— Я не обижаюсь, Барни, но голодание никому не идет на пользу! Мозги тоже нужно подпитывать! — Миссис Прайд вздохнула. — А подумать только, что сейчас творится в «Парковом»! Даже не представляю, какой это для них ужас. Я слышала, бедная миссис Конвей и так слаба здоровьем, а сейчас, после того как ей сказали, она вообще не в себе. Доктор Барнс сидит у нее безвылазно! Говорят, — она понизила голос, — что ей придется ненадолго уехать в лечебницу, ну, понимаете, в специальную клинику. Кстати, она не первая Дево, у которой голова не в порядке!

Ее загадочное замечание вызвало живой интерес гостей.

— Значит, они чокнутые? — спросил Барни. — Мне тоже так показалось, когда я много лет назад занимался изысканиями. Хотел написать о них пьесу, — пояснил он, поворачиваясь к Мередит.

— Никакие они не чокнутые! — возмутилась миссис Прайд. — Просто все очень нервные. Конечно, сейчас никого из них не осталось в живых, кроме бедной мисс Аделины… Нет, вы только послушайте, что я несу! Называю ее «мисс Аделиной», хотя она уже много лет как миссис Конвей! Я прекрасно помню ее родителей, сэра Реджинальда и его жену. С детства помню даже сэра Руперта, дедушку мисс Аделины! Вот он был точно со сдвигом. Развел в парке множество всякого зверья, и не только свиней. Выписал из Южной Америки длинношерстных тварей… кажется, они называются ламы. А еще у него были очень уродливые дикие пони с большой головой, похожие на осликов. Их название я помнила, но выговорить никогда не могла!

— Лошади Пржевальского? — с интересом спросила Мередит.

— Не помню, дорогая! Пони и ламы прожили в «Парковом» довольно долго. А свиньи и до сих пор там, вот почему у Уинстона Чепчикса есть работа. Не знаю, чем бы он занялся, если бы у него не было его поросят! Уинстон не умственно отсталый, но ограниченный, понимаете? До известных пределов.

Миссис Прайд придвинула к гостям блюдо с песочным печеньем, но, видя, что те не проявляют к печенью интереса, вздохнула и начала довольно шумно пить чай.

— Все Дево женились на кузинах и выходили за кузенов! — неожиданно выпалил Барни. — Поколение за поколением близкородственных браков! Вот почему они все со странностями. Хотели, видимо, сохранить землю и деньги в семье. Удивительно, как они не понимали, к чему это ведет, а еще занимались животноводством!

— Да ничего подобного! — возразила ошеломленная миссис Прайд. — Согласна, мисс Аделина с детства была очень нервной. Она не могла ходить в школу, как все дети, и потому ее обучала дома гувернантка. И отец ее, сэр Реджинальд, то и дело ездил в Швейцарию для поправки здоровья; наверное, она в него пошла.

Барни и Мередит переглянулись. Барни поднял было руку, собираясь постучать себе по лбу, но, боясь выговора, передумал.

— И старый сэр Руперт своеобразный был человек, — задумчиво продолжала миссис Прайд. — Вспыльчивый, как порох! То и дело выходил из себя из-за пустяков! Наверняка угодил бы в неприятности, если бы не был мировым судьей!

— Дорис, что же получается? — вмешался Барни. — Значит, есть один закон для богатых, а другой — для бедных! Бедных можно обзывать чокнутыми, а богатых положено деликатно именовать нервными. Интересно, понимал ли Конвей, с кем связывается, когда женился на Аделине? Сомневаюсь. О таких вещах обычно помалкивают. Дурная кровь, да?

— Нервы, — величественно возразила миссис Прайд, — бывают во всякой семье! Кстати, наша семья — исключение. И хватит. Не желаю больше слушать про них ничего плохого!

Таким образом, сомнительная тема оказалась исчерпана. Зато она помогла Краучу преодолеть задумчивость. Неожиданно он с такой силой хватил кулаком по кофейному столику, что задребезжала крышка на заварочном чайнике в виде домика Анны Хатауэй.

— И я тоже, черт меня побери! Хватит болтать! Я предпочитаю действовать! Я ведь своими глазами видел, как та, первая девочка, Линн — не помню, как фамилия, — выходила из паба с мужчиной! Если бы я снова увидел подлеца, я бы его сразу узнал! В «Серебряных колокольчиках» он теперь вряд ли покажется, но готов поставить последний грош, что он ошивается еще в каком-нибудь пабе поблизости!

— Да ведь пабов здесь множество! — неодобрительно заметила миссис Прайд. — Даже вы, Барни, не сможете обойти их все!

— Еще как смогу! — с достоинством возразил мистер Крауч. — Положу себе один паб на вечер. Посижу в уголке, выпью кружечку-другую и понаблюдаю. И рано или поздно я его снова увижу! — Он с большим трудом встал с дивана. — Прямо сегодня и начну. Кстати, и в горле пересохло…

— Вот вам и предлог, чтобы ходить по пабам! — воскликнула миссис Прайд. — Барни Крауч, вы можете обходить все питейные заведения месяцами, а его так и не увидите! Зато окончательно сопьетесь, помяните мое слово!

— Я не алкоголик, Дорис Прайд! Что плохого в том, что иногда мне хочется пропустить кружечку пивка? Как говорится, стаканчик на ночь…

— Представляю себе! Если вас не останавливать, одним стаканчиком или парой кружечек дело не ограничится! Только не воображайте, что я соглашусь ходить по пабам с вами вместе! — с возмущением закончила она.

— Зато я соглашусь, — сказала Мередит. — Конечно, не каждый вечер. Но я не возражаю против того, чтобы иногда зайти с вами в паб, Барни. Наверное, будет лучше, если мы пойдем вдвоем. Если вы его увидите, вы пойдете за ним, а я позвоню в полицию. Только сегодня я не могу. Сегодня уже поздновато.

— В жизни не слыхала ничего подобного! — воскликнула миссис Прайд, хлопая пузатый чайник по боку. — Мередит, а что же скажет ваш старший инспектор?

— А Алану пока ничего не нужно знать! — беспечно ответила Мередит. — Он так занят своим следствием, что ему сейчас не до меня!

Впрочем, у самой Мередит тоже хватало забот. Она окрасила стены на кухне и покрыла полы лаком. Кухня почти готова; остается достать неуловимый валлийский буфет. Позавтракав в субботу, Мередит вынесла стремянку, банки с краской и кисти в узкую прихожую и окинула ее мрачным взглядом. Вот бы что-нибудь помешало ей сегодня взяться за покраску прихожей!

Апатию усугубляли и грустные воспоминания. Совсем недавно у нее была Кэти Конвей; девочка с готовностью вызвалась помочь и не очень умело, зато весело обляпывала стены краской. Запах краски, стремянка и тряпки напоминали ей о бедной Кэти так живо, что Мередит как будто видела ее воочию: маленькая фигурка в мешковатом свитере, с желтыми пятнами краски на носу и на лбу…

Раздался звонок. За застекленной панелью маячила чья-то высокая фигура.

— Здравствуйте, Мередит! — сказал отец Холланд, когда она открыла дверь. — Я не вовремя?

— Нет-нет, входите! — Неожиданно для себя Мередит почувствовала облегчение. По крайней мере, будет кому излить душу!

— Да, бедная Кэти… — вздохнул священник. — Кстати, Мередит, дело, по которому я к вам пришел, отчасти связано с ней. Я хочу попросить вас о помощи.

Мередит пригласила гостя в крошечную гостиную. Отец Холланд с трудом устроился на диванчике и сложил руки на коленях.

— Какой ужасный удар! Наши молодые прихожане очень подавлены. Их родители напуганы и боятся отпускать детей куда-либо по вечерам. Похоже, в наших краях объявился маньяк! Если, конечно, девочек убил один и тот же человек…

— Представляю, как плохо сейчас Джошу.

Мередит вспомнила серьезного паренька, друга Кэти.

— Да, ему сейчас очень плохо. И особенно после того, как стало известно, что… на вскрытии выявилась… одна непонятная подробность. Ее родные до сих пор не верят, да и я, честно говоря, удивлен. Иными словами, она не была… как это называется… девственницей, virgo intacta. Естественно, родные хотят знать, кто ее соблазнил…

— Они думают, что ее любовником был Джош? Что ж, они оба очень молоды. Возможно, они и наделали глупостей, но ведь это еще не конец света! — возмутилась Мередит.

Отец Холланд вздохнул.

— Мэтью Конвей придерживается другого мнения! Впрочем, моя просьба к вам больше связана с миссис Конвей. Видите ли, мы организовали своеобразную группу поддержки для тех, кто понес тяжкую утрату. Несколько наших проверенных прихожан навещают людей, недавно потерявших близких. Как выяснилось, многим становится легче, когда они понимают, что они не одни, что кто-то думает о них и молится за них… На смену горечи утраты часто приходит чувство одиночества. Человеку, потерявшему близких, кажется, что он один даже в кругу друзей и родных. К сожалению, двое из нашей группы поддержки слегли с гриппом, а еще двое уехали. В наличии лишь один пожилой мужчина, но, боюсь, он сейчас не подойдет… — Отец Холланд пытливо посмотрел на Мередит и, возможно, не слишком удачно закончил: — В общем, мне нужна женщина.

— И вы хотите, чтобы ею стала я? — удивилась Мередит. — Чтобы я навестила Конвеев?

— Особенно миссис Конвей. Разумеется, вы не проходили специальную подготовку. Но ведь вы же служили консулом за границей? Вам, должно быть, приходилось иметь дело с людьми, попавшими в отчаянное положение, с жертвами несчастных случаев и тому подобное?

— Да, — нехотя согласилась Мередит. — Мне приходилось встречаться и с родственниками туристов, которые погибли, находясь в отпуске за границей. Но я не знаю, действительно ли я лучше других подойду для поездки в «Парковое».

— Мередит, я считаю, что вы очень даже подходите. У вас необходимый профессиональный опыт, вы знали Кэти. Кроме того, насколько я знаю, вы дама здравомыслящая и восприимчивая.

— Многие считают меня слегка бесцеремонной! По-моему, я выражаюсь довольно резко!

— Здравомыслящие люди часто бывают такими. Это защитная реакция! — возразил отец Холланд. — Вот ведь и я сейчас поступаю бесцеремонно. Я не имею права просить вас о такой услуге! Вам предстоит нелегкое дело. Все усугубляется еще тяжелым психическим состоянием миссис Конвей. — Священник на миг расцепил пальцы, словно выпуская птичку, пойманную в силок. — Она в полном смятении! — пояснил он.

— Кэти говорила, что ее мать не слишком здорова. И еще я слышала, что… нервозность — это у них семейное.

— Аделина очень несчастна! — Отец Холланд с серьезным видом подался вперед. — Но мне кажется, что вам, Мередит, она доверится! Ей сейчас очень нужна чья-то поддержка. Ей нужно поговорить с человеком, который не является членом семьи!

Мередит прикусила губу.

— Не ей одной… Кэти тоже нужна… то есть была нужна… поддержка. Кстати, в субботу она приходила ко мне. И тоже просила съездить к ее родителям и поговорить с ними. Я отказалась. А теперь вы просите меня о том же. Конечно же я поеду! Я все время мучаюсь оттого, что чувствую себя виноватой перед Кэти. Наверное, мне надо было поехать в «Парковое» еще тогда. Теперь я понимаю, что она была очень несчастна!

— Да, ей тоже жилось нелегко, — с грустью сказал отец Холланд. — Для родителей, как для отца, так и для матери, Кэти по-прежнему оставалась ребенком, маленькой девочкой. Наверное, они всю жизнь относились бы к ней как к маленькой. По-моему, ни Мэтью, ни Аделина так и не привыкли к тому, что их дочь менялась и становилась взрослой!

Мередит добралась до «Паркового» и остановилась у дома. Ледяной ветер завывал среди осыпающихся колонн, гоняя по земле куски отлетевшей штукатурки. Шторы в окнах нижнего этажа были плотно задернуты — в знак траура. Мередит потянула шнурок звонка, заранее не ожидая от своего визита ничего хорошего.

Дверь открыла приземистая решительная женщина с добрым круглым лицом. Мередит объяснила цель своего прихода. Женщина оглядела ее с головы до ног:

— Входите, входите. Я Пру Уилкокс, экономка. Отец Холланд уже звонил и предупредил насчет вас. Спасибо, что приехали.

— Не знаю, смогу ли я чем-то помочь! — сказала Мередит.

— Вы ведь знаете… знали Кэтрин, да?

Мередит не сразу поняла, о ком речь.

— А, Кэти! Да, я знала ее, но не очень близко. Мы познакомились, когда я читала лекцию для молодых прихожан, а потом она один раз приходила ко мне домой.

— Красивая она была девочка. — Миссис Уилкокс всхлипнула и покосилась в сторону лестницы. — Миссис Конвей лежит у себя, наверху. Вы должны понять, в каком она сейчас состоянии. Есть одна вещь… она касается вскрытия… так вот, миссис Конвей не должна этого знать!

— Да, понимаю. Отец Холланд объяснил мне.

Миссис Уилкокс устало пожала плечами:

— По-моему, во всем виноват тот мальчишка, Сандерсон. Хотя он все отрицает. Но наша Кэти не была ветреницей! А больше ни с кем из мальчиков она не дружила…

В голове Мередит всплыли слова Кэти: «Если бы они только знали, что я вытворяла, их бы удар хватил!» Бедная девочка! Она отчаянно пыталась докричаться до родителей, сказать им, что она уже выросла. Но Мэтью и Аделина упорно отказывались признавать очевидное и видели в дочери только ребенка. Может быть, в знак протеста она решила с кем-то переспать, а потом ей стало стыдно в этом признаться?

Следом за Пру Уилкокс Мередит поднялась по широкой парадной лестнице на второй этаж. Пру постучала в дверь и открыла ее:

— Аделина, милочка, к вам гостья от отца Холланда. Мисс Мередит Митчелл! — Обернувшись, экономка прошептала: — Входите. Все в порядке!

Мередит ожидала, что Аделина лежит в постели. Но Аделина Конвей оказалась полностью одетой. Хозяйка «Паркового» стояла на противоположной стороне комнаты и смотрела в окно. На подоконнике рядом с ней сидел большой и грозный с виду кот. Длинные белые пальцы Аделины рассеянно перебирали его черную как вороново крыло шерсть. Кот следил за гостьей немигающими зелеными глазами.

Миссис Конвей повернула голову к двери. Мередит поразили ее худоба и невероятная красота изможденного лица. На нем жили только огромные глаза, в которых плескался бездонный ужас.

— Дочь рассказывала мне о вас, — сказала Аделина. Голос у нее оказался звонким, высоким, почти детским. — Вы выступали с лекцией в их молодежном клубе… Я всегда была против того, чтобы Кэти его посещала!

Начало не слишком обнадеживающее.

— Примите мои соболезнования, — сказала Мередит. — Она была очаровательная, умная девочка.

— Она была Дево! — В голосе Аделины послышались тревожные резкие нотки.

Кот прижал уши.

— Она не взяла ничего от Конвеев, в ней не было ничего конвеевского! Она была моя дочь, Дево!

Мередит поняла, что легкой ее задачу не назовешь. Она огляделась, ища какой-нибудь повод сменить тему и разрядить обстановку, и увидела лежащие на кресле пяльцы с неоконченной вышивкой.

— Очень красиво, — заметила она. — Жаль, что я сама не умею вышивать. Видно, руки не из того места растут!

Аделина искоса посмотрела на свое рукоделие:

— Меня научила этому мать. Она была замечательной вышивальщицей. Когда Кэти была маленькая, я пыталась учить и ее. Ей не хватало терпения. И я сдалась. Я везде сдавалась и уступала. И вот теперь расплачиваюсь! Надо было проявить твердость, записать ее в дорогую школу-интернат. Тогда она не ездила бы каждый день в проклятый Бамфорд… — Аделина ненадолго закрыла глаза. — Но сейчас уже поздно.

— Вы не виноваты, — мягко сказала Мередит. — Вы хотели защитить своего ребенка, но вы не могли прожить вместо нее жизнь. Произошла ужасная беда. Но она могла случиться с кем угодно.

— Беда случилась не с кем угодно, а с нами!

Аделина смерила гостью холодным взглядом. Затем она слегка оттаяла и поманила ее к себе длинной костлявой рукой. Тонкие пальцы были унизаны кольцами; на свету играли и переливались драгоценные камни.

Мередит послушно подошла поближе. Кот спрыгнул с подоконника и ушел.

— Видите? — Аделина показала рукой в сторону парка.

Вдали, за деревьями, виднелись две башенки, похожие на перечницы. Тот самый мавзолей, подумала Мередит. Да, отсюда открывается не самый веселый и жизнерадостный вид. Интересно, каково это — постоянно любоваться фамильным склепом, где похоронены твои предки?

В голосе Аделины зазвенела неподдельная гордость:

— Там наша фамильная усыпальница.

— Понятно… — нерешительно сказала Мередит. Она не знала, много ли известно Аделине, и жалела, что не успела поподробнее расспросить Пру до того, как поднялась к миссис Конвей.

— Там творится что-то странное, — продолжала Аделина. — Не знаю, что именно. И спрашивать бесполезно. От меня все скрывают! Меня постоянно обманывают! Я не слышу ничего, кроме лжи! Но я не дура. Я видела огни.

— Какие огни? — испуганно спросила Мередит.

— Ночью. Примерно в то время, когда я ложусь спать. Иногда немного позже. Я видела там свет и огни. Они движутся. Наверное, приезжают машины… Но ведь туда нельзя заезжать, там частное владение! Там тоже часть парка, хоть и за оградой! Мэтью совсем не заботится о «Парковом». Все разрушается, рассыпается на глазах… Бедняга Чепчикс не справляется один…

— Аделина, вы помните, когда именно видели огни? — спросила Мередит.

Аделина повернулась к ней и печально улыбнулась:

— Конечно нет, дорогая моя. Для меня все дни и ночи похожи, сливаются. Видите ли, я никогда не выхожу отсюда. Я не покидаю дом. Здесь я в безопасности. Дом мой, и пока я здесь, со мной не может случиться ничего плохого. Но стоит мне переступить порог, и назад я уже не вернусь. Вот почему они так хотят, чтобы я уехала.

— Кто такие «они»?

— Мэтью и… та женщина. Но от меня им не избавиться! — Голос Аделины окреп, в нем послышались резкие, визгливые нотки. Потом она как будто опомнилась и снова показала в окно. — Все Дево похоронены там. Последним был мой дед.

Мередит могла бы передать Алану слова Аделины об огнях, но допрашивать ее бессмысленно. Показания Аделины не станет рассматривать ни один суд! Несчастная женщина как будто одержима мавзолеем.

Мередит спросила:

— Неужели там хватает места для… для них всех?

— О, в самой часовне похоронены далеко не все! Под мавзолеем есть склеп, куда ставили саркофаги. Лишь немногие члены семьи, самые выдающиеся, покоятся наверху, в часовне. Но во времена моего деда в нижнем склепе уже не осталось места, и потом, там дурно пахло. Вызвали землекопов; оказалось, что несколько самых старых саркофагов испорчены. Их делали из свинца, а свинец очень непрочен. В других саркофагах, запечатанных, скапливались газы. Вам известно, что после смерти тела выделяют спирт? В надлежащих условиях трупы прекрасно сохраняются. Рабочие вскрыли саркофаг с телом прадеда; деду любопытно было взглянуть на него. И что же оказалось? Труп, если можно так выразиться, замариновался и прекрасно сохранился! Даже одежда, в которой его хоронили, не пострадала. И, хотите верьте, хотите нет, сохранилась даже искусственная челюсть! Дед уверял, что прадед выглядел в точности так же, как и при жизни.

Мередит передернуло, но Аделина, не замечая состояния гостьи, увлеченно продолжала:

— Вскрытый саркофаг снова запечатали, а потом дед приказал закрыть склеп. Его заложили булыжниками, а вход зацементировали. Но многие поколения семьи Дево по-прежнему там, под грудой камня и кирпича! Все саркофаги на месте — и те, что покоятся в них!

Аделина устремила на гостью неистовый, пылающий взгляд.

— И меня должны там похоронить, потому что я — последняя истинная Дево! И Кэти, моя дочь, тоже должна покоиться там, в часовне. Но Мэтью не согласен… Он отказывается!

— Я понимаю, что вы сейчас чувствуете, — осторожно заговорила Мередит. — Но может быть, лучше все-таки…

Аделина нетерпеливо взмахнула рукой, не давая ей договорить.

— Ничего вы не понимаете! Да и как вам понять? Мэтью тоже не понимает… даже Пру! Никто меня не понимает. «Парковое» и Дево — одно целое! Нас нельзя разлучать! Некоторые, как, например, мой прадед, даже не разложились! Мы остаемся в «Парковом» навсегда!

Последовало долгое молчание. Затем Аделина продолжала:

— Там что-то искали полицейские. Мэтью говорит, что к нам в часовню вломились вандалы. Но, по-моему, он в очередной раз от меня что-то скрывает. Знаете, он постоянно обманывает меня!

Очевидно, Аделина понятия не имела о том, что в часовне убили Линн Уиллс. Конвей считал, что ей опасно об этом говорить. Видимо, нездоровое увлечение прошлым и своими предками заставляло Аделину остерегаться реальной жизни. Пытаясь примириться с гибелью Кэти, она и родную дочь сделала частью семейной истории. Кэти для нее тоже часть семьи Дево; пока Дево хоронят в «Парковом», для нее никакой опасности нет. А если традиция нарушится… что тогда?

Поддерживать беседу оказалось трудно, и не только из-за неожиданных скачков мысли Аделины. Мередит не знала, что Аделине известно, а что нет. Что от нее скрывают, а что придумали специально, с целью удовлетворить ее любопытство. Кроме того, Аделина явно не доверяет мужу, подозревает его в реальной или вымышленной лжи. В общем, их разговор напоминал ходьбу по минному полю. Мередит решила придерживаться версии с вандалами. Ей даже показалось, что в голову пришла удачная мысль:

— К сожалению, такие места, как ваша часовня, буквально притягивают вандалов. Я отчасти понимаю, почему мистер Конвей не считает часовню лучшим местом для… Кэти.

— Как он вообще мог понимать, что лучше для Кэти? Только я одна все понимала! А он постоянно мне перечил! Настоял, чтобы она ездила в школу при монастыре, без пансиона. И потому девочка каждый день проводила свободное время в Бамфорде и водилась непонятно с кем! Я хотела послать ее в Париж, а он настраивал бедняжку против поездки!

— А может, Кэти сама не хотела ехать? — робко спросила Мередит.

Аделина долго молчала. Видимо, утратила интерес к гостье.

— Я устала, — вдруг сказала она, отворачиваясь от окна. — Очень мило с вашей стороны, что вы приехали меня повидать. Меня никто не навещает. Мэтью распустил слух, будто я сумасшедшая. Это неправда, но он хочет, чтобы все поверили, что я ненормальная. Тогда он сможет от меня избавиться! Но я никогда не уеду отсюда! Никогда! — В ее последних словах угадывалась крайняя решимость. Впрочем, ее настроение тут же изменилось. К удивлению Мередит, на тонких губах Аделины появилась задумчивая улыбка. — Вы обязательно должны еще ко мне приехать! Приезжайте, пожалуйста!

Она грациозно протянула гостье руку.

Мередит пожала ее и порывисто воскликнула:

— Конечно приеду!

Кот сидел у двери, как часовой, и провожал Мередит внимательным взглядом. Она нагнулась погладить его, но кот злобно посмотрел на нее изумрудными глазами и забил пушистым хвостом по ковру.

— Не бойся, котик, я не обижу твою хозяйку! — прошептала Мередит.

Она медленно спустилась по лестнице, озираясь по сторонам. Должно быть, когда-то дом был настоящей жемчужиной. Ему недоставало пышности более известных архитектурных сооружений, и все же видно было, что он создавался с любовью. Когда-то здесь действительно был уютный семейный дом, гнездо. С портретов, висящих на стене, на нее смотрели многочисленные Дево. На первоклассных художников Дево, видимо, не хватало денег, и их писали художники средней руки. Поэтому лица были какими-то деревянными, а мелкие детали, вроде кружевных воротничков, были выписаны не слишком выразительно. И все равно, даже не самые лучшие кисти приближали старинных Дево к современности. Запрокинув голову, Мередит посмотрела на потолок. Штукатурка была покрыта пылью и испещрена тонкими трещинами. Ковры у нее под ногами совсем вытертые — местами почти насквозь. Дом в «Парковом» напомнил ей когда-то любимого ребенка, осиротевшего и заброшенного. Хотя сейчас осиротевшими и заброшенными стали его хозяева.

Внизу, в холле, Мередит уже ждали. На нее холодно смотрела высокая сероглазая блондинка в темно-синем платье с длинными рукавами, с широким замшевым ремнем, подчеркивавшим узкую талию. Когда Мередит спустилась на последнюю ступеньку, блондинка шагнула вперед и протянула ей холеную руку:

— Мисс Митчелл? Я Марла Льюис, личный секретарь мистера Конвея. Мистер Конвей поручил мне поблагодарить вас за то, что вы взяли на себя труд приехать. Он бы поговорил с вами сам, но, понимаете, сейчас он переживает непростое время.

Мередит быстро пожала тонкие пальцы с длинными, кроваво-красными ногтями.

— Я все понимаю. Пожалуйста, передайте ему, что я рада хоть чем-то помочь. Вы американка?

Алан рассказывал ей о грозной и ужасной Марле, а такую важную подробность упустил! Мередит с любопытством рассматривала ее.

— Вообще-то родилась я в Канаде. Но мать увезла меня в Штаты, когда я была еще маленькой. Там я росла и ходила в школу. — Марла заговорила отрывисто и раздраженно; ей явно неприятно было говорить о себе. — Ну и как вам Аделина?

— Учитывая все обстоятельства, я бы сказала, что она неплохо справляется.

Блондинка едва удержалась от презрительной ухмылки.

— Учитывая все обстоятельства? Неплохо сказано! Она говорила вам о своем безумном замысле? Представляете, она хочет похоронить дочь в мавзолее!

— Да. Видимо, ее замысел неосуществим. Но Аделина, кажется, очень дорожит семейными традициями.

— Это уж точно!

Мередит не хотелось говорить с Марлой о миссис Конвей. Уж очень недоброжелательно Марла отозвалась об отношении Аделины к семейным традициям. Она как будто намекала на психическую ненормальность жены своего босса. Чтобы сменить тему, Мередит показала на фамильные портреты, висящие на лестнице:

— По-моему, очень трогательно, когда многие поколения одной семьи живут в доме, построенном их предками для себя. Аделина не хочет выходить отсюда, покидать свое родовое гнездо. Ее желание, может, и не совсем обычно, но я, представьте, прекрасно ее понимаю. Ей страшно покидать привычное окружение.

— Да уж, ничего обычного здесь точно нет! — сухо парировала блондинка. Поймав на себе взгляд Мередит, она, должно быть, поняла, что от нее ждут выражения хотя бы какого-то сочувствия. — Разумеется, мы все потрясены гибелью Кэти. Страшная трагедия… Но ведь все когда-нибудь кончается, правда? Приходит конец даже семье Дево. Сейчас нам нужны не семейные традиции, а коренные перемены!

Марла подошла к двери.

— Что ж, Мередит, приятно было с вами познакомиться. Когда поедете обратно, будьте осторожны. По парку бродят свиньи!

— Ах да. Мне бы хотелось на них взглянуть!

— Да неужели? Я бы с удовольствием их перестреляла!

Как только Мередит вышла за порог, дверь у нее за спиной захлопнулась. Она оглянулась на задернутые шторами окна. Ей казалось, что за ней кто-то следит. Наверное, хотят убедиться, что она наконец ушла.

Мередит села в машину и медленно поехала к воротам. Теперь она уже не могла уехать, не посмотрев на странное сооружение, которое как будто всецело подчинило себе разум всех обитателей «Паркового».

Проехав немного по главной аллее, она без труда нашла часовню. Сначала она увидела рощицу, поросшие мхом стойки ворот и тропинку, которую ей описывал Алан. Мередит подъехала поближе и выключила зажигание.

В рощице царила тишина. Земля была вскопана, изрыта — здесь потрудились эксперты. Впрочем, вторжение полиции казалось всего лишь незначительным штрихом в двухсотлетней истории часовни.

Мередит подошла ближе. Часовня выглядела покинутой и заброшенной. Впечатление усиливала неуместная пышность фасада. Как дама, которая нарядилась на званый вечер, а идти-то некуда! На двери висел новый замок. Значит, войти внутрь не удастся. Мередит вздохнула. Жаль, ей так хотелось осмотреть родовую усыпальницу! Она обошла часовню снаружи. Вдруг в кустах послышался шорох. Здесь царила такая странная, гнетущая атмосфера, что в голову невольно лезли самые черные мысли. Кроме того, ее поразил неприятный запах. Но уж запах — точно игра воображения, твердо сказала себе Мередит. Она вздрогнула, вспомнив жутковатую историю о засыпке подземного склепа. Ничего потустороннего здесь сейчас быть не может. А плохо пахнут сырая штукатурка и гниющие, разлагающиеся палые листья!

Вскоре она увидела у стены кучу камней, заросшую сорняками. Камни, наверное, лежат с тех самых пор, когда полвека назад рабочие закончили свой нелегкий труд. У подножия кучи в земле зияла дыра. Должно быть, лесной зверь вырыл себе нору. У входа в дыру валялись мелкие косточки — скорее всего, кроличьи. Наверное, здесь лисья нора… Кажется, неприятный запах шел именно оттуда.

Мередит с трудом вскарабкалась на кучу камней, хватаясь за ветки и стебли крапивы. С трудом балансируя на неровном основании, она заглянула в пыльное окошко и прижалась носом к стеклу.

Изнутри на нее уставилось лицо. Мередит испуганно вскрикнула и чуть не свалилась со своего шаткого постамента. Потом она поняла, что видит каменный бюст давно усопшего Дево. Предок Аделины сурово смотрел на нее невидящими глазницами. Его лицо обрамляли пышные, по старинной моде, бакенбарды. Присмотревшись, Мередит разглядела еще несколько похожих бюстов, стоящих в нишах противоположной стены.

Она с трудом спустилась вниз, отряхнула руки и направилась назад, к машине. В таком месте не хочется находиться долго. День у нее выдался трудный, беспокойный. Кроме того, Мередит тревожила подспудная мысль о том, что Аделине Конвей угрожает опасность.