Мередит вначале решила, что Конвею плохо — инфаркт или инсульт. Она подбежала к нему и, опустившись рядом на колени, увидела у него на пальто, между лопатками, маленькую аккуратную дырочку. Оттуда текла густая темная жидкость, на материи расплылось пятно. Застывшее лицо Мэтью, обращенное куда-то вбок, по-прежнему выражало удивление, а рот все еще был приоткрыт. Он как будто хотел что-то ей сказать и поражался тому, что с ним случилось.
Но сказать он уже ничего не мог; хотя Мередит не была врачом, она сразу поняла, что Конвей мертв. Грохот, который она слышала, оказался выстрелом.
Она едва успела понять, что произошло, как прогремел второй выстрел. Пуля пролетела над ее головой и расплющилась о надгробие. Во все стороны полетели осколки мрамора.
Мередит поняла: надо как-то выбираться отсюда. Очевидно, убийца не хочет, чтобы она оказывала Мэтью помощь. Он (или она) не догадывается, что помощь ему уже не нужна… Мередит не видела, откуда стреляют.
Она поспешно нырнула за ближайшую надгробную плиту и съежилась в комок. Она казалась себе зайцем на поле, с которого уже убрали урожай. Остался несжатым лишь крошечный участок. В любую минуту с поводков спустят терьеров, которые начнут веселую игру: вспугнут ее и погонят к вооруженным охотникам…
Мередит закричала:
— Он умер!
Она догадывалась, что убийце важно только это. Убивать ее ни у кого не было оснований — по крайней мере, ей так казалось. Второй выстрел должен был просто испугать ее.
Она в самом деле испугалась, очень испугалась, но ненадолго. Ее вдруг разобрала злость. Она почувствовала себя несправедливо обиженной. Вот уже второй раз за две недели ей угрожают огнестрельным оружием! Но, когда в нее целился Ривз, она хотя бы знала, где он находится. На сей раз убийцу не было видно, и первым делом нужно установить, откуда исходит опасность.
На кладбище было тихо — вот уж точно, — как в могиле. Все птицы улетели. Мередит скорчилась в неудобной позе за надгробной плитой и осторожно озиралась по сторонам. Она не заметила никакого шевеления. Казалось, на всем кладбище никого нет… И все же она здесь не одна! Мередит поежилась. Из-за своего укрытия она видела руку мертвеца, лежащую на отлете. Убийца стреляет метко.
Она боязливо оглядела плиту, за которой пряталась. Плита была новая, у подножия лежал еще не совсем увядший венок. «Линн, любимой доченьке…» — гласили выцветшие буквы на карточке, прикрепленной к цветам. Мередит невольно вздрогнула, но тут же одернула себя. Сейчас нет времени думать о печальном совпадении. Церковь совсем недалеко отсюда — за стеной. Видимо, в первый раз стреляли именно оттуда. Церковь не запирается в течение дня; отец Холланд считает, что прихожане имеют право во всякий час прийти в храм. Мередит подняла глаза на колокольню. Наверху, в том месте, откуда вырастал шпиль, была открытая площадка, обнесенная парапетом. На колокольню можно было подняться по лестнице изнутри. Существовал и второй ход, с улицы, но та дверь почти всегда была на замке. Зато другую дверь, внутри церкви, часто не запирали. Мередит прищурилась, и ей показалось, будто наверху что-то шевелится. Потом сверкнул солнечный зайчик, отразившись от чего-то блестящего. Значит, убийца наверху и все кладбище видит как на ладони.
Мередит стало нехорошо. Она уговаривала себя сохранять хладнокровие и искать выход из положения. Надо попробовать встать на место убийцы. Достигнув своей цели и избавившись от Мэтью, убийца наверняка сбежит. Возможно, выстрелы услышали — скоро священник или кто-то другой придет посмотреть, в чем дело. А может, у убийцы кончились патроны или, если они еще остались, он не видит смысла тратить пули на случайную свидетельницу. Мередит сама прячется, значит, опасности не представляет… И потом, если бы ее хотели убить, то давно уже убили бы: сверху, с парапета, видно все!
Сознавать себя легкой мишенью было неприятно. Она покосилась на молодые деревья вокруг крана, где она только что набирала воду для цветов. Там как-то спокойнее… Оттуда и сторожка видна. Мередит посмотрела на часы и выждала, пока секундная стрелка обойдет полный круг. Потом она с трудом привстала и, пригнувшись к земле, неуклюже повернув больную шею, принялась перебегать от одного надгробия к другому, к деревьям, к сторожке… Дверь оказалась запертой на засов; спрятаться в сторожке нельзя, зато между деревьями как-то безопаснее, чем на открытом месте.
Но выстрелов больше не было. Со своего места Мередит видела парапет, но признаков жизни не замечала. Да и вороны снова закружились над шпилем… Если бы на колокольне стоял человек с ружьем, птицы ни за что не подлетели бы ближе. Значит, добившись цели, убийца бежал.
Вспомнив о жертве, Мередит оглянулась и увидела, что Мэтью по-прежнему распростерт на земле. Она осторожно выбралась из-за деревьев. Тишина. Посмотрела наверх, на парапет — ничего. Сзади с ветки вспорхнула птичка; Мередит вздрогнула от неожиданности. Согнувшись пополам, она с трудом добежала до ворот, соединявших новое кладбище с церковным двором. Здесь, под сенью старинных деревьев, легко укрыться от пуль. Кроме того, за церковным двором стоянка…
Пока она шла, никто не выстрелил ей в спину… Мередит с трудом распрямилась. Разболелся позвоночник, затекла шея, сердце глухо колотилось в груди. Кроме того, ужасно хотелось в туалет. Зато она больше не ощущала опасности. Ей хотелось проверить свою догадку и осмотреть то место, откуда стрелял снайпер. Потом она позовет на помощь и расскажет, что произошло. Внешняя дверь церкви была открыта нараспашку. Мередит поднималась по ступенькам, придерживаясь рукой за стену. Она заглянула внутрь. Как она и ожидала, в церкви никого не было. А маленькая дверца, ведущая на колокольню, оказалась открыта настежь и даже приперта длинным крюком.
Мередит осторожно подошла к дверце. Наверх вела крутая винтовая лестница. Она прислушалась. Тихо, так тихо, как бывает, когда совсем никого нет… Мередит начала взбираться по узким каменным ступеням, утешая себя тем, что сверху в нее не попадешь: ее защищает центральная колонна. В стене были прорублены узкие бойницы, через которые на лестницу проникал слабый свет. Выглядывая наружу, она смотрела, высоко ли поднялась и сколько еще осталось пройти. Скоро у нее закружилась голова: она двигалась вверх и вверх по спирали. Наверху пахло летучими мышами. Мередит замутило. Она прислонилась к холодной каменной стене. Прислушалась и, почти уверенная, что наверху никого нет, двинулась дальше.
С лестницы Мередит попала в крошечное помещение под самым шпилем. Сверху доносились шорох и визг. Подняв голову, она разглядела висящих под самым шпилем летучих мышей. Они висели вверх ногами, обхватив себя крыльями и обратив к ней свои острые, похожие на лисьи мордочки.
Наружу вела низенькая дверца. Она тоже оказалась открытой. Кроме того, к дверце прислонили охотничье ружье. Все правильно. Спускаться по крутой лестнице трудно даже с пустыми руками; кроме того, любой встречный может полюбопытствовать, зачем человеку ружье в церкви…
Обойдя ружье, Мередит выбралась на узкий балкончик. Резкий, порывистый ветер сразу растрепал ей волосы, принялся дергать за юбку. Здесь оказалось очень неуютно. Невысокий кирпичный парапет показался ей каким-то… ненадежным. Прислониться спиной к шпилю тоже нельзя — он ведь уходит вверх под углом! У нее снова закружилась голова; ей казалось, что земля внизу то приближается, то отдаляется. Несмотря на то что здесь, наверху, задувал ледяной ветер, она покрылась испариной. Далеко внизу, на земле, лежало тело Мэтью; казалось, его вытянутая рука манит ее к себе. Порывы ветра делались все сильнее. Сверху все кладбище просматривалось как на ладони. Мередит поняла, насколько ненадежным было ее укрытие за надгробной плитой. Если бы убийца захотел, он бы шутя подстрелил ее. Он? Нет, скорее она! Скорее всего, на сей раз убийцей стала именно женщина. Марла Льюис. Ненависть брошенной женщины, как говорится, страшнее ада.
Она осторожно попятилась назад. Летучие мыши снова подняли тревожный визг. Мередит начала спускаться по винтовой лестнице. На полпути она услышала, как внизу захлопнулась дверь, а в замке повернулся ключ.
Забыв о головокружении, она ринулась вниз и забарабанила в прочную дубовую дверь. Тщетно! Она в ловушке. Невдалеке взревел мотор отъезжающей машины…
Мередит села на каменную ступеньку и подперла подбородок рукой. Что делать? Скорее всего, убийца бежал через церковный двор и заметил, как Мередит вошла в церковь. Он… или она, если убийца Марла… в общем, она прокралась за Мередит, выждала, пока Мередит поднимется наверх, а потом заперла ее, устранив ненужную помеху.
В досаде Мередит встала и снова забарабанила в дверь. Безрезультатно, она только рассадила костяшки пальцев. Теперь придется ждать, пока кто-нибудь не придет помолиться или полить цветы. Или пока отец Холланд не приедет, чтобы запереть церковь на ночь. Здесь ужасно холодно, и потом, она так и не сообщила о преступлении и убийце удалось беспрепятственно бежать! Мередит укорила себя за то, что сразу не подняла тревогу. Полезть на колокольню можно было и потом! Какая она идиотка…
Она медленно поднялась по лестнице наверх. Летучие мыши оживились. Они то кружили у нее над головой, то взмывали вверх. Приказав себе держаться, Мередит осторожно выбралась наружу. Стараясь не смотреть вниз, она двинулась по балкончику на противоположную сторону. Оттуда можно было разглядеть пустынную дорогу, ведущую к церкви. Мередит была совершенно одна. Компанию ей составляла лишь водосточная труба с украшением в виде головы горгульи, точнее, драконьей головы. Пасть дракона расплывалась в жутковатой ухмылке. Он словно радовался ее беде.
Мередит присела на пятки, придерживаясь руками за край парапета, но сидя она не видела дороги. Наверное, надо что-нибудь сбросить сверху, чтобы привлечь к себе внимание. Или помахать…
И тут она услышала рев мотоцикла.
Забыв о страхе, Мередит вскочила и перегнулась через парапет. Внизу отец Холланд слезал со своей «ямахи». Вот он идет по тропинке к церкви. Видимо, что-то отвлекло его, потому что он остановился, обернулся и, к ее досаде, зашагал назад.
Мередит окликнула его. Ветер отнес ее слова в сторону. И тогда она сделала единственное, что пришло ей в голову. Она сняла с ноги туфлю и швырнула ее вниз. Туфля шлепнулась на двор у церкви. Отец Холланд с любопытством обернулся и поднял голову. Мередит что было сил замахала руками. Отец Холланд вежливо махнул ей в ответ. Мередит сняла вторую туфлю и швырнула ее следом за первой. Отец Холланд с озадаченным видом следил за ее действиями. Может, он решил, что она делает опыты, изучая земное притяжение? Вряд ли он узнал ее, ведь она так далеко… Скорее всего, священник подумал, что на колокольню забралась сумасшедшая. Как бы там ни было, он зашел в церковь посмотреть, в чем дело.
Забыв о головокружении, Мередит быстро обошла парапет и, не обращая внимания на возмущенный визг летучих мышей, принялась спускаться по винтовой лестнице.
Еще на середине пути она услышала, как отпирают дубовую дверь. Вскоре перед ней показалась бородатая физиономия отца Холланда.
— Мередит, что вы здесь делаете?! Пришли покормить летучих мышей?
Алан Маркби взял бутылку вина.
— Ружье, — сказал он, — почти наверняка хранилось в «Парковом». В таких старых особняках всегда валяется парочка охотничьих ружей, о которых владельцы, зачастую забывают. Мэтью не был охотником. Мы позвонили Пру в Корнуолл, и она сказала, что в доме в особом шкафчике хранились два ружья, которые принадлежали отцу Аделины. Мы обнаружили, что замок на шкафчике взломан и в нем только одно ружье. Отпечатков на ружье, найденном на колокольне, нет, как и на шкафчике.
— Она все протерла. Она была в перчатках.
— Ты имеешь в виду Марлу? — уточнил Маркби, разливая вино по бокалам.
— Конечно Марлу! Кого же еще? Она считает, что Мэтью ее обманул, ведь она рассчитывала стать хозяйкой «Паркового»! Пру слышала, как они страшно ругались.
— Да, но ведь она не угрожала его убить. Марла покинула «Парковое» две недели назад. С тех пор она жила в Лондоне, на съемной квартире. Когда она собралась вылететь домой, в аэропорту Хитроу ее задержали, что ей совсем не понравилось.
— И что?
— Она ничего не говорит, зато наняла опытного адвоката, который говорит довольно много. Боюсь, в конце концов придется отпустить ее с извинениями.
— Что?! — Мередит едва не подскочила на стуле. — На ее совести гибель двух человек, если считать и Аделину, — не говоря уже о том, что она стреляла в меня! У нее есть алиби?
— На время смерти Мэтью — нет. Но ведь у нас нет ни одного свидетеля, который бы видел ее в Бамфорде в тот день, не говоря уже о свидетеле, который бы встретил ее у церкви. А косвенных улик недостаточно. Не забывай, бремя доказательств лежит на нас. И потом, может быть, Конвея все-таки убила не она.
— Ха!
— После скоропостижной смерти Конвея вскрылись новые, весьма странные обстоятельства. Душеприказчики получили доступ к его компьютерным файлам и выяснили много интересного. Обычно в подобной ситуации возникают кредиторы, которые требуют вернуть им деньги или товары. Но интересно, что после гибели Конвея никто не заявляет о своих правах! Судя по всему, он занимался экспортом запрещенных товаров в ряд горячих точек, с которыми мы не торгуем.
— Оружие? — изумленно спросила Мередит.
— Нет. Компьютерное и другое оборудование, без которого, разумеется, многие военные игрушки бесполезны. Он всегда вел дела со странами, расположенными в районе Персидского залива. Кто знает, может быть, он вовремя не поставил им партию товара? Нарушил слово? В тех краях вопросы чести часто разрешаются с помощью пули. В общем, придется копаться в помоях. И если мы ничего не узнаем, убийство Мэтью так и останется нераскрытым. Дела об убийстве мы в архив не сдаем. Ну а его дела уже не по моей части. В Лондоне найдутся компетентные люди, которые занимаются такого рода преступлениями. Но, если окажется, что мисс Льюис принимала участие в проведении незаконных операций, например с Ираком, бегство за океан не спасет ее от ответа!
Мередит угрюмо молчала, а затем переключилась на другую, более животрепещущую тему.
— Что будет с «Парковым»?
— Непонятно. Началась долгая судебная волокита. Адвокаты обмениваются документами… Готовясь жениться, Мэтью Конвей собрался переделать завещание, но подписать его не успел. Невеста утверждает, что устно он завещал все ей, о чем писал в письмах и сообщал поверенным… Естественно, она скорбит, но при этом, как говорят, сама не своя от досады… Как ты сейчас. Расслабься! Иначе у тебя напрягутся мышцы и шея снова разболится.
— Как я могу расслабиться? Главную подозреваемую в убийстве Мэтью Конвея вот-вот освободят и выпустят из страны, а ты так спокойно об этом говоришь!
Маркби положил ладони на столешницу.
— Ты возмущена? Но почему? Думаешь, мы, британские полицейские, всегда получаем тех, кого хотим? Нет, так бывает далеко не всегда.
Их взгляды встретились, он не отвел глаз.
— По крайней мере, со мной.
— Не принимайте близко к сердцу! — советовала ей позже Хелен Тернер. — Знаю, вы очень хотите, чтобы Марла получила по заслугам, но, если бы вы служили в полиции, вы бы давно привыкли к несправедливости и перестали огорчаться. Мы часто бываем совершенно уверены в том, что преступление совершил известный нам человек. И тем не менее не можем довести дело до суда…
— Я бы не смогла служить в полиции, — задумчиво сказала Мередит. — Не поймите меня неправильно! Я восхищаюсь самоотверженностью, с какой большинство полицейских выполняют самую черную работу. Моя беда в том, что я не всегда согласна с законами и правилами. И потом, некоторые стороны вашей работы очень тяжелы — например, слежки, допросы… Я много раз объясняла Алану… Надеюсь, он меня понимает. Кстати, вот еще одна причина, почему я не хочу жить с ним под одной крышей. Не гожусь я для полиции. Алан ни при чем. Во всем виновата я.
— В таких делах не бывает правых и виноватых! — решительно возразила Хелен. — Именно поэтому распадается столько браков среди сотрудников полиции. Печально, но факт. Взять хотя бы меня! — Заметив, как удивилась Мередит, Хелен поспешно продолжала: — Нет, замужем я не была! Зато одно время была помолвлена с полицейским, моим сотрудником. И вот однажды мы с женихом задумались: что будет, если мы поженимся и оба будем по-прежнему служить в полиции? Стало ясно, что одному из нас придется искать другую работу. Но менять профессию не хотел ни один из нас. Вот и все. Мы, как говорится, расстались друзьями. Хотя… кем говорится? Все поговорки лгут. Как можно разойтись и при этом остаться друзьями? Наши отношения можно назвать вооруженным перемирием… В общем, каждый остался при своей точке зрения. Наверное, мы оба слишком упрямы…
Она грустно улыбнулась.
— Мне так жаль, — сказала Мередит. — Значит, вы действительно все понимаете. Я хочу, чтобы у нас с Аланом все осталось, как было, потому что мне кажется, что так у нас что-то получается. Как по-вашему, это честно?
— Да, конечно! — Хелен криво улыбнулась.
— Хотелось бы мне, чтобы он думал так же! — вздохнула Мередит.
— Очень мило, Барни, спасибо! — сказала миссис Прайд, когда он убрал с ее коленей поднос.
— Сейчас принесу чай, Дорис.
— Как странно сидеть у камина в собственном доме, когда за тобой ухаживают! — заметила она, когда он направился в кухню. — Тем более что нога уже заживает.
Барии крикнул из кухни:
— Ничего тут странного нет! Не перетруждай ногу! Ты получила тяжелую травму. А я только рад хотя бы отчасти отплатить тебе за твою доброту. В прошлом году ты тоже ухаживала за мной, когда у меня болели ноги! С возрастом ноги все чаще подводят. Кстати, надо было сразу предупредить Маркби, чтобы приглядывал за тем типом, Ривзом!
— В самом деле? Так почему ты ему не сказал?
Барни появился на пороге с пузатым заварочным чайником.
— Потому что я тогда не сумел бы внятно объяснить, что в нем не так! За свою жизнь я немало повидал таких, как Ривз. Я ведь и сам служил в армии во время корейской кампании. Всяких навидался… Одни ненавидели армейскую жизнь всей душой. Другим в армии не очень нравилось, но они старались приладиться… А некоторые — их было немного — на войне просто расцветали! Армия была для них матерью и отцом, женой и любовницей одновременно! Все ясно и понятно, чисто-гладко-аккуратно. Они знали, кто есть кто и что кому делать. Их жизнь приобретала смысл! Как правило, они сражались храбро, как львы. Бог знает, как они устраивались после демобилизации. Для них гражданка, в отличие от армии, слишком беспорядочна и бессмысленна. Вне армейской службы им скучно. Кровь застаивается… Если что-то не получается, они не знают, что делать. Помяни мое слово, в зале суда будет полно военных, а суду передадут отличную характеристику с места службы, в которой говорится, каким Ривз был образцовым солдатом. Великолепные способности, предан своему долгу, отлично воспитывал новобранцев, ни одного черного пятна на послужном списке! Без формы и казармы такой человек чувствует себя сиротой!
Он снова скрылся в кухне. Миссис Прайд взяла пульт от телевизора, заботливо положенный рядом со здоровой рукой, и нажала несколько кнопок.
— Ничего интересного, как всегда! — крикнула она. — После всего, что случилось в Бамфорде, уже не хочется смотреть телевизор. Такое волнение никогда не идет на пользу, так всегда говорила моя матушка. Вряд ли мне удастся справиться с новыми огорчениями!
Вернулся Барни; он принес на подносе чайник и чашки и сел в кресло напротив.
— Дорис, нужно, чтобы о тебе кто-нибудь заботился. Неправильно, когда женщина в твоем возрасте все делает сама.
— Уж кто бы говорил о возрасте! — отозвалась миссис Прайд. — А я что тебе говорила в последний раз, Барни Крауч? Живешь на отшибе и каждый вечер ходишь пешком по проселочной дороге! Если уж мне не следует жить одной, с чем я не согласна, то тебе и подавно! Кстати, у меня остался бисквитный торт. В коробке с Виндзорским замком на крышке.
Барни принес коробку с тортом.
— Понимаю, куда ты клонишь. Не то чтобы у тебя мне плохо, Дорис, но… В общем, привык я к своему дому.
— Там повсюду затаились убийцы и только и ждут удобного случая! — сладострастно произнесла миссис Прайд.
— На меня пока еще никто не покушался!
— Откуда ты знаешь? — спросила она и пошевелила больной ногой, обложенной подушками. — Кстати, я уже не смогу навещать тебя на велосипеде, как раньше! Да и вообще, вряд ли я когда-нибудь к тебе приеду.
— Дорис!
— А на чем? Велосипед сломан, а новый мне не по карману. И потом, теперь, после такого падения, я боюсь ездить. Не знаю, наверное, я больше никогда не сяду на велосипед.
— Значит, — вздохнул Барни, — делать нечего… Придется мне рано или поздно расставаться со своим домом!
— Чем раньше, тем лучше. До того, как крыша обвалится тебе на голову!
— Дорис, я буду скучать по тебе, не скрою. Не знаю, как я проживу без твоих визитов…
Барни вдруг чего-то как будто испугался и загремел крышкой чайника.
Миссис Прайд разглядывала свой кусок бисквитного торта.
Наконец, Барни нарушил молчание:
— Слушай, я продам дом, у нас появятся деньги, чтобы свить уютное гнездышко, и мы заживем здесь вместе! Что скажешь, Дорис?
— Я не собираюсь жить во грехе, особенно в таком возрасте! После того происшествия я поняла, как скоро увижу Творца! — заявила миссис Прайд. — В книге у святого Петра и без того достаточно записано моих прегрешений.
— Что ж, ладно, значит, мы поженимся. Смешно в нашем возрасте, но если ты этого хочешь, я согласен!
— Ничего себе предложение! — фыркнула миссис Прайд.
— Если я опущусь на колени, — возразил Барни, — то потом уже не встану, а ты, в твоем состоянии, не сможешь мне помочь! Дорис, окажи мне честь стать моей женой!
— Я подумаю, — величественно ответила миссис Прайд. — А пока поставь-ка чайник!