Глава 20

В это же время в Улунди столице Зулуленда, благословенной покрытыми зелеными пастбищами страны, уютно расположившейся на побережье Индийского океана, царил мир и покой. Несмотря на разгар зимы, здесь было довольно тепло, температура по ночам не опускалась ниже 15 градусов, а днем держалось в диапазоне 22–24 градуса. Город состоял из более чем тысячи хижин, окружавших большую площадь перед королевским дворцом, сама площадь была покрыта плотно утрамбованной землей, срытой с термитника, так что плотностью походила на бетонную. Королевский дворец был тоже очень большой, но плетеной хижиной. Поэтому королевский сын Кетчвайо, уже фактически захвативший все полноту власти в стране, отстранив своего прожорливого и сластолюбивого отца Мпанде от принятия важных решений, предпочитал проводить все время на улице, перед дворцом.

Там он приказал рабам смастерить себе возвышение, покрыть его шкурами леопардов и королевский трон был готов. Именно на этом троне и любил восседать все время сам Кетчвайо "Слон — сотрясающий — землю", здоровенный зверского вида, просто огромный негр, одетый также в костюм из леопардовых шкур, словно чернокожий сутенер из будущего. Он был окружен своими ближними советниками, над которыми он издевался, насколько ему позволяла его убогая фантазия.

Прежде чем приблизиться к своему августейшему повелителю, старейшина или мелкий вождь (индуна), опускался на четвереньки и, провозгласив обычное царственное приветствие "Байете!", полз дальше на коленях, чтобы доложить верховному вождю новости. Иногда король корчил перед своими подданными почти европейского монарха и говорил красивые слова, но внутри он был типичный негритянский правитель: любил вкусно есть, сладко спать, пить спиртные напитки, проводить время в гареме и ублажать своих колдунов, все остальное его не интересовало и находилось за гранью его понимания. Король Кетчвайо проводил совещание: из Блюмфонтейна приехал очередной эмиссар буров Ван Йорген, он убеждал зулусов послать воинов на север, воевать Португальские земли вокруг бухты Делагоа.

— Что ты несешь! — оборвал Кетчевайо морщинистого старца, который настойчиво пытался его убедить сохранять мир с португальцами. — Как смеют эти белые гиены охотиться на моих землях?! Эта земля принадлежит мне, как принадлежала моему отцу. И я волен: карать и миловать своих подданных. Говорю тебе: я перебью всех этих белых людишек; мои импи (отряды) сожрут их с потрохами. Я сказал!

Старейшина продолжал свою речь, он пророчил великую беду, если пренебрегут его мнением, ведь португальцев непременно поддержат англичане. Не дослушав его, король вскочил, он буквально изрыгали пламя из своих глаз.

— Слушай! — крикнул он старому советнику. — Сразу видно, что ты умфагозан (низкородный человек), в тебе нет ни капли благородной крови. Я уже давно подозревал, что ты изменник, но теперь я окончательно в этом убедился. Ты пес Укхози (Орел), пес англичан, и я не потерплю, чтобы в моем же собственном доме меня хватал за ноги чужой пес! Уведите и убейте его!

Старика тут же грубо схватили воины, чтобы повести на казнь.

Король же продолжал:

— Зулусы самые храбрые воины в этих краях, белые дарят нам самые богатые подарки, даже ружья, что бы мы воевали рядом с ними, так как все они трусы. Не так давно белые дали нам сорок ружей чтобы наш вождь Мкопане повел две тысячи воинов в землю басутов, теперь обещают 20 ружей чтобы мы повели тысячу воинов в землю португальцев. Как дела у Мкопане?

Великий слон потрясающий землю, он ограбил земли басутов угнал их скот, угнал их рабов и передал что собирается возвращаться назад, так как басуты попрятались в свои горы, где они прячутся словно крысы в норах — подобострастно ответил один из старейшин.

Рабы, не нужны мне его рабы, сколько я не пытал рабов-кузнецов, сколько не убивал их, никто не сумел мне сделать не то что ружья, но даже патроны. Бесполезные твари — прорычал король.

Тут появились воины, которые, небольшое время назад увели старого индуну на казнь. Они молча простерлись перед королем.

— Он мертв? — спросил Кетчвайо.

— Он перешел через королевский мост в иную жизнь, — мрачно ответили они, — и умер, вознося хвалебную песнь в честь своего повелителя.

— Хорошо, — сказал король, — больше я не буду спотыкаться об этот камень…

— Слушайте, что говорит Ваш отец! Слушайте трубный глас Сотрясающего землю! — закричал Кетчвайо впадая в ярость — Скоро наши храбрые воины выступят в поход, мы споем этим белым португальцам с их извергающими огонь трубами, другую песнь, красную песнь копий, все наши полки споют им эту песнь!

С той же внезапностью, с какой вспыхивает иссушенная зноем трава, всех зулусов вокруг охватил пылкий энтузиазм. Они вскочили с земли, где почти все сидели, и, дружно подтаптывая ногами, заплясали воинственный танец, затянули военную песню:

Кровавую песню!

Красную песнь!

Песнь копий наши полки им споют!

Воины на площади без устали танцевали, это были великолепные представители зулусского народа, молодые на вид, в полном боевом облачении. Лбы воинов, обвивали шкурки животных, над ними красовался высокий плюмаж из перьев марабу (вид аиста); туловище, руки и ноги были украшены длинной бахромой из черных бычьих хвостов; в одной руке они держал небольшой щит, какие обычно носят танцоры, из окрашенных в разные цвета коровьих шкур, а в других палки, имитирующие копья (ибо Кетчвайо сильно боялся за свою жизнь и не позволял никому с оружием находится рядом с собой, за исключением охраны).

Где мой военачальник Ингве (Леопард). Ты поведешь на север тысячу воинов.

— О король, — ответил ему рослый зулус, не без некоторого замешательства, — недавно ты оказал мне высокую честь, возведя меня в сан кешлы. — Он притронулся к черному кольцу на голове, сделанному из смолы и глины. — Будучи отличен тобой, я прошу тебя разрешить мне воспользоваться своим правом — правом женитьбы.

— Ты говоришь о правах? Будь поскромнее, у моих воинов, как и у моего скота, нет прав!

Но я уже подыскал себе красивую девушку и даже внес выкуп в 25 голов скота — пытался объяснить королю свое положение зулусский полководец.

— Замолчи, — сердито оборвал его Кетчвайо. — Время ли сейчас моим воинам думать о женитьбе? Женатый мужчина это не мужчина, а тряпка. Только вчера я повелел удавить двадцать девушек за то, что они без моего разрешения посмели выйти замуж за воинов из полка Унди: их тела вместе с телами их отцов брошены на перекрестках дорог, чтобы все знали об их преступлении: это был хороший урок для всех! Ты поступил благоразумно, Ингве, обратившись ко мне за позволением: тем самым ты спас и себя и свою будущую жену. Объявляю вам всем свое решение. Я отказываю тебе в твоей просьбе, Ингве; так как ты сказал, что девушка — красавица, то я окажу ей свою милость: возьму себе в жены. Через тридцать дней, когда народится новая луна, приведи ее в мой гарем, а заодно твоих коров и телят, которые у тебя явно лишние, раз ты так разбрасываешься ими. Такое наказание я назначаю тебе за то, что ты осмелился помышлять о женитьбе без моего позволения. А теперь готовься вести моих доблестных воинов!

Ингве слегка вздрогнув, принялся изливать традиционные похвалы и благодарность, славя доброту и милосердие своего повелителя и короля. Зулусы еще протанцевали полночи, а утром Ингве повел свой отряд на помощь бурам, получив приказание короля без ружей обратно не возвращаться. От себя же замечу, что зулусский язык довольно-таки примитивен, например, слова крокодил и леопард очень похожи, так как они оба опасные хищники.

Тем временем в Кейптауне, столице британской Капской колонии, происходило какое-то брожение. Фредерик Буллок, правая рука покойного губернатора Гарри Смита, и чиновник для особых поручений при нынешнем губернаторе Джордже Грее, как всякий трус, такие моменты очень тонко чувствовал каким-то шестым чувством. Вначале все начиналось с мелочей: эта чернильная душа стряпчий Томсон, продолжал уверять его в своей преданности, но фактически ничего не сообщал и иногда как-то странно смотрел искоса на Буллока, так что тот не мог ему угрожать. Похоже, что тот искренне боялся кого-то больше, чем власти колонии.

Дальше, больше. Начальник Кейптаунской таможни, когда к проблемному поляку Квасьневскому пришел караван с новыми рабочими малайцами из Голландской Вест-Индии, на рекомендации Буллока не торопиться и придержать малайцев в Кейптауне, неожиданно вспылил и резко попросил Буллока: "не совать свой нос в дела, которые его не касаются, он и так знает как ему нужно выполнять свою работу". После чего, он просто запросто выставил важного чиновника вон. Буллок хотел наябедничать об этом губернатору, но потом решил немного подождать, времена наступали больно тревожные, в такое время лучше не заводить себе новых врагов.

Потом все пошло по нарастающей. По городу поползли тревожные слухи, что чернокожие слуги горожан снюхались с бурскими бунтовщиками, и теперь ни одна достопочтенная семья в Кейптауне не может спать спокойно. Чернокожие слуги могут в любой момент впустить в дом бурских бандитов и они всех англичан, даже детей, могут разрезать на тысячу кусков. Хотя это и были, как говорят англичане, сплетни из отхожего места, но народ воспринял их всерьез. Так как с севера, от действующей армии не было хороших вестей, скорее доходили смутные неприятные известия, то скоро в городе вспыхнула форменная истерика.

Судья Купер просто требовал, чтобы военные взяли под охрану его дом, судье пришлось пойти на встречу и дальше пошло-поехало. Солдат кейптаунского гарнизона и так было здоровых всего три сотни человек (больных из действующей армии оставили здесь, а сами взяли здоровых солдат в поход на буров), так еще они были взбудоражены недавними террактами против военных, и сами они проводили тревожные ночи в своих казармах, ожидая ночных нападений и выставляя тройные караулы, так тут еще и это. Офицеры, пользуясь служебным положением, стали брать солдат для охраны своих личных домов, нужно было также охранять дома губернатора и начальника гарнизона, важных чиновников. Солдат просто на всех желающих не хватало, горожане почувствовали себя брошенными властями на произвол судьбы. У тех же, кому повезло, солдаты в их дома приносили явственный казарменный дух и неприятности. Солдаты слишком привыкли много болтать, невзирая на лица: "Язык солдата — мать скандала". Так гласит старая английская пословица. И правда, солдаты без конца трепались: о местных женщинах и тупости офицеров, про казарменные сплетни и про женщин, о пайках и рационах — и снова о женщинах. Для важных людей такое было, как будто жить по тут сторону решетки в обезьяннике.

Лавочники обсуждали формирование отрядов самообороны. Остальные ждали хороших вестей от британской армии с севера, которые должны были положить конец их страхам. Буллок же явственно чувствуя запах жареного, все больше начал размышлять над своим будущим. Все чаще он стал подумывать о Индии. Там все было более или менее спокойно, Сикхские войны за Пешевар закончились уже двадцать лет назад, а со дня подавления Индийского мятежа уже прошло десять лет. Индусы жестоко поплатились за эту попытку мятежа. Британские солдаты убивали любого при малейшем подозрении в мятеже; генералы Хэйвлок (по прозвищу Живодер) и Нейл вешали туземцев направо и налево — от Аллахабада и далее к северу; генерал Нейл, заставлял захваченных бунтовщиков отмывать английскую кровь со стен в Бибигаре, и, под страхом порки принуждал их языками вылизывать эту кровь — прежде чем все они были повешены. А сколько сокровищ там было награблено, на многие миллионы фунтов! Сейчас же индусы безропотно сносили все унижения, боясь испортить свою карму. То, что надо для успешного ведения дел в колонии!

"Трудные времена там давно позади — думал Буллок — с тех пор как эта страна превратилась в абсолютно безопасное место, многие наши лучшие люди, особенно обладающие выгодными связями (возьмем того же Нэпира), предпочитают сиять именно на индийском небосклоне, со вполне ожидаемым результатом: цены повышаются, качество обслуживания падает, а женщины там набивают себе цену. По крайней мере, мне так говорили".

"Что у нас за глушь? А когда через год достроят Суэцкий канал, что будет дальше? — продолжал он размышлять — А в Бомбее явственно ощущается аромат цивилизации; там появился телеграф, проложены рельсы железных дорог, стало больше белых лиц, и пышным цветом расцвел британский бизнес. Сейчас там все больше рассуждают о новых мельницах, фабриках и даже школах, а еще — про то, как действует сеть индийских железных дорог и что можно совершать путешествия через всю Индию из публичного дома "Блэкуэлл" в Бомбее до подобного же заведения "Окленда" в Калькутте, даже не надевая при этом своих сапог. Эта страна больших возможностей, вот куда надо вкладывать свои деньги! Опять же, там экзотика, древние храмы, сверху донизу покрытые резьбой, изображающей все индийские способы совокупления. Когда женоподобные парни запечатлены в самых невероятных позах с толстомясыми тетками, мне нужно обязательно такое посмотреть. А уж если я сижу пока здесь, то мне нужно побыстрей набивать свою мошну и сматываться туда. А здесь, кто хочет, пусть сам разбирается с бурами".

А потом дошли ужасные известия: британская армия потерпела тяжелое поражение. Даже не так, поражение поражению рознь, а тут просто вся собранная английская армия исчезла без следа в северных пустошах, словно вода из фляжки которую плеснули в жаркой пустыни на раскаленный от зноя песок. Секунда и ничего нет. Вначале этим слухам отказывались верить, но потом бежавшие с севера кафры носильщики подтвердили эти известия. Кейптаун погрузился в траур, женщины прикрепляли к своим платьям черные ленточки.

Как такое возможно? Это же армия империи, над которой никогда не заходит солнце. Были у британской армии поражения: была Крымская война 1854 года, но там все завершилось победой (в Крыму, а в Петербурге, Свеаборге, Петропавловске-Камчатском, Таганроге результат был иным, да и в Крыму англичане сидели только два года, а потом поспешили ретироваться, так что ни Гибралтара, ни Гонконга там не получилось), был Великий Сипайский мятеж 1857-58 г, но там горстка британцев растворились море туземных толп, словно кристаллики сахара в чае (там на 50 сипаев приходился один британский солдат), хотя и там все, в конце концов, завершилось хорошо. С момента наполеоновских войн только поражение генерала Эльфистона в второй англо-афганской войне 1841 года было таким же позорным, тогда из английской армии в 16500 человек до Джелалабада добрался только один врач Вильям Брандон. С тех пор существует пословица: "Никогда не верь афганцу". Все остальные войны (за исключением ничьи с США): Ираном, Индией, Бирмой, Китаем, Нигерией, Занзибаром и так далее были успешными.

Жители поговаривали, что теперь буры нанесут ответный визит в Капскую колонию, а местные голландцы, составляющие третью часть населения уже их ждут не дождутся. Говорили, что и чернокожие готтентоты и кафры с радостью присоединятся к вторгнувшимся бурам и пойдут резать всех белых. А ведь в домах обеспеченных жителей города до трех десятков чернокожих слуг, что же тогда говорить и поместьях богачей! Колонию охватила настоящая паника. Всюду кружили ужасные слухи и мрачные предзнаменования. Но сам Буллок не сильно переживал, он надеялся убедить губернатора спустить все дело на тормозах, и закончить все добрым миром, так как ему необходимо было время: "еще полгода и я завершу здесь все свои дела, а пусть тогда губернатор сам воюет с бурами сколько ему угодно, а Кейптаунские обыватели пусть пускают ветры со страха."

Так что своих слуг он держал в черном теле и как обычно не преминул составить меню на день, сидя в своем роскошном поместье с садом в предместьях Кейптауна.

Мой отец, — говорил он своему повару мулату, заседая в зале для приемов — длинной, белоснежной, богато обставленной комнате, с узорчатым ковром на полу и шелковой обивкой на стенах. Повсюду были диваны и кушетки, покрытые персидскими коврами; была даже большая серебряная клетка, в которой порхали и щебетали маленькие птички — обычно порол слуг каждые два дня, после завтрака, а я Вас совсем разбаловал.

Да, баас, черные слуги любят порку — улыбался повар, кривя свое коричневое лицо в гримасе обозначающую радость.

Хорошо, что ты это понимаешь — продолжил Буллок — Итак, завтрак… Рубленый бифштекс — перепела — жареная рыба — тушеный цыпленок, причем птица должна быть не более чем суточной свежести. Никаких слуг в комнате для завтрака — все должно быть сервировано еще в буфетной. Чай, два чайничка, причем в каждый нужно класть не более трех чайных ложечек заварки и еще щепотку соды в молоко. Следи у меня, чтобы кухарка с утра заваривала очень крепкий кофе и затем доливала кипятка в течение дня. Подчеркиваю — кипяток, а еще можно добавлять горячее молоко или холодные взбитые сливки. Так, а теперь… — Буллок немного задумался — Ланч — также сервировать в буфетной. Подай мне баранину с острый бульоном — белый холодный суп с миндалем — тушеные овощи — молоко — пудинг — фрукты. Никаких тяжелых жареных блюд, — он погрозил повару пальцем, — они вредят моему здоровью. Послеполуденный чай — черный хлеб с маслом, лепешки, девонширский крем и пирожные.

Хорошо теперь нужно подумать о обеде — Буллок опять ненадолго задумался — Обед — седло барашка — вареная птица — ростбиф… приготовь мне бернский соус для капского корацина. (Эта рыбка причудливой формы, похожая на испанский галеон, водилась в бурных водах возле Кейптауна; ее нежное зеленоватое мясо считалось одним из самых изысканных африканских деликатесов). Следи также, чтобы соль в солонках меняли каждый день, и чтобы никто в кухне не носил суконной одежды. И каждый дюйм в доме должен быть очищен от пыли два раза в день — один раз с полудня до двух и перед обедом. Это ясно?

Да баас — склонился повар в низком поклоне.

Большой дом большие хлопоты, Буллок еще раз озадачил, теперь уже своего дворецкого ежедневной уборкой, что бы тот заставил чернокожих горничных дважды в день выходить на уборку, как на парад — со всеми их тряпками, метелочками из перьев и бутылочками с раствором для полировки мебели. Вот теперь можно ехать в губернаторскую резиденцию убеждать сэра Грея выступить с мирными инициативами перед бурами.

Губернатор Джорж Грей с посеревшим от тревог и волнений лицом и обвисшими бакенбардами был невысок и коренаст и очень сильно устал. Целый день он решал, как успокоить жителей колонии и погасить волнения. И главный вопрос, что же делать с бурами?

Ничего — втолковывал ему его помощник Фредерик Буллок — Что мы можем сделать? Солдат у нас числится едва 2700 человек, уберите больных и хорошо, если мы наскребем 2500. Из Кейптауна нельзя забирать ни единого человека, иначе здесь немедленно вспыхнет бунт. Кафров тоже нельзя оставить без присмотра, как и голландских фермеров, которые с надеждой смотрят на своих северных братьев. Максимум если удастся набрать для войны 300–400 человек, после того как канула английская армия в северных пустынях численностью 1400 солдат, я бы сказал что воевать таким отрядом просто преступно.

Но как же? — вопрошал взволнованный сэр Грей и его круглое лицо багровело — там же британские пленные… А престиж страны? Что же напишут в "Таймс"?

Позвольте, ну что такого произошло? — лукаво улыбался Фредерик — ну, попытались мы присвоить алмазные земли, ну, не получилось. Я уверен, что буры не дураки, и если они будут уверены, что их оставят в покое и сохранят им в неприкосновенности транзит через порты колонии, они с радостью ухватятся за возможность покончить дело миром!

Но как же, престиж Британской империи? — не сдавался губернатор, подняв вверх торчащие пучками мохнатые брови.

Сделаем вид, что это была стычка с республикой Алмазных полей и буры здесь абсолютно не при чем. Заодно мы подготовим позиции по аннексии земель этой псевдореспублики. Кто Вам мешает заключив с бурами вечный мир, одновременно пригласить новые войска из метрополии? Месяцев через 6–8 когда здесь будет 5–8 тысяч британских солдат, вот тогда и воюйте себе на здоровье. А сейчас зачем подвергать мирных жителей колонии всем ужасам войны? А пленных мы как-нибудь вернем в результате мирных переговоров, да выкупим, в конце концов, а заодно лишим буров британских заложников, перед нашим новым нападением. Ну, а "Таймс" будет печатать наши рекламные объявления.

Ну разве что так — нехотя согласился губернатор и заметно приободрился, его хриплый писклявый голос обрел некоторую уверенность — я пошлю торговцев в Блюмфонтейн прощупать президента Бранда на предмет мирных переговоров.

И потом, приосанившись и напустив на себе важный вид губернатор продолжил свою речь более официально:

— Да, благодарю Вас за верную службу короне Ее Величества, когда видишь подобных Вам людей, остающихся холоднокровными при виде любой опасности, от которой у самых отважных мужчин волосы встают дыбом, то ты перестаешь удивляться, почему половина карты окрасилась в алый цвет Британской империи. Наша высокая Приходская мораль, привитая с колыбели дисциплина, развитое до предела чувство пристойности и чистоты — вот наши великолепные качества, и когда они исчезнут, вместе с ними исчезнут и такие люди как Вы. Ну, и карта перестанет быть алой, соответственно.

"Вот и прекрасно — подумал Буллок — старый осел клюнул на мою удочку. А пока он будет подготавливать свое новое наступление через 6–8 месяцев, меня уже здесь не будет. Я, слава Господу, чувствую ужас перед надвигающейся опасностью раньше всех остальных. Главное прихватить отсюда побольше деньжат. Индия ждет такого делового парня как я, а ты тут разбирайся сам. А не выпить ли мне пару кружек крепкого пива после такой хорошо проделанной работы?".

Жизнь налаживалась, решение было принято и теперь его только нужно было исполнить.

Загрузка...