В просторном кабинете их было двое. Оба с располагающей внешностью, умные, образованные (вместо «культурные»). Оба обладали чувством юмора.
Сидевший в большом кресле, обозначавшем, что его занимает лицо руководящее и решающее, с грустью произнес:
— Ну вот… Опять надо кого-то назначать.
После этой реплики занимавший одно из двух кресел по другую сторону стола откинулся на спинку.
— Кто-то умирает, а мы, извольте радоваться, должны подыскивать ему замену. И главное, где покойничек соизволил убыть в мир иной? На Печоре, у черта на куличках.
— Думайте, Борис Иванович. Кого?
— Вот именно — кого? Вот в чем вопрос. Кто согласится отправиться в столь поэтический, но весьма далекий край! Даже на пост директора крупного деревообделочного предприятия. Федор Сергеевич, а что, если предложить Пунькина?
— Решили рассмешить меня? Вам это удалось. Предложим Никонова. Для него это — значительное повышение, руководитель большого предприятия. Самостоятельная работа.
— Не поедет. У Никонова отличная квартира, садовый участок, на котором он возвел дачу, дети учатся… Дочь только в институт поступила, сын почти вундеркинд, будущий Ойстрах, по мнению его жены. Я бы поговорил с Сенюшкиным. Молод, энергичен, умница, всесторонне развит, деловит…
— Сенюшкина? Правильно. Кандидатура вполне… Правда, па днях он переходит на работу в НИИ. Смешно?
— Очень. Тогда Орлова.
— Прекрасная кандидатура. Нет, серьезно. Но она не поедет. Вторая жена товарища Орлова чересчур модная дама. Не дли Печоры она его «отбила» или «оторвала» у первой жены. А вообще Орлов справился бы. Черт знает, кругом столько талантливого народа, а назначать некого.
— Тогда Пунькина.
— Хватит шутить. Я вижу, у вас жизнерадостное настроение.
— Как всегда.
— Это же дуб!
— Лучшая древесина для деревообрабатывающего предприятия.
— Заносчивый, тупой, самовлюбленный. Ваш Пунькин там такое натворит…
— Не больше, чем покойный… А мы его терпели восемь лет.
— М-да! Попортил он нам кровушки, царствие ему небесное. А может, кого-либо из местных?
— Что ж… Давайте отсюда организуем междуродовые раздоры в районе бассейна Печоры… На комбинате работают, как вам ведомо, в основном две фамилии — Ерофеевы и Черных. Всякие зятья, братья, сватья, тетки, дяди, племянники. Назначим из рода Ерофеевых — его будет «съедать» живьем род Черных. И наоборот. Сейчас там сравнительно спокойно, ибо главный инженер — Ерофеев, зато главный технолог — Черных и так далее.
— Что же делать?
— Пунькина.
— Хватит! Хватит веселиться. Думайте. Кого?
— Пунькина.
— Уходите, я один буду думать. Неужели вы серьезно предлагаете кандидатуру этого сухаря?
— Определенно.
— И вы уверены, что он поедет? Ошибаетесь!
— Еще как поедет. Давно рвется в начальники.
— Нет, нет… Там же большой коллектив, полторы тысячи человек.
— Федор Сергеевич, сейчас я такое скажу, что вы согласитесь.
— Не говорите. И слушать не хочу.
Федор Сергеевич украдкой глянул на Бориса Ивановича, па его лукавые глаза и отвернулся, как бы спасаясь от искушения.
— Сказать?
— Молчите. Не искушайте меня без нужды.
— А нужда есть. Во-первых, назначение Пунькина на Печору вызовет всеобщий восторг работников нашего управления. Обрадуемся и мы с вами. Хороший, слаженный коллектив укрепит нервную систему, избавится от нудного штатного оратора, святоши, желчного завистника. А дело Пунькин знает. Все-таки десять лет проработал в производственном отделе, этого у — него отнять нельзя. И честный. На общественное добро не зарится.
— Но он же будет руководить людьми.
— Мы десять лет терпели? Пусть теперь они потерпят хотя бы годика три. Назначаем?
— Постойте. А что, если предложить Касимова? Великолепный человек, отличнейший инженер, авторитетен… Из него получится первоклассный директор. Впрочем, я знаю, что вы сейчас скажете.
— Скажу о том, о чем вы сами подумали. Касимов самим нужен.
Оба рассмеялись.
— Неужели придется Пунькина?
Федор Сергеевич энергично потер ладонями виски, тяжко вздохнул и наконец сдался.
— Только прошу вас, Борис Иванович, избавьте меня от разговоров с ним. Вы его назвали, вы и имейте с ним дело.
Назначили Пунькина. Для вида он полторы минуты куражился, отнекивался, затем произнес: «Раз нужно» и всякие прочие слова в этом духе — и согласился. Причем добавил: «Что ж, биография у меня подходящая».
После этих слов Пунькина Борис Иванович залпом выпил полстакана нарзана. И позвонил Федору Сергеевичу.
— Пунькин едет.
— Так я и знал! — огорчился начальник Главного управления. — Самое обидное, что этот… будет считать, будто мы выбрали лучшего из лучших. Смешно?
— Безусловно.
Федор Сергеевич как в воду глядел. Пунькин сказал жене:
— Три часа уговаривали меня. Сам Федор Сергеевич заявил: «Вы самая приемлемая кандидатура. Через два года вернем вас. Обстановка на комбинате тяжелая, вам придется все выправить… Мы на вас надеемся». Пришлось согласиться… Квартира наша, конечно, бронируется.
Через полтора года Пунькина отозвали. После трехкратного выступления областной газеты, которая исчерпала все эпитеты, имеющие отношение к бюрократизму, чванству и самодурству.
И тогда Пунькина назначили… директором более крупною и более благоустроенного комбината на Каме. (Директор камского комбината ушел на пенсию.)
Опять Федор Сергеевич с грустью произнес:
— Думайте, Борис Иванович, кого будем рекомендовать?
— Пунькина.
— После всех его художеств?!
— Пермская область. От комбината до магистральной железной дороги — двести двадцать километров. Ровно столько же до оперного театра и театра музыкальной комедии. Кто поедет? Местного — еще хуже. И, во-вторых, не возвращать же Пунькина в Главное управление! Также следует учесть, что он уже номенклатурный. И, заметьте, выполнял план. Смешно?
— Очень.
Федор Сергеевич энергично потер виски.
Вторично представляя Пунькина, Борис Иванович, как и в тот раз, писал: «Дело знает, скромен в быту, имеет опыт руководящей работы.
И, главное, все это соответствовало действительности. Вот в чем вопрос.