А тем временем и в Баку стремительно разворачивались события. Несколько слов, которые промолвила Марита в полусознательном состоянии, не удивили Акперова. Он ждал их. Боялся и ждал.
«Однако зачем, спрашивается, — раздумывал он, — надо было Заступину сообщать Марите об отъезде в Тбилиси? Вряд ли опытный преступник, так умело работающий чужими руками, может поступить настолько опрометчиво и прямолинейно. Следовательно, — Заур мысленно соединял известные ему факты в одну цепочку, — он считает себя вне подозрения.
Вот о чем размышлял майор милиции Акперов, перед кабинетом начальника. Но Заур прошел не туда, а к себе. Открыл сейф, достал ориентировку, полученную из Москвы. С листа бумаги на него глянули холодные глаза, густые насупленные брови. «Похож, до чего похож! — Акперову вспомнилось нахмуренное лицо Заступина за рулем «Москвича». — Молодец Заур, — похвалил он себя. — Не видел, а нарисовал. Молодец». Торопливо развернул ориентировку, перечел машинописный текст:
«…20 сентября 1952 года преступник, ныне носящий фамилию Тониянц Аршавир Самвелович, по кличке «Волк», уроженец Нагорного Карабаха, рождения 1905 года, не женат, не семейный, совершил кражу 180 тысяч рублей и скрылся. Словесный портрет: высок, сутул, голова побрита, густые черные брови, на затылке шрам, нелюдим».
— Он! — почти крикнул Акперов. — Он! «Сутул, нелюдим, высок». Он!
Очень спокойно сунул листок в карман, запер сейф.
В кабинете Асланова мирно беседовали между собой Байрамов и Аскер Мурадович. Асланов улыбнулся Акперову, протянул руку.
— Ну, знаешь, вид у тебя, Заур Алекперович. Нельзя так. Садись, расскажи. Может, помощь нужна?
Акперов упрямо покрутил головой.
— Спасибо! Чувствую себя отлично.
Байрамов и Асланов переглянулись: вид майора говорил обратное.
Словно не заметив их взгляда, Акперов продолжал:
— Я напал на след одного крупного зверя — Заступина Оскара Семеновича.
Асланов шевельнул бровями — эта фамилия была ему уже знакома.
— Да, Аскер Мурадович, к сожалению, так. Он бежал в Тбилиси, твердо уверенный в том, что убил свою… Представляете, какой зверь! — Заур помолчал, потом спросил у Байрамова: — Нашли машину?
— Нашли, на улице Сабира, в Крепости, но без водителя.
— Я так и думал.
— Почему? — вступил в разговор Асланов. — Почему?
Заур сообщил о словах Мариты, о своих выводах.
— Уверен, — закончил он, — что Заступин сейчас спокойно пьет чай в купе вагона. Ну, а если подтвердится еще одно мое предположение, то значит… значит я, как работник угрозыска, не стою ни гроша!
— Опять шахсей-вахсей начинаешь, начальник? — сразу смягчился подполковник. — Ни к чему. Иди, отдохни. Мы сами здесь разберемся. Иди, Заур. — Асланов с какой-то суровой нежностью относился к Акперову и не любил, когда майора одолевали приступы самобичевания.
— Нет уж! — возразил Акперов. — Несколько часов назад я хотел подать рапорт об отпуске, но теперь-то понял, что все это время я не работал, а просто… Работа только сейчас и начинается. Мы, Аскер Мурадович, вернее я, упустили матерого волка — закоренелого преступника, убийцу в прошлом, состоящего на розыске по московской ориентировке. И кличка у него — «Волк».
— Что ты говоришь? — Асланов встал. — Ведь он, если не ошибаюсь, армянин, и у него нет семьи.
— Армянин! — горько усмехнулся Акперов. — Разве это сложно для такого преступника? И дочери у него нет. Я уверен. Марита ясно назвала его Заступиным, а не отцом. — Заур вплотную подошел к столу. — Аскер Мурадович, прошу разрешения связаться с линейным отделом милиции. Я должен арестовать Заступина!
Асланов молча кивнул.
— Иди.
Вскоре Акперов был уже в железнодорожной милиции. Времени оставалось в обрез: пробило два часа ночи.
До самого рассвета летели по проводам зашифрованные сообщения. До утра не покидал поста майор Акперов. Ему все казалось, что он что-то упустил, не доделал…
Начальника милиции станции Тбилиси разбудили в пять утра. Чертыхаясь, он долго не мог нащупать телефонную трубку.
— Слушаю.
Кто-то усердно, заикаясь от волнения, докладывал ему обстановку, Варлам Шатунашвили кивал, нащупывая ногой туфли.
— Понятно, кацо, понятно. Да, да, очень важно. Немедленно поднять оперативный состав по тревоге! Сейчас буду.
И, стараясь не беспокоить жену, поднялся с постели.
Но супруга, не открывая глаз, спросила:
— Что еще там, Варлам?
— Спи, дорогая, спи. Ничего особенного.
А сам, поспешно натягивая брюки, думал совершенно иное. Сна как не бывало…
— Мы не должны допустить, товарищи офицеры, чтоб этот злостный преступник перешагнул порог нашего Тбилиси, — произнес твердо Шатунашвили, строго оглядывая сотрудников. — Азербайджанские товарищи зря не стали бы беспокоить. Мы обязаны, понимаете, положить все силы, чтобы изловить беглеца. Раз он подался в нашу сторону, значит, думает, на станции Тбилиси сидят лопухи. Так я вам скажу — он ошибается. Итак, ближе к делу. Убийца — Заступин Оскар Семенович, приметы: рост высокий, сутулый, седой, с палкой. Он может прибыть в Тбилиси под чужой фамилией. Хитер и опытен. Задержанию подлежит всякий подозрительный. Не смущайтесь. Ясно? Тбилиси должен стать последним пунктом в его маршруте. — Шатунашвили еще раз просмотрел расшифрованную ориентировку. — Должен добавить, товарищи, операция будет проводиться по всем поездам, включая и электропоезда, идущие со стороны Баку. Вот так. Товарищ Майсурадзе, сообщи план операции…
В 8 часов 30 минут утра сотрудники линейного отдела милиции уже встречали первый пригородный поезд. Вся территория вокзала была оцеплена сотрудниками милиции и членами штаба народной дружины.
Однако, вопреки ожиданиям, «гость» так и не пожаловал. Встретили бакинский, акстафинский поезда, с десяток электропоездов.
Теряя терпение, Варлам Шатунашвили вышел на перрон. Все оперативники на месте. Один сидит на ящике, другой читает, третий — прогуливается с девушкой. На вокзале по-обычному буднично, спокойно.
— Внимание, — прогудел динамик. — На второй путь прибывает электропоезд номер 1412 Рустави — Тбилиси.
Начальник милиции торопливо пересек пути, вернулся в кабинет. Из окна ему было видно, как мягко остановила свой бег электричка, хлынула на перрон толпа.
Молодые, бойкие нетерпеливо рвались вперед. Следом — почтенные, пожилые пассажиры. Вот из пятого вагона вышел мужчина в сером костюме, седоволосый, в темных очках. Он шел, чуть припадая на левую ногу, тяжело опираясь на суковатую палку. В двадцати метрах от входа в туннель капитан Майсурадзе вежливо остановил его:
— Простите, товарищ, — мягко, как бы извиняясь, сказал он, — прошу вас пройти в дежурное помещение вокзала.
Человек с палкой внимательно оглядел говорившего, недоуменно пожал плечами:
— По какому поводу? Мне нечего там делать, я очень спешу.
— Нет. Вам все же придется пройти.
— Да по какому праву? Кто вы такой?
— Из железнодорожной милиции…
— Милиции? — мужчина покачал головой, улыбнулся. — Пожалуйста. С милицией ссориться не люблю.
В дежурной комнате его встретил Шатунашвили.
— Садитесь, гражданин. Что-то мне кажется, мы с вами где-то встречались, — сказал он весело.
Старик сел, руки спокойно легли на набалдашник палки.
— Может быть, если, конечно, вы бывали в Кировабаде. Я завхоз клинической больницы. Вот мои документы, — и он протянул Шатунашвили паспорт и командировочное удостоверение, в котором значилось, что Сергеев Константин Павлович направляется в Тбилиси для приобретения мединвентаря.
Видавшего виды Шатунашвили поначалу несколько смутило такое поведение. И документы в порядке, и человек ведет себя спокойно, не нервничает. Правда, вот внешность. Слишком уж точно отвечает она словесному портрету. «Э, брат, — подумал начальник, — а выдержка у тебя железная».
— Вы едете из Кировабада?
— Как видите.
— А почему на руставском поезде, дорогой?
— Хотел земляка навестить, да не застал его.
— А где живет ваш земляк?
— Адреса не знаю. Найти дом, улицу могу. А вот почтового адреса не знаю.
— Где ваш земляк работает?
— Работал? — поправил задержанный. — Я запамятовал. А сейчас, как я сказал, он куда-то выехал.
— Та-ак, — протянул начальник милиции, — значит, раньше вы бывали в Рустави.
— Да, — старик улыбнулся. — Объясните, к чему этот допрос. В моем возрасте это несколько…
Шатунашвили тоже широко улыбнулся.
— Каждая работа имеет свои особенности. Майсурадзе, проводите товарища в соседнюю комнату.
Проверяемый встал.
— Минутку, генацвале, — остановил его начальник милиции, — разрешите-ка вашу палку.
Шатунашвили чуть не выронил массивную трость, тяжелая, черт возьми!
Старик снял очки, протянул руку:
— На каком основании?
Шатунашвили с любопытством разглядывал полустертые инициалы на отполированном дереве, костяной набалдашник редкой работы. Почувствовал вдруг, как в палке, внутри, что-то сместилось. Покрутил головку. Она легко сдвинулась с места. Шатунашвили стал лихорадочно отвинчивать эту своеобразную крышку. На стол выпало несколько желтых монет.
— Задержать и обыскать этого завхоза!
Майсурадзе схватил задержанного за кисти рук и с удивлением почувствовал явно несоответствующую возрасту силу его напружинившихся мышц. Мгновенно преобразилось и лицо старика, словно кто-то сорвал с него маску благодушия и наивности, глаза сверкнули ненавистью.
…Ночью, за решеткой отсека конвойной машины мерно покачивался Оскар Заступин. Он не кусал губ, не проклинал никого за провал. Только с каким-то повышенным интересом следил сквозь решетчатое оконце за кусочком освещенного луной облаком, прислушивался к перестуку колес бегущего рядом поезда.
Машина на предельной скорости мчалась по шоссе Тбилиси — Баку.