Превратности судьбы

Глава 12

Вирджиния задержала дыхание. Казалось невероятным то, что она только что сделала. Приглашение вырвалось неожиданно для нее самой. Несомненно, это являлось следствием страшного испытания сегодняшней ночи. В ее душе до сих пор бесновался огонь.

Разумеется, это было ошибкой, о которой она, несомненно, потом пожалеет. И если Оуэн будет колебаться, то она возьмет обратно свои слова.

Но он не дал ей времени даже на то, чтобы перевести дух.

— Мне бы очень этого хотелось, Вирджиния.

Он сказал это спокойным ровным голосом, но глаза его блеснули в темноте. Вирджиния понимала: Оуэн, как и она сама, еще не оправился после смертельного испытания. Так что он, конечно же, мог понять ее состояние.

Направившись к ступенькам, она сказала:

— Похоже, ни мне, ни вам сегодня не заснуть, не правда ли?

— Да, пожалуй.

Оуэн задержался ненадолго, чтобы расплатиться с кучером, а затем последовал за ней. Вирджиния достала ключ из маленького кошелька, свисавшего с пояса на цепочке.

— К тому же, как ни крути, мы с вами, кажется, коллеги. По крайней мере, на время. Так что мы можем выпить вместе и обсудить наши дела.

— Наверное, это очень плодотворный метод вести расследование, — с улыбкой заметил Оуэн.

Вирджиния долго вертела ключ в непослушных пальцах и, в конце концов, умудрилась его выронить.

Без видимого усилия Оуэн поймал ключ налету.

— Позвольте мне, — сказал он.

Он вставил ключ в замочную скважину и открыл дверь. Вирджиния тотчас скользнула в едва освещенную переднюю. Миссис Крофтон уже удалилась в свою спальню двумя этажами выше, но оставила гореть газовый рожок в стенном светильнике.

«Она поймет, что я дома, — подумала Вирджиния. — И поймет, что я не одна. Домоправительницы и экономки всегда знают, что происходит в их владениях».

Положив дракона на пол, Оуэн помог Вирджинии снять плащ. Когда его теплые пальцы коснулись ее шеи, она снова ощутила тревожный укол. Лихорадочный жар усиливался, однако она не могла бы сказать, что ей нездоровится.

Оуэн повесил ее плащ на бронзовый крючок и положил свою шляпу на пристенный столик, рядом с кожаными перчатками.

«Мы словно любовники, которые вернулись домой после вечера в театре», — подумалось Вирджинии.

Воображение тотчас пустилось вскачь, и ее бросало то в жар, то в холод. Ох, скорей бы сделать глоток бренди!

Она пошла впереди Оуэна по тускло освещенному холлу. В кабинете сразу же зажгла лампу и направилась к столику, на котором стоял графин с бренди.

Оуэн тем временем подошел к камину, высек искру и разжег огонь с непринужденностью человека, чувствующего себя как дома. Когда пламя в камине как следует разгорелось, он выпрямился, снял плащ и бросил его на спинку стула. Вирджиния заметила, что на нем не было сюртука. Ослабив узел галстука, он расстегнул ворот рубашки, затем снял запонки и сунул их в карман.

Вирджиния смотрела на него, затаив дыхание. О да, несомненно, он чувствовал себя здесь как дома.

Она плеснула бренди в стаканы. Стекло графина тихонько звякнуло о кромку одного из них. Значит, ее руки дрожали. Вернув графин на место, Вирджиния подала Оуэну стакан.

— За то, чтобы нам обоим сегодня удалось поспать, — сказала она.

— И за нас.

«Не совсем мой тост», — подумала она. Но стоило ли его поправлять?

Пригубив бренди, Оуэн взглянул ей прямо в глаза. Вирджиния сделала осторожный глоток и поставила свой стакан на стол.

— А что вы видели сегодня, когда на нас обрушилась эта буря галлюцинаций? — спросила она.

— Мне привиделись жертвы всех убийств, расследованиями которых я занимался в течение ряда лет. Жертвы тех преступлений, которые мне не удалось раскрыть.

Вирджиния тихо вздохнула:

— То есть это — те несчастные души, для которых вы не добились правосудия?

— И те, кого я не смог спасти, потому что пришел слишком поздно. — Оуэн встал у камина. — А что видели вы, Вирджиния?

Она прошла по ковру, чтобы встать с ним рядом.

— Мои видения не слишком отличались от ваших. Как и вы, я видела тех, кому не смогла помочь. Тех, кто умер насильственной смертью. Тех, кому было отказано в правосудии, потому что убийцу так и не поймали.

Он с пониманием кивнул. И они долго стояли бок о бок, глядя в огонь.

— Вы когда-нибудь задумывались, почему мы носим проклятие таланта — такого, как наш? — спросила Вирджиния, нарушив молчание.

— Проклятий не существует. Все это — просто глупые суеверия.

Вирджиния едва не улыбнулась:

— Я выражаюсь в метафорическом смысле, мистер Суитуотер.

— Разумеется. Прошу меня простить. — Он сделал глоток бренди. — Просто я стараюсь быть точным, когда речь заходит о явлениях парафизического порядка.

— Понимаю.

— Вирджиния, я скажу вам правду. Только что я был так резок именно потому, что не раз задавал себе тот же самый вопрос.

Он снова назвал ее по имени. Но и она мысленно называла его Оуэном. Поразительно, насколько общая опасность сближает людей, до того едва знакомых друг с другом.

— Я придерживаюсь современных взглядов, сэр, — сказала Вирджиния. — Как и вы, я не верю в сверхъестественное. Но вам посчастливилось найти ответ на этот вопрос?

По-прежнему глядя в огонь, Оуэн проговорил:

— Могу дать вам ответ, который находится в полном согласии с законами парафизики. Но я уверен, что вы и сами знаете: в этой области предстоит сделать еще очень много открытий.

— Да, знаю. Итак?.. Каков же научный ответ на наш вопрос?

— Человек, который совершает убийство или другой акт насилия, генерирует мощный всплеск психической энергии. Даже самый хладнокровный из убийц оставляет горячий след.

— Да, верно, — согласилась Вирджиния. Она поежилась, вспоминая, какие образы ей иной раз приходилось наблюдать в зеркалах.

— То же самое справедливо и для жертвы, если у нее остается время, чтобы почувствовать близкую смерть, — продолжал Оуэн. — Происходит мощный всплеск энергии, который не рассасывается, а продолжает вибрировать в окружающем пространстве. А потом ее, эту энергию, впитывают поверхности — мебель, стены, пол.

— И зеркала.

Он утвердительно кивнул:

— Да, и зеркала. Хотя мне не дано знать, что вы видите, когда вглядываетесь в зеркало. Зеркала обладают уникальными физическими свойствами.

— Насколько я понимаю, мы с вами обладаем способностью воспринимать остаточную энергию, порожденную насилием. Но почему же мы оба так стремимся разыскивать убийц тех, кто безвинно погиб и был забыт всеми?

— Здесь у меня нет ответа…

Вирджиния поболтала бренди в своем стакане.

— Не кажется ли вам, что любой из тех, кто наделен талантом, подобным нашему, испытывает насущную потребность добиваться правосудия?

— Нет, ничего подобного. — Оуэн допил бренди и поставил пустой стакан на каминную полку. Он по-прежнему не отводил взгляда от языков пламени. — Есть люди, одаренные подобно нам, но наслаждающиеся атмосферой убийства. Так знаток смакует изысканное вино.

Вирджиния чуть не выронила свой стакан.

— Что?! — воскликнула она с изумлением.

Стиснув зубы, Оуэн взглянул на девушку. Только что его взгляд лучился теплотой, каков бы ни был ее характер, теперь же в глазах Оуэна горел холодный огонь.

— Есть и такие, кто ищет сцены убийства и жестокого насилия. И только для того, чтобы дать волю чувствам, насытить их энергией, генерированной в момент смерти, — сообщил он.

Вирджинии показалось, что в комнате повеяло мертвящим холодом.

— В это трудно поверить!

Но она знала, что Оуэн прав. Иной раз, когда она всматривалась в зеркало, ей доводилось воспринимать дикое возбуждение, которое испытывал убийца. Глазами жертвы она видела его восторг, леденящий душу. Да-да, Оуэн был прав. Некоторые наслаждались актом убийства.

— И кое-кто, обладая талантом, подобным нашему, упивается энергией насилия до такой степени, что уже не может без нее обходиться, — продолжал Оуэн. — Чтобы удовлетворить свое болезненное пристрастие, эти люди не просто ищут сиен насилия. Они их создают.

— И убивают?

— Да, снова и снова. С помощью своего дара. Это и есть законченные хищники.

И тут Вирджинию осенила догадка.

— Значит, вы охотитесь на таких убийц?!

— Да, на них.

— Вами движет жажда справедливости?

Его губы чуть скривились в невеселой улыбке.

— Не могу сказать, что делаю это из столь благородных побуждений. Я и сам не понимаю, что за потребность живет во мне. Знаю только, что мне от нее не избавиться. — Он помолчал. — Это тоже своего рода пристрастие.

Вирджиния понимала, что он не ищет оправдания. Просто говорит о себе правду.

— Мне кажется, — начала она, подбирая слова с величайшим тщанием, — что за разъяснением в этом вопросе мы можем обратиться к мистеру Дарвину с его теорией эволюции.

Оуэн даже вздрогнул поначалу. Затем нахмурился и проворчал:

— Какое, черт подери, отношение имеет эволюция к природе паранормального?

— Мне представляется, что в природе, как и в обществе, существует способ сохранять равновесие. Среди нас водятся преступники, следовательно, найдутся те, кто призван их остановить. Наверное, такие люди становятся полицейскими или детективами. Или предпочитают изучать психологию преступников.

— Я не полицейский, — ледяным тоном возразил Оуэн.

— Но если в процессе эволюции возникли хищники в человеческом обличье, обладающие особой психической силой — а мы, очевидно, говорим именно о них, — то логично предположить, что найдутся люди, подобные вам, те, кому самой природой предназначено на них охотиться.

Оуэн молчал. И по-прежнему хмурился.

Вирджиния в смущении кашлянула и добавила:

— Такова природа нашего мира.

— Интересная теория…

— Но я действительно так думаю.

— Зачем вам утруждать себя поисками научного объяснения? Я просто существую, вот и все.

Вирджиния допила бренди и поставила свой стакан на каминную полку, рядом со стаканом Оуэна.

— Мне очень хочется найти похожее объяснение в отношении собственного дара и жажды справедливости, заставляющей меня действовать каждый раз, когда меня вызывают на место, где произошла насильственная смерть.

— Но мы с вами относимся к разным видам, Вирджиния. Я могу убить с помощью своего таланта, и я убивал!

Она в изумлении уставилась на собеседника:

— Это правда?..

— Да. Так не кажется ли вам, что это делает меня одним из чудовищ?

Она тяжело вздохнула:

— Вы опасный человек, Оуэн Суитуотер, но вы не чудовище.

— Уверены?

Она отвернулась и перехватила в зеркале его взгляд.

— Будь вы чудовищем, вы не стали бы рисковать собственной жизнью, спасая Бекки, а также и меня в ту ночь в особняке Холлистера.

Оуэн тотчас заключил ее в объятия. Но она успела заметить их отражения в зеркале. Сомнений не было: там, в зеркальной глубине, вспыхнула ослепительная молния.

— О, Вирджиния… — прошептал Оуэн.

Ее имя прозвучало так, словно оно таилось где-то в потаенном уголке его существа и вот теперь вырвалось на свободу. Его поцелуй был исполнен той же неукротимой силы, и он породил огонь страсти, которая вдруг вспыхнула между ними. Что бы ни случилось завтра, она, Вирджиния, никогда не забудет эту ночь и не станет о ней сожалеть!

Тихо вскрикнув, она обвила руками его шею, отдаваясь на волю урагану, внезапно пронесшемуся по комнате. Оуэн же целовал ее долго и страстно; а когда она начала задыхаться и затрепетала, сгорая от желания, он принялся ее раздевать. Он расстегнул крючки корсажа, и она заметила, как дрожали его пальцы, — очевидно, он желал ее столь же отчаянно, как она желала его.

И тут Вирджиния вдруг почувствовала себя по-женски уверенно и даже возликовала. И начала расстегивать пуговицы на его рубашке.

Минуту спустя Оуэн помог ей освободиться от платья, и тяжелые складки ткани съехали по ее бедрам. Платье осело на полу, вокруг лодыжек. Оуэн тотчас потянул завязки нижних юбок, и ярды белоснежного льна обрушились на поверженное платье.

Теперь Вирджиния стояла перед Оуэном в одной сорочке, в чулках и в прогулочных туфлях на низком каблуке. Она напомнила себе, что он видит ее полураздетой уже не в первый раз. Две ночи назад она была в таком же одеянии, когда он обнаружил ее в комнате с зеркальными стенами. Но сегодня все было по-другому.

Оуэн смотрел на нее так, словно она была сказочным существом, которое вдруг обрело плоть.

— Вы такая красивая, — сказал он. И его голос прозвучал чуть ли не благоговейно.

«Не такая уж я красавица», — подумала Вирджинии. Впрочем, сейчас она и впрямь чувствовала себя богиней.

— Вы тоже красивый, — выпалила она неожиданно.

Он рассмеялся низким хрипловатым смехом:

— Мне так не кажется.

— Да, вы очень красивый. — Она управилась с последней пуговицей на его рубашке и положила ладони на его обнаженную грудь. Пальцы запутались в жесткой поросли, которую она здесь обнаружила. Кожа была теплой на ощупь, а очертания его стройного мускулистого тела все сильнее волновали Вирджинию. — Вы просто восхитительны…

— Нет, это вы восхитительнейшее существо.

Вирджиния улыбнулась:

— Мы так и будем спорить, кто из нас больше достоин восхищения?

Оуэн снова рассмеялся. И в этот миг он словно стал моложе. И даже казался веселым и беззаботным — как человек, на время сбросивший с плеч непомерную тяжесть всевозможных обязанностей.

— Конечно же, сейчас не время спорить. — Опустившись перед ней на колени, Оуэн расстегнул пряжки ее прогулочных туфель.

Вирджиния опиралась о его плечо, когда он снимал с нее туфли. Затем его руки скользнули ей под сорочку, и пояс, на котором держались чулки, свалился к ее лодыжкам.

— Ах, Оуэн… — шепнула она.

Он вскочил на ноги и снова поцеловал ее, заставив замолчать. Затем коснулся ее соска, лаская его сквозь тонкую ткань сорочки.

Она была так возбуждена, что даже легчайшее прикосновение заставляло ее трепетать. Вирджиния судорожно вздохнула, не в силах понять, что же именно испытывает — боль или наслаждение? Казалось, и то и другое одновременно.

— Я сделал вам больно? — спросил он с беспокойством.

— Нет-нет. — Она чуть отпрянула от него, чтобы туг же приникнуть поцелуем к его подбородку. — Никогда не испытывала ничего подобного. Ничего, что сравнилось бы с этим…

— И я тоже.

Это заявление, сделанное самым серьезным тоном забавило Вирджинию.

— Нет нужды делать вид, Оуэн, что вы неискушенны в любовных делах. Вы же человек света.

— На сей раз все по-другому. — Это было сказано категоричным, не допускающим возражений тоном. — Вы — особенная. Вы — та самая.

И тут знакомый голосок интуиции шепнул ей: «Этот человек очень опасен».

— Та самая? — повторила она, недоумевая. — Не понимаю, что вы хотите этим сказать.

— Ничего. Выбросьте из головы. — Он подхватил ее на руки. — Сейчас не время объясняться.

Комната завертелась перед глазами Вирджинии, а Оуэн, повернувшись, уложил ее в просторное, обитое кожей кресло. Еще до того, как он пристроился с ней рядом, Вирджиния успела еще раз взглянуть на их отражения в зеркале. И увидела яркие вспышки энергии — казалось, жаркий солнечный свет разливался в зеркальной глубине.

А потом оказалось, что она уже находится на коленях у Оуэна, и ее ноги в чулках свешиваются с подлокотника кресла. В отблесках огня в камине его лицо казалось застывшим, но она видела страсть в его пылавших глазах. Тут он вновь поцеловал ее, и его поцелуй был долгим и опьяняющим.

А затем, по-прежнему целуя ее, он принялся легонько поглаживать ее, так осторожно, будто она была редчайшим и чудеснейшим произведением искусства. И Вирджинию поглотила буря чувственных ощущений, грозившая уничтожить ее без остатка. Она чувствовала, как ладонь Оуэна гладит ее ногу, но была так увлечена поцелуем, что почти не обращала на это внимания, пока его рука не скользнула под подол ее сорочки. И в тот же миг его пальцы легли ей на бедро.

— Как замечательно… — проговорил он низким рокочущим голосом.

Прекрасно зная, что он собирался делать, Вирджиния разрывалась между стыдом и восторженным удивлением. А он вдруг провел ладонью по ее ягодицам и, поцеловав в шею, прохрипел:

— Хочу, чтобы вы таяли для меня…

«Вот она, эта ночь», — подумала Вирджиния. Да, очень скоро она узнает тайну, которую так страстно хотела познать с долгожданным мужчиной. Наконец-то ей открывались тайны физической страсти. И она ни за что не повернет назад.

Его пальцы скользнули к ее лону, и ей показалось, что она действительно тает. Вирджиния крепко сжала кулаки; ей казалось, она вот-вот задохнется. И тут ею вдруг овладело странное беспокойство… Она знала, что должна что-то делать, но что именно?

— Оуэн, я… — Вирджиния беспокойно шевельнулась в его объятиях. — Ах, Оуэн…

— Я здесь, милая, — ответил он. И это прозвучало словно клятва.

Тут он приподнял ее и усадил себе на колени. Теперь ее раздвинутые ноги крепко обнимали его бедра. Вирджиния не понимала, зачем это, пока не взглянула вниз и не обнаружила, что он успел расстегнуть бриджи. Она была изумлена и даже шокирована размерами восставшей мужской плоти.

Ей доводилось видеть скульптуры обнаженных мужчин. Бывало, они с Шарлоттой подолгу разглядывали непристойные картинки в книгах, которые Шарлотта держала в шкафу под замком. Там были изображены парочки во время соития… Но к подобному она была решительно не готова.

Словно зачарованная, она протянула руку и легонько коснулась его возбужденной плоти.

Оуэн, застонав, прикрыл глаза.

— Ах, осторожней, милая…

— Я сделала вам больно? — спросила она, замирая от страха.

— Нет. — Он усмехнулся. — Но ваши прикосновения очень чувствительны для меня. Вы имеете надо мной огромную власть, Вирджиния Дин.

— В это трудно поверить.

Он уже не улыбался. Но его аура вспыхнула новым жаром, как и глаза.

— Но это правда, — сказал он. — Я знал об этом с самого начала. Вы нужны мне, Вирджиния.

— Почему? — спросила она, вконец сбитая с толку.

— Потом, — прошептал он.

— Потом? Ох, вы все время это твердите.

— Такие вещи сложно объяснить, а я сейчас не способен связно выражаться, — проворчал он.

— Но, Оуэн…

— Прошу, не сейчас, если у вас есть хоть капля сострадания.

— Хорошо, — согласилась Вирджиния. — Значит — потом.

— Да, потом, — повторил он.

С тихим стоном он коснулся поцелуем ее груди сквозь тонкую сорочку. Полупрозрачная ткань не стала серьезным препятствием для его горячих жадных губ. А его руки ласкали ее бедра. Вновь коснувшись ее разгоряченного лона, он понял, что она сгорает от нестерпимого желания.

— Да!.. — выдохнула Вирджиния. Она сжимала его плечи, закрыв глаза, потому что так легче было выдержать безумный напор восхитительнейшего из желаний.

Продолжая ласки, он обнаруживал одно за другим местечки, где рождались поразительные ощущения, о существовании которых Вирджиния даже не догадывалась. Она тихонько стонала и вздрагивала, потому что эта сладостная пытка сделалась нестерпимой…

А потом в ней как будто вспыхнула молния. И вдруг оказалось, что ее несет могучий сияющий поток, такой стремительный, что нельзя было перевести дух. Вирджиния отчаянно цеплялась за плечи Оуэна, который был для нее сейчас как скала в бушующем море.

Внезапно она поняла, что он проникает в нее, очень осторожно, но неумолимо. И при этом волны его сокрушительной энергии обрушивались на нее, держа в своей чарующей власти.

А потом он вдруг вошел в нее резко и глубоко. Вирджиния отчасти была готова к тому, что будет больно. Однако острая пронзительная боль застигла ее врасплох — и не только в физическом смысле. Словно электрический разряд пронзил ее способности восприятия окружающего, пронзил ее дар. Вздрогнув всем телом, она ахнула и вцепилась зубами — весьма яростно — в мочку уха Оуэна. И этот маленький акт возмездия стал для нее такой же неожиданностью, как и для него.

Шумно выдохнув, Оуэн замер на миг. Потом пробормотал:

— Кажется, мы оба пролили кровь.

Вирджиния судорожно сглотнула и с изумлением почувствовала на языке металлический привкус. О Боже, она его действительно укусила! Но он же не виноват, что у нее еще не было опыта…

— Ох, прошу прощения. — Она в испуге спрятала лицо, уткнувшись в его широкое плечо. — Когда читаешь об этом, то кажется: ты вполне подготовлена. А на самом деле… Я никак не ожидала подобного!

— И я тоже. Не забыть бы завтра купить золотую серьгу — вставить в ухо там, где вы его прокусили.

Встревожившись, она подняла голову. И с изумлением увидела, как на мочке его уха набухает алая капля. А потом тоненький ручеек заструился на воротник безупречно белой льняной рубашки Оуэна.

— О Боже! — воскликнула Вирджиния. — Как нехорошо, как неловко!

— Я бы скорее назвал неловким то положение, в котором мы с вами сейчас находимся.

Вирджиния вдруг заметила, как он напряжен. Мышцы его словно налились сталью. И она поняла, что он сдерживается — ради нее. Она тихонько кашлянула.

— Что ж, — сказала она, — и это все? Должна заметить, что после столь долгого ожидания — когда же подвернется случай лишиться девственности?! — я полагала, будет интереснее.

— Интереснее? — переспросил он невозмутимо.

— Ну… в романах этому акту всегда сопутствует неземное метафизическое блаженство, превосходящее все на свете. И я думала: когда это случается, подобное блаженство компенсирует все неудобства физического контакта.

— И сейчас вы не испытали ничего метафизического?

— По правде говоря, я начинала чувствовать что-то такое, но вы все погубили!

— Что ж, теперь моя очередь приносить извинения. Я не ожидал, что вы окажетесь девственницей, — заявил Оуэн.

Вирджиния уставилась на него в изумлении:

— Но почему?..

— Вы женщина сильных страстей, — сказал он, целуя ее в щеку. — Вот я и решил, что вы уже…

— Вы хотите сказать, что в моем возрасте…

— Вот именно. Я решил, что вы уже давно изучили игру страстей.

— Нет, я уже подумывала сходить на прием к доктору Спиннеру.

Он взял ее лицо в ладони.

— Нельзя ли отложить этот разговор на потом?

— Разумеется, — учтиво ответила Вирджиния. Она поморщилась и добавила: — Прошу вас, продолжим. Мы уже очень далеко зашли, и ничто не мешает нам дойти до логического завершения.

— У вас потрясающая сила духа.

— Вы смеетесь надо мной? — спросила она с подозрением.

— Нет, Вирджиния, поверьте, не смеюсь. Сейчас мне не до смеха.

И он, держа ее за бедра, начал медленно двигаться. Вирджиния еще не забыла боль, которую причинило его вторжение, однако в ней крепла уверенность, что она сумеет вытерпеть процесс до конца.

К ее изумлению, боль вскоре начала трансформироваться в уже знакомое беспокойное желание — снова! Она все еще была болезненно чувствительна, но это желание нарастало и прямо-таки взывало к действию. Не удержавшись, Вирджиния судорожно обхватила плечи Оуэна.

Его рука тотчас скользнула меж ее ног, туда, где соединялись их тела. И она почувствовала его пальцы на набухшей почке, ставшей центром восхитительнейших ощущений. А немного погодя ее снова закачало на чудесных волнах искрящейся энергии, после чего она громко вскрикнула, почувствовав, как головокружительный поток понес ее в неведомые дали. Теперь уже ей хотелось кричать от наслаждения; а еще хотелось смеяться, петь, плакать!

Но ничего этого она сделать не смогла, потому что Оуэн с яростным рычанием накрыл ее рот поцелуем. Он тотчас же вошел в нее последний раз и, содрогнувшись, хрипло застонал и замер.

Когда Вирджиния открыла глаза, она увидела, что Оуэн наблюдает за ней с ленивым удовлетворением охотники, заполучившего, наконец, желанную добычу.

— Я знал, что вы та самая, — прошептал он.