Приключения юнкора Игрека

ШАРОВЫЕ МОЛНИИ И МИННОЕ ПОЛЕ

Между тем дело шло к звонку на первый урок. Первый урок последнего дня перед весенними каникулами. Злые друг на друга и вконец расстроенные громовой неудачей, мы поспешили в школу и вошли в вестибюль вместе со звонком.

Первым уроком сегодня была физика. Это еще ничего. Сегодня, слава каникулам, не среда, а значит нас не будет дразнить яичница. Это было бы весьма некстати — в хлопотах и поездках мы, конечно же, не успели пообедать.

У дверей класса, в коридоре, почему-то стояла парта. Обогнув ее, мы вошли в класс. Урок уже начался.

— Проходите! — сухо кивнул Николай Алексеевич и, поспешив к своему месту, мы вдруг с удивлением обнаружили, что нашей с Борькой парты… нет. Нет как не было, и только зияет зазор, где она стояла.

— Садитесь же! — с издевкой пригласил Николай Алексеевич. — Не мешайте вести урок.

— Но… — протянул я. — Но… Наша парта…

— Ваше место? — выкрикнул Николай Алексеевич, простирая сухонькую руку со сверлящим и негодующим указательным пальцем. — Вот и садитесь как хотите. Безобразники какие!.. Знаю я ваши штуки! Парту в коридор вытащили, и еще глумятся. Комедию, понимаешь, устроили. После урока к Леопарду Самсонычу пойдете!.. — Николай Алексеевич нервно ходил вдоль доски, бросая на нас с Борькой высоковольтные взгляды. Его зрачки, казалось, сейчас превратятся в шаровые молнии и, выполняя волю разгневанного учителя, полетят за нами вдогонку.

Только сейчас мы поняли, что за парта встретилась нам в коридоре. Эта была наша с Борькой парта. Но кому понадобилось вытаскивать ее в коридор? Ерунда какая-то…

— Можно, мы занесем? — смиренно спросил Борька, косясь в сторожу двери и избегая встречи с шаровой молнией.

— Нетушки, голубчик! — запротестовал Николай Алексеевич. — Вы этак мне урок в балаган превратите. Идите-ка лучше туда, к своей парте, и сидите там. А дверь можете открыть…

Делать было нечего. Мы поплелись к двери, раскрыли обе створки и, придвинув к двери парту со стороны коридора, сели за нее, ловя насмешливые взгляды наших товарищей. По лицу Кати Суровцевой прогуливалось, как по бульвару, откровенно разодетое в пух и прах — Ликование.

Вдруг кто-то тронул меня за плечо. Обернулся — Наталья Умаровна. В глазах — изумление.

— Вы чего это тут? За дверь выставили? Оригинально… А парту-то зачем наказывать!..

Я устало вздохнул. Ну что мы сейчас можем доказать? Наталья Умаровна ушла, ворча:

— Горе, а не класс на мою голову. Цирк какой-то…

Добродушного нашего старичка Николая Алексеича было просто не узнать. И куда только подевались его всегдашнее лукавство, шутки, вдохновение, обычно бросавшие его в несметную подсобку, откуда он доставал удивительные приборы и поражал нас волшебными опытами. Скучным, бесцветным, совсем незнакомым голосом рассказал он нам тему, а потом начал опрос, и до конца урока не вставал со стула.

Прозвенел звонок, мы внесли парту в класс, поставили на место и уставились на Николая Алексеевича, ожидая, что сейчас он выполнит свою угрозу и отведет нас к директору. Но Николай Алексеевич устало махнул нам рукой и, сгорбившись, поплелся в подсобку. Мы переглянулись. Что такое? Что все это значит? Кому понадобилось вытаскивать в коридор нашу парту? Почему так подавлен Николай Алексеевич?

Ну и дела. Тут — каникулы! Казалось бы, выкинь из головы школу — и думай о веселых вещах. Как же, выкинешь… Вопросы — один другого сложнее — поднимались из глубины нас самих, как молчаливые, притопленные бомбы. Шевельнись — взорвутся. Не шевелись — и взорвешься сам. От нетерпения. От любопытства. От жалости…

Бр-р-р! Незавидный выбор: шаровые молнии или минное поле…

В вестибюле Лена Авралова вывешивала огромный лист ватмана — план на весенние каникулы.

— Смотри! — показал Борька, ткнув палец в середину листа. — Знакомые все лица!

В плане значилось — «Книжкина неделя. Встреча с писателями, поэтами и журналистами детской газеты».

— Опять Сиропов? — спросил я вожатую.

Лена покровительственно объяснила:

— Олег Васильевич согласились организовать данное мероприятие и пригласить к нам творческий актив. Видимо, будут и они сами…

«Надо не забыть», — подумал я, запоминая дату и время встречи. На каникулы это было уже второе по счету дело. Учительница по литературе велела нам написать к первому апреля сочинение «Моя заветная мечта», остальные же учителя смилостивились и задания не дали.

А из головы все не выходила парта и ужасно грустные в конце урока глаза физика.,

Как говорит Акрам — «Плывут в порт, чтобы мечтать о море». И еще — «Моряк и на суше моряк. Море его берегу в долг дает, а забирает с процентами».

Еще Акрам говорит: «Чужой якорь на дно утянет».

Эту присказку брата мне пришлось вспомнить, когда, играя у третьего подъезда, мы нашли на тротуаре какой-то ключ. Борька положил его в карман, и мы преспокойно отправились играть в теннис — на победителя. За столом властвовал Ромка Суровцев. Он играл уже пятый раз подряд, обыгрывая всех. Нелегко сейчас приходилось и Борьке. При счете четырнадцать — одиннадцать в пользу Ромки подача перешла к Борьке. Подав по диагонали стола стремительный шарик, вяло отбитый Ромкой, Борька решил испробовать свой излюбленный прием — топс. Ловко вильнув ракеткой, он прямо-таки из-под стола вывинтил шарик и послал его высоко над сеткой на сторону Ромки. Но увидеть, куда пришелся шарик, ни Борьке, ни Ромке не довелось. Потому что истошный крик дяди Сидора Щипахина, вспоровший тишину двора как консервную банку, заставил всех нас отвлечься от тенниса и уставиться на кричавшего.

Дядя Сидор метался от скамейки с бабусями к подъезду и обратно, исступленно выкрикивая одно и то же:

— Обокрали… Ключ утащили… Ой, беда!..

Он шарил во всех карманах и, не находя ключа, хватался за голову и продолжал выкрикивать свое:

— Прямо из кармана… Обокрасть хотят…

Скоро вокруг дяди Сидора собралась изрядная толпа сочувствующих и он уже в который раз повторял свои жуткие подозрения, смысл которых сводился к тому, что неизвестные похитители, выкрав ключ, теперь позарятся и на дверь его квартиры, а значит его имущество и жизнь — в серьезной опасности.

Заметив, что Борька нервно рыщет в кармане, отыскивая подобранный нами на тротуаре ключ, я сразу же сообразил, что это, вероятно, и есть «похищенный грабителями» ключ дяди Сидора. Но представив себе, что разразится, если Борька невинно предъявит сейчас ключ убитому горем дяде Сидору, я стремительно подскочил к Борьке и успел шепнуть:

— Не показывай…

Борькина рука будто умерла. Он поднял на меня огромные глаза и я прочитал в них отчаяние. Руки из кармана Борька не вынимал. Но я понимал, что, если и вынет, то только с намертво зажатым в пальцах ключом. Уж тогда-то дядя Сидор, чего доброго, живо ославит его на весь двор, а может, даже обвинит в том, что Самохвалов покушается на его «антиквариат». Поди докажи, что нет, если мы уже дважды побывали у него. Вроде как бы высматривали особо ценную рухлядь…

Поняв, что может произойти непоправимое и что надо спасать положение, я вплел в хор путаных и бессвязных советов и утешений, на которые сейчас не скупились соседи, и свой вопль.

— Надо замок сменить! — крикнул я, и все почему-то умолкли, а дядя Сидор замер, будто мое предложение застигло его врасплох. Но тут все заволновались и стали говорить, что верно, что, сменив замок, можно сто раз начихать на потерянный ключ и на грабителей, которые, конечно же, уже сейчас готовят мешки и точат ножи, чтобы разделаться с ни в чем не повинной квартирой дяди Сидора.

— Верно! — повеселел дядя Сидор. — Но как же его сменить, если дверь заперта? Это ж, получается, ломать ее надо… Это ж, выходит, и дверь менять надо… Это ж, получается, сумасшедшие деньги… — дядя Сидор взвинчивал себя, как жаворонок, сверлящий синеву неба.

— А если ее изнутри сперва открыть? — хитро подсказал я. — Тогда и дверь ломать не надобно. Замок-то я ваш видел, он изнутри легко отпирается.

— А как я теперь в эту самую внутрь попаду? — чесал затылок дядя Сидор. — Я его и не запер вовсе. Захлопнул — и все! Вышел-то всего ничего, мусор вынести. А как теперь попасть? Ты ж меня пипеткой через замочную скважину в квартиру не капнешь. Чай, я не капля…

— А если по карнизу? — показал я. — Вон — положить доску из окна подъезда на карниз балкона. А там у вас, хорошо, окно открыто, р-раз — и через балкон к двери.

— Ого! — присвистнул дядя Сидор. — Это ж тебе третий этаж, а я, чай, не циркач.

— Подумаешь, третий этаж, — гнул я свое. — Я вон читал, один голодный каскадер в Америке на крышу стоэтажного дома за три часа забрался — и ничего, а тут даже лезть не надо, по доске два шага — и там!.. Что и говорить: после того, как Борька заставил меня ночью тайно спуститься с третьего этажа гостиницы на балкон второго, эта дневная, да к тому же вполне легальная операция казалась мне и вовсе невинной забавой.

Мой уверенный тон, похоже, вселил в дядю Сидора Щипахина какую-то надежду; взгляд его заметался по толпе, и вдруг, остановив его на Ромке Суровцеве, дядя Сидор просиял и воскликнул:

Ромашка! Может, ты и слазишь?

Суровцев побледнел и замахал руками:

Да вы что! Я высоты боюсь. С детства…

— Вот еще!.. — обиделся дядя Сидор. — Неуж, струсил? А ведь я тебя, братец, кажется, не обижал. Или не выручишь?

Ромка пугливо и проворно ввинтился в толпу, как дождевой червь, слегка потревоженный лопатой рыбака. Следом за ним утонул и Шакал. Толпа гудела.

— Ну вот! — горестно развел руками дядя Сидор. — Только ломать и осталось. Сам-то я ни в жисть туда не залезу. В мои-то годы трюки откалывать…

Доску найдете? — спросил я.

Есть доски! — кивнул дядя Сидор. — В сарайчике.

Тащите сюда. Сейчас сделаем! Как в цирке…

Дядя Сидор с недоверием поглядел на меня, но мгновение спустя помчался к старенькому гаражу, служившему музеем для его бесчисленных коллекций. Вскоре он принес широкую доску метра в два длиной. По такой доске ловкач и на трехколесном велосипеде проехал бы. Если, конечно, суметь поднять велосипед на дыбы… Не забыл и пилу. Мы быстро отхватили пилой угол доски, рассчитав так, чтобы она плотно легла на боковой карниз балкона, выпиравший на ширину кирпича, и поспешили в подъезд — к окну, откуда и собирались проложить к балкону мост. Когда доска легла на карниз и я собирался было ступить на нее, чтобы спасти дверь дяди Сидора, меня потянул за руку Борька.

— Дай мне! — твердо сказал он. — Я полезу. Если не ошибаюсь, это я — Главный Тимур. Не так ли? А значит первая попытка — за мной. — И, сощурив глаза, он сурово и глубоко посмотрел на меня. Я понял его замысел и, не споря, отступил.

В успехе Борькиной экспедиции я ни на миг не сомневался. Борька в четыре секунды дошел до балкона, ухватился за подоконник и, сложившись пополам как перочинный ножик, перевалился в квартиру под шумные аплодисменты затаивших дыхание болельщиков. Вскоре входная дверь отворилась, и, потрясенный стремительностью операции, дядя Сидор заключил спасителя в объятья. Высвободившись из них, Борька смущенно залепетал:

— Ну что вы… Это же так просто… На физкультуре мы еще и не такое проделываем.

И словно спохватившись, Борька полез в карман, достал найденный нами на тротуаре ключ и протянул дяде Сидору:

— Вот ваш ключ. Ваш?

Дядя Сидор как-то странно дернулся и дрожащей рукой пугливо потянулся к ключу.

Мой!.. Мой, братцы! — воскликнул он. — Это что же такое происходит? Выходит, я его дома оставил, а дверь просто захлопнул?

Ничего подобного, — хмуро возразил Борька. — Вы же видели, я его из кармана достал — он около подъезда валялся.

Так это ты его нашел? — изумился дядя Сидор. — Чего ж сразу не отдал? Зачем тогда этот смертельный номер?

Затем! — отрезал Борька. — После того, что вы сказали про ключ, куда безопаснее было лезть через балкон, чем просто отдать его…

Тут счастью дяди Сидора и вовсе не стало предела. Шутка ли — и дверь спасена, и на замок можно не разоряться. А больше всего радовался дядя Сидор своей рассеянности. Ведь, не найдись ключ — немалые бы ему сейчас предстояли хлопоты с замком.

Помаленьку зеваки начали расходиться. Дядя Сидор поманил нас с Борькой в квартиру и закрыл дверь. Лицо его дышало любовью.

Хотите с автоматом поиграть? — спросил он. — Целый час… И денег не надо! — щедро раскошеливался он.

Не, — покачал головой Борька. — Мы же за так, за бесплатно. При чем тут автомат?

Дядя Сидор развел руками и открыл нам дверь. Мы спустились вниз, как вдруг дядя Сидор вновь отворил дверь и гулко крикнул нам:

— Эй, пацаны, на секундочку!..

Мы поднялись к нему, и дядя Сидор, подмигнув Борьке, спросил:

Песок нужен?

Песок? — растерялся Борька. — Зачем?

— Как это — зачем? Не притворяйтесь. Вы же ванную собираетесь переделывать. Кто ж про то не знает.

— Не сейчас, — сказал Борька. — К лету…

Пусть к лету, — остановил его дядя Сидор. — Все равно ведь песок нужен. Так слушай — я вам свой отдам. Не покупайте, ладно? Хоть сейчас берите ведра — и несите к себе.

А куда… Куда нести? — бубнил сбитый с толку Борька. — Не домой же. А в песочнице уже был. Да только кончился уже. Наверное, малыши пироги из него пекли, да так потихоньку и растащили. — Борька чудом сохранял способность еще и шутить…

Вот чудак! — огорчился дядя Сидор. — Не хочешь в песочницу — сыпь в ванну! У вас же ванна в подъезде протухает.

— Не выйдет! — отрезал Борька. — Там Пирамидон живет.

— Как знаешь! — развел руками дядя Сидор. — Я ж как лучше хотел… Помочь…

— А можно, песок у вас пока полежит? — подсказал я. — До лета.

— Это можно! — просиял дядя Сидор. — Ты мамке своей так и передай — пущай за песок не думает. Я его для вас схороню. Дядя Сидор благодарность понимает. Он за добро завсегда добром лупит…

Когда мы вышли из подъезда, дядя Сидор крикнул с балкона:

А хотите, я про вас в газету благодарность напишу, а на гонорарий вам ящик пепси-колы поставлю?

— Не надо пепси! — запротестовал Борька. — Лучше песок сохраните, ладно?

Забито! — царственно поднял ладонь счастливый дядя Сидор. — Жалую, так сказать, песок с собственного плеча!

Как говорит Акрам — «Если хочешь остаться у разбитого корыта — поймай золотую рыбку».

Но с другой стороны, можно ведь найти способ не прогадать: просто отпустить золотую рыбку восвояси и ничего не просить у нее взамен. Ни корыта, ни тропа