Преследуя Аделайн

Глава 32

Тень

Сибби взяла вину за убийства на себя.

Разрубив тела на куски и погрузив их в багажник, мы сели на капот моего Мустанга, где мне в очередной раз напомнили, насколько сломана эта кукла. Похоже, ее отец был куском дерьма.

Не могу не думать о том, что у нее есть причина закончить жизнь так, как она закончила, а у меня… нет.

Как раз когда я садился в машину, подъехали копы. Сибби отказалась садиться, настаивая на том, что ей нужно остаться со своими приспешниками. Мужчины, которых на самом деле, блядь, не существует.

А у меня не было времени оставаться и спорить. У меня в багажнике лежали разрубленные на части тела, и мне нужно было не только скрыться от полиции, но и избавиться от улик, не попавшись.

Итак, я уехал. Полиция преследовала меня пять миль, пока я их не потерял. У меня есть запасные номерные знаки, поэтому, добравшись до безопасного района, я сменил номера и одежду, сжег улики и поехал домой.

В Сиэтле есть сто шестьдесят два человека с такой же маркой и моделью, но они никогда не смогут ничего на меня повесить, даже если они волшебным образом сузили круг подозреваемых до меня.

В конце концов, полиция возложила ответственность за убийства на психически неуравновешенную девушку и неизвестного сообщника. Я полагал, что Общество будет расследовать преступление и сочтет неизвестного сообщника подозрительным. Достаточно, чтобы встать и переехать.

Но после того, как я сам изучил Сибби, я обнаружил, что она родилась в чертовом культе и разыскивалась за убийство своего отца.

Ее отец соперничал с Джимом Джонсом, рассказывая о том, что он ученик Бога, и обманом заставил сотни людей поверить в его слова.

Он был богатым человеком, происходившим из старого состояния. Он потратил свое богатство на строительство комплекса для своих последователей, поселив их на участке земли до конца их жизни. Именно там родилась и воспитывалась Сибби, пока не совершила чудовищное преступление и не сбежала.

Есть сведения, что мать Сибби покончила с собой, приняв яд, и, похоже, именно это привело к тому, что сломанная кукла наконец-то сломалась. Она пробралась ночью в спальню своего отца с ножом и ударила его в грудь, доведя до смерти.

Сто пятьдесят три раза, если быть точным. Ярость была одним из факторов. Сибби ясно дала понять, что она вполне способна заколоть мужчину до предела своих физических возможностей, если будет достаточно зла. Роберт был тому доказательством.

Потребовалось три дня, чтобы связать Сибби с убийствами по всей стране. Во всех городах, где «Афера Сатаны» проводила карнавал с привидениями, за последние пять лет было зарегистрировано множество случаев пропажи людей.

Если все люди, объявленные пропавшими без вести после «Аферы Сатаны», были связаны с ней, то Сибби убила около пятидесяти человек.

Я был искренне удивлен, что ярмарка с привидениями не попала под огонь раньше, когда с ней было связано столько убийств, но потом я узнал, что большинство жертв были ничтожествами, и мало кто заботился о них настолько, чтобы искать их.

Была ли Сибби права, считая их демонами, это субъективно. Но я могу сказать, что, хотя ни у кого из них нет судимостей, за исключением нескольких мелких преступлений, не похоже, что они были хорошими людьми.

Так что, в конце концов, неизвестного сообщника будут искать, но с учетом прошлого Сибби и ее заявлений о наличии приспешников, есть большая вероятность, что убийства четырех мужчин будут списаны на то, на что я надеялся.

Не то место, не то время.

Она действительно была идеальным козлом отпущения. Хотелось бы только, чтобы мне было все равно.

Это было три ночи назад, и в связи с угрозой переезда Общества Джей внимательно следил за «Спасителем». Мы взломали их камеры на главном этаже, и, судя по всему, они не шевелятся.

Очевидно, что в подземелье нет камер. Это было бы слишком просто.

— Что-нибудь слышно о том, что здание сносят? — спрашиваю я Джея, прижимая телефон к уху.

— Нет, — отвечает он, резко нажимая на кнопку. Мне хочется ударить его за это по лицу. — Ты идешь сегодня вечером? — спрашивает он.

— Да, — говорю я, запрокидывая голову и разминая шею. Напряжение уже начало просачиваться в мои плечи. У меня такое чувство, что я увижу какую-то хрень, которая грозит отправить меня на дно.

Но я должен держать себя в руках. Если я этого не сделаю, то умру раньше, чем спасу этих детей, а это просто не вариант.

— Все еще присматриваешь за Адди?

Джей вздыхает.

— Да… — он прерывается, и я чувствую, как вопрос повисает на кончике его языка. Я хочу дотянуться до трубки, выхватить ее и раздавить, прежде чем он успеет заговорить, но он слишком быстр. — Так это любовь всей твоей жизни или что-то в этом роде? — неловко спрашивает он.

Вздох, который я пытаюсь удержать внутри, вырывается наружу и прорывается сквозь телефон.

— Единственная и неповторимая, — отвечаю я, своим тоном давая понять, что не хочу сейчас говорить об Адди, но этот ублюдок никогда не слушает, когда речь заходит о моей личной жизни.

— Она чувствует то же самое?

Я не могу сдержать легкую ухмылку, которая появляется на моем лице.

— Она к этому идет, — отвечаю я загадочно.

Джей, наконец, понимает намек и бросает.

— Ну, ты будешь рад узнать, что последние три дня никто не входил и не выходил из ее дома, кроме ее подруги.

Угроза Марка все еще звучит в моей голове. Как шальная пуля, рикошетящая в постоянном цикле внутри моего мозга.

Общество знает об Адди, что делает ее мишенью. Они могут любить детей, но они совершенно не отказываются от красивых молодых женщин для продажи и отправки в другие страны. Когда речь идет о торговле кожей, недостатка в спросе нет. У злых людей свои вкусы, и некоторые предпочитают, чтобы их жертвами были взрослые женщины, так же как некоторые — подростки.

Напряжение в моих плечах нарастает по мере того, как мои мысли убегают от меня. Одно мгновение — вот и все, что нужно, чтобы она пропала. Исчезнуть из воздуха на коротком пути от ее машины до входа в продуктовый магазин.

Она не знает, в какой опасности находится, но скоро все изменится. Я отказываюсь скрывать от нее правду. И я уверен, что ей не понравится, если она узнает, что наши уроки самообороны будут усилены.

Теперь мне просто нужно придумать, как держать свой член подальше от нее во время этих занятий.

К черту. Этого не случится.

Я улыбаюсь, зная, что она попытается использовать эти приемы на мне, но от этой мысли мой член только утолщается в брюках.

Я не видел ее с «Дома Зеркал», и я знаю, что в глубине души это ее злит. Возможно, она считает, что я трахнул ее и мне стало скучно, но это очень далеко от истины.

Теперь я для нее просто охуенный фанатик. Это были самые трудные три дня в моей жизни, но мне нужно проникнуть в «Спаситель» и спасти этих детей. У меня не было ни минуты на себя, и как бы я ни тосковал по своей маленькой мышке, этим детям я нужен больше.

На этот раз, когда напряжение нарастает, это происходит из-за моей висцеральной потребности быть внутри Адди, трахать ее до беспамятства и доводить ее до исступления тем, как сильно я заставлю ее кончить.

— Будь готов, я буду у С» пасителя через» час, — предупреждаю я Джея, прежде чем повесить трубку.

Сейчас мне нужно выкинуть Адди из головы. Но позже, сегодня вечером, я буду входить в нее так глубоко, что впишусь в каждую щель ее тела.

— Там есть несколько довольно высокопоставленных людей, — объявляет Джей через маленький чип в моем ухе. Я вынимаю его, прежде чем выйти из машины. Сейчас я стою в очереди, ожидая парковщика. — Включая президента, — добавляет Джей в конце.

Я вздыхаю, разминая шею от напряжения, пронизывающего мои мышцы. Эта работа тяжела для моего тела, даже когда я не стреляю людям в лицо и активно избегаю летящих пуль. Может быть, я смогу уговорить Адди сделать мне еще один массаж позже. Мне бы очень хотелось получить ответную услугу.

— Есть кто-нибудь, о ком я должен беспокоиться?

Я слышу, как Джей набирает текст на заднем плане со скоростью мили в секунду, клавиши противно клацают. Я просил этого ублюдка купить менее шумную клавиатуру, но он настаивает, что громкие щелчки приносят ему покой.

И как бы меня это ни раздражало, мы так мало получаем покоя в нашей повседневной жизни. Так что если долбаная несносная клавиатура приносит ему хоть какое-то подобие покоя, то я дам ему дерьма.

Ну, по крайней мере, не слишком много.

— Несколько сенаторов и губернаторов, а также несколько знаменитостей из списка «А» — ахренеть, это Тимоти Бэнкс? Только не говорите мне, что он тоже участвует в этом дерьме?!

Я закатываю глаза, качая головой от театральности Джея.

— Джей, — огрызаюсь я. — Сосредоточься.

Впереди меня всего несколько машин, так что у меня не так много времени на разговоры, пока я не смогу сесть и вставить чип обратно так, чтобы никто не заметил.

Я не пройду мимо их систем безопасности с этим чипом в ухе. Меня бы застрелили прямо там.

— Прости, — бормочет Джей, его голос стал мрачным от того, что он узнал, что его любимый актер — педофил.

— Правда, Джей. Мы знаем, что многие знаменитости замешаны в этом.

— Но Тим Бэнкс, чувак? Блядь. В любом случае. На данный момент я не вижу никого, кто вызывал бы серьезное беспокойство. Не больше, чем они уже есть, учитывая, что ты идешь в яму с педофилами. Дай мне знать, когда чип вернется, я буду держать тебя в курсе.

Как только наступает моя очередь, я отрываю наушник от уха и засовываю его глубоко во внутренний карман со свинцовой подкладкой. Передав ключи парню с каменным лицом, я огибаю машину и останавливаюсь перед «Спасителем».

Застегивая пиджак, я воздерживаюсь от того, чтобы снова размять шею. Сегодняшний вечер должен произвести впечатление. Другие будут знать, что я дружил с Марком, и после его печальной смерти они будут смотреть на меня.

Марк уже разболтал мое имя многим своим коллегам.

Может, я и новичок в «Спасителе», но они меня ждали.

«Спаситель» выглядит как клуб, в котором, как я ожидаю, находится элитная секс-темница и проводятся ритуалы.

Главный зал огромен. Сцена находится прямо посреди комнаты, большой шест впереди и в центре, вокруг него раскачивается девушка — абсолютно голая. Ее сиськи подпрыгивают, когда она приподнимается, обхватывая шест длинными ногами и отклоняясь назад, ее груди выставлены напоказ, когда она крутит бедрами.

Я не стараюсь смотреть на ее тело. Я смотрю на ее глаза. И мне приходится контролировать себя, чтобы не сжать челюсти, когда я вижу в них заметную глазу пленку. Черные круги украшают плоть под ее мертвым взглядом, и я хочу только одного — вынести ее отсюда и доставить в безопасное место.

Сдерживая гнев, я мысленно повторяю про себя, что все эти девушки будут спасены. Как и в других клубах, я выведу их всех. Когда я закончу, от этих гребаных джентльменских клубов ничего не останется.

А потом я перейду в следующий город, следующий штат, следующую страну, если понадобится.

Я переориентируюсь на остальную часть клуба, стараясь сохранить лицо чистым, а дыхание ровным.

Очевидно, я зашел в место, где люди наслаждаются вкусом и видом крови.

Атмосфера темная и угрюмая, с явными признаками садизма. Освещение тусклое, тени поглощены черными стенами и мебелью.

По всему помещению расставлены акценты глубокого красного цвета, цвета крови. Красные рамки вокруг старинных картин, свидетельствующих о поклонении дьяволу и жертвоприношениях. Красные абажуры вокруг мини-ламп, украшающих каждую стену. Красные бокалы, пепельницы и рюмки… А еще красные каблуки и наряды, усыпанные настоящими бриллиантами и кристаллами.

Хотя я бы не совсем считал их одежду нарядами. Скорее, как нити из ткани и драгоценностей.

Тем не менее, они умудрились сделать это место капающим элегантностью и деньгами.

— Зак! Так приятно видеть тебя здесь, — раздается голос сзади меня. Придав лицу спокойное, но приятное выражение, я поворачиваюсь и вижу человека, которого очень хорошо узнаю. Дэниел Бовери.

Он адвокат президента, и Марк часто с ним общался. Он обаятельный мужчина — высокий, смуглый и красивый. С густыми черными бровями, низко посаженными над темными глазами, придающими ему грозный вид, черными волосами и змеиной улыбкой. Ему далеко за пятьдесят, но он не испытывает недостатка в женщинах.

Дэн излучает уверенность, и после нескольких наших бесед я понял, почему он работает адвокатом президента. Он невероятно манипулятивен.

— Дэн, рад тебя видеть, — отвечаю я, крепко пожимая его руку, когда он протягивает мне свою.

— Мне было интересно, когда я увижу тебя здесь. Марк несколько раз говорил о том, чтобы привести тебя.

— Я уверена, что он говорил, — пробормотала я. Для меня это новость.

— Очень жаль, что с ним случилось. Не могу поверить, что какая-то психованная девчонка смогла сделать все это с теми четырьмя. Их тела так и не нашли, не так ли?

Я сочувственно качаю головой, похоже, что смерть Марка потрясла меня не меньше.

— Насколько я знаю, нет. Разве она не говорит о прихвостнях или еще каком-то дерьме? — спрашиваю я с издевательской ухмылкой на лице. Я ненавижу использовать психическое расстройство Сибби в своих интересах, но в данном случае, если это означает спасение сотен детей и женщин, я использую все, что мне нужно, чтобы убедиться, что я выполнил свою миссию.

Боже, я даже немного похож на нее. Сибби считает, что убивать злых людей — это ее миссия в жизни, то, для чего она была рождена.

И я не могу не согласиться с этой мыслью, когда ты постоянно рискуешь жизнью, чтобы сделать что-то, что ты считаешь правильным. Даже если другие люди считают это неправильным.

Дэн смеется, тон жестокий и осуждающий.

— Да, кажется, я слышал, как кто-то об этом говорил.

Я насмехаюсь с отвращением.

— Девушка говорит, что у нее было пять приспешников. Если они видели только одного, то не могу представить, есть ли еще кто-то на свободе.

Это маленькое замечание распространится и запятнает умы Общества. Если они поверят, что приспешники Сибби реальны, то это ослабит подозрения. По крайней мере, до тех пор, пока терапевты не доберутся до Сибби и не поймут, что ее приспешники — это все ее воображение.

К тому времени у всех этих ублюдков будут пули в голове, а детей, которых они эксплуатируют, уже не будет.

Следующие несколько часов мы с Дэном общаемся. Женщины здесь подвергаются насилию, все они выходят из себя и соглашаются с наказаниями за то, что не делают ничего плохого.

Уголком глаза я замечаю металлическую чашу. Она стоит на столе, и пожилой мужчина уверенно пьет из нее. Незаметно оглянувшись вокруг, я замечаю еще несколько. Они выглядят точно так же, как кубки, которые использовались в утечке видео.

Мое сердце замирает, но пока я не вижу никаких признаков того, что в них есть кровь.

— Ты хочешь пройти инициацию в клубе? — Дэн спрашивает непринужденно, привлекая мое внимание к себе, потягивая виски и разглядывая меня через край своего бокала.

Его взгляд испытующий и изучающий, но я ничего не даю ему в ответ. Мышцы моего лица остаются на месте, когда я отвечаю:

— Разве я уже не в деле?

Ухмылка пересекает лицо Дэна, а при тусклом освещении и пляшущих тенях она кажется зловещей. Я даже не моргаю от этого зрелища.

Я, блядь, гораздо страшнее.

— Даже близко нет, брат.

Я вздергиваю бровь, потягивая свой виски. Когда я бросаю на него ожидающий взгляд, он усмехается.

— Если ты действительно хочешь этого, тебе нужно приобрести фетиш.

— У меня много приобретенных фетишов, — говорю я, добавляя в свой тон немного темноты. Это нетрудно сделать, когда я не лгу. Их фетиш — проливать кровь невинных, а мой — убивать всех, кто это делает.

— Скажи на милость, что это? — спрашивает Дэн, его тон капризен и почти забавен.

Я бесстрастно пожимаю плечами и делаю глоток виски, а другой рукой достаю свой телефон. На экране появляется фотография Даниэллы, девушки, которую я спас пять лет назад.

Она находится в безопасном месте, поскольку, когда я ее спас, она была сиротой, у которой не было дома. Это невинная фотография, на которой она одета в пижаму Барби. Иллюзию создает затравленный взгляд ее глаз и синяки на коже. Фотография была сделана после того, как мы впервые спасли ее. Тогда ей было десять лет, и я обязательно спросил у нее разрешения, прежде чем показать ее кому-либо.

Это первый раз, когда мне пришлось подружиться с педофилами, прежде чем убить их, но я знал, что если я когда-нибудь смогу убедить их, что я такой же, как они, мне нужно будет предъявить доказательства.

И будь я проклят, если покажу случайной девушке из интернета и буду рисковать их безопасностью. По крайней мере, в случае с Даниэллой, это старая фотография, и я могу быть уверен, что с ней ничего не случится.

Передавая ему телефон, я негромко говорю:

— Моя последняя игрушка.

Слова на вкус как чертова смола на моем языке, но я все равно выдавливаю их из себя.

Брови Дэна взлетают на лоб, но на его лице появляется лукавая, счастливая улыбка.

— Ты поделишься?

Я чуть не ломаю ему руку, когда он возвращает мне телефон, его взгляд задерживается на фотографии. Вместо этого я убираю телефон обратно в карман и обнажаю зубы.

— Я ревную.

Он откидывает голову назад, и по помещению эхом разносится громкий смех. Шум комнаты заглушает звук, но в моих ушах он звучит как динамит.

— Понятно, друг мой. А когда они станут слишком старыми?

Я сально улыбаюсь.

— Органы — это хит на черном рынке.

Он усмехается.

— Думаю, тогда ты идеально подойдешь для инициации. Следующая будет через неделю. Тебе интересно?

— Что включает в себя эта инициация?

— Ожидание от тебя потребуются, когда придет время. Но когда все закончится, ты получишь много всего, — просвещает он, кивая в сторону моего спрятанного телефона. Он сверкает дикой улыбкой. — Много, в любой форме, любого размера и пола.

— И это безопасно?

Дэн пожимает плечами.

— У нас был шпион, который сливал видео, но Общество уверено, что они нашли предателя. И эти видео не были замечены. Они были немедленно удалены, как только были загружены.

Ложь. В том конкретном месте, где они были загружены в темной паутине, я установил сигнал. Как только видео было размещено, Джей или я немедленно получали уведомление. У нас было сорок пять секунд, чтобы загрузить его, прежде чем оно было удалено.

Так быстро.

Но у Z было достаточно времени.

Интересно, они считают, что поймали крота. У меня нет возможности проверить это, но это уже неважно.

Там, где раньше был крот, теперь волк.

Я допиваю виски одним глотком, наслаждаясь обжигающим вкусом, когда он проходит по моему горлу. Я снова улыбаюсь ему — своей собственной дикой улыбкой. Я чувствую, как шрамы на моем лице сморщиваются, а демоническое чувство, бурлящее в моем нутре, прорывается наружу, сверкая в моих разноцветных глазах. Он воспринимает это так, как хочет.

— Я в деле.