Серго придирчиво оглядел себя в зеркало. Рыжие римлянки, васильковые, плотно облегающие ноги брюки, пестрая рубаха — «распашонка».
— Модерн — что надо, — пропел он, прихорашиваясь.
Щеточкой усердно пригладил тонкие стрелки усов, щегольскую бородку. Не спеша вышел на улицу. Помедлил, раздумывая у троллейбусной остановки, и пошел пешком, до БУМа было недалеко — четверть часа ходьбы.
Вот и арка БУМа. Серго влился в людской поток и влекомый толпой оказался в пассаже с застекленным куполом. Он направился на второй этаж, где работала Людмила. — пышная, белокожая блондинка. На прошлой неделе они рассорились буквально из-за пустяка. Впрочем, Серго не огорчился. Ссор за две недели знакомства было немало, но каждый раз ему удавалось быстро умиротворить Людмилу. «Это надо уметь, — хвастался он перед друзьями. — Кто-кто, а я знаю тонкости обхождения».
И надо сказать, что у девиц определенного пошиба Серго действительно имел успех. Их нехитрой психологией он овладел в совершенстве. Этому немало способствовала обстановка в доме; мать не уставала восхищаться смышленостью сына, ни в чем ему не отказывала. До восемнадцати лет он почти не причинял ей хлопот. Унаследовав от рано умершего отца, известного в городе художника, интерес к живописи, Серго безмятежно малевал морские пейзажи с чайками на первом плане, много читал, бойко судил о всевозможных направлениях в искусстве. Знакомые предрекали сыну Елены Луарсабовны блестящее будущее. И вдруг мальчик срезался на приемных экзаменах. Институт остался «голубой мечтой». Напрасно мать пролила столько слез у дверей кабинета, — ими не тронешь сердце ректора. Пришлось забрать аттестат зрелости, в котором стояли только две пятерки — по рисованию и поведению, а по остальным, как говорил Серго: «бог троицу любит».
Началась «самостоятельная» жизнь. Серго не сетовал на занятость. Днем валялся с книгами, вечерами фланировал по улицам.
Одну из комнат обширной квартиры Серго превратил в «салон». Туда охотно заглядывали молоденькие пациентки мамы — модного частнопрактикующего врача-гинеколога, — в кругу знакомых и близких считали, что у доктора остроумный и милый мальчик. Пока… пока к следующему учебному году Серго, милый, обаятельный, талантливый сын не угодил за решетку. «Помог» ему в этом Аркадий Галустян. За грабеж и попытку изнасилования оба были осуждены на десять лет.
И все-таки Серго повезло. Четыре года спустя, он попал под амнистию и, вернувшись в Баку, быстро прописался, устроился на работу. И вскоре случай свел его с Людмилой. Серго достал ей билет, деликатно предложил посмотреть картину вместе. Знакомство состоялось. Встречи были частыми, но «могучих» вечеринок, как в былые годы, Серго не устраивал. Мама сильно сдала, а он зарабатывал не бог весть сколько. Да и, честно говоря, не очень-то его тянуло к старым «друзьям». «Завязывать — так намертво», — к этой мысли он пришел еще в лагере.
…Людмила задумчиво стояла за прилавком киоска, лениво разглядывая свои острые, похожие на розовые коготки ногти. Когда рука Серго коснулась ее плеча, Люда красиво вскинула длинные подсиненные ресницы, демонстративно повернулась к нему спиной.
— О, пардон, девочка! Приношу массу извинений. Знаю, что виноват. — Серго усмехнулся, провел рукой по короткой бородке. — Ты уже не сердишься? Ну, тогда улыбнись…
— Что за издевательский тон?
— Что ты?! Я готов съесть твои душистые пальчики.
— Подавишься.
— Не бойся, у меня страшный аппетит.
— Не болтай глупости…
— Хорошо, я нем, Мими. Только позволь, как Кио, показать тебе фокус.
Серго, взмахнул перед ней рукой. Между пальцами сверкнула брошь.
— Ну как? — спросил он самодовольно.
Люда уставилась на безделушку, осыпанную сверкающими звездочками. Лицо ее просветлело, полные губы дрожали в улыбке.
— Ну и плут же! — воскликнула она.
— Для тебя, родная. Получил из Ирана. Клянусь мадонной… Контрабанда.
Она недоверчиво взглянула на Серго.
Не дав одуматься, он взял ее руку и ласково вложил в ладонь безделушку. Девушка, старательно приладив брошь к блузке, залюбовалась игрой самоцветов, отраженных зеркальной витриной.
— Хвала аллаху! — произнес Серго. — Вечерком жду. Душа разрывается от тоски.
— Ха-ха. У тебя есть душа?
— В моей груди огнедышащий вулкан.
— Ладно, уж… — Люда кокетливо прищурила глаза. — Приду.
— Брависсимо! Обещаю неслыханное блаженство.
— Хватит, Серго.
— Исчезаю и жду.
Серго Шавлакадзе покидал БУМ, сияя: ему уже мерещились хмельные глазки Люды, ее теплые податливые плечи.
Он уже шел по улице Фиолетова, когда над самым ухом послышалось знакомое:
— С того и мучаюсь,
Что не пойму,
Куда несет нас рок событий…
Серго резко обернулся, всплеснул руками.
— Аркаша!
— Нет, мой друг, Есенин.
— Есенин, Есенин… — пробормотал Серго, обалдело глядя на давнего приятеля. «Кой черт тебя принес», — подумал с неприязнью и страхом.
…Всего недели полторы назад, сжимая в мокрой руке мятую повестку, переступил Серго порог кабинета Огнева. Разговор был о работе, о делах, словом, «за жизнь», как сказал невзначай вошедший в комнату начальник угрозыска майор Акперов. Потом переключившись на живопись, они даже устроили конкурс на дружеский шарж, — рисовали капитана Огнева.
— Честно говоря, у меня получилось хуже, — с искренним огорчением признался Акперов.
— Объективно вы правы, — довольно улыбнулся Серго. — Но, признаться, вы меня просто удивили. У вас несомненные способности.
— Благодарю, — майор церемонно наклонил голову.
И если бы не официальная обстановка делового кабинета, со стороны можно было подумать, что встретились давние и добрые знакомые. Серго повторил свое твердое решение взяться за ум, признался, что хочет в течение года подготовиться к поступлению в художественный институт.
— Что ж, стоящая идея, — заметил Огнев.
— Если будут осложнения, приходи, поможем, — добавил Акперов.
Потом как-то незаметно зашел разговор о лагере, о прошлом. Вспомнили «Артиста»…
— Ловкий парень был, — вырвалось у Серго.
Заур и Андрей переглянулись. Ясно — Шавлакадзе о нем и слыхом не слыхал.
— А ты знаешь, — Огнев доверительно положил на плечо Серго руку, — он бежал из лагеря. И есть подозрение, что он у нас в городе.
— Я его во всяком случае не видел, — у Серго снова повлажнели ладони, — и видеть не хочу.
— Хотелось бы верить. Но если увидишь, — суховато заключил Акперов, — ты меня понял? Надеюсь тебе не надо объяснять, как может подвести тебя «Артист»…
— Что ты побледнел, маляр? — насмешливо и в то же время подозрительно спросил «Артист».
— Н-нет, голова просто болит, — Серго едва шевелил языком. И вдруг решился: — Ты знаешь, я «завязал».
— Что заложить собрался? — Аркадий был угрожающе вежлив.
— Что ты, что ты, — заискивающе пролепетал Сер-го. — Мы же друзья.
— Друзья-то друзья, но продашь — «кокну»! Кокну, как собаку! — Он рывком притянул к себе Серго, пристально взглянул в глаза. — Был в милиции?
— Был…
— Обо мне спрашивали?
— Н-нет…
— Меня ищут. Да еще неделю назад было одно маленькое дельце, часики «рыжие» взял.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Чтоб зарубил на носу. Живешь там же?
— Да.
— Ну, ладно, — Аркадий слегка похлопал Серго по плечу и растаял в людском потоке.
…Шавлакадзе еще долго бродил по улицам, несколько раз подходил к знакомому подъезду, останавливался у чугунного литого столба. Но в ушах стучало: «…Кокну! Кокну, как собаку!»
Домой Серго вернулся уже под вечер. Рассеянно повертелся по комнате. Потом переоделся, взял палитру придвинул холст, критически оглядел неоконченную работу: пляж, женщина с распущенными волосами, загорающая на солнце. Характерный поворот головы не оставлял сомнений — Людмила, как живая.
Увлеченный работой, он не услышал легкого стука. Скрипнула дверь. Обернулся только на женский голос.
Это была та самая, из Сумгаита.
«Ну и денек, — с тоской подумал Серго. — Придет Люда… Идиотская ситуация».
— Добрый вечер, «Рембрандт». Не забыли? — Лара в простеньком, застиранном платьице остановилась на пороге. — Дверь была не заперта, — извиняющимся тоном добавила она. — И я подумала…
— Добро пожаловать. — Серго протянул ей руку, невесело усмехнулся. — Ты сегодня очень кстати. И потом, я не спрашиваю, о чем ты подумала. Входи.
Девушка прошла в комнату, остановилась у мольберта.
— Фу, — сказала она.
— Что «фу»?
— Голая… Противно как-то.
— Ха… Разве женщины не загорают?
— Многое делают женщины, но не все хорошо… Противно! — упрямо повторила Лара.
— Это официальная критика?
— Да.
— Деточка, — протянул Серго покровительственно.
— Что папочка? Тоже мне, нашелся родственничек…
Серго уставился на нее.
— Для того, чтобы научиться говорить, человек тратит года. Чтобы научиться держать язык за зубами, надо прожить лет пятьдесят минимум. Так писал известный писатель Фейхтвангер. Слышала?
— Слышала, слышала. Да только все это чужое, из книг.
— Должен признаться, Лара, — ты представляешь потенциальную опасность…
Лара не ответила, устало опустилась на стул.
Серго бросил кисть в этюдник, подошел, обнял худенькие плечи. Почувствовал, как она вздрогнула, натянулась вся, словно струна. Торопливо разжал руки, сказал:
— Не бойся, девочка. У нас допускается только модная любовь. Как у Ремарка. Читала?
— Разве и на любовь мода есть?
— Ах, Лара, не терзай мою душу… Устраивайся. Я сейчас сделаю музыку. — Он включил магнитофон. — Ну, а музыка как, нравится?
— Да так себе. У нас в селе гармонисты есть… — она печально посмотрела в окно.
— Нет! Ты чудо! Самородок. Целина… Жаль не слышит покойный Белинский. — Ты намерена со мной спорить?
— Нет. Только непонятно мне все это.
— А ты меньше думай. Больше эмоций, то есть чувств.
— Пустое говорите все…
В дверь требовательно постучали. Серго бросился к порогу и замер. У входа стояли старые друзья — Ариф и Геннадий, которых он еще не видел после возвращения. Оба были нагружены свертками, бутылками. Из-за их спин, выглядывали два смеющихся девичьих лица.
— Заходите, — Серго посторонился, пропуская их в комнату.
— Нам Аркадий сказал, что ты вернулся, — пробасил Геннадий. — Предложил собраться у тебя.
— Я рад, очень рад, — выдавил Серго. — Располагайтесь.
— Наконец, «капелла» снова в сборе в том же знаменитом «салоне» Шавлакадзе! — Ариф весело оскалился. — Кутнем сегодня на всю катушку!
…«Капелла». До осуждения Аркадий, Серго, Геннадий и Ариф нередко бывали вместе. Трое из четверых уже успели побывать в заключении. Лишь Геннадий каким-то чудом остался в стороне. Много бы дал Серго, чтоб приятели по «капелле» навсегда забыли дорогу к его дому. Но прямо сказать об этом он не решался; «выяснять отношения» значило бросить вызов, — а этого он не умел. Оставалось ждать, ждать спасительного случая, который поможет легко, без осложнений выйти из игры.
Он встретил «друзей» с привычным гостеприимством.
Немного позже пришла Людмила в черном, с глубоким вырезом платье. Серго улучив момент, виновато объяснил ей, в чем дело: неожиданно, мол, заглянули друзья.
Накрывая на стол, девушки оживленно болтали о модах. Лара молча прислушивалась, ей все время хотелось спросить, кто они такие, где работают и как им удается так красиво, богато одеваться…
Вскоре появился и Аркадий. С порога, оглядев компанию, вскинул руку:
— Приветствую!
— Мой друг. Прошу любить и жаловать! — Серго представил его девушкам.
…Для Людмилы Цаплиной, Люси Худяковой, Софьи Карапетян и Лары Носовой прошлое парней было тайной. Быстро пьянея от коньяка, сладкоречивых комплиментов Серго, от бешеной музыки, они меньше всего склонны были думать о том, что их милые партнеры — недавние уголовники.
Веселье нарастало. Все двусмысленней становились анекдоты. Особенно усердствовал Серго, забывший после нескольких стаканов о своих страхах. Пили беспорядочно, каждый наполнял свою рюмку, когда вздумается. Люся показывала класс «рока» с Геннадием. Полулежа на софе, Лара с интересом наблюдала за танцующими. Кружилась голова от коньяка. Она вяло отмахивалась от грубоватых приставаний Аркадия. Хотелось встать, глотнуть свежего воздуха, но ноги не слушались. Тяжелая рука Аркадия словно прилипла к плечу. Вдруг он прижался мокрым ртом к ее губам. Лара вырвалась и влепила ему звонкую пощечину.
— Нахал! — и заплакала, закрыв лицо руками.
Галустян вскочил, выругался. Серго бросился к нему. Музыка и смех оборвались.
— Ах ты, гадина! — орал Аркадий, все пытаясь дотянуться до испуганной, съежившейся в комок девушки.
Лара, немного придя в себя, выбежала в коридор. Серго подмигнул Люде, и та пошла за ней. Ребята окружили постепенно стихавшего Аркадия, наперебой убеждая его «не устраивать шумок».
— Брось! Неужели не видишь, с кем имеешь дело? — уговаривал Серго. — Деревня. Дура. Да, и ты хорош.
Аркадий сдался. Потирая заалевшую щеку, он уселся за стол, пригладил взлохмаченные волосы.
— Ладно. Ты прав. Зови ее. — Залпом проглотил коньяк, лихо тряхнул головой. — Музыку!
— Браво! — заорал Серго. — Браво. Истинно королевское великодушие. Лю-да! Зови Ларочку.
Оглушительно завыл магнитофон.
Людмила ввела в комнату всхлипывающую Лару. Аркадий, как ни в чем не бывало, шаркнул ногой, поцеловал ей руку. Девушки захихикали.
— Забудем. Я не злопамятный.
Лара шмыгнула покрасневшим носом:
— Ладно. Чего там…
— Ариф! Рок! Черт возьми! Форте! — закричал Серго и, схватив Люду, бесновато запрыгал под музыку.
Через несколько минут Лара смеялась вместе с Аркадием, не замечая его тяжелого, трезвого взгляда.