«ПОКОРМИТЕ ШУБУ, КЭТ!», ИЛИ ПОСЛЕДНИЙ ЛАЙ МОДЫ


Шуба Кэт Суровцевой не давала нам покоя — уж больно она ею фасонила. Даже десятиклассницы — и те с завистью поглядывали на ее «Ламу» и просили померить.

— Мама говорит — это сейчас самая громкая шуба, — сказал Борька. — Один воротник больше холодильника стоит.

Борька захохотал:

Точно!

А продукты — пусть в шубе лежат, раз у нее один воротник дороже холодильника.

Слушай! — вскричал я. — А знаешь, почему она к директору шубу надела?

— Известно — покрасоваться.

А вот и нет… Нет, в смысле, и это тоже. А главное — боялась оставлять без присмотра. Понял?

А точно! — заулыбался Самохвалов.

Слушай, ей же для одной только шубы сторож нужен. Можно, как на машине, автосторожа поставить. Только кто шубу тронет — она тут же сама заорет. Или — в милицию сдать, на охрану. В смысле — сигнализацию установить! — расходился я уже вовсю. — Можно и собаку к ней привязать — пусть караулит.

— Слушай! — Борька зачарованно приоткрыл рот, явно восхищаясь пришедшей ему в голову идеей. — Давай мы ей живую шубу организуем!

— Это каким образом? — спросил я, плохо соображая куда клонит Борька.

— Ты же сам говоришь, — ей собака нужна.

Ну и что с того? — меня начинала раздражать глубокая таинственность, с которой Борька любил подавать свои идеи. — Если что придумал — толком выкладывай.

Ну так слушай!.. — зашептал Самохвалов и наклонился ко мне.

Пес Пирамидон в борькином подъезде поселился с декабря.

Пудель был приблудным. Кто-то из жильцов массива, уезжая, оставил собаку на улице, и Борька, увидев голодную скулящую собаку, привел ее к себе. Мама наотрез отказалась взять собаку.

Только через мой холодеющий труп! — твердо сказала она. — Ее надо сдать в зоопарк. И то, если возьмут. Гляди, она же с брачком — кривая на левый глаз,

В зоопарк собак не берут, — возразил Борька. — Если бы мы сдали туда анаконду или хотя бы крокодила — вот тогда другое дело.

Все правильно! — закричала мама. — Дай тебе волю — ты и крокодила домой принесешь. Лучше бы думал, как к концу полугодия принести пару пятерок.

Наверное, Борькину пятерку его мама ни за какие деньги не отдала бы в зоопарк.

Пуделя покалечил из рогатки Шакал. На спор с Ромкой Суровцевым он выстрелил в собаку урюковой косточкой и угодил в глаз. Позже, по милости Шакала, лишился бедняга Пирамидон и кончика хвоста… Однажды Шакал подкрался к спящему Пирамидону и осторожно, чтобы не разбудить пуделя, сунул хвост собаки в банку из-под тушенки, где заранее развел эпоксидную смолу. К утру кончик хвоста Пирамидона намертво вмерз в застывшую смолу — как муравей в янтарь. Хвост Пирамидона с колотушкой на конце мигом отяжелел, пудель волочил за собой его, словно обессилевший бурлак баржу. Ах, если бы Пирамидон мог хоть разочек изловчиться и хлопнуть этой колотушкой по лбу Шакала!.. От банки-капкана пса избавили в ветлечебнице.

Шакал так покурочил Пирамидона, что даже всеядный Сидор Щипахин, прилежно подбиравший повсюду мало-мальски пригодные вещи или их части — даже гайки или пружины — и тот равнодушно прошел мимо ничейной собаки, явно посчитав ее абсолютно непригодной в хозяйстве.

Для пуделя сыскалось место в подъезде: он облюбовал новенькую ванну, которую Самохваловым недавно привезли из жэка. Дело было так… Мама еще прошлой весной дала заявку на новую ванну, взамен разбитой. Но привезли ее лишь в ноябре, и ремонт отложили до новой весны. Ванну грузчики оставили в подъезде, в ней-то и решил Борька поселить собаку.

В ванне пуделю было хорошо. Борька набросал в нее старых тряпок, чтобы собака не мерзла.

А как пудель привязался к Борьке — и не передать! Чуть завидит его, и с истошным визгом летит навстречу, вращая хвостом, как вертолет. Того и гляди — взлетит. Борька научил пуделя ходить на задних лапах, приносить брошенный предмет и выполнять команды «голос!» и «замри!» Команду «замри!» пудель выполнял гениально. Однажды в январе Борька забил тревогу: пропал Пирамидон. Облазили весь двор — нигде нет. Борька страшно расстроился: неужели выбежал на скользкую дорогу и угодил под машину?.. Когда мы зашли в его подъезд, я бросил взгляд в ванну и увидел, что Пирамидон преспокойно лежит и жалобно смотрит на нас.

— Вот он, — показал я. — Заболел, наверно.

Пирамидон не шевелился. И тут Борька хлопнул себя по лбу:

— Вот балда! Это же я сам сказал ему «замри!», когда утром шел за хлебом. На улице холодно, подумал, что простудится… Вот он, получается, так и лежит, ждет отбоя.

…А мама его все ворчала:

— Откуда только взялся этот пес! Удружил, сыночек! Знает, что мать с больной головой домой приходит — так теперь еще и собаку завел. Видимо, вместо пирамидона.

Так прилипла к пуделю новая кличка — Пирамидон. Он-то и навел Борьку на мысль разыграть Катьку. Выждав, когда Суровцева вышла во двор со своим диктофоном, Самохвалов подплыл к ней, отвел в сторону и с самым невинным видом спросил:

— Не подскажешь, кто живую шубу ищет?

Суровцева, конечно же, сразу округлила глаза, в которых затеплился костерок:

— Что за живая шуба?

— Да ты что! — жарко задышал Борька. — Я у тебя спрашиваю, потому что у нас во дворе только ты в шмотках толк понимаешь. Эти живые шубы, в смысле — воротники, уже вся Европа носит… Последний лай моды. Неужели ты ничего не слышала? Все звезды Голливуда давно себе эти живые шубы завели, а с экрана они прямо на улицы и шагнули. Они, конечно, не совсем живые, но — будто! У них внутри всяких транзисторов — жуть сколько!..

Катька, которая постоянно приносила в школу журналы мод, решила не терять марку:

— Слышала, как же! Только не видела пока.

— И не могла видеть! — поднял указательный палец Борька. — Потому что такая модель воротника пока одна на весь город. Мама моя из Парижа привезла, с гастролей. Такого даже на «Узбекфильме» ни у кого нет пока… Целый институт над этим их воротником работал. Последнее слово техники! Видала фильм «Миллион лет до нашей эры?» Помнишь, мы на него всем классом ходили?.. Там разные динозавры ходят — как живые. Еще одно чудо техники. Внутри у них, вместо кишок, тоже одни транзисторы. Вот этот-то воротник в том же самом институте делали. Тоже от живого не отличишь — сама увидишь…

Их ТЮЗ в Париж ездил? — восхитилась Катька. — Это — который, где Бельмондо?

Тот самый, — подтвердил Борька. — Вчера вернулись.

Как это вчера? — Суровцева с подозрением покосилась на Самохвалова. — А как же я позавчера была в ТЮЗе на спектакле? Ты ничего не перепутал?

Вот чудачка! — нашелся Борька. — Ты же на дублеров ходила! А в Париж у них основной состав ездил. Кто ж дублеров в Париж повезет — сама подумай.

Легче пинцетом ртутный шарик поднять, чем ухватиться за скользкий Борькин язык. Был бы он длиннее метров на пять — лучшего катка зимой и не надобно искать… Медео, а не язык!

Катька поверила и загорелась, спросила вкрадчиво:

— Продать решила?

— Оставит, конечно. Но у мамы сейчас под него подходящего пальто нет. А воротник, сказали ей в Париже, носить надо — не то он испортиться может, залежаться. Его нужно обкатать, понимаешь. Как новенькую машину. Вот мама и хочет пока дать его кому-нибудь поносить, обкатать… А появится нужное пальто — тогда и заберет. Не станешь ведь молоток из золота отливать, чтобы гвозди лучше забивались.

За сочинение золотого молотка лично я бы, на месте Леопарда Самсоныча, распорядился поставить Борьке пятерку по литературе за две четверти вперед.

А можно его посмотреть? — спросил Кэт, дрожа от любопытства.

Тебе-то зачем? — холодно и расчетливо уронил Борька. — У тебя уже есть шуба.

А живой нет! — в отчаянии воскликнула Кэт. — Подумаешь — лама. В ней уже весь город ходит. Борька, ну будь человеком — дай посмотреть на голливудский воротник, я тебе за это на два дня диктофон дам. Хочешь?

Ладно, тащи какое-нибудь пальто без воротника. Так и быть — дам померить. А вечером попробуем маму уговорить, чтобы тебе обкатать доверила.

— Ты уж постарайся, Борюся! — заныла Кэт.

— Беги за пальто и сразу — ко мне. Я тебя буду ждать.

За их беседой я тихонько наблюдал со своего балкона, чтобы, увидев меня, Суровцева не заподозрила неладное. После проделки с футболкой она бы ни за что не поверила Борьке, если бы при этом я маячил где-нибудь поблизости. Но увидев, что все идет по плану, я открыл люк и через наши с Борькой «сообщающиеся подвалы» успел попасть к нему домой еще до того, как он отпер дверь ключом.

«Воротником» был, конечно же, наш пудель Пирамидон. С утра мы хорошенько искупали его с шампунем и, воспользовавшись тем, что Борькина мама, как обычно, ушла в театр на репетицию, оставили Пирамидона дома, чтобы нигде не вывалялся раньше времени. Сейчас же Борька, не мешкая, скомандовал Пирамидону «замри!», и пес послушно повалился на палас, зажмурив глаза. Борька поднял Пирамидона и, встав на стул, положил на заранее освобожденную верхнюю полку шифоньера. Подумав малость, он посыпал беднягу Пирамидона крупной дробью нафталина из пакетика и повторил:

— Замри! Лежать смирно!

Позвонила Кэт, и я юркнул в люк подвала, оставив маленькую щелку, чтобы потихоньку видеть и слышать все.

— Вот, принесла диктофон и пальто, — показала она. — Пойдет?

Борька критически оглядел Кэт и скривил губы:

Не фонтан, конечно. Но на первый раз сойдет.

Где твое транзисторное чудо? — спросила Кэт.

— В шифоньере. Сейчас достану… — и Борька, приставив стул, полез за Пирамидоном. Пирамидон — вот умница — даже не пикнул, когда Борька, бережно держа пса на вытянутых ладонях, уложил его на стол и аккуратно сдул с него нафталин. Пирамидон почти не дышал.

— Уже пересыпали? — участливо спросила Кэт.

Конечно. Моль побьет — кому тогда этот псевдобарбос будет нужен?

Слушай! — восхитилась Кэт. — И точно как живой! Ну так на собаку похож — просто прелесть. А мех какой роскошный у этой собачонки!..

— Какая тебе собачонка! — заворчал Борька. — Обижаешь, начальник… Эта собачонка из соболя сделана. У них там мода сейчас такая — простые вещи делать из дорогих материалов. Маскируются! Чтобы бедных не дразнить… У них в магазине для миллиардеров одна пепельница миллион стоит, мусорное ведро — из хрусталя, а унитазы — с оптическим прицелом и прибором ночного видения. Такой и на ночную охоту в лес можно было бы брать, если бы еще и стрелял. Ясно? Вот так и воротник этот… Из французского соболя. Они только в этом… В Булонском лесу водятся!

— Как живой! — зачарованно повторила Кэт. — Ну прямо вылитая собака!

— Ты не бойся, потрогай, — милостиво разрешил Борька. — Этот воротник еще и теплый. Сам — теплый! Понимаешь? И как будто дышит. Электроника… Транзисторы… Чего только не напридумывали для этих проклятых капиталистов. Живой воротник… Ишь ты!

Катя Суровцева в онемении уставилась на красавца Пирамидона, не подававшего никаких признаков жизни.

— А как его носить? — спросила она, сгорая от нетерпения.

— Запросто, — спокойно сказал Борька. — Тут к воротнику специальные ремешки прилагаются, ободочки, завязочки… Сначала надеваешь пальто… — объяснил Борька. — Сверху кладется на шею воротник и прикрепляется. А чтобы не потерять воротник, нужно его, на всякий случай, держать руками за вот эти штучки, похожие на лапки.

С этими словами Борька положил бездыханного Пирамидона на шею и плечи Суровцевой.

А тяжелый какой — воротничок! — ойкнула Кэт. — А теплый какой!

Последнее слово техники, — сказал Самохвалов, кусая губы, чтобы не расхохотаться. — Так… Не шевелись… Сейчас мы его закрепим… — и Борька перекинул через голову Кэт ремешок, который был с двух сторон прикреплен к двум широким, как ошейник, ободкам. Их мы заранее надели на Пирамидона — так, чтобы ему было удобно.

— Ну, я пошла, — молвила Суровцева. — Представляю, что сейчас будет! — и она осторожно — чтобы привыкнуть к обкатываемой ноше — ступила за дверь.

Воротник, конечно же, имел успех куда больший, чем ее диктофон и моя футболка вместе взятые. На Катю Суровцеву сбежался весь дом. Распахнулись окна. Поджав хвосты, разбежались кошки. Старушка со второго этажа над нами, которая целыми днями сидела в своей коляске у окна на балконе, перекрестилась и воскликнула:

— Батюшки вы мои! Конура ходячая!.. Тьфу!.. Тьфу! С нами крестная сила… — и она осыпала себя градом крестных знамений.

И тут Борька, приблизившись к «воротнику», шепнул ему на ухо:

— Голос!.. Пирамидон, голос!

Транзисторы «воротника», реагирующие только на голос Борьки Самохвалова, вмиг пробудили дисциплинированного Пирамидона от спячки, он открыл глаза, задергался и залаял.

Все захохотали, а старушка на втором этаже сжала ладонями щеки и выкатила глаза. Суровцева, оглушенная лаем Пирамидона, поначалу остолбенела, а потом, в ужасе, волчком завертелась на месте, визжа и пытаясь сорвать с себя пальто.

— Замри, Пирамидон! — шепнул Борька, карауливший, чтобы плененный Пирамидон вел себя прилично и, чего доброго, не покусал нашу модницу, только сейчас сообразившую, что ее жестоко разыграли. — Пирамидон вновь послушно превратился в воротник, и Катя, плача, отстегнула ремешок и, покинув пальто, бросила его на соседнюю скамейку и стала пинать беднягу Пирамидона, смирно лежащего у изголовья пальто, зло приговаривая:

— Вот тебе, псина голливудская!.. Вот тебе, соболь булонский!..

Борька схватил Суровцеву за руку, с трудом оттащил от скамейки, освободил Пирамидона и приказал ему ожить.

Хохот не унимался.

Борька поднял со скамейки пальто, протянул все еще не пришедшей в себя Суровцевой:

— Держи свое пальто. Обкатывай дальше.

И добавил со смехом:

— Ты, оказывается, с таким воротником обращаться не умеешь. Кишка тонка. Его сперва покормить надо… Вынесла бы шубке своей колбаску, косточку мозговую — вот она бы на тебя и не бросилась. Шуба — она тоже ласку любит. А против шерсти ее — ни-ни!

Топнув ногой и размазывая слезы, Суровцева умчалась в свой подъезд, бесславно унося пальто и оставив нам довольного случившимся Пирамидона.

Ну и артист, наш Пирамидон! Как блестяще сыграл он свою роль! Жаль, мама Борьки Самохвалова всего этого не видела. Может быть, она, наконец, зауважала бы Пирамидона и позволила бы Борьке пустить в дом такого дисциплинированного коллегу-актера, прозябающего в подъезде.


Но как говорит Акрам — «Чтобы полюбить и понять море, его надо сначала увидеть».


Загрузка...