Некоторые поклонники Дракулы уверены, именно из-за Илоны Дракула расстался с «женой», утопившейся близ крепости Поенарь, однако история про утопленницу — всего лишь легенда, записанная исследователями деревенского фольклора в 1969 году. Ни в каких летописях или памфлетах в отличие от многих других легенд о Дракуле эта история не встречается. Да и рассказывают её в нескольких вариантах, причём Р. Флореску и Р. Макнелли пересказывают только самый романтичный. Согласно другой версии, утопилась вовсе не жена, а дочь Дракулы. Согласно третьей версии — простая крестьянка, которая не хотела попасть в руки турок.
История с Илоной Силадьи гораздо более достоверна, но не менее драматична и потому интересна. Вдобавок мы должны сказать Илоне спасибо, ведь, судя по всему, именно благодаря ей потомки Дракулы не перевелись, а продолжали править Румынией (Валахией) вплоть до конца XVII века.
Илона была двоюродной сестрой венгерского короля Матьяша, то есть женщиной очень знатной, поэтому вся её матримониальная жизнь известна хорошо. В частности известно, что Дракула стал вторым мужем Илоны, а первым был словак, которого звали Вацлав Сентмиклоши-Понграц.
Примечательно, что первый и второй брак Илоны имеют одну общую особенность — и Вацлав, и Дракула являлись вассалами венгерской короны, но при этом не являлись венграми.
Для женщин из венгерской знати заключать браки с такими людьми считалось малопрестижным. Одно дело — выходить за инородца из другого государства, и совсем другое дело выходить за «местного» инородца, а «местных» инородцев в средневековой Венгрии было очень много — словаки, хорваты, боснийцы, румыны (влахи). Все они по сравнению с венграми считались вторым сортом, но Илона, завидная невеста, всё-таки выходила замуж за «второсортных».
Получается, у Илоны не было национальных предрассудков, и это сыграло свою роль. Сначала она вышла за «второсортного» словака, а когда ей предложили выйти за Дракулу, то есть за «второсортного» румына, она отнеслась к этому спокойно — не кривилась и не говорила «нет». А ведь могла бы сказать.
Другой примечательный факт — у Илоны с её первым мужем не родилось детей, хотя брак длился около 10 лет. А ещё у Илоны была старшая сестра Маргит, тоже замужняя и тоже бездетная.
В те времена такое совпадение было для женщины, как приговор. Считалось, что бесплодие это семейная черта, как и плодовитость, поэтому если появлялись бездетные сёстры, то ни у кого не возникало сомнения, что «виноваты» именно сёстры, а не их мужья.
Наверное, старшая сестра Илоны не очень грустила по этому поводу. Маргит жила в столице, вращалась в свете, а светским львицам обычно всё равно, есть у них дети или нет. Илона же светской львицей не стала. Выйдя замуж в первый раз, она поселилась вместе с супругом в Словакии, которую столичные венгры считали глухоманью.
Затем у Илоны случилось горе — первый муж умер. На тот момент ей было около 25 лет. Казалось бы, в таком возрасте жизнь только начинается, но для Илоны жизнь как будто окончилась: муж умер, детей нет, и что дальше делать, непонятно. Конечно, к молодой вдове, имевшей хорошее приданое, должны были свататься. Однако сватались, судя по всему, вдовцы уже с детьми, то есть те, для кого вопрос о продолжении рода перестал быть актуальным.
Что именно не нравилось Илоне в этих вдовцах, сложно предполагать, но что-то явно не нравилось, раз ни с одним из них она не вступила в брак. В монастырь она тоже не ушла и так в неопределённом состоянии провела несколько лет, пока про неё не вспомнил двоюродный брат — Матьяш, венгерский король. Он, конечно, не собирался жениться на Илоне сам. Во-первых, зачем ему бесплодная вдова, а во-вторых, у Матьяша в то время уже была невеста — неаполитанская принцесса Беатриче.
Матьяш вспомнил про свою двоюродную сестру Илону только потому, что придумал хитрую политическую комбинацию.
Дракула в те времена, как и Илона, жил не очень счастливо. Матьяш уже много лет держал его в крепости в венгерском городе Вышеграде. Надежда на освобождение у узника давно угасла, и вдобавок условия содержания оставляли желать лучшего. Из развлечений был только потрясающий вид из окна — широкий обзор Дуная и окрестных гор.
Некоторые историки предполагают, что Дракула не сидел в крепости, а жил в Вышеграде, не имея права уехать, и что у него в это время уже была жена, которая так же, как Илона, являлась родственницей Матьяша. Эта теория основывается на сведениях из древнерусской «Повести о Дракуле-воеводе». Там сказано, что Дракула прожил в браке с родственницей Матьяша около 10 лет, а в Вышеграде провёл около 12 лет. И раз уж из других источников известно, что Дракула погиб через полтора года после своего освобождения, то нахождение в заточении и долгая жизнь в браке не могли быть последовательными событиями. Значит, заточение и семейная жизнь протекали одновременно?
Однако всё это кажется логичным только на первый взгляд. Зачем Матьяшу было заключать династический брак с человеком, находящимся в опале и в плену, если не было намерения этого человека освободить? Даже если родственница Матьяша являлась незаконным отпрыском королевской семьи, то есть её было «не жалко».
Зачем такое устраивать? Чтобы родственница (как жена декабриста) тоже несла тяготы плена и рожала детей? Но зачем? Никакого смысла с точки зрения политики всё это не имело, так как претендентов на румынский (валашский) трон и без Дракулы существовало предостаточно. Обеспечивать заключённому потомство не требовалось.
Как ни посмотри, а получается абсурдное политическое решение. Король Матьяш заслужил репутацию расчётливого политика и не стал бы заключать такой бессмысленный брак, а что касается древнерусской повести, то появление странной информации по поводу длительности брака можно объяснить гораздо проще (см. последний раздел статьи).
В общем, было бы ошибкой думать, что в заточении Дракуле создали комфортные условия и обеспечили женским обществом. В Средние века в тюрьму сажали для того, чтобы сломить дух, а не для того, чтобы узник отдохнул, как на курорте. Положение у Дракулы было отчаянное, и именно в этот момент Матьяш решил освободить своего пленника.
Почему Матьяш решил освободить Дракулу спустя почти 13 лет после громкого ареста, случившегося в 1462 году, мы в точности не знаем. По одной версии за Дракулу замолвил слово молдавский князь Штефан. А по другой версии Матьяш вспомнил о пленнике в связи со своей женитьбой.
Король должен был сделать своей невесте, неаполитанской принцессе, свадебный подарок и подумал: «А подарю-ка я ей город Вышеград. Место красивое, на берегу Дуная, а рядом — отличные охотничьи угодья... О! Совсем забыл! Ведь в Вышеградском замке сидит Дракула! Я же не могу дарить невесте замок с Дракулой. Зачем ей замок с Дракулой? Значит, Дракулу надо куда-то деть. Но куда? Или может... просто освободить? Он в своё время очень славно воевал с турками. Вот и пускай воюет, а то нынешний валашский князь воевать с турками совсем не умеет. Ладно. Решено. Надо выпустить, но как-то страшновато. Я же этого Дракулу почти 13 лет взаперти держал. Он, наверное, злой, как чёрт». И вот тогда Матьяш вспомнил про Илону.
Многие видели портрет Дракулы, хранящийся в музее замка Амбрас (портрет в шапке с жемчугами). Предположительно, это копия портрета, который был заказан Матьяшем специально для Илоны, чтобы уговорить её выйти замуж. Королю полагалось соблюдать обычай, ведь в знатных семьях, если жених и невеста живут далеко друг от друга, показ портретов — обязательная практика при сватовстве.
Принудить свою кузину к браку король не мог. Вернее мог бы, если бы речь шла о любом другом женихе. А вот в случае с Дракулой, если бы Илона упёрлась, то общественное мнение оказалось бы на её стороне: «Отдавать кузину за Дракулу? Это всё рано, что запереть её в клетке с хищным зверем! Ваше Величество, побойтесь Бога!» — сказали бы венгерские вельможи, поэтому Матьяшу пришлось действовать мягко.
Вероятнее всего, король давил на жалость: «Кузина, прояви сострадание. Если ты не выйдешь замуж за этого человека, я его из тюрьмы не выпущу. Пойми моё положение. Мне нужен союзник в войне с турками. Если я сейчас отодвину засовы, союзник упорхнёт, а вот если у него будет супруга, он останется подле неё. Ну же! Ты поможешь и мне, и этому человеку одновременно. Соглашайся! Я уверяю тебя, что Дракула вовсе не страшный».
В то, что Дракула — не страшный, Илона, возможно, поверила, ведь в конце 1450-х — начале 1460-х годов её дядя Михай Силадьи и её отец Ошват Силадьи имели с Дракулой общие дела, а значит — в семье Силадьи получили возможность составить о нём мнение, основанное не только на памфлетах и анекдотах. Возможно, родственники Илоне что-то рассказывали, или она сама случайно услышала, как её дядя обсуждает этого человека с её отцом.
Как бы там ни было, выйти замуж Илона согласилась, но основной причиной, скорее всего, стала безысходность. Илона ведь была вдова, бездетная и к тому же считала, что детей у неё никогда не появится. Родители ещё не состарились и в заботе не нуждались. Для кого и для чего жить? Илона затосковала, а в такой ситуации хоть в омут головой, хоть за Дракулу замуж — всё едино.
Зато Дракула принял предложение о женитьбе по-другому. Когда Матьяш велел привезти узника в венгерскую столицу и рассказал ему про Илону, узник обрадовался. Ведь он никогда не считался завидным женихом — даже в те времена, когда был князем. Взойдя на престол в 1456 году, Дракула почти сразу испортил себе репутацию из-за массовой казни бояр. К тому же про него ходили всякие слухи — дескать, очень жестоко обращается с женщинами. И вот теперь Дракула оказался в ещё худшей ситуации — он немолод (скоро 50), лишён власти и княжеских доходов, а его дурная слава с годами только возросла. Дракула это понимал, а теперь представьте, что он должен был испытать, когда ему — такому немолодому, небогатому и всеми осуждаемому — вдруг говорят, что появилась женщина, которая согласна выйти за него. И не просто женщина, а молодая, из хорошей семьи, с хорошим приданым и безупречной репутацией.
Считается, что это мечта каждого мужчины — женщина, которая полюбит его таким, как есть, со всеми его недостатками, и полюбит совершенно бескорыстно. В глазах Дракулы согласие Илоны на замужество так и выглядело — как проявление некоего бескорыстного чувства. Дракула восхитился, но наверняка спросил:
- Эй, Матьяш, а в чём подвох? Она что — страшная?
- Нет, она очень милая кудрявая шатенка, — должен был ответить король.
Матьяш, конечно, рассказал, что у Илоны нет детей, но вот про старшую сестру Илоны, тоже бездетную, умолчал. В этом и заключалась хитрая политическая комбинация венгерского короля. Он вроде бы предложил Дракуле породниться, а на самом деле родство получалось очень зыбкое. Главный смысл династических браков состоит в том, что от них появляются дети, в чьих жилах смешивается кровь обеих династий. А вот Матьяш решил подсунуть Дракуле бесплодную жену и тем самым избежать появления «нежелательных родственников». Король хотел только одного — чтобы Дракула стал послушным, а кровного родства венгерских королей с румынскими князьями совсем не хотел.
Дракулу часто обвиняют в том, что ради женитьбы на католичке Илоне он сам сделался католиком. На самом же деле Дракула остался православным, а его женитьба стала одним из самых ранних примеров так называемых «смешанных браков».
Смешанный брак — лат. matrimonia mixta — подразумевает, что жених и невеста, принадлежащие к разным ветвям христианства, венчаются, но при этом никто не меняет веру.
Смешанные браки между правителями Румынии (Валахии) и представительницами знати соседних католических стран заключались с XIV века. Один из первых правителей — Николае Александру был женат на католичке по имени Клара. Его сын Раду I Нэгру (Чёрный воевода) был женат на католичке Анне. Дед Дракулы — Мирча Старый — также был женат на католичке. О тех временах до сих пор напоминают развалины католического храма в городе Куртя-де-Арджеш — одной из первых столиц Румынии (Валахии). Этим храмом пользовались жёны-католички и их окружение.
Однако по-настоящему широкую дорогу к смешанным бракам открыла Флорентийская уния 1439 года. После подписания Унии православный Константинополь подчинился католическому Риму, и обе церкви оказались «в единой ограде». Юридически это означало, что препятствие для смешанных браков устранено — если церкви объединились, то отдельные верующие тем более могут объединиться.
Из учебников истории мы знаем, что в православном мире очень многие страны, в том числе Русь, отказались признать объединение. Однако католики всё равно использовали Унию, чтобы решить важную житейскую проблему, которая давно назрела.
В XV веке в странах Восточной Европы было много мест, где католики и православные жили бок о бок — Литва, Польша и та же Венгрия. Близкое соседство часто приводило к тому, что юноши и девушки, принадлежавшие к разным христианским лагерям, начинали испытывать друг к другу нежные чувства, но пожениться не могли. Вариант кому-то из влюблённых сменить веру не рассматривался, потому что вероотступника проклинали все родственники. Среди простонародья отношение к религии было иное, чем у правителей, заключавших браки по политическим причинам, поэтому влюблённым из простонародья гораздо проще было «грешить» тайно, чем пытаться как-то узаконить отношения.
Чтобы прекратить «блуд», католическое духовенство стало в массовом порядке совершать «смешанные браки» и добилось поддержки у православных «коллег». В православных общинах Литвы, Польши и Венгрии духовенство тоже понимало, что с «блудом» надо что-то делать. И это «что-то» было сделано.
Венчание проводили по обряду той церкви, к которой принадлежит невеста. Детей, рождённых в смешанном браке, делили между церквями. Дочери исповедовали религию матери, а сыновья — религию отца. Впрочем, случалось и по-другому. Всё зависело от того, как договорятся родственники будущих супругов.
Венчание Дракулы с Илоной проходило по католическому обряду. Венчал их католический епископ. Примерная дата венчания — начало июля 1475 года.
На это указывают два источника. Один из них, датированный июнем 1475 года, сообщает, что Дракула освобождён. Второй, датированный июлем того же года, сообщает, что Дракула не только освобождён, но и вернул себе прежние права — король Матьяш снова признаёт его правителем Румынии (Валахии), а также доверяет ему командование войсками.
Возвращение прав было бы невозможно без заключения династического брака, скреплявшего примирение между Дракулой и Матьяшем. К тому же в начале июля отмечался католический праздник, очень удобный для проведения больших торжеств — Посещение Пресвятой Девой Марией святой Елизаветы. Официально праздник установлен для всей католической церкви в 1441 году в честь одного из событий, описанных в Евангелии: Мария, будущая мать Иисуса Христа, отправилась навестить свою родственницу, будущую мать Иоанна Крестителя. Праздновалось это событие 8 дней подряд, со 2 по 9 июля включительно. То есть ни один из дней не был постным, когда предписано ограничение в пище и развлечениях.
Также исходя из церковной практики того периода, можно предполагать, что церемония венчания Дракулы и Илоны прошла напряжённо. В церкви собрались сплошь католики, и только жених был православным. Католики, как у них принято, осеняли себя крестом слева направо и произносили «амэн», а Дракула, как принято у православных, осенял себя крестом справа налево и произносил «аминь». Все слева направо, а он справа налево. Все «амэн», а он «аминь»...
Что касается самого обряда, то он проходил почти так же, как современные католические свадьбы. В частности, знаменитые брачные клятвы католиков уже существовали, хотя окончательно устоявшейся формулы ещё не было. В разных служебниках 14-16 веков исследователи находят разные варианты клятв с небольшими расхождениями в словах, но смысл один. Произносилось (в данном случае по-венгерски) примерно следующее: «Я беру тебя в свои законные жёны (мужья) и обещаю с этого дня хранить тебе верность в невзгодах и в благополучии, в богатстве и в бедности, в здравии и в болезни, пока мы оба живы».
Невеста была не в белом платье. Обычай надевать на свадьбу белое платье появился только в XVI веке, а до этого в знатных семьях существовал другой обычай — подбирать одежду в цвет родовых гербов. Невеста надевала цвета жениха, а жених — цвета невесты.
Если на свадьбе Дракулы и Илоны данный обычай соблюдался, то невеста должна была надеть красное платье с золотом, так как герб румынских князей это золотой орёл на красном фоне. Ну а в костюме жениха преобладали бы белый и коричневый, так как герб семьи Силадьи — горная коза на белом фоне.
Новобрачные поселились рядом с венгерской столицей, в городе Пешт — в том самом доме, где жил Дракула, когда был привезён из вышеградской тюрьмы. Именно этот дом упоминается в древнерусской «Повести о Дракуле-воеводе», сочинённой Фёдором Курицыным.
Дом стал свадебным подарком от Матьяша, однако возникает вопрос — почему король поселил Дракулу не в столице, а возле столицы? Может, хотел держать подальше, потому что побаивался?
На самом деле Пешт был выбран по другой причине. Там жило много сербов — православных — которые переехали в Венгрию, спасаясь от турецкого нашествия. В Пеште осело такое количество сербских беженцев, что они построили в городе храм — православный храм — а Матьяш, когда выбирал, где поселить Дракулу, подумал о том, чтобы Дракула (по-прежнему православный) мог удовлетворить свои религиозные нужды.
В те времена в венгерской столице не было православных храмов, поэтому Пешт казался предпочтительней. Кроме того, в Пеште наряду с православным храмом имелся католический храм, так что Илона тоже не испытывала неудобств, связанных с посещением церкви.
Медовый месяц проходил ещё интереснее, чем свадьба, поскольку буквально через несколько дней после венчания в семье появился «ребёнок». Этим «ребёнком» стал 19-летний сын Дракулы, которого, как и отца, звали Влад.
Про родную мать Влада-младшего нам ничего не известно. Известно только, что Дракула, будучи князем, официально признал мальчика своим сыном и наследником. Значит, был уверен, что сын именно его, а не чей-то другой.
В 1462 году, когда Дракула оказался в тюрьме, мальчику было около 6 лет. Король Матьяш решил позаботиться о ребёнке и отдал на воспитание церковникам-католикам. Влад-младший жил при дворе епископа Варданского в Трансильвании. Сейчас город Вардан, где находилась епископская резиденция, называется Орадя.
Жизнь там мало отличалась от жизни в монастыре, то есть всё было строго, но зато Влад-младший превосходно изучил латынь и впоследствии даже стал секретарём своего отца, сочиняя для него латинские письма. Стал ли Влад-младший из-за такого «западного» воспитания католиком, неизвестно.
Известно лишь то, что в 1475 году Матьяш, освободив и женив Дракулу, наконец-то, вернул сына отцу, и в результате создал очень интересную ситуацию. Венгерский король собрал под одной крышей семью, состоящую из людей, которые друг друга почти не знали:
1) Муж — Дракула — ещё недавно сидел в тюрьме и даже не предполагал, что женится, а затем обретёт сына, о котором много лет ничего не слышал.
2) Жена — Илона — ещё недавно была безутешной вдовой и даже не предполагала, что у неё появится муж и 19-летний пасынок.
3) Сын — Влад-младший — ещё недавно жил при дворе епископа почти как монах и даже не предполагал, что встретится с отцом и мачехой.
А теперь эти трое чужих людей должны были в срочном порядке узнать друг друга и выстроить семейные отношения.
Что тут скажешь... Продюсерам современных реалити-шоу далеко до короля Матьяша. Король устроил такое, что привлекло внимание всей венгерской знати. Если бы в XV веке существовало телевидение, рейтинг у шоу про Дракулу был бы запредельный.
Появление 19-летнего «ребёнка» не особо осложнило отношения Дракулы и Илоны, поскольку эти отношения уже с самого начала были непростые. Ещё на этапе помолвки возникло недопонимание, а после свадьбы оно только усугубилось.
Казалось бы, самой большой проблемой у супругов, принадлежащих к разным национальностям, должен был стать языковой барьер, однако барьера не было, а вот недопонимание существовало.
Дракула говорил по-венгерски хорошо, потому что его детство прошло в венгерском городе, а последняя треть жизни — в венгерской тюрьме. Однако знание венгерского совсем не помогало нашему герою понять свою венгерскую супругу.
Дракула 13 лет жил без женщин, и вдруг его женили на молодой и миловидной особе. Он воодушевился и почти влюбился, поскольку думал, что Илона согласилась выйти за него из симпатии, а не от безысходности. Как это часто случалось в Средние века, жених и невеста почти не виделись до свадьбы, поэтому выяснить правду Дракула просто не успел.
Если Илона и испытывала к Дракуле чувство, то разве что жалость, но после того, как он получил свободу, повод для жалости исчез. Конечно, молодая жена могла бы признаться мужу, что он ей не нравится, но разговор закончился бы скандалом, а сердить Дракулу (при его-то репутации!) Илоне вряд ли хотелось, поэтому приходилось молчать.
Илона наверняка намекнула Дракуле, что не жаждет супружеских отношений, но Дракула этих намёков не понимал. Он-то как раз жаждал и после 13 лет воздержания меньше всего хотел верить, что ему не повезло с женой.
Семейную жизнь Дракула с Илоной обсуждали примерно так.
Илона: Детей у меня не будет. Я уверена в этом, потому что моя старшая сестра тоже бездетна. Конечно, я не отказываюсь от исполнения супружеского долга, но ты, мой супруг, можешь особенно не стараться.
Дракула: Что ты говоришь, жена? Как это «не стараться»? Без труда ничего в жизни не достаётся, поэтому без старания тут не обойтись. Ты ведь хочешь иметь детей, моя милая?
И: Э.... хочу.
Д: Значит, придётся мне постараться. И ты тоже должна стараться — будь со мной ласкова.
И: Я не отказываюсь от исполнения супружеского долга, но предупреждаю — я буду делать только то, что разрешено церковью и только тогда, когда это разрешено. Ты не должен требовать от меня ничего в ночь со вторника на среду, в ночь с четверга на пятницу, а также в ночь на воскресенье. В это время дверь моей спальни будет закрыта.
Д: Ладно. То, что не сделано ночью, мы наверстаем днём.
И: Днём!? Днём это не положено.
Д: Жена, я знаю церковные правила не хуже, чем ты. Запретов на счёт дневного времени нет.
И: Есть запрет на среду, пятницу и в особенности на воскресный день.
Д: Зато в остальные дни можно.
И: Но... ведь мне надо заниматься домашними делами.
Д: А слуги тебе на что?
И: Я не могу оставить слуг без присмотра.
Д: Ничего, оставишь на время. Значит, каждую неделю в моём распоряжении четыре ночи и четыре дня.
И: Это если нет поста или церковного праздника.
Д: Вот ты заладила — пост, церковь...
И: Я буду делать только то, что разрешено церковью.
Д: А со своим предыдущим мужем ты жила так же?
И: Да.
Д: Тогда понятно, почему у вас не было детей.
И: Что!? Да как ты можешь такое говорить!?
Д: Ладно-ладно. Прости меня. Я пошутил. Не обижайся. Я согласен, моя милая. Если ты хочешь, чтобы всё было по правилам, то пусть так и будет.
Хорошо известно, что в Средние века секс у христиан регламентировался строгими правилами, причём у католиков и православных уровень строгости был одинаковый. Те эротические сцены, которые мы встречаем в современных женских романах — даже в самых-самых консервативных — были просто невозможны. Запрещалось почти все, кроме того, что непосредственно приводит к зачатию.
Илона эти правила соблюдала, а вот Дракула... вероятнее всего не соблюдал. Он ведь в молодости довольно много времени провёл в Турции, а мусульманские правила в отношении секса были гораздо либеральнее — в частности, касаемо поз.
А теперь представьте, что такому «испорченному» человеку, как Дракула, достаётся в жёны праведница, от которой постоянно слышится слово «нельзя». К тому же эта праведница, даже если делаешь всё по правилам, особой теплоты не проявляет.
Надо ли удивляться, что воодушевление, которое Дракула испытывал, когда женился, очень быстро сошло на нет — недели через три. О том, когда случилось охлаждение, мы можем судить по сопутствующим событиям.
В конце июля 1475 года Дракула уезжает из дома и совершает поездку по Трансильвании, а точнее по саксонским городам. 15 лет назад наш герой воевал с саксонцами, а сейчас король Матьяш повелел: «Помирись с ними».
Встречи с саксонцами и примирение были для Дракулы малоприятными, ведь при участии саксонцев он угодил в венгерскую тюрьму на 13 лет — при их поддержке было состряпано письмо, якобы отправленное Дракулой турецкому султану. Тем не менее, общение с саксонцами оказалось более приятным, чем общение с женой, поскольку возвращаться к ней Дракула не торопился.
Его путешествие по Трансильвании продолжалось вплоть до конца октября 1475 года. Теперь Дракула мог себе это позволить, потому что Матьяш разрешил пользоваться доходами с золотого рудника в Байя де Арьеш (возле Сибиу). До этого времени наш герой был стеснён в средствах и жил на деньги жены.
Не случайно и то, что ещё 4 августа, то есть в самом начале поездки, Дракула обратился в администрацию саксонского города Надьшебена (ныне Сибиу) и попросил разрешения построить в городе дом. Зачем нужно это жильё, если уже есть жильё близ венгерской столицы? Ответ только один — брак трещит по швам, супруги собираются разъехаться!
Когда в конце июля 1475 года муж уехал в Трансильванию, Илона наверняка обрадовалась и подумала что-то вроде: «Наконец-то отдохну и высплюсь». Пасынок, Влад-младший, уехал вместе с отцом, и дом временно опустел.
В одиночестве прошёл август, сентябрь, наступил октябрь, и вот тут Илона заметила, что со дня свадьбы у неё ни разу не случалось то, что в те времена называлось «регулы». После многих лет напрасных надежд вера в чудо ослабевает, но повитуху для консультации всё же пригласили. Повитуха посмотрела, пощупала и подтвердила: «Госпожа, вы беременны».
Надо ли говорить, что эта новость удивила всех. Удивилась сама Илона, удивились её родители, удивилась её старшая сестра, а больше всех удивился король Матьяш, потому что его хитрая политическая комбинация не удалась. Он ведь думал, что женил Дракулу на бесплодной женщине, однако вопреки всем расчётам бесплодная забеременела. Наверное, король очень досадовал, но разорвать династическую связь уже не мог. А тем временем в голове у Илоны что-то поменялось. Илона вдруг поняла, что муж ей нравится: «Пусть он преступник, который только вышел из тюрьмы. Пусть он очень испорченный человек. Но зато от него бывают дети! Это же чудо, а не муж!»
Ни одна женщина, которая чувствовала себя неполноценной из-за своей бездетности, не может остаться равнодушной к человеку, который является отцом её единственного ребёнка.
От кого Дракула узнал про беременность жены, мы можем только гадать. Возможно, ему сообщила сама Илона. А возможно, Дракула узнал всё от Матьяша, который с очередным письмом передал ему на словах: «Где тебя носит? Быстро езжай домой! У тебя жена беременная. Не заставляй её волноваться. Если с моей кузиной из-за тебя что-нибудь случится, тебе несдобровать. Так и знай! Быстро домой!»
Дракула в любом случае собирался вернуться, потому что у него появились дела в венгерской столице. Он повстречал в Трансильвании нескольких бояр, которые служили ему 13 лет назад, до его ареста. Дракула снова взял этих бояр на службу и собирался представить королю.
Беременность Илоны не сильно удивила нашего героя, ведь он познакомился с супругой относительно недавно и не успел поверить в её бесплодие. Дракулу, вернувшегося домой, удивило другое — радушная встреча, которую ему устроили. Весь медовый месяц Илона вела себя так, будто на что-то обижена, а тут вдруг приветливое выражение лица, ласковый голос.
Тем не менее, в тот период Дракула вряд ли помирился с женой. Этому должна была мешать её беременность, ведь Илона, как закоренелая праведница, вела себя противоречиво — стала к мужу приветливой, но в то же время боялась его спровоцировать, поскольку супружеские отношения во время беременности считались грехом: «Если я согрешу, вдруг Бог накажет не меня, а моего ребёнка? А если ребёнок родится больным? А если родится раньше срока? А если во время родов что-нибудь пойдёт не так?» Нашла ли она понимание у Дракулы, мы не знаем, однако супруги так и не разъехались, а продолжали жить под одной крышей.
Строительство того дома, о котором говорится в письме Дракулы от 4 августа 1475 года, вероятнее всего, даже не началось, потому что никаких других документов, касающихся этого вопроса, в городском архиве Сибиу не найдено.
В общем, супруги как-то жили, а в конце ноября — начале декабря 1475 года Илона проводила Дракулу и своего 19-летнего пасынка Влада-младшего, на войну.
Дракула пропадал на войне почти 4 месяца, то есть отсутствовал дольше, чем в тот раз, когда путешествовал по Трансильвании. К тому же война — опасное предприятие. Было бы странно, если б в таких обстоятельствах Дракула не получал писем от жены. Наверняка, он и отвечал на них.
Дракула мог посвятить этому занятию массу времени, потому что война, в которой он участвовал, была в основном позиционная.
Военные действия происходили на территории Сербии. Король Матьяш и весь цвет венгерской знати собрались под стенами небольшой турецкой крепости Шабац. По некоторым данным, правильно она называлась Савач, потому что крепость находилась на реке Сава.
Сохранилась гравюра, изображающая эту «твердыню». На гравюре ясно видно, что башни низенькие двухэтажные, а вместо стен — земляные валы, поверху которых поставлен плетень. Венгерская знать осаждала этот плетень целый месяц — с середины января по середину февраля 1476 года.
Дракула, глядя на это, наверняка ругался. Много лет назад, в январе 1462 года он провёл кампанию против турок на Дунае, в ходе которой взял и сжёг около 10 подобных крепостей и ещё стольким же попортил фасад. Теперь же наш герой наблюдал, как венгры целый месяц возятся с одной.
Король Матьяш нарочно затягивал осаду, потому что после взятия крепости должен был пойти в Боснию и сразиться с полчищами турок, которые занимались там грабежом. Матьяш не хотел рисковать. Он рассчитывал потянуть время и дождаться, пока турки уйдут сами.
«Если нет сражений — нет поражений», — рассуждал монарх, который, если верить письму его советника, датированному 7 марта 1476 года, вместе со своей армией занимался в Сербии грабежом точно так же, как турки занимались грабежом в Боснии. Сербские земли к югу от Дуная являлись турецкой территорией с конца 1450-х года, так что крестоносцы разоряли сёла и малоукреплённые городки.
Дракула прекрасно понимал, что происходит, но честно высказать Матьяшу своё мнение не мог. Разве что с сыном, Владом, наш герой поделился и излил свою желчь.
Поводы для желчных замечаний у Дракулы появились и в Боснии, куда венгры всё-таки дошли ко второй половине февраля. Как и следовало ожидать, «защитники» обнаружили страну опустошённой, а турок и след простыл. Зато у Матьяша появилась возможность похвастаться перед папой римским, что турки испугались и убежали.
Дракула чувствовал свою бесполезность на этой войне, поэтому без всяких угрызений совести мог заниматься посторонними делами — в частности, вести переписку с женой. Форму тогдашней переписки мы себе представляем, поэтому нам легко предположить, как это могло быть у Дракулы и Илоны.
Если Илона знала грамоту, то переписку вела на венгерском языке, потому что латынь женщины не изучали, а вот письменный венгерский язык в то время уже появился.
Если же Илона не знала грамоты, то переписка должна была вестись на латыни — жена надиктовывает секретарю содержание письма, и личное письмо к мужу оформляется почти как официальный документ.
В любом случае чтение этих посланий должно было вызывать у Дракулы затруднение. Наш герой почти не знал латыни и даже по-венгерски читал плохо. Он хорошо владел устным венгерским языком, а вот письменным — нет. Тем не менее, Дракула даже при таких скромных знаниях мог бы отвечать жене самостоятельно — он же имел массу времени!
К сожалению, писем, которые вероятнее всего существовали, не сохранилось. Факт только один — примирение Дракулы и Илоны состоялось.
Когда Дракула в марте 1476 года вернулся домой, то больше никуда не стремился уехать. Четыре месяца подряд он проводит с женой, что при его беспокойной жизни очень много.
Вскоре после возвращения Дракулы — возможно, в начале апреля 1476 года — Илона родила мальчика, который вошёл в историю Румынии как князь Михня Злой.
Мальчика крестили в сербском православном храме в Пеште. Крестили именем Иоанн, ведь согласно традиции каждый румынский князь (в том числе Дракула) носил именно это имя, а чтобы отличаться от других князей, использовал второе имя — данное родителями, а не священником.
Маленький сын Дракулы после крещения стал называться Иоанн Михня. Для домашних — просто Михня, а если на венгерский манер, то Михай.
Ряд историков высказывают предположение, что всё было совсем не так. Например, историк М.Казаку считает, что Михня — это тот сын Дракулы, который в «Повести о Дракуле-воеводе» обозначен как Михаил, сбежавший от турок к венгерскому двору уже после смерти Дракулы. Исходя из этого, М.Казаку предполагает, что Михня родился в конце 1450-х годов и в возрасте примерно трёх лет был отдан туркам как заложник. Но тогда получается, что Михне, когда он наконец получил трон в 1508 году, было уже более 50 лет.
Нельзя сказать, что это невозможная ситуация, однако она маловероятная. Одно дело — Дракула, который в возрасте примерно 47 лет занимает трон в третий раз. И совсем другое — правитель, которому за 50, занимает трон в первый раз, ведь в преклонном возрасте начинать политическую карьеру уже не имеет смысла, правление в любом случае не продлится долго. Как уже упоминалось, претендентов на румынский (валашский) трон было предостаточно, поэтому людям, которые задумали в очередной раз сменить в государстве власть, было бы предпочтительнее сделать ставку на кого-то более молодого.
Именно поэтому гораздо вероятнее, что Михня родился в 1476 году, а Михаил, упомянутый в древнерусской «Повести», это другой сын, следы которого в итоге затерялись. К тому же, если считать, что сын Илоны — именно Михня, тогда понятно, почему он в 1509 году так охотно перешёл из православия в католичество. Религия его матери не была для Михни отвратительной.
Как бы там ни было, у Илоны родился сын. Если свадьба состоялась летом 1475 года, на что косвенно указывают источники, рождение не могло произойти раньше.
Сложно сказать, уделял ли отец внимание новорожденному ребёнку. В Средние века такое внимание не приветствовалось. Нянька меняет младенцу пелёнки, кормилица кормит, а отцу остаётся только иногда подержать на руках, да и то недолго, потому что женщины-служанки норовят отобрать:
- Господин, вы не так его держите. Господин, вы его уроните.
Наверняка, Илона тоже делала мужу подобные замечания, но осторожно — так, чтобы снова не поссориться.
В мае 1476 года у супругов всё должно было наладиться окончательно, ведь теперь Илоне ничто не мешало показать мужу, как он ей дорог — согласно законам того времени, роженице, чтобы очиститься после родов, полагалось ждать 40 дней, после чего можно было снова начинать супружеские отношения.
Идиллия длилась до начала июля 1476 года, а затем Дракула снова отправился на войну.
Война шла на территории разных государств. Сперва Дракула воевал с турками в Трансильвании, помогая князю Штефану, а затем — в Румынии. В ноябре 1476 года наш герой вернул себе румынский (валашский) престол, но вскоре после этого был убит.
До сих пор в рассказе было много предположений, но мы знаем, как вела себя Илона после смерти Дракулы, и это поведение доказывает, что все эти предположения имеют право на существование.
Во-первых, Илона, даже овдовев, продолжала заботиться о пасынке, Владе, хотя была не обязана. Она могла бы сказать: «Ты уже взрослый, и ты мне не родня, так что бери свою часть отцовского наследства и убирайся на все четыре стороны». Никто из знакомых венгров не осудил бы Илону за такое поведение, но она заботилась о Владе так же, как о своём родном сыне — помогла пасынку жениться и выпросила для него у Матьяша поместье в Трансильвании.
В 1485 году Влад заболел и умер, а Илона очень переживала. Свидетелем этих переживаний стал русский посол Фёдор Курицын, будущий автор «Повести о Дракуле-воеводе». Илона так убивалась, что послу даже в голову не пришло спросить у кого-нибудь: «Она хоронит родного сына или пасынка?»
Курицын решил, что так убиваться можно только из-за сына. Вот почему в «Повести» сказано, что двоюродная сестра венгерского короля родила Дракуле «двух сынов», а не одного.
Эта ошибка Курицына тянет за собой следующую. В «Повести» сказано, что брак Дракулы и Илоны длился около 10 лет, хотя на самом деле — меньше 2 лет.
Курицын остановился на цифре 10, потому что сравнивал возраст двух сыновей Дракулы и думал, что мать у них одна. Курицын знал, что Влад умер, будучи взрослым и женатым, а другой сын Дракулы на тот момент был мальчиком 9 лет. «Сыновей, у которых такой разброс в возрасте, не родишь за короткое время. Получается, брак был долгим», — решил Курицын.
Второй факт, позволяющий нам судить, как Илона относилась к Дракуле, касается их общего ребёнка. Этого ребёнка (по всей вероятности это был именно Михня Злой) после смерти отца продолжали воспитывать в православной вере, хотя Илона, будучи католичкой, конечно же, считала, что католицизм лучше.
Илона могла бы повлиять на судьбу сына и ратовать за то, чтобы он стал католиком вопреки условиям брачного договора. Вся венгерская родня, включая короля Матьяша, была бы рада сделать мальчика католиком, но Илона понимала, что этого не одобрил бы Дракула.
Если бы не Илона, ребёнок стал бы католиком, но она стремилась выполнить волю покойного мужа даже тогда, когда король Матьяш забрал мальчика к себе, чтобы воспитывать при своём дворе.
В связи с эпизодом передачи мальчика королю возникает вопрос — почему сын Илоны вдруг стал жить у Матьяша, а не с матерью? У Курицына сообщается, что мальчик «при короле живёт», но причина не сообщается. Наверное, Курицын не знал. А мы знаем! Всё дело в так называемом авункулате (от лат. avunculus, что значит «дядя по матери»).
В Европе обычай авункулата уходит корнями в римское право. Согласно этому обычаю, вдова не может сама воспитывать сына. Если женщина овдовеет, то должна отдать сына на воспитание своему брату, чтобы мальчик вырос «настоящим мужчиной». У Илоны не было братьев — только двоюродный брат, король Матьяш. Именно поэтому ребёнка забрал король.
Самое интересное то, что обычай авункулата не распространялся на простолюдинов, а вот в благородных семьях он соблюдался строго. Мальчика полагалось отдать, как только он начнёт вовремя добегать до горшка, перестанет проносить ложку мимо рта и научится внятно разговаривать.
Илона, когда ей напомнили про авункулат, вероятно, рвала на себе волосы и спрашивала: «За что мне это всё!?» Не менее вероятно, что она пыталась обойти обычай. Мы знаем, что после Дракулы она выходила замуж ещё два раза. Наверное, надеялась, что, перестав быть вдовой, сможет оставить ребёнка себе.
Тем не менее, третий брак Илоны закончился быстро — муж умер примерно через год с небольшим. Тогда она вышла замуж в четвёртый раз, но ребёнка всё-таки забрали.
Детей ни в третьем, ни в четвёртом браке у неё не родилось, что позволяет нам утверждать — брак с Дракулой стал для Илоны одним из самых значимых событий в жизни. У женщины, стремящейся иметь детей, всегда особое отношение к человеку, который является отцом её единственного ребёнка, и вдова Дракулы не могла стать исключением.
Кстати, Илона с полным правом может называться «вдова Дракулы». На ум сразу приходит вампирский фильм с одноимённым названием, но в реальной жизни вдова Дракулы была не жестокой и кровожадной, а доброй и сердечной женщиной, которая всю жизнь заботилась о других. Умерла она около 1500 года, причём четвёртого мужа не пережила, поэтому нет причин считать её чёрной вдовой.
Письма от 25 июня и от 18 июля 1475 года рассказывают об освобождении Дракулы довольно много, но информация, непосредственно касающаяся недавнего узника, занимает в этих текстах от силы четверть. Это, конечно, досадно, но отнюдь не означает, что остальной текст можно просто проигнорировать. И то, и другое письмо, если рассматривать их целиком, дают практически полное представление о политической ситуации в Венгрии, Молдавии и Румынии того времени, а это в свою очередь позволяет сделать выводы о том, почему весть об освобождении Дракулы была с энтузиазмом воспринята в Италии.
Для начала рассмотрим письмо от 25 июня 1475 года, которое было написано послами венгерского короля Матьяша, отправленными в Молдавию ради переговоров с князем Штефаном. Как рассказывается в самом этом письме, послы, уже находясь на обратном пути, где-то в Трансильвании, получили от короля задание, имеющее отношение к Дракуле.
23 июня послам доставили пакет от Матьяша с известием об освобождении Дракулы и с поручением прощупать почву на предмет того, как это известие будет встречено бывшими слугами Дракулы, то есть его боярами. Вернее, поручение прощупать почву получил только один из двух послов, чьё имя неизвестно, а известна только должность — королевский наместник в городе Секешфехерваре, одной из бывших венгерских столиц, где по традиции проходила коронация венгерских королей. (Матьяш в 1464 году короновался именно там).
В письме от 25 июня, которое является отчётом королю о выполненном поручении, сказано следующее: «Третьего дня (т.е. позавчера, 23-го числа) мы получили письмо, в котором Ваше Величество обращается ко мне, королевскому наместнику, относительно указа об освобождении воеводы Дракулы, о чём я беседовал с боярами (Дракулы), предварительно собрав их».
Судя по контексту, эти бояре уже давно жили в Трансильвании как политические эмигранты, что было отнюдь не редкостью среди румынской знати, поскольку князья в Румынии менялись часто. Также, судя по всему, эти бояре не скрывали своих имён и места жительства, потому что находились под покровительством венгерской короны.
Ничем иным нельзя объяснить тот факт, что посол короля Матьяша сумел в течение трёх дней собрать этих людей и переговорить с ними. Если бы бояр пришлось разыскивать, уложиться в три дня никак бы не удалось.
Также из контекста следует, что известие об освобождении Дракулы не было для бояр полной неожиданностью. На что-то подобное они уже давно надеялись и рассчитывали. Судя по тому же письму, они были в курсе, что венгерско-молдавские отношения улучшаются, а что намечаются совместные венгерско-молдавские действия против турок.
Даже рискну предположить, что венгерские послы ещё в начале своей миссии, проезжая через Трансильванию по пути в Молдавию, оставили в Трансильвании своего человека. Этот человек должен был объехать трансильванские земли и сообщить боярам Дракулы, которые вряд ли жили кучно, что необходимо собраться в таком-то городе приблизительно в такой-то период для важного дела.
Вот, что рассказывают послы короля Матьяша о состоявшейся встрече с боярами Дракулы: «Третьего дня (позавчера, 23 июня) мы получили письмо, в котором Ваше Величество обращается ко мне, королевскому наместнику, относительно указа об освобождении воеводы Дракулы, о чём я беседовал с боярами (Дракулы), предварительно собрав их. А те после получения этих новостей говорят одобрительно касаемо того, чтобы Ваше Величество произвёл его (Дракулу) в (действительные) воеводы. Они (бояре) коленопреклонённо просят о том, чтобы Ваше Величество соизволил бы его скорейшим образом отправить с силой (военной против турок)».
Получается, что Дракула в июне 1475 года уже был формально освобождён, но ещё не восстановлен в своих правах, а также не имел возможности лично связаться со своими боярами и снова позвать их к себе на службу. Вместо Дракулы все эти переговоры ведёт король Матьяш через своих представителей. Судя по всему, Матьяш пока не доверял Дракуле полностью, а это в свою очередь указывает на то, что свадьба Дракулы с Илоной Силадьи, двоюродной сестрой Матьяша, в июне ещё не состоялась. Только после заключения этого политического брака король мог быть уверен, что Дракула крепко связан обязательствами перед венгерской короной и не преподнесёт никаких сюрпризов.
Историк М.Казаку в своей монографии «Дракула» пишет, что молдавский князь Штефан именно в это время «настаивал, чтобы король освободил Дракулу, томящегося в Пеште... вместе с женой и сыновьями». Однако это утверждение Казаку касаемо семьи Дракулы не опирается ни на какие факты.
Ни в письме от 25 июня 1475 года, которое мы уже частично рассмотрели, ни в письме от 18 июля 1475 года, которое мы рассмотрим чуть позднее, нет ни слова, ни намёка на то, что у Дракулы имелась семья.
В более позднем документе, в письме Штефана, которое было зачитано молдавским послом 8 мая 1478 года в Венеции перед дожем и сенаторами, Штефан говорит: «Я заботился, чтобы воеводу Басараба изгнали из Валахии (Румынии), а поставлен был другой христианский правитель, по имени Дракула, потому что он прежде был известен (как враг турков). И я ждал, что этой идеей возгорится Его Величество король Венгрии, и доказывал ему, что Уладо (т.е. Влад) Дракулиа должен сделаться правителем. И в конце концов я убедил короля, и мне было позволено собрать воинов, чтобы осуществить своё намерение и предложить указанного правителя на трон в Валахии (Румынии)».
То есть слова Казаку о том, что Штефан настаивал на освобождении Дракулы, подтверждаются, но про семью Дракулы молдавский князь опять ничего не говорил.
Что касается содержания Дракулы в городе Пеште (расположенном рядом с тогдашней венгерской столицей Будой на противоположном берегу Дуная), то это подтверждается древнерусской повестью.
«Повесть о Дракуле-воеводе» сообщает, что «король приказал освободить Дракулу из темницы и привезти его в Буду, и дал ему дом в Пеште, что против Буды», но и там нет ни слова о семье. Дальше следует анекдот о воре, забежавшем в дом Дракулы и в этом анекдоте тоже нет никаких намёков на то, что Дракула жил в доме с женой.
Тогда почему Казаку пишет о жене и сыновьях Дракулы, якобы живших в Пеште? В данном случае он просто компилирует версии других исследователей, которые опираются всё на ту же «Повесть о Дракуле-воеводе».
В статье «Вдова Дракулы» я изложила только свою версию взаимоотношений Дракулы с его венгерской супругой. Чужие версии я почти не приводила, чтобы не вносить путаницу в историю, которая лично мне кажется простой и ясной. Большинству исследователей эта история кажется весьма сложной, и вы сейчас увидите, насколько всё запутано.
Имя:
Небезызвестные историки Флореску и Макнелли в книге «В поисках Дракулы» называют венгерскую жену Дракулы — Илона Силадьи (Ilona Szilagyi). Историк Казаку и некоторые другие называют эту женщину — Юстина Силадьи (Jusztina Szilagyi). По венгерским правилам читается «Юстина», хотя очень хочется прочитать «Жюстина».
Когда поженились:
Историки Флореску и Макнелли пишут, что Дракула женился на кузине Матьяша в 1466 году, и что Матьяш посадил Дракулу в тюрьму вовсе не на 12-13 лет, как многие привыкли думать, а всего лишь на 4 года (с 1462 по 1466). Флореску и Макнелли сомневаются, сидел ли Дракула в крепости в венгерском городе Вышеграде, но уверены, что Дракула после освобождения из тюрьмы (где бы она ни находилась) поселился в Пеште, и жил там с Илоной (Юстиной) следующие 10 лет, и в этом браке родилось двое сыновей.
Историк Казаку говорит, что всё было не так, и что Дракула сидел узником в Вышеграде совсем-совсем не долго, а затем был освобождён из тюрьмы, но остался в городе, где продолжал жить в гораздо более приемлемых условиях, но не имел права уехать. Там ему составила компанию некая родственница Матьяша (не Илона-Юстина), а затем Матьяш перевёз Дракулу «вместе с женой и детьми» в Пешт и там опять держал под стражей. По версии Казаку у Дракулы на момент переезда уже было два сына, а на момент полного освобождения в 1475 году — три.
Казаку в своих рассказах о жене Дракулы пытается скомпилировать версию Флореску и Макнелли с версией румынского историка, которого зовут Михай Флорин Хасан. В английском издании книги Казаку «Дракула» сначала говорится, что в Вышеграде Дракула томился «с семьёй» и так же томился в Пеште, пока не получил свободу в 1475 году. Затем говорится, что первая жена умерла ещё в 1472-1473 годах, а в 1475 году Дракула женился на Илоне-Юстине, которая к моменту освобождения как-то успела родить ему третьего сына.
Упомянутый историк Михай Флорин Хасан вместе с другим румынским историком, которого зовут Александру Симон, вносит ещё больше путаницы. Хасан вместе с Симоном предполагают, что Дракула познакомился с Илоной-Юстиной в Буде (в венгерской столице) не ранее лета-осени 1475 года, когда Дракула был уже свободен, а поженились они в 1476 году. Также предполагается, что до этого у Дракулы была другая жена, которая тоже была родственницей Матьяша. Эта жена (имя которой неизвестно) была не кузиной, а сводной сестрой короля — незаконнорожденной дочерью Яноша Хуньяди, отца Матьяша. Дракула якобы прожил с этой женой с 1462 по 1472 год, и именно в этом браке родилось два сына. Затем первая жена умерла, и тогда, в 1476 году Дракула женился снова — на двоюродной сестре Матьяша, которую называют Юстина (или Илона) Силадьи. В этом браке родился третий сын Дракулы.
Сколько детей было у Дракулы:
Все историки считают, что сыновей было три...
Флореску и Макнелли пишут, что сыновей звали: Михня (будущий румынский князь Михня Злой), Влад и ещё один неизвестный. Последние два — сыновья Илоны (она же Юстина) Силадьи.
Казаку пишет, что сыновей звали: Михаил (будущий князь Михня Злой), Мирча (имя точно не установлено) и Влад. Мать Михаила неизвестна. Мать Мирчи — первая жена Дракулы. Мать Влада — вторая жена, то есть Юстина-Илона.
Михай Флорин Хасан и Александру Симон дают похожий список, поскольку Казаку фактически следовал их версии: Михня (будущий князь Михня Злой), имя второго сына неизвестно, а третий был Влад. Михня по мнению этих историков родился от внебрачной связи. Средний сын, чьё имя неизвестно, был сыном от первой жены, сводной сестры Матьяша. Влад — сын Илоны-Юстины.
Увы, всё это лишь версии, которые основаны на одних и тех же документах...
Во-первых, за основу берутся слова венгерского придворного историка Антонио Бонфини, который утверждал, что Матьяш предлагал Дракуле породниться ещё в 1462 году, но деталей там не сообщается. Не говорится, состоялась ли в итоге свадьба, и на ком женился Дракула, но именно на основе этих утверждений появилась версия про незаконнорождённую сестру Матьяша.
Во-вторых, за основу берутся сведения из древнерусской «Повести о Дракуле-воеводе»:
«И приведен был Дракула к королю, и повелел (король) его (Дракулу) бросить в темницу. И сидел (Дракула) в Вышеграде, что на Дунае выше Буды, 12 лет. А в Мунтьянской (Румынской) земле посадил (король на трон) иного воеводу (Раду Красивого, брата Дракулы). Когда же тот воевода умер, то король послал к нему (Дракуле) в темницу спросить, хочет ли быть воеводой в Мунтьянской земле, и если да, то пусть примет латинскую (католическую) веру, а если нет, то, значит, умереть в темнице хочет. Дракула же больше полюбил временной жизни сладость, чем (сладость) вечного и бесконечного, и отпал от православия, и отступил от истины, и оставил свет, и принял (в сердце) тьму. Увы, не смог он тюремные временные тяготы вынести и (тем самым) уготовил себе бесконечное мучение (в аду), и оставил православную нашу веру, и принял латинский соблазн. Король же не только дал ему власть воеводскую в Мутьянской земле, но и сестру свою родную отдал ему в жёны, и от неё родилось два сына. Прожив же около 10 лет, так и скончался в той латинской вере, принять которую его соблазнили».
Флореску и Макнелли упирают на то, что в «Повести» написано про 10 лет брака с Илоной-Юстиной, поэтому отсчитывают 10 лет от смерти Дракулы (1476 год) и так у них получается 1466 как год свадьбы. Слова про 12 лет заточения в Вышеграде не принимаются на веру, хотя словам про 10 лет семейной жизни из того же источника историки верят.
Казаку упирает на то, что Дракула 12 лет провёл в Вышеграде и что женился на Илоне-Юстине после смерти своего брата Раду Красивого, то есть в 1475 году.
Михай Флорин Хасан и Александру Симон приплетают к этому версию про «ещё одну из королевского рода», то есть про незаконнорожденную сестру Матьяша.
Вот так на основании одного и того же рассказа возникают совершенно разные фантазии, которые у историков называются «научные гипотезы».
На всякий случай напомню, что я вообще не согласна ни с одной. Я уверена, что не было никакой незаконнорождённой сестры Матьяша, а была только Илона (Юстина), на которой Дракула женился в июле 1475 года.
Подробно эта версия изложена в статье «Вдова Дракулы», а лишним доказательством моей версии можно считать письмо послов Матьяша от 25 июня 1475 года, где видно, что Матьяш пока не даёт Дракуле совершать самостоятельные политические шаги — не даёт вести переговоры с боярами. Судя по всему, Дракула обрёл самостоятельность только после свадьбы, то есть в июле того же года.
О том, что в июле 1475 года ситуация по сравнению с июнем изменилась, говорит письмо феррарского посла к своему господину. Посол по имени Флориус Реверелла, находясь при дворе Матьяша, 18 июля 1475 года сообщил феррарскому герцогу, что Дракула «восстановлен в прежнем статусе». Это очень важная деталь, поскольку в письме послов Матьяша, составленном за месяц до этого и содержащем упоминание о Дракуле, говорилось только о том, чтобы король «произвёл его (Дракулу) в воеводы».
Также в письме послов от 25 июня речь шла о том, чтобы король «соизволил бы его (Дракулу) скорейшим образом отправить с силой (военной против турок)». А в письме феррарского посла мы читаем, что это уже сделано, то есть Дракула получил под командование некие войска.
18 июля 1475 года феррарский посол пишет: «Его Величество немедленно возвратил Ладиславу Драгуле его должность в Валахии (Румынии), сделав его воеводой и восстановив в прежнем статусе. Дал вооружённых людей, деньги и рекомендательное письмо, поскольку рассчитывал, что упомянутый Драгула совершит великое дело (в борьбе) против Турка (султана), как в прежние времена совершил, нанеся ему (Турку) поражение в землях Валахии ещё до того, как Его Королевским Величеством был заключён в тюрьму».
Исследователь М.Казаку в своей монографии «Дракула» пишет, что Дракула, получив возможность действовать, «разместил свои казармы на северо-западе Трансильвании» близ города Сибиу, где собирался построить себе дом. Однако, как это ни странно, письмо феррарского посла вовсе не является основанием, чтобы делать такие заявления.
Письмо свидетельствует лишь о том, что Дракула был назначен одним из «королевских капитанов», то есть начальником крупного воинского соединения в венгерской армии, и получил право командовать, но люди у него в распоряжении находились только номинально. Физически их не было просто потому, что этих воинов физически не было у самого Матьяша. Венгерская армия в то время не была регулярной, то есть она периодически собиралась ради ведения очередной войны, но в мирное время расходилась по домам.
Следовательно, и казарм как места постоянного проживания солдат и офицеров в то время тоже не было, если не считать гарнизоны крепостей, но гарнизоны крепостей — это немного другая история. Гарнизон в походы не ходит, и участвует в войне только в том случае, если крепость подвергается осаде. А в письме феррарского посла ясно сказано, что Дракуле должен был идти в поход против турецкого султана.
Есть и ещё одна причина, почему Матьяш не мог предоставить Дракуле воинов до того, как начнутся реальные военные действия, и эта причина связана с финансами — несмотря на то, что по велению короля на войну отправлялись его вассалы, воевавшие бесплатно, основная часть войска состояла из наемников.
В тот период жалование пехотинца составляло 1,5 золотых (флоринов) в месяц. Жалование всадника — 3 золотым (флоринам) в месяц. Причём оплате подлежали все дни, в том числе дни простоя, а также дни переходов из одного населённого пункта в другой. Считайте сами, во что бы обошлось королю месячное бездействие армии, где, например, 20 тысяч всадников и 10 тысяч пехоты.
При этом армию надо ещё и кормить, что влечёт за собой дополнительные расходы. А ведь королевские доходы были не такие уж большие. По самым оптимистичным прикидкам они равнялись 1 млн. золотых в год, и как минимум половина этих денег тратилась на войну. В письме феррарского посла говорится о том, что в связи с предстоящим походом был в очередной раз собран чрезвычайный военный налог — единовременный сбор с крестьянских дворов: «Утверждено и постановлено (на войну) против Турка собрать по одному дукату (золотому) с каждого двора во всём королевстве, и так собирали, чтобы набрать более 500 тысяч дукатов».
А теперь вспомните, во сколько обходится месячный простой не самой большой армии наемников — это почти 5-я часть общей суммы собранного военного налога.
Даже если представить, что Матьяш одолжил Дракуле своих дворян, которые воюют по обязанности как вассалы, их всё равно пришлось бы кормить, что опять влечёт за собой расходы, которых можно было бы избежать.
Не случайно Матьяш, когда всё же собирался в поход, экономил на всём: осенью 1475 года, когда намечалась антитурецкая кампания в Сербии, король велел, чтобы армия собралась близ города Сегед, на венгерско-сербской границе, то есть поближе к району предстоящих боевых действий. Путь из столицы до Сегеда Матьяш проделал вместе со своими командирами, но без войск.
Что же касается Дракулы, то, судя по письму феррарского посла, он должен был набрать себе людей сам, в Трансильвании: «И дабы оказать ему (Драгуле) ещё более значительную услугу, (Его) Величество сам отправил комиссара в Трансильванию, чтобы эта земля оказывала помощь упомянутому Драгуле, откуда можно будет взять 50 тысяч человек, хорошо подготовленных и вооружённых, когда Турок всё-таки появится близ тех земель Молдавии или Валахии (Румынии)».
Из других источников известно, что вместо обещанных 50 тысяч удалось собрать 30 тысяч, и именно с этими людьми Дракула противостоял туркам во время летней кампании 1476 года, когда турки явились в Трансильванию. Та кампания предшествовала походу Дракулы в Румынию и возвращению трона осенью 1476 года.
В 1475 году Дракула, находясь в армии Матьяша, воевал в Сербии. Как уже говорилось в статье «Вдова Дракулы», антитурецкая кампания в Сербии проходила зимой 1475-1476 годов, однако из письма феррарского посла следует, что она началась с запозданием: «Он (король) намеревается выступить против турок, поэтому, до окончания июля или ещё раньше будет в пути и привезёт много стенобитных бомбард и других артиллерийских орудий в любом случае. И среди прочего он приказал сделать несколько удивительных деревянных механизмов».
То есть кампания была запланирована на лето, и на неё рассчитывал князь Штефан, о чём сказано в уже рассмотренном нами письме послов короля Матьяша от 25 июня 1475 года: «С тех пор как сам Стефанус воевода уяснил себе, что опасность надвигается, он взывает к нам... чтобы Ваше Величество соизволил обратить свои лучистые взоры к низовым областям своего королевства (то есть к границе с Сербией). И в то же время он (Стефанус) торопился уходить (в поход), поскольку надеется тот воевода, что после того как Ваше Величество двинется (в поход), Турок (султан) сам не так охотно будет выступать и против государства Молдавского, и против Вашего Величества».
Штефан рассчитывал, что поход Венгров в Сербию отвлечёт на себя турок и позволит Штефану провести кампанию в Румынии.
То есть летом 1475 года, когда Дракула был освобождён из тюрьмы, князь Штефан Молдавский уже был готов выступить с ним вместе в поход против турок и, если получится, посадить на румынский престол. Именно поэтому в письме послов Матьяша от 25 июня мы читаем: «Они (бояре Дракулы) коленопреклонённо просят о том, чтобы Ваше Величество соизволил бы его (Дракулу) скорейшим образом отправить с силой (военной против турок), потому что Стефанус воевода со всей силой своей в городе Яссы, также именуемом Торжище Филистимское, воинский стан уже имеет. Точно то же самое Ваше Величество усмотрит из письма самого Стефануса воеводы».
Штефан, рассчитывая действовать одновременно с венграми, собрал войско в городе Яссы (в западной Молдавии), но оказалось, что войско собралось напрасно. Сербская кампания состоялась не летом, а только зимой, причём Матьяш взял Дракулу с собой вместо того, чтобы отправить с войсками к Штефану. Венгерский король, как и в 1462 году, предпочитал тянуть время вместо того, чтобы предпринимать решительные действия.
На румынском престоле в это время находился Лайота Басараб, который ранее пользовался покровительством Штефана. Штефан неоднократно пытался посадить его на румынский престол вместо брата Дракулы — Раду Красивого, но Раду неизменно возвращался к власти.
Затем, осенью 1474 года случилось что-то непонятное. В Румынию пришли венгры, которым удалось ненадолго посадить на румынский трон своего ставленника, а Раду Красивый и Лайота Басараб одновременно куда-то исчезли. Молдавско-немецкая летопись говорит, что венгры «считали воеводу Радула пропавшим без вести, так как никто не знал, куда он делся, а также и воевода Басараб».
Раду после этого так и не объявился, а вот Лайота объявился, но уже как сторонник турок. Именно они стали поддерживать его у власти, то есть по состоянию на лето 1475 года, когда Дракула вышел из тюрьмы, Лайота Басараб являлся врагом Штефана.
Вот почему Штефан летом 1475 года через послов Матьяша передал, что в случае прихода турецкий войск Румыния будет воевать на стороне Турции: «Он (Стефанус) советует и уверяет нас, что после того как придёт сам Турок, причём он (Турок) уже давно дорогу запомнил, трансальпийцы (то есть румыны) против Вашего Величества и самого воеводы (Стефануса) восстанут, потому что они уже направили подготовленных собой (людей) против Вашего Величества».
Сложно сказать, кто подразумевается под «подготовленными людьми», направленными против Венгрии. Судя по всему, были какие-то приграничные стычки, то есть люди Лайоты грабили южные окраины Трансильвании, но Штефана вся эта ситуация беспокоила гораздо больше, чем короля Матьяша, хотя должно было быть наоборот.
Позднее Штефан в послании к венецианцам 1478 года признавался: «Я заботился, чтобы воеводу Басараба изгнали из Валахии (Румынии), а поставлен был другой христианский правитель, по имени Драхула».
Из двух рассматриваемых нами писем также видно, что в 1475 году Штефан Молдавский был заинтересован в организации нового крестового похода гораздо больше, чем венгерский король. Штефан беспокоился за безопасность своих земель, а для венгров прямой угрозы пока не существовало, однако на венгров давил Папа Римский, на которого в свою очередь давили генуэзцы и венецианцы, беспокоившиеся за судьбу своих колоний. Кстати говоря, венецианцы поначалу пытались решить свои проблемы с турками напрямую — заключив с султаном мир, но потерпели фиаско, поэтому вынуждены были присоединиться к антитурецкой коалиции западных держав.
В начале 1475 года в Молдавию пришло около 100 тысяч турок во главе с Сулейманом-пашой. На стороне турок также выступили румыны. Румынский князь (судя по всему, Лайота Басараб) привёл с собой около 17 тысяч воинов. В свою очередь Штефану Молдавскому помогали венгры во главе с Иштваном Батори и польские отряды. Войско Штефана насчитывало около 40 тысяч воинов. Венгров было примерно 5 тысяч, а поляков — 2 тысячи.
10 января 1475 года туркам было нанесено поражение близ Васлуя, однако это не остановило султана Мехмеда II в стремлениях сделать Чёрное море внутренним морем Османской империи.
Турки последовательно стремились подчинить все государства, имеющие выход к этому морю. После неудачной войны в Молдавии, где турки пытались захватить крепости Килию и Четатя Албэ (Белгород-Днестровкий), султан отправил экспедицию, чтобы захватить побережье Крымского полуострова, то есть маленькое греческое государство Мангуп и генуэзскую колонию Каффу (нынешнюю Феодосию).
С Мангупом князь Штефан установил прочные отношения за несколько лет до этого, а в 1472 году породнился с мангупским правителем Исааком, женившись на его сестре Марии, но затем отношения испортились. Исаак посчитал, что Штефан через брак хочет получить мангупский трон.
После победы при Васлуе князь Штефан вспомнил о Крыме практически одновременно с турками и вступил в переговоры с генуэзской колонией Каффой, чтобы заключить союз для борьбы с крымским ханом и мангупским князем Исааком. Генуэзцы отклонили предложение, а вот турки в это самое время действовали успешно — заключили договор с крымскими татарами и подготовили экспедицию. Турецкий хронист Ашик Паша-оглу пишет, что было подготовлено 300 кораблей, но, судя по всему, это преувеличение.
Весной 1475 года Венеция заключила с турками перемирие, рассчитывая в дальнейшем заключить мир, однако мир с Венецией не входил в турецкие планы. Султан Мехмед II переиграл венецианцев на дипломатическом поле и использовал переговоры, чтобы захватить генуэзскую колонию Каффу. Благодаря перемирию Турция получила гарантии, что венецианцы в это время не предпримут никаких военных действий, а когда колония была захвачена, венецианцам были предложены такие условия мира, на которые никак нельзя было согласиться.
Каффа оказалась захвачена в начале июня 1475 года, а мангупский правитель Исаак примерно в то же время перешёл на сторону турок, однако Штефан решил действовать решительно и посадил на мангупский престол младшего брата Исаака — Александра. Дворцовый переворот был совершён с помощью всего лишь 300 молдавских воинов, которые вместе с Александром прибыли в Мангуп на корабле.
Александр казнил Исаака за измену, но сам оставался у власти лишь до декабря 1475 года, когда Мангуп тоже был захвачен турками.
Тем временем султан Мехмед II начал готовить новую экспедицию в Молдавию, собираясь также проникнуть и в Трансильванию, что в итоге заставило забеспокоиться венгров. Это создало предпосылки для окончательного примирения между Венгрией и Молдавией, хотя в последние полтора десятилетия их отношения были весьма напряжёнными. 12 июля 1475 года молдавский князь Штефан присягнул как вассал венгерской короне. Присяга давалась письменно, личной встречи Штефана и Матьяша не состоялось, важен был сам факт, ведь теперь Венгрия и Молдавия могли выступить единым фронтом.
Генуэзцы и венецианцы также были обеспокоены турецкой экспансией, поэтому такой человек как Дракула, известный своим умением воевать с турками, оказался очень нужным для новой антитурецкой коалиции.
Все эти события нашли отражение в рассматриваемых нами письмах от 25 июня и от 18 июля 1475 года, и вы это сами увидите, когда прочитаете письма целиком.
Перевод с латыни мой, С. Лыжиной:
Письмо от 25 июня 1475 года. Послы короля Матьяша пишут королю, находясь на обратном пути из Молдавии, куда были отправлены с дипломатическим поручением
Королевский наместник в Альба Регии[17] и Гаспарус, (то есть) послы, отправленные с устным поручением короля Матьяша Венгерского к Стефану воеводе Молдавскому, (шлют послание) для короля Матьяша.
Светлейший принцепс! Господин наш подлинный и любимейший! Смиреннейше излагаем следующее, о король и принцепс любезный!
Когда мы уже были готовы[18] к путешествию нашему из города Бистрицкого[19], приехал человек из числа баронов молдавских от господина Стефануса воеводы Молдавского со срочным письмом, а на словах рассказал нам, как в минувшие дни сам воевода Стефанус отправил Александруса, кровного брата своей супруги, в государство, которое именуется Мангуп. И тот (Стефанус) уже после отъезда боярина его к Вашему Величеству, как я уверен, военной силой своей занял (Мангуп) и всех, старых и малых, в том государстве Мангуп власти своей подчинил. Он (человек воеводы) поведал также, как турки с превосходящей силой в четыреста шлемов с хохолками[20] пришли в минувшие дни ради осады Каффы, и как, в условиях осады (этот город) защищался, а затем (его) взяли[21] одновременно вместе с замком в той самой (Каффе) находящимся.
Тех, кого таким образом взяли в плен, всех итальянцев в упомянутом замке оказавшихся, казнью ужасающей, одновременно с наиболее знатными из горожан предположительно уничтожили. Остальных (людей) из той самой крепости согласно произнесённому обещанию в прежних их обычаях следует оставить жить. И, как мне сообщают, сами турки к штурму самого города Каффа привлекли 40 тысяч татар, с которыми теперь крепкий мирный договор заключили. И, что наибольшее важно, тому властелину татар, о котором Станчул уже сообщал Величеству Вашему, в той крепости Каффа, посредством турок и татар захваченной, пребывать предлагают.
Теперь же, светлейший принцепс, с тех пор как сам Стефанус воевода уяснил себе, что опасность надвигается, он взывает к нам среди бояр своих[22], чтобы письмо наше к Вашему Величеству мы отправляли наискорейшим образом, и чтобы Ваше Величество соизволил обратить свои лучистые взоры к низовым[23] областям своего королевства. И в то же время он (Стефанус) торопился уходить (в поход), поскольку надеется тот воевода, что после того как Ваше Величество двинется (в поход), Турок[24] сам не так охотно будет выступать и против государства Молдавского, и против Вашего Величества. И без тени сомнения нам он (Стефанус) советует и уверяет нас, что после того как придёт сам Турок, причём он (Турок) уже давно дорогу запомнил, трансальпийцы[25] против Вашего Величества и самого воеводы восстанут, потому что они уже направили подготовленных собой (людей) против Вашего Величества. Турок сам с наибольшей силой лично сухопутным путём (отправился) и других людей своих водным путём отправил, как сообщается. Это Вашему Величеству мы написали, чтобы узнало Ваше Величество новости этих земель.
Третьего дня[26] мы получили письмо, в котором Ваше Величество обращается ко мне, королевскому наместнику, относительно указа об освобождении воеводы Дракулы, о чём я беседовал с боярами (Дракулы), предварительно собрав их. А те после получения этих новостей говорят одобрительно касаемо того, чтобы Ваше Величество произвёл его (Дракулу) в (действительные) воеводы. Они (бояре) коленопреклонённо просят о том, чтобы Ваше Величество соизволил бы его скорейшим образом отправить с силой (военной против турок), потому что Стефанус воевода со всей силой своей в городе Яссы, также именуемом Торжище Филистимское, воинский стан уже имеет. Точно то же самое Ваше Величество усмотрит из письма самого Стефануса воеводы, имеющегося и приложенного (к этому письму). Этого (человека), приносящего данные (письма), мы смиренно умоляем как можно быстрее отослать к нам, чтобы нам знать, что самим в этом деле отвечать Стефанусу воеводе. Бог пусть хранит Ваше Величество по молитвам (подданных) о правителе государства своего.
(Отправлено) спешно из Бистрицы, в день воскресный после праздника Рождества Иоанна Предтечи (то есть 25 июня).
Верные (слуги) Вашего Величества
королевский наместник (в Альба Регии) и
Гаспарус из Надьварада[27]
Латинский текст письма:
Dominicus Praepositus Albaeregalis et Gasparus, oratores regis Mathiae Hungariae ad Stephanum vaivodam Moldaviae missi, Mathiae regi.
Serenissime Princeps. Domine noster naturalis et gratiosissime. Post humillimam subjectionem nostram. Rex et Princeps gratiose.
Cum essemus in procinctu itineris nostri de civitate Bistriciensi, venit ad barones Moldavienses homo domini Stephani vaivodae Moldaviensis cum litteris praesentibus inclusis, qui vocali sermone retulit nobis, quomodo praeteritis diebus ipse vaivoda Stephanus misisset Alexandrum fratrem carnalem consortis suae in regnum, quod dicitur Mangop, et illud potentia sua, post exitum boierorum suorum ad Majestem Vestram, solliciter, optinuisset et universos majores et minores in illo regno Mangop dominio suo subegisset. Retulit etiam, quomodo Turci cum valida potentia cum quadringentis galeis venissent in obsidionem Caffa, quam, cum obsidione cinxissent, obtinuerunt simul cum castello in eadem habito.
Quibus sic optentis, universos Italos in dicto castello existentes nece terribili, simul cum potentioribus civitatis interemissent, reliquos ipsius urbis post datam fidem in antiquis eorum consuetudinibus relinquendos; et, ut fertur, Turci ipsi Tartaros in numero XL millium ipsis in expugnatione ipsius civitatis Caffa associaverant, cum quibus nunc magnum pacis foedem pepigerunt, maxime ex eo, quia illic imperator Tartarorum, de quo Stanczul Majesti Vestrae mentionem fecerat, in illa urbe Caffa per Turcos et Tartaros captus esse perhibetur.
Nunc, Serenissime Princeps, ex quo ipse Stephanus vaivoda intelligit sibi imminere periculum, petit nos medio horum boieronum suorum, quatenus litteras nostras ad Majestem Vestram velocissime daremus, ut Majestas Vestra dignaretur convertere faces suas ad partes regni sui inferiores, et in dies festinaret discedendo; quoniam sperat idem vaivoda, quod postquam Majestas Vestra moverit se, Turcus ipse non ita facile proficiscetur vel contra regnum Moldaviae, vel Majestem Vestram; et sine dubio nos advisat et certos facit, quod postquam venerit Turcus ipse, qui jam dudum iter suum arripuit, Transalpinenses contra Majestem Vestram et ipsum vaivodam insurgent, quia paratos jam se contra Majestem Vestram retulerunt. Turcus ipse cum maxima potentia personaliter per terram et alias gentes suas per aquas misisse fertur. Haec Majesti Vestrae scripsimus, ut intelligat Majestas Vestra novitates harum partium.
Recepimus nudius tertius litteras, quas Majestas Vestra miserat ad me, Dominicum Praepositum, in facto inmissionis vaivodae Draculia, quas post earum lectionem communicavi cum boiaronibus, qui post acceptas has novitates dicunt laudando, quod Majestas Vestra creaverit eum in vaivodam, supplicantes, quod Majestas Vestra dignetur eum celerrime mittere cum potentia, quia jam Stephanus vaivoda cum omnipotentia sua in Jassamarck hoc, forum Filistenorum, castrum tenet, prout Majestas Vestra intuebitur ex litteris ipsius Stephani vaivodae praesentibus inclusis. Hunc latorem praesentium supplicamus citissime remittat ad nos, ut sciamus, quid in his rebus respondeamus ipsi Stephano vaivodae. Deus teneat Sublimitatem Vestram ad vota ad regimen regnorum suorum.
Raptim ex Bestriza, die Domenico post festum Nativitatis Beati Joannis Baptistae. [A. D. 1475.]
Perfideles Sublimitatis Vestrae
Dominicus Praepositus et
Gasparus de Nagyvatha.
Перевод с раннеитальянского мой, С. Лыжиной:
Письмо от 18 июля 1475 года. Посол герцога Феррарского, Флориус Реверелла, пишет герцогу из венгерской столицы, Буды
Светлейший Принцепс и Великолепнейший Государь! Господин мой единственный! Нижайше сообщаю следующее.
В день, когда я был в Посонио[28], в прежнем моём послании к Вашей Светлейшей Синьории, касающемся происходящего, я тогда обещал в последующем обратиться к новостям из Венгрии. Во исполнение обещания довожу до сведения Вашего Превосходительства, что план действий Венгрии в общем уже утверждён[29]. И там среди прочего утверждено и постановлено (на войну) против Турка собрать по одному дукату с каждого двора во всём королевстве[30], и так собирали, чтобы набрать более 500 тысяч дукатов.
Бароны и послы Содружества[31] были недовольны тем, что этот план был выполнен с большим трудом и с величайшими издержками, и надеялись получить какую-нибудь помощь от государств Италии, на что им в письме дала надежду Венецианская Синьория. Это оказалось насмешкой, обманом и даже мошенничеством в отношении них[32], что стало очевидно во время возвращения Светлейшего короля после военного предприятия в Богемии[33], которое проходило успешно. И военная сила Турка была обращена против него (короля), поскольку сам Турок прослышал о возвращении короля и об упомянутой итальянской помощи. Он (Турок) отодвинул на второй план войну на море, его силы и войска направлены против Венгрии и также, по слухам, он послал своих людей в Молдавию, где этой весной[34] его войска были разбиты. И он послал через Великое Море 60 галер с некоторым количеством (других) судов в устье Дуная, чтобы завоевать эту землю[35]. Это вам предсказывал граф Стефан (князь Штефан), и это имеет большое значение.
Светлейший король, чтобы противодействовать этому (нашествию), милостиво принял (на службу) упомянутого графа Стефана[36], который в течение многих прошлых лет не имел хороших взаимоотношений с Его Величеством. Сейчас время доброго мира и сам граф Стефан через его послов согласно этому плану принёс новую вассальную клятву[37] упомянутому Величеству и туда (в Молдавию) было отправлено некоторое количество бандерий и вольных наемников, которые подзаработали таким путём, (оставаясь) под знаменем повиновения.
Затем Его Величество немедленно возвратил Ладиславу Драгуле его должность в Валахии, сделав его воеводой и восстановив в прежнем статусе. Дал вооружённых людей, деньги и рекомендательное письмо, поскольку рассчитывал, что упомянутый Драгула совершит великое дело (в борьбе) против Турка, как в прежние времена совершил, нанеся ему (Турку) поражение в землях Валахии ещё до того, как Его Королевским Величеством был заключён в тюрьму. И дабы оказать ему (Драгуле) ещё более значительную услугу, (Его) Величество сам отправил комиссара в Трансильванию, чтобы эта земля оказывала помощь упомянутому Драгуле, откуда можно будет взять 50 тысяч человек, хорошо подготовленных (вар.: организованных) и вооружённых, когда Турок всё-таки появится близ тех земель Молдавии или Валахии.
И сверх того само Королевское Величество не прекращает участия наравне со всеми и движения в (условленный) пункт, чтобы лично придти к границам королевства. И, во-вторых, он (король) намеревается выступить против турок, поэтому, до окончания июля или ещё раньше будет в пути и привезёт много стенобитных бомбард и других артиллерийских орудий в любом случае. И среди прочего он приказал сделать несколько удивительных деревянных механизмов для подмен, вредительств и поджогов и других дел, чего никогда ранее не изобреталось. Потому я надеюсь, что мероприятие пройдёт удачно, и призываю этого Светлейшего короля Матьяша проявить великое тщание и рассудительность, и рассчитываю на способности самих этих венгров, являющихся прирождёнными воинами и, разумеется, склонных выступить против турок более чем любой другой народ.
Наконец, здесь утверждается людьми этого Светлейшего короля, что Венецианская Синьория через одного своего посла проявила настойчивость в отношении Турка, склоняя его к заключению мира, и потому этот Турок потребовал у Синьории всю Морею, Крую и Скутари[38] и некоторые другие земли в Албании и много других уступок достаточно тяжёлых. Посол (Венеции) возвратился ни с чем.
И помимо этого из-за неприемлемой стоимости услуг по пересылке я не могу отправить письмо правителю Поликастро[39].
Из Буды, 18 июля 1475.
Ваш покорный слуга,
брат[40] Флориус Реверелла
Итальянский текст письма:
Florius Reverella orator Herculi I, duci Ferrariae.
Illustrissime Princeps et Excellentissime D. Domine mi singularissime. Post humilem commendationem.
Ali giorni de sopra la da Posonio per un altra mia avizai Vostra Illustrissima Signoria delle occurentie, per all hora promettendoli successive dalli adverso delle nuove d'Ungheria, per observare adunche la promessa, intendera la Vostra Excellentia per questa, como la dieta d'Ungheria generale e gia conclusa, in la quale tra le altre conclusioni e provvissioni contro il Turco hanno imposto uno ducato per foco in tutto el Reame, si che se extima che montara piu de cinque cento milla ducati.
Li baroni et ambassatori de Communitade sono malcontenti, che havendo facta questa dieta con grande faticha e con grandissima spesa, credendo havere qualche subsidio delli potentati d'Italia, secondo gli era dato firma speranza dalla Signoria de Venezia, se sono retrovati beffati et ingannati et piu li dole, che per la ritornata de questo Serenissimo Re dalla impresa de Bohemia, la quale felicemente procedeva, tutto inspecto ed forza del Turco se hanno provocato contra de loro, peroche ipso Turco sentendo la tornata del Re e la fama del predetto subsidio Italico, postposita la guerra del mare, le sue forze et exerciti sono dirizzati contro l'Ungheria et secondo se intende, manda le sue gente verso la Moldavia, dove questa vernata el suo exercito fu rotto, et ha mandate per il Mare Mazore 60 galie con certe nave alla fauce del Danubio per expugnare certe terre, vi sono del predicto Conte Stefano, le quali sono de grande importanzia.
Questo Serenissimo Re per obviare a questo, ha recevuto in gratia el predicto Conte Stefano, el quale da molti anni passati non haveva bene quadrato con Sua Maesta, si che ora sono bene d'accordo et epso Conte Stefano per sui Ambassadori in questa dieta ha facto novo homaggio alla predicta Maesta et li ha mandato alcune bandere et spoglie, che furono guadagnate in la rotta, in signo d'obbedientia.
Praeterea Essa Maestra ha restituito Ladislao Dragula alle protine sue dignita in Valachia, factolo vaivoda et restituito al suo stato, datoli gente d'arme, dinari et bone lettere, si che se especta el dicto Dragula fara gran facto contra li Turchi, come altrevolte fece, dandoli piu rotte circa la parte de Valachia, avanti che fosse prigione della Maestra de questo Signore Re, et per dargli maggiore favore ha mandati epsa Maestra commissari in Transilvania a disponere el paese in favore del dicto Dragula, onde se potranno havere L milla homini bene disposti alle armi, quando pure li Turchi se presentassero verso quelle parti di Moldavia o de Valachia.
Insuper epsa Regia Maestra non cessa parechiarse et mettersi in puncto per andare personalmente verso li confini del Reame, secondo intendera el venire delli Turchi, siche, non passera Julio o piu presto sara in viaggio et portara seco molte bombarde murali et altre artillerie in diversi modi, et inter cetera ha facto fare alcune machine de ligname meravigliose da borate, carogne et fochi et altre cose, che mai furono facte ne excogitate, siche spero pur le cose passaranno feliciter, attento la grande diligentia et prudentia de questo Serenissimo Re Mathias, et la dispositione de questi Ungari sui, li quali pareno nati in su le armi et naturalmente inclinati contro li Turchi, piu che niuno altra natione.
Postremo se intende qui per homini de questo Serenissimo Re, como la Signoria de Venetia per uno suo Ambassatore ha facto instantia appresso el Turco per havere pace cum lui; ma perche epso Turco domandara alla Signoria tutta la Morea, Croya et Scutari et alcune altre terre in Albania et multe altre servitu assai difficili, lo Ambassatore e tornato re infecta.
Altro non occurisse la pressa del messo non posso scrivere a Maestre de Policastro.
Ex Buda XVIII. Julii 1475.
E. D. V. Servitor frater Florius Reverella.
В книгах о Дракуле письмо от 4 августа 1475 года периодически упоминается по нескольким поводам:
- как подтверждение того, что Дракула после освобождения активно включился в политическую жизнь;
- как иллюстрация его взаимоотношений с городом Сибиу;
- как документ, где упоминается один из соратников Дракулы — Кристиан;
- как документ, где Дракула сам себя называет «Дракула», хотя по-румынски прозвище звучало бы как «Дракул».
Увы, более-менее подробного разбора этого письма нет нигде, поскольку один историк обращает внимание на одну деталь, а другой — на другую в зависимости от своих интересов. Мы же попытаемся рассмотреть этот документ по всем пунктам.
Если сравнивать письмо от 4 августа 1475 года с письмами, которые Дракула слал саксонцам до своего ареста, то есть до 1462 года, то сразу становится видно — после 13 лет несвободы характер Дракулы и манера поведения в целом остались прежними.
Дракула под давлением венгерского короля Матьяша обещал предоставить саксонским купцам торговые привилегии, когда снова взойдёт на румынский трон. Это обещание необходимо было дать, чтобы заручиться политической поддержкой со стороны всех саксонцев Трансильвании, и Дракула пошёл на уступки, но вот любезничать с саксонцами не стал даже под давлением короля. Дракула не забыл, что саксонцы так и не предоставили ему 4 000 воинов в подкрепление во время антитурецкой кампании 1462 года, хотя обещали.
Пусть саксонцы формально не были виноваты, потому что, являясь венгерскими подданными, не могли предоставить подкрепление без разрешения венгерского монарха, но Дракула не делает на это скидок. Он не любезен с нарушителями обещаний.
Обращаясь к руководству города Сибиу, Дракула поначалу использует обычные вежливые обороты, но как только доходит до сути дела, тон меняется. Дракула не просит, а требует выделить ему участок для строительства дома в городе, а в целом смысл письма сводится к следующему: после всех тех уступок, которые я вам сделал, только попробуйте не разрешить мне. Поэтому в письме и сказано: «Требуется выделить место под один жилой дом в ваших пределах в счёт возвращения и увеличения вашего вознаграждения». Последние слова в этой фразе — как раз о торговых привилегиях, которые обещаны.
Далее Дракула пишет: «Мы вам, друзья, в настоящее время направляем запрос, как скоро вы решите удовлетворить наши требования вследствие возросшего уважения к нашей дружбе», — то есть возможность отказа даже не рассматривается, потому что Дракула «желает получить благодарность» за свои уступки.
Как видите, тон по отношению к жителям Сибиу весьма резкий, и это означает, что перед нами всё тот же Дракула!
Дракула в 1475 году понимал, что, несмотря на поддержку короля Матьяша, возвращение румынского трона займёт продолжительное время — не менее года. Дракула уже не первый раз начинал бороться за трон и видел достаточно примеров того, как складывалась жизнь других претендентов, поэтому на скорое возвращение в Румынию не рассчитывал.
Пока возвращение в Румынию не состоялось, требовалось где-то жить, но жить в Пеште Дракула явно не хотел, раз подыскивал себе другое место.
Сложно сказать, почему Дракула выбрал именно город Сибиу. Возможно, всё объяснялось местоположением: не так близко к румынской границе как Брашов, зато ближе к венгерской столице Буде, а в Буду следовало регулярно наведываться.
Возможно, это объяснялось также тем, что отношения с Сибиу были лучше, чем с Брашовом. Конечно, Дракула помнил, как враждовал с Сибиу во второй половине 1450-х годов, и это во многом повторяло дрязги с брашовянами, но жители Сибиу, по крайней мере, не принимали активного участия в очернении Дракулы в 1460-е годы, как это делали жители Брашова.
Дракула теоретически мог бы поселиться в Сигишоаре, городе своего детства, но местоположение этого города не отвечало целям претендента на престол: ездить в Буду оттуда было неудобно, и от румынской границы Сигишоара располагалась заметно дальше.
Очевидно, взаимоотношения с жителями города не были главным критерием в выборе места для постройки дома, ведь Дракула выбрал не Сигишоару, хотя взаимоотношения с жителями этого города никогда не портились.
Почему же отец Дракулы в своё время выбрал Сигишоару? Тогда, судя по всему, ситуация была иной. Отец Дракулы в Сигишоаре почти не жил, поскольку много времени проводил в разъездах вместе с тогдашним венгерским королём Сигизмундом. Сигишоару отец Дракулы выбрал, прежде всего, как место жительства своей семьи, а вот сам Дракула, в 1475 году выбирая место жительства, выбирал его для себя. Соответственно изменились и критерии выбора.
Жена Дракулы (Илона Силадьи) должна была остаться в Пеште. Взрослый сын Дракулы (Влад) должен был постоянно путешествовать с отцом и просто принять его выбор, а о том, что на свет появится ещё один сын (Михня), Дракула в то время не знал и даже не догадывался.
В общем, тот факт, что Дракула хотел поселиться в Сибиу, вовсе не свидетельствует о том, что это был любимый город Дракулы.
Письмо от 4 августа 1475 года также важно для лучшего понимания событий конца 1460-х годов. Это письмо — одно из тех, где упоминаются верные слуги Дракулы, а ведь часто можно услышать мнение, что Дракулу осенью 1462 года покинули все соратники, и что бояре, ещё недавно верные, его предали, а он остался с горсткой слуг.
Письмо от 4 августа 1475 года — один из документов, позволяющих показать, что утверждения на счёт массового предательства не соответствуют действительности. На момент ареста у Дракулы оставалось ещё много сторонников, которые в течение 13 лет ждали своего государя, а когда Дракула оказался освобождён, они при первой же возможности заявили о своей готовности поддержать его и продолжать службу.
Конечно, Дракула охотно принял людей, которые ждали его, а будь они предателями, во второй раз не удостоились бы доверия. Вот почему тот факт, что в документах 1470-х годов упоминаются сторонники и слуги Дракулы, является весьма важным, как и то, что упоминание отнюдь не единичное. Упоминания есть в письмах самого Дракулы, а также различных лиц, обсуждавших его в своей переписке.
В письме от 4 августа 1475 года упомянут один из слуг Дракулы, звавшийся Кристиан — тот самый Кристиан, чьё имя встретилось нам в письме к брашовянам от 4 июня 1460 года. Дракула в 1460 году упоминает Кристиана как одного из своих слуг, участвовавших в переговорах с брашовянами о выдаче беглецов из Румынии: «Смотря по тому, о чём со слугой нашим Кристианом вы в итоге договорились». Именно поэтому в письме 1475 года Кристиан назван «небезызвестный», то есть это не новый человек, а прежний слуга, которого саксонцам следовало помнить.
Также интересно, что в письме 1475 года этот человек назван не только по имени, но и по должности — пыркалаб, то есть комендант крепости или укреплённого города. Впоследствии (осенью 1476 года) Кристиан стал пыркалабом Тырговиште и получается, что Дракула, когда в 1475 году Кристиан снова пришёл к нему на службу, пообещал своему слуге эту должность.
Не менее интересна подпись Дракулы в этом письме (не путайте с автографом). Дракула здесь подписывается как Владислаус Драгулиа, и именно поэтому периодически появляются утверждения, что Драгулиа — настоящее прозвище Дракулы. Дескать, если он сам так подписывался, то этот вариант прозвища самый правильный.
Однако загвоздка в том, что «Dragulya» по-румынски не имеет никакого смысла, а ведь Дракула получил своё прозвище именно от румын. К тому же остаётся непонятным, почему его стали называть Драгулей только в 1475 и 1476 году, а до этого всю жизнь называли по-другому, то есть «неправильно». Более того — «неправильные» варианты использовались даже в 1475-1476 годах, причём использовались чаще «правильного». Короче, что-то тут не сходится.
Мне кажется, гораздо правдоподобнее выглядит версия о том, что Дракула, назвав себя Драгулей, просто смирился с тем фактом, что в Венгрии постоянно коверкали это прозвище: «Если вы запомнили меня как Драгулю, хорошо. Хоть горшком назовите, только в печь не ставьте, а я буду зваться Драгуле... Драгулией, чтобы вы меня узнавали. А то назовусь Дракулом, а вы не признаете». То есть правильно — Dracul, потому что это прозвище имеет смысл.
Если мы посмотрим на прозвища других румынских государей, то увидим, что все эти прозвища также имеют смысл, и их можно перевести с румынского языка на русский. Только слово «Dragulya» перевести нельзя. Следовательно — это не оригинальный вариант, а исковерканный. Дракула, подписываясь так в письме от 4 августа 1475 года, не пытался ввести в оборот правильное произношение своего прозвища, а пытался воспроизвести то произношение, которое слышал у венгров.
Вначале было — Дракул, венгры исковеркали прозвище, превратив его в Дракулу или даже в Драгулу (в 1475-1476 годах говорили и так, и так), а Дракула пытался подражать венграм, назвав себя Драгулией. Для него Драгула — это такой же непонятный набор звуков, как для венгров Дракул.
Вот, откуда взялся Драгулиа!
А теперь мой перевод рассматриваемого нами документа:
Письмо Дракулы (Влада Цепеша) в Сибиу от 4 августа 1475 года по поводу постройки дома
(Слова и выражения в скобках отсутствуют в самом документе, но добавлены для лучшего понимания смысла).
Мудрые господа, нашего глубокого уважения достойные.
(Из этого письма) вы узнаете, что предъявитель сего, разумеется, небезызвестный Кристиан Пыркалаб[41], наш друг-боярин, обратится к вам, друзья, относительно нашей персоны, для которой требуется выделить место под один жилой дом в ваших пределах в счёт возвращения и увеличения вашего вознаграждения[42].
Потому-то мы вам, друзья, в настоящее время направляем запрос, как скоро вы решите удовлетворить наши требования вследствие возросшего уважения к нашей дружбе, — это (возросшее уважение) следует учитывать, ведь если вы с тех пор поступали не так (как поступают друзья), мы желаем получить гораздо больше благодарности.
В остальном предъявителя сего, говорящего, что бы ни сказал он в отношении нас, удостойте проявлением доверия и примите так же, как наше заверенное письмо, или как если бы мы собственной персоной пребывали вместе с вами.
(Отправлено) из Ардьяша[43] в пятницу, ближайшую после праздника Обретения Десницы св. Стефана Протомартираса[44], года Господня тысяча четыреста семьдесят пятого.
Владислаус Драгулиа,
Воевода земель Трансальпийских[45], ваш (друг) и так далее.
(Предназначено) для мудрых господ, для мэра, а также для судьи и присяжных и остальных граждан, в городе Сибиниенском пребывающих, для друзей наших дорогих.
Оригинальный латинский текст:
Sapientes viri, nobis diligendi.
Noveritis quomodo is lator praesentium, videlicet nobilis Christian Porkolab, noster boyar specialis, accedet ad Vestras Amicitias pro disponendo nobis unam domum vestri in medium, pro reformatione et augmentatione vestri honoris.
Quare igitur Vestras petimus Amicitias per praesentes quatenus velitis adimplere nostras petitiones ob respectum amplioris nostrae amicitiae, — sciendum, quod, si feceritis extunc non in tantis, sed in multo majoribus regratiari volumus.
Cetera, lator praesentium oretenus quicquid dixerit nostri ex parte, fidem adhibere dignemini et velitis creditivam tam, quam nobis ac si essemus propria in persona una vobiscum.
Ex Argyas, feria sexta proxima post festum inventionis dextrae Beati Stephani Protomartyris, anno Domini millesimo quadringentesimo septuagesimo quinto.
Wladislaus Dragulya,
Wayvoda partium Transalpinarum, vester et cetera.
Sapientibus viris, magistro civium ac judici et juratis ceterisque civibus in civitati Cibiniensi commorantibus, amicis nobis dilectis.
Несмотря на то, что это письмо упоминается во всех крупных исследованиях, посвящённых историческому Дракуле, оно нигде и никогда не приводится целиком — лишь пересказывается в самых общих чертах. Цитируются (да и то не всегда) лишь два отрывка. Первый отрывок — о 100 000 человек, которых Дракула «убил» в бытность правителем. Второй отрывок — о своеобразном поведении Дракулы во время заточения в венгерской тюрьме, когда Дракула, если верить слухам, сажал на колышки крыс или мышей.
Провести критический анализ этого источника историки и исследователи не спешат. Есть отдельные попытки оценить реальное число казнённых Дракулой. Всем остальным деталям верят безоговорочно.
Письмо от 7 марта 1476 года — единственный источник, рассказывающий об участии Дракулы в походе в Сербию, поэтому доверие к описанию боевых действий вполне объяснимо, но что касается остального... Нам есть, с чем сравнивать детали из биографии Дракулы, приведённые автором письма, и тогда становится очевидно, что Габриэль Рангони во многом опирается на слухи.
Вот так преподносится в письме краткая биография Дракулы (которого Рангони называет «Драгула», через «г», поскольку не знает историю происхождения прозвища): «Высшие сановники этого королевства, имея на то юридическое основание, заявляют, что он, когда руководил воеводством Трансальпийским (то есть Валахией), более ста тысяч человек через посажение на кол и другими вызывающими ужас смертными казнями умертвил. Из-за этого деяния Его Королевское Величество самого (Драгулу) в течение 15 лет в строжайшем заточении продержал, но и там он (Драгула), не забывая своей свирепости, ловил мышей или крыс и, расчленённых, мелкими деревянными штырями пронзал, как людей — кольями он привык».
Однако не спешите ужасаться. Обратите внимание на факты.
2 года ранее
Мы совершенно точно знаем, что Дракула провёл в заточении вовсе не 15 лет, а не более тринадцати. С 1462 по 1475 год. У историков сильно расходятся версии о том, сколько времени Дракула провёл в тюрьме, а сколько — под домашним арестом или в ссылке, но факт остаётся фактом — не 15, а 13 лет.
Для Рангони это не принципиально. Судя по всему, он вообще плохо представлял себе историю Венгрии до 1470 года, поскольку именно в 1470-м сделался советником венгерского короля Матьяша, а чуть позднее с помощью Матьяша стал епископом (сначала в Трансильвании, а затем — в Эгере).
До 1470 года Габриэль Рангони был просто высокопоставленным представителем ордена монахов-францисканцев, ездившим по Европе и боровшимся с гуситской ересью, хотя, как истинный дипломат, временами стремился сделать врага союзником. Именно с подачи Габриэля Рангони чешский король-гусит Иржи Подебрад в 1459 году стал делать пожертвования ордену, однако в 1464 году всё это прекратилось, и борьба с ересью возобновилась.
Рангони, увлечённый своими дипломатическими делами, мог и не придать особого значения нашествию турок на Валахию в 1462 году. Именно после этого нашествия венгерский король, не пожелавший прийти на помощь Дракуле и тем самым отказавшийся от участия в крестовом походе против турок, решил сделать Дракулу козлом отпущения, арестовал и обвинил во всех смертных грехах, в том числе в сговоре с турками.
В своём письме от 7 марта 1476 года Габриэль Рангони говорит «всё же он (король) в прошлом году даровал (Драгуле) свободу», то есть Дракула по версии автора письма был арестован в 1460 году, а не в 1462-м, коль скоро провёл в заточении 15 лет. По поводу того, что Дракулу освободили в 1475 году («в прошлом году»), Рангони говорит верно, поскольку это случилось уже при нём, а в 1460-х годах он в Венгрии ещё не поселился, и поэтому венгерская история этого периода для Рангони покрыта туманом.
Лишние жертвы
Напомню, что после ареста Дракулы в 1462 году состоялся суд, но и на том суде Рангони не присутствовал, хотя сообщает о результатах расследования: «Высшие сановники этого королевства, имея на то юридическое основание, заявляют, что он, когда руководил воеводством Трансальпийским (то есть Валахией), более ста тысяч человек через посажение на кол и другими вызывающими ужас смертными казнями умертвил».
При этом у нас есть свидетельство папского посла, Никколо Модруссы, который в это время находился в Венгрии и даже видел арестованного Дракулу собственными глазами. Модрусса сообщает, что по результатам разбирательства насчитали 40 000 жертв, а вовсе не 100 000... Вот так Дракула за 12 лет, находясь в венгерской тюрьме, умудрился уничтожить 60 000 человек. Вероятно, если бы он провёл там больше времени, 100 000 превратились бы в 200 000.
Конечно, можно предположить, что число 40 000 называли в начале суда, а затем «в связи с вновь открывшимися обстоятельствами» число выросло. Это кажется вполне правдоподобным, однако такое предположение я вынуждена отмести. Модрусса сообщает о 40 000 в своей книге, которую опубликовал уже в 1470-е годы, то есть после окончания всех разбирательств и это финальная цифра. Коль скоро Модрусса интересовался судьбой Дракулы (и наверняка присутствовал на процессе вплоть до вынесения приговора), он бы знал, если бы число жертв уточнили.
Получается, Рангони просто накинул Дракуле лишних 60 000 жертв точно так же, как накинул ему лишние 2 года заточения.
Тюремные эпизоды
Наконец, рассказ о казнях крыс и мышей, приводимый в письме от 7 марта 1476 года, нам тоже есть, с чем сравнить. Он перекликается с древнерусской «Повестью о Дракуле-воеводе».
Фёдор Курицын, автор этой повести, сообщает следующее: «Говорят же о нём, как он, даже в темнице сидя, не оставлял своего злого обычая, но ловил мышей, и птиц на рынке покупал, и так же (как людей) казнил их. Одних на кол сажал, другим голову отрубал, а иных (птиц), перья ощипав, выпускал».
А теперь ещё раз взглянем на латинский текст за авторством Рангони: «Его Королевское Величество самого (Драгулу) в течение 15 лет в строжайшем заточении продержал, но и там он (Драгула), не забывая своей свирепости, ловил мышей или крыс и, расчленённых, мелкими деревянными штырями пронзал, как людей — кольями он привык».
Структура этих отрывков представляется схожей.
И тот, и другой содержат фразу, которая повторяется практически слово в слово.
Курицын: «он, даже в темнице сидя, не оставлял своего злого обычая, но ловил мышей».
Рангони: «но и там (в заточении) он, не забывая своей свирепости, ловил мышей или крыс».
Далее следует краткое описание казней, а в итоге подчёркивается явное сходство между казнями людей и казнями других живых существ.
Такое детальное сходство заставляет усомниться в словах Курицына о том, что ему это «говорили», то есть сообщили устно. Более вероятно, что Рангони и Курицын пользовались одним и тем же письменным источником, который до нашего времени не сохранился.
А иначе получается, что тот рассказчик, которого слушал Рангони, и тот, которого слушал Курицын почти десять лет спустя, повторял всё слово в слово одними и теми же словами, а Рангони и Курицын чуть ли не со стенографической точностью этот рассказ зафиксировали. Более вероятно, что Рангони и Курицын видели один и тот же текст, рассказывающий о жизни Дракулы в тюрьме, и частично переписали его.
Конечно, можно предположить, что Курицыну случайно попалось письмо Рангони. Но письмо Рангони, написанное в 1476 году, ушло в Рим. Сам Рангони в 1480-х годах уже жил в Италии, а не в Венгрии... Кому и зачем понадобилось бы хранить в Венгрии черновик его письма 10 лет? А вот то, что в Венгрии мог гулять в списках некий памфлет о Дракуле или эпиграмма, вполне вероятно. Недаром Рангони говорит про «жестокость Драгулы, из-за которой он всему миру известнейший».
Разумеется, об известном человеке сочиняют памфлеты и эпиграммы. Однако это не тот памфлет, который появился в начале 1460-х и послужил основой поэмы Михаэля Бехайма «О злодее», поскольку в этих произведениях всё заканчивается арестом Дракулы, а о пребывании в тюрьме не говорится ничего. Судя по всему, Рангони и Курицын читали некое другое произведение.
Примечательно, что Рангони ничего не говорит о птицах, а только о грызунах, но мысль о том, что грызуны символизируют людей, у Рангони всячески подчёркивается. До того, как рассказать о казнях грызунов, он упоминает о казни пленных турецких воинов в Сербии, и это упоминание во многом похоже на тюремный эпизод: «Он (Дракула), собственными руками расчленяя пленных турок, на колья насаживал куски (тел), при этом приговаривая: «Когда этих увидят (новые) пришедшие турки, то покажут нам спины и убегут». Это тот самый (Драгула), который (в своё время) создал леса колов с насаженными людьми».
В рассказе о казни грызунов, Дракула ловит и расчленяет этих грызунов точно так же, как ловил и расчленял турецких воинов, и точно так же по кусочкам насаживает на колышки. Даже лексика в описании этого процесса практически одинаковая.
Сложно сказать, почему Рангони не упомянул о птицах. Возможно, тема показалась ему слишком щекотливой, поскольку ощипанные и обезглавленные птицы — прямой намёк на птицу-ворона в гербе короля Матьяша. Дракула, обиженный на короля, был бы только рад ощипать эту птицу или отрубить ей голову. И не только потому, что оказался в тюрьме, но и потому, что отец Матьяша, тоже носивший герб с вороном, в своё время отрубил голову отцу Дракулы.
Судя по всему, Рангони, являясь советником короля Матьяша и благодаря королю занимая должность епископа Эгера, предпочёл в своей переписке не затрагивать тему, которая могла бы короля разозлить. А вдруг переписку читают третьи лица?
Однако даже если памфлет или эпиграмма, посвящённая поведению Дракулы в тюрьме, существовали, это не означает, что рассказанное там — правда. Дракула, сидя в заточении, птиц мог бы и ощипывать. А вот казнить крыс — вряд ли. Ведь туркам, которых символизировали эти крысы, не было бы страшно, а вот король, узнав о птицах, мог почувствовать себя неуютно.
Вопреки распространённому убеждению те цитаты, которые касаются Дракулы, это вовсе не единственное, что способно вызвать оторопь у впечатлительного читателя.
В статьях и книгах, посвящённых Дракуле, сербская кампания зимы 1475/1476 годов обычно подаётся как освободительная война, в которой христиан спасают от ужасных турок, но в действительности никто никого не спасал, и в письме это даже не скрывается. Там прямо говорится, что цель похода для войска короля Матьяша — разорение территории, убийство местного населения, сбор добычи.
Наибольшая часть Сербии к тому времени уже четверть века считалась турецкой территорией, а в Средние века этого было достаточно, чтобы правители и воины соседних христианских государств перестали считать эту землю «братской», а жителей — «братьями». Именно поэтому в ходе зимней кампании в Сербии 1475/1476 годов христианские воины спокойно грабили и убивали местное население, даже если это сербы и единоверцы. Считалось, что все жители, которые хотят остаться для христиан братьями, должны переселиться с турецкой территории туда, куда эти завоеватели ещё не добрались. Все, кто остался, автоматически становятся врагами.
В походе участвовал правитель (деспот) Сербии Вук Бранкович — хозяин сербских земель к северу от Дуная. Эти земли в отличие от южных областей не были завоёваны турками и являлись частью Венгерского королевства. Цель похода состояла в укреплении позиций на Дунае, завоевании турецких придунайских крепостей, дабы не потерять ещё и северные земли. Об освобождении Сербии речь не шла.
В письме рассказывается, как Вук Бранкович вместе с Дракулой последовательно захватывают два города, а жители в итоге оказываются истреблены: «Трупы свезены в громадную кучу, и притом многие пронзены кольями, чтобы страшным зрелищем тех (убитых) турки были бы приведены в ужас, если когда-нибудь неожиданно появятся».
И это в данном случае не Дракула придумал. Вук свирепствует наравне с ним, а у Рангони, который обо всём этом рассказывает, происходящее вызывает чуть ли не восторг: «Надеюсь, что с Божьей милостью наибольшую часть Сербии прежде, чем Турок (султан) сможет воспрепятствовать, (эта армия) разорит».
В 1480-1481 годах, когда сербские земли к югу от Дуная вновь оказались разорены войсками короля Матьяша, с местным населением поступили более гуманно. В 1480 году в Венгрию ушло 60 000 человек. В 1481 году — 50 000. Но, судя по всему, эти десятки тысяч переселенцев решили сняться с места вовсе не потому, что боялись турок, а потому, что не хотели быть ограбленными и убитыми, раз уж султан не может защитить своих новых подданных.
Увы, современные исследователи не очень дружат с латынью и зачастую не могут самостоятельно прочитать то, что не было переведено до них, а поскольку письмо Габриэля Рангони от 7 марта 1476 года никогда целиком не переводилось, даже в пересказах можно встретить грубые фактические ошибки.
Несуществующие подвиги
Историк М.Казаку пишет, что Дракула во время похода в Сербии захватил город Сребреницу, хотя в письме прямо сказано, что это было сделано без участия Дракулы. В той же монографии написано, что Дракула захватил город Зворник, и что массовая казнь пленных турок, рассмотренная нами ранее, произошла после взятия этого города, однако в действительности Зворник вообще не упоминается в письме.
Исследователь М.Михай в своей статье «Самая дурная репутация на свете» заявляет, что Дракула возглавил командование осадой крепости Савач, но это источниками не подтверждается. А ещё Михай подобно историку Казаку приписывает Дракуле взятие Сребреницы.
На самом же деле Сребреницу, известную своими серебряными рудниками, взял король Матьяш лично, чтобы не пришлось делиться богатой добычей с другими участниками похода.
Переодевание в турецкую одежду
В пересказах письма часто упоминают такую военную хитрость как переодевание в турецкую одежду, и пусть в сербской кампании зимой 1475/1476 годов эта хитрость действительно использовалась, нет оснований утверждать, что здесь виден «почерк» Дракулы. Из контекста видно, что это довольно распространённый приём, не только Дракуле известный.
Трюк с переодеванием был применён при взятии некоего города, который в письме назван как Саво. Очевидно, располагался на реке Сава так же, как и крепость Савач, но из письма видно, что город и крепость — разные объекты.
В город Саво ворвались полтораста всадников в одежде турок, а стража, введённая в заблуждение видом этих воинов, не попыталась их остановить, пока не стало слишком поздно.
Увы, в письме говорится, что переодетые воины подчинялись прежде всего Вуку Бранковичу, а не Дракуле, и что операцию подготовил и провёл именно Вук. Дракула просто поддерживал его. Пехотинцы Дракулы вместе с пехотинцами Вука стояли неподалёку от города, наблюдая, как всадники, переодетые турками, врываются в город через ворота, открытые для рыночных торговцев.
Ни Дракула, ни Вук при этом сами в турецкую одежду не переодевались, хотя нельзя сказать, что они никак не принимали участие в захвате города.
«Когда пришли сами государи (то есть Вук и Дракула) со своей пехотой, вблизи упомянутого города никаких поместий или городков на пути разграблено не было. И притом ночью в населённую землю через горы и леса прошли высланные вперёд пятьдесят и ещё сто всадников — отборные воины в одежде турок. Они (эти 150 воинов) по приказанию государей незадолго до рассвета никак не показывали враждебных устремлений пригородам, (то есть поселениям, расположенным) с внешней стороны городских стен. Уже давно наступило время открытия городского рынка, когда каждый из людей, собравшихся из окрестных областей, по обыкновению красиво выставил вещи для продажи. И вот воины, высланные вперёд и имеющие вид турок, соединяются без прочих (войск) и не дают никакого повода для подозрений. Посредством тщательной подготовки нападения деспот (Вук) с другими врываются в город, берут в плен более пятисот человек, а остальных бьют вплоть до полного истребления».
Дракула в этом походе вообще не проявлял инициативы. Он был по большей части наблюдателем... и пугалом для турок. Сам Рангони прямо говорит, что король Матьяш освободил узника с определённой целью — «для военного похода к туркам, для которых он (Дракула) стал бы предметом особенного страха».
Думаю, вы сами всё поймёте, когда прочтёте письмо целиком.
Доклад Габриэля Рангони, епископа Эгера, отправленный из Буды (венгерской столицы) папе римскому и рассказывающий о военной кампании венгерского короля в Сербии зимой 1475/1476 года
(Слова в скобках отсутствуют в самом тексте и добавлены для лучшего понимания смысла.)
Блаженнейший отец и добрейший господин. Припав поцелуем к вашим благословенным стопам, (сообщаю).
В счастливо занятой неприступнейшей крепости Савач я указывал Вашему Святейшеству, что Его Королевское Величество постановил отправляться (в путь), дабы разорить город Сребреницу, знаменитый благодаря серебряной шахте, и всяческую прилегающую территорию. И это без государей: сиятельного Вука, деспота Рацкого[46], благородного Ладислауса, Драгулой[47] именуемого, и некоторых других капитанов он исполнил.
Ведь эти (господа), как я подозреваю, тайно посредством одной лишь внезапной атаки заняли (город) Саво согласно желаниям и распоряжениям Королевского Величества, и это вчера днём из сообщения упомянутого деспота (Вука) мы узнали, почувствовав непривычную радость в душах, и добавлю вскользь, что даже Господь той атаке посодействовал ради Вашего Святейшества.
Ранее, когда пришли сами государи (то есть Вук и Драгула) со своей пехотой, вблизи упомянутого города никаких поместий или городков на пути разграблено не было. И притом ночью в населённую землю через горы и леса прошли высланные вперёд пятьдесят и ещё сто всадников — отборные воины в одежде турок. Они (эти 150 воинов) по приказанию государей незадолго до рассвета никак не показывали враждебных устремлений пригородам, (то есть поселениям, расположенным) с внешней стороны городских стен.
Уже давно наступило время открытия городского рынка[48], когда каждый из людей, собравшихся из окрестных областей, по обыкновению красиво выставил вещи для продажи. И вот воины, высланные вперёд и имеющие вид турок, соединяются без прочих (войск) и не дают никакого повода для подозрений. Посредством тщательной подготовки нападения деспот с другими врываются в город, берут в плен более пятисот человек, а остальных бьют вплоть до полного истребления.
В городе же было семь сотен домов, и добыча там набралась большая: сто двадцать семь тысяч аспр[49], пять салм[50] серебра — это предназначили цесарю, — (также) удалось заполучить многие товары, отрезы шёлковой материи и всякого рода (ткани), поскольку это торговый город всей области. И как только гонец доставил слитки серебра, которые в жилищах граждан они находили, воины с помощью топоров распределяли (слитки) между собой.
Только когда добыча была собрана, и после освобождения пленных город (Саво) предан огню. Потом против ранее упомянутого города Скелани, от которого он (город Саво) находился в некотором отдалении, отряды венгерских воинов, разделённые на три ряда, рывком ускоренно выступили. Они насчитывали только пять тысяч человек и, как бы то ни было, к некоему лесу, близкому к тому месту (городу Скелани), они дошли, и вот тогда граждане те, (жившие) вблизи разорённого места (и) устрашённые, оказали сопротивление. И деревьями загромоздили дороги, чтобы не проходили всадники, а останавливались бы, и этой одной уловкой они (всадники) обмануты.
Оставленные (перед преградой) насчитывают четыреста (человек), которые после атаки сцепляют или, лучше сказать, сковывают ноги и руки у тех (сопротивляющихся). Было тех (сопротивляющихся) две тысячи. А между тем государи (то есть Вук и Драгула) с пехотой торопятся и через более отдалённые места лес обходят, подходят к неприятелю с тыла, и все (враги) погибают, так что никто не спасся. Трупы свезены в громадную кучу, и притом многие пронзены кольями, чтобы страшным зрелищем тех (убитых) турки были бы приведены в ужас, если когда-нибудь неожиданно появятся. Этими (людьми государей) прогнанные (враги) в свою очередь торопят Саво.
Саво со своей стороны, охваченный яростью, сумел, как и Скелани, лес, находящийся между ним и неприятелями, частично срубить и загромоздить дороги. Однако неожиданно появившейся пехотой (жители Саво) обращены в бегство и до безопасного места добежали, а там деспот (Вук) был ранен стрелой в ногу, но его здоровье позволяет надеяться на лучшее.
Лишь тогда направленные наши (люди) добрались (до места нового сражения) и ничего из поместий, ничего из домов не оставили нетронутым. Всех железом и огнём уничтожили. Они утверждают, блаженнейший отец, что узнали положение дел на границе, и если в количестве ста воинов по направлению к Турции они ранее ринулись бы, не смогли бы туркам большего урона причинить.
Однако я не обойду упоминанием жестокость Драгулы, из-за которой он всему миру известнейший. Ведь он, собственными руками расчленяя пленных турок, на колья насаживал куски (тел), при этом приговаривая: «Когда этих увидят (новые) пришедшие турки, то покажут нам спины и убегут». Это тот самый (Драгула), который (в своё время) создал леса колов с насаженными людьми.
Высшие (сановники) этого королевства, имея на то юридическое основание, заявляют[51], что он, когда руководил воеводством Трансальпийским (то есть Валахией), более ста тысяч человек через посажение на кол и другими вызывающими ужас смертными казнями умертвил. Из-за этого деяния Его Королевское Величество самого (Драгулу) в течение 15 лет в строжайшем[52] заточении продержал, но и там он (Драгула), не забывая своей свирепости, ловил мышей или крыс и, расчленённых, мелкими деревянными штырями пронзал, как людей — кольями он привык.
Наконец всё же он (король) в прошлом году даровал (Драгуле) свободу, предназначив для военного похода к туркам, для которых он (Драгула) стал бы предметом особенного страха. Он сделал более весомой весть (об этом) посредством повеления паше Алибеку оставаться в Чёрных горах[53]. Сам же (Алибек) позже, после того как прийти на подмогу (крепости) Савач не смог, вернулся назад, чтобы посовещаться с цесарем (турецким(?)).
Из-за этих (действий) ясно видно, какое преимущество уже достигнуто оккупацией Савача, благодаря которой не только набеги турок отражаются, но и на тех (турок) нападения подготовлены, и притом для политического положения христиан она (оккупация) должна принести пользу, в то время как благодаря такой военной позиции можно в королевстве Босния и во всех соседних областях, которыми Турок (султан) владеет, производить больше всего беспорядков.
Однако же я то, что следует принимать во внимание, обдумываю: каким образом Турок, проявляя суровый характер, эти (земли) намеревается заполучить и как готовился к отмщению, лишь ради того избегая своего противника. Королевское Величество уже запланировал для себя, на какие средства Савач они должны восстановить, и, в большей степени, которую (часть) сначала они должны укрепить, и сколько мостов над Саво и Дунаем они должны строить. Когда же была дана некоторая передышка воинам, которые близ Саво находились, сюда (в Буду) скорейшим образом он (король) уехал, потому что стало известно о смерти управителя королевской резиденции в Буде, в чьих руках находилась вся королевская сокровищница. И (тот) хранитель казны, человек важный и могущественный, вчера с участием большой похоронной процессии, с пышностью и почётом, в присутствии королевской семьи (вар.: королевского двора) был погребён.
Когда эти (дела) были улажены, появились некоторые другие трудности для снабжения (строительства и армии), с которыми он (король) совладал, (а) несколькими днями позже он быстро, как на крыльях, вернётся. Ведь и сами мосты уже наводиться начали. Также армия недалеко от Белграда оказалась. Надеюсь, что с Божьей милостью наибольшую часть Сербии прежде, чем Турок сможет воспрепятствовать, (эта армия) разорит.
Наконец, когда воды поднялись[54], он велел объединиться войскам, которые ранее собрал (для похода) в государство Трансальпийское (Валашское) вместе с молдаванами и старшими (чинами) самой Валахии. Если же такие расходы (на войну) он может выдерживать в течение долгого времени, это не нужно. Вот, о чём я хочу побольше поразмышлять: если есть намеревающиеся начинать что-то, которых он (король) удерживает, ему следует исключить задержки, так как ранее он постоянно препятствовал отъезду подготовленных (воинов).
Для того, о ком мне следует (всячески) заботиться. Смиренно (остаюсь ниц) у благословенных ног Вашего Святейшества, хранимого Всевышним (Господом), и да удостоитесь вы жизни вечной в награду за счастливое управление своей святой Церковью.
Из Буды 7 марта 1476 года.
Вашего Святейшества
ничтожнейший слуга
Г(абриэль) епископ Эгера
Оригинальный латинский текст письма:
Beatissime pater et clementissime domine. Post pedum oscula beatorum.
Obtenta feliciter munitissima arce Sabacz significaveram sanctitati vestrae regiam majestatem decrevisse mittere ad devastandam civitatem Sebernicze, argentifodinis famosam, et omnem circumcirca regionem, quod sine ducibus illustri Boch despoto Rascie, magnifico Ladislao Dragula dicto et quibusdam aliis capitaneis effecit.
Hi nanque trajecto clam Savo subito incursu omnia juxta vota et mandata regia complevere, quemadmodum hesterno die a nunctio dicti despoti non vulgari laetissimis animis accepimus; qoumodo vero Deus illi incursioni faverit vestrae sanctitati perstringam.
Cum pervenissent ipsi duces cum exercitu suo prope dictam civitatem nihil villarum aut oppidorum in via vastantes noctuque habitatam terram per montes et silvas transeuntes, praemissi sunt quinquaginta et centum equites viri delecti in habitu Turchorum qui jussu ducum paulo ante diluculum exteriora civitatis suburbia nihil hostilitatis intentantes ingressi sunt.
Erat ille dies fori multusque hominum vicinorum locorum conventus, dum vero quisque, ut moris est, rebus venalibus intendit, praemissique milites veluti Turci se se ceteris commiscent, et nihil suspicionis habetur, impetu facto despotus cum aliis in oppidum irruunt, supra quingentos capiunt, reliquos usque ad internicionem occidunt.
Erat enim oppidum VII centum domorum, ubi praeda magna facta est: centum viginti septem milia asperorum, quinque salmae argenti (haec caesaris erant), merces multae, panni serici et omnis generis, cum esset emporium Regionis, reperta sunt, et ut ille nuntius rettulit argenti massas, quas in civium domibus inveniebant, milites securibus inter sese dividebant.
Demum facta praeda et cum capturis remissa, oppidum igne consumunt. Inde autem eodem animo contra oppidum Cuzelath dictum quod tribus miliaribus hungaricis distabat festinantes tripartitis aciebus incedebant; habuerunt hominum tantum quinque millia; cumque ad silvam quandam vicinam loco pervenissent, jamque cives illi vicine vastationis territi occurrissent, et arbores pro obstruendis viis, ne equites pertransirent starent, hoc singulari dolo circumventi sunt.
Dimissi namque sunt quadringenti qui pedes cum illis manus consererent et potius occuparent quam impugnarent; erant illi duo millia, interea festinant cum exercitu duces et remotioribus locis silvam pertranseunt, a tergo hostibus veniunt, omnes nullo evadente concidunt, cadavera in grandem acervum comportantes, multosque palis affigentes, ut eorum horrido spectaculo Turci si quando supervenirent in terrorem verterentur; his peractis contra Savonich properant.
Savonite autem sicut et Cuzalite silvam intermediam hostium furore percepto succidere et vias obstruere ceperant. Sed superveniente exercitu in fugam conversi ad locum tutum confugerunt, ibi despotus sagitta est in pede vulneratus, de cujus tamen salute bene speratur.
Tunc demum reverti nostri ceperunt nihil villarum, nihil domorum intactum relinquentes, omnia ferro et igne consumpserunt. Aiunt beatissime pater qui regionem noverunt si centum militaribus Turciam versus irruissent, non potuisse Turcis graviora damna intulisse.
Sed Dragulae crudelitatem non pertransibo a qua toti orbi notissimus est. Nam manibus suis membratim captos Turcos dividens ad palos frusta figebat, inquiens: cum haec Turci venientes viderint, territi terga nobis dabunt et fugient; hic est ille qui silvas impalatorum hominum fecit.
Asserunt primi hujus regni eum ultra centum millia hominum cum waivodatui Transalpino praeesset, palis et aliis horrendae mortis suppliciis occidisse, ob quam rem majestas regia ipsum XV annis in artissimo carcere tenuit, sed nec ibi feritatis oblitus mures capiebat, et membratim divisos parvis ligneis claviculis, prout homines palis consuevit, affigebat.
Tandem vero superiori anno liberum fecit et ad expeditionem in Turcos destinavit, quibus singulari est terrori. Addit nuntius jussu bassae Alibek tenere se in Montibus Nigris. Ipsum vero post ubi subvenire Sabocz nequivit regressum ad consulendum caesarem.
Ex his clare intelligitur quanti commodi obtentio Sabocz esse jam ceperit, ex qua non solum incursiones Turcorum prohibitae sunt, sed contra eos incursiones paratae, quantaeque utilitatis r[ei]p[ubli]cae Christianae sit allatura, cum ex illo loco quicquid in regno Bozne et vicinis regionibus Turcus possidet turbari maxime possit.
Verum etiam considerandum puto quam gravi animo haec Turcus sit laturus, et quo apparatu in vindictam nisi ei potenter obviatum fuerit exiturus. Regia majestas dispositis qui Sabacz reaedificent, et magis quam prius muniant, quique pontes super Savo et Danubio componant. Data aliquali respiratione militibus qui sub Sabacz fuerunt, huc velocissime concessit percepto obitu regentis Castrum Budensem, in cujus manu omnis regius thesaurus erat; sed et thesaurarius vir magnus et potens hesterno die cum magna exequiarum pompa et honore praesentiae regiae sepultus est.
His ordinatis et quibusdam aliis occurrentibus negotiis ad prosequendum quae cepit, paucis post diebus convolabit. Nam et pontes ipsi jam parari ceperunt, exercitus quoque non longe a Bello Grado existit. Spero in Dei bonitate quod Serviam maxima in parte prius quam Turchus occurrere possit devastabit.
Tandem cum aquae excreverint quemadmodum prius conceperat in regnum Transalpinum cum Moldavis et ipsius Vualachiae majoris exercitu convenire intendit. Si autem has tantas impensas diu sufferre posit, non est opus, ut amplius replicem: si quid acturi sunt quibus attinet, moras tollant, quia nocuit semper differre paratis.
Comendo me humiliter pedibus beatissimis vestrae sanctitatis quam Altissimus conservare dignetur in aevum pro felici regimine ecclesiae suae sanctae.
Bude VIIa Martii MoCCCCLXXVI.
Eiusdem vestrae sanctitatis
humillima creatura
G. episcopus Agriensis.
Документ, рассказывающий о войне с турками летом 1476 года на территории Молдавии и Трансильвании, интересен не только подробностями войны. В глаза бросается имя, упомянутое в первых строчках: «Докладывает Ладислав, фамилиар воеводы Дракуглии».
В этом документе прозвище Дракулы в очередной раз исковеркано, но гораздо важнее, что здесь упомянут ещё один человек — «фамилиар» Дракулы.
Слово «фамилиар» обозначает того, кто постоянно живёт в чьём-нибудь доме на правах члена семьи и зачастую является слугой хозяина дома, поэтому можно с уверенностью сказать, что речь идёт о сыне Дракулы — Владе-младшем. Слово «фамилиар» Владу-младшему очень подходит, поскольку он был незаконным сыном, но оказался принят в семью, которую отец создал со своей законной венгерской супругой. Вдобавок Влад-младший состоял у отца на службе, так что всё сходится.
Как видно, «фамилиар Ладислав» был послан Дракулой в Молдавию с поручением к князю Штефану, и здесь опять всё кажется логичным — кому как не сыну Дракулы представлять интересы отца при встрече со старым отцовским другом.
Влад-младший выполняет поручение, возвращается и пишет отчёт о событиях в Молдавии, но не считает полученные сведения секретными, поэтому даёт почитать отчёт кому-то из знакомых.
Именно поэтому отчёт и сохранился. Текст, который приводится в сборниках, это пересказ письма, сделанный кем-то из современников на итальянском языке. В настоящий момент документ хранится в государственном архиве в Венеции, то есть автор пересказа, судя по всему, был венецианцем и имел отношение к дипломатическим делам.
О том, что это именно пересказ, свидетельствует абсолютно нетипичное начало письма. По правилам этикета оно должно начинаться с приветствия адресату, но приветствия нет, а вместо этого мы читаем: «Докладывает Ладислав, фамилиар воеводы Дракуглии». Подписи тоже нет, а дата стоит в начале, что опять же не характерно для корреспонденции тех времён. Дату ставили в конце.
В общем, «фамилиар Ладислав» точно не сам составил итальянский текст, которым мы теперь располагаем. И итальянцем этот «фамилиар» не был. А вот знакомство с итальянцами водил.
События, описанные в рассматриваемом нами документе, непосредственно предшествуют битве Штефана с турками в Белой Долине (в Валя Албэ). Бой состоялся 25-26 июля и известен также под названием Битва при Рэзбоень.
Сама битва в тексте не упомянута, но мы можем задаться вопросом, был ли Влад-младший её свидетелем. Если судить по фразе в начале документа, то был, ведь там сказано, что Влад-младший прибыл «прошлой ночью из Молдавии, откуда 10 дней тому назад уехал».
Путём нехитрых вычислений получаем, что Влад-младший покинул Молдавию 29 июля. То есть через 4 дня после начала битвы.
Куда прибыл Влад-младший, мы не знаем, но, принимая во внимание продолжительность пути, можно предположить, что он прибыл в Буду (венгерскую столицу). 10 дней вполне хватало всаднику, чтобы проделать долгий путь из Молдавии.
В Буде, конечно же, заинтересовались бы сведениями о большом сражении с турками, но, как уже говорилось, в отчёте ничего такого нет. Вместо этого в тексте подробно рассказывается, как Штефан с малым количеством людей отошёл к крепости Нямц, неподалёку от которой находится Белая Долина. В этой долине Штефан потерпел от турок сокрушительное поражение, что и послужило поводом для того, чтобы часть местности получила новое название — Рэзбоень.
Получается, Влад-младший знал об этом, но в отчёте выразил уверенность, что Дракула с венгерским военачальником Штефаном (Иштваном) Батори соединятся с войсками Штефана Молдавского и вместе разобьют турок. Может, о битве потому и не говорится, что она закончилась плохо?
Если бы в Буде узнали о поражении, то могли отдать приказ об отмене совместных действий венгерской и молдавской армий. Таким образом был бы потерян шанс на реванш, а это не было выгодно ни Штефану, ни Дракуле. Штефан рассчитывал на венгерскую помощь, а Дракуле это объединение было нужно ради совместного похода в Валахию, чтобы вернуть трон.
В то же время у Штефана были очень серьёзные основания сомневаться в том, что совместная операция состоится. Летом прошлого (1475) года он собирал свои войска близ города Яссы, ожидая, что король Матьяш пришлёт Дракулу с войсками в Молдавию для совместного похода в Валахию и далее — на турецкую территорию. Однако никто так и не явился.
И вот летом 1476 года 90-150 тысяч турок во главе с султаном Мехмедом сами пришли в Молдавию, теснят войска Штефана, а венгерская помощь застряла где-то в Трансильвании и обещает «скоро». Далее Штефан, располагая очень малым числом людей, готовится к сражению в Белой Долине (при Рэзбоень), а помощь всё не идёт. Он проигрывает битву, а помощь всё не идёт... Представьте его психологическое состояние. Примерно такое же было у самого Дракулы, когда он летом 1462 года, теснимый 100-200 тысячами турок, тщетно ждал помощи из Венгрии.
Судя по всему, миссия Влада-младшего в Молдавии заключалась в том, чтобы убедить князя Штефана: «старый друг Влад» обязательно придёт, он не бросит князя Штефана один на один с турками, придёт и поможет, а единственное, что этому мешает — скоро ожидающееся вторжение турок в Трансильванию. Ясно, что это вторжение надо будет отразить и лишь после идти в Молдавию.
Не случайно в тексте рассматриваемого нами документа сказано следующее: «Он (Дракуглиа) велел передать воеводе Стефану, что (пока) не отражён натиск Турка (султана), поэтому они (с Иштваном Батори) не явились объединиться с ним (Стефаном) вместе со всеми своими людьми, и что через 6 дней после его (султана) ухода или позже они явятся на соединение со всеми (своими силами) к упомянутому воеводе. И ничего другого не ожидается, кроме как встречи...»
Сложно сказать, как Влад-младший убеждал старого отцовского друга и что говорил. Однако вскоре после битвы при Рэзбоень уехал в Буду. Проезжая через Трансильванию, он встретился с отцом, а отец вполне мог повелеть сыну не болтать в Буде лишнего — пусть узнают о поражении позже. Но о молчании же мог просить и Штефан.
То, что король Матьяш всячески затягивал начало совместных действий Дракулы и Штефана, подтверждает даже королевский советник Габриэль Рангони, чьё письмо к папе римскому было рассмотрено в предыдущей статье. Рангони пишет, что королю «следует исключить задержки, так как ранее он (король) постоянно препятствовал отъезду подготовленных (воинов)».
Помимо затягивания процесса было и прямое невыполнение обещаний. Летом прошлого года посол герцога Феррарского, Флориус Реверелла, сообщил, что король Матьяш, обещая Дракуле предоставить войска, «отправил комиссара в Трансильванию... откуда можно будет взять 50 тысяч человек, хорошо подготовленных и вооружённых, когда Турок (султан) всё-таки появится близ тех земель Молдавии или Валахии».
И вот мы видим, что из этого получилось. Султан явился, однако под знамёна Дракулы собрано лишь 30 тысяч человек вместо обещанных 50 тысяч: «Он (султан) ушёл в Медиаш, расположенный в Трансильвании, где находился королевский капитан Батори Иштван и воевода Дракуглиа, его патрон. И в следующую ночь после его (султана) отправления они должны были отправиться (навстречу ему), поэтому через 4 дня все люди упомянутой провинции Трансильванской, которые были призваны, собрались в количестве более 30 000 человек».
Даже с этими 30 тысячами Дракула и Штефан Батори сумели отразить турецкий натиск, но поход в Валахию состоялся лишь в конце осени, хотя мог бы состояться намного раньше. Быстрее действовать не позволил король Матьяш.
Эта задержка и стала роковой, поскольку осенью (1 сентября) начинался сбор налогов. Если бы Дракула пришёл в Валахию в конце лета либо в начале осени, то успел бы собрать налоги и на эти деньги вооружить свою собственную армию. Однако он пришёл тогда, когда налоги были уже почти собраны и осели в казне Лайоты Басараба, на тот момент являвшегося валашским князем. В итоге Лайота, даже свергнутый, располагал деньгами и, используя турок в качестве наемников, вернул себе престол, не дожидаясь, пока султан отдаст приказ, а этого приказа можно было ждать очень долго.
Именно поэтому последнее правление Дракулы оказалось коротким, а могло бы быть длиннее, если бы он не дал Лайоте завладеть деньгами, но это уже совсем другая история.
Привожу полный перевод документа, сделанный мной:
Хвала Господу. 1476. День 7-й августа. Час 22-й.
Докладывает Ладислав, фамилиар воеводы Дракуглии[55], прибывший сюда прошлой ночью из Молдавии, откуда 10 дней тому назад уехал, и теперь сообщает (следующее):
Во-первых, Турок[56] приходил со всей своей вражеской силой на Молдавскую землю и через 4 дня после прихода оказался в местности Романвашар[57], находящейся в центре Молдавии близ реки Сирет, где рядом (с рекой) на расстоянии примерно одной итальянской мили[58] есть крепость, напротив которой его (Турка) итоговое появление совсем не стало новостью. До своего ухода в течение приблизительно двух дней Турок подверг разграблению наибольшую часть указанной провинции, сжигал и разрушал всё. Однако ни по людям, ни по имуществу, которые были захвачены, (мне) не нужно давать (вам) отчёт, поскольку люди и ценности были препровождены в горы до прихода упомянутого Турка.
По слухам воевода Стефан, находясь в вышеупомянутой местности Романвашар примерно с 6 000 человек, при приближении Турка немедленно ушёл, и возвратился в замок, зовущийся Нямц. Сверх этого множество (воинов), оставшиеся люди упомянутого воеводы, которые по зову явились (в количестве) более 60 000 человек, были по другую сторону Сирета. Так что вражеская сила Турка и люди упомянутого воеводы оказались разделены упомянутой рекой, находящейся далеко от Нямца, вышеназванного в хронологии событий. И после того, как пришёл упомянутый Турок, появилось около 10 000 татар, служивших ему. Их встретили люди воеводы около Монкастро[59] и тех победили, и освободили примерно 5 тысяч человек, которые находились в окрестностях его (воеводы) владений.
Во время прибытия части морского флота, принадлежащего Турку и призванного защитить мост, расположенный (на реке) ниже Монкастро, они были вновь разбиты теми (людьми воеводы) в упомянутой местности и также теми из Килии. А ранее были попрошены явиться примерно 500 янычар, которые затем (при виде поражения татар) по направлению к той (части флота) убежали. Каким-либо из названных (молдаван) не оказывалось какое-либо сопротивление. Из-за стольких, кто явился по зову (воеводы Стефана и стоял возле Сирета), не решился упомянутый Турок отдать приказ захватить вышеупомянутые области, дабы не встречаться в рукопашном бою с воеводой Стефаном, поскольку того победить и получить упомянутые области казалось трудным.
Случилось так, что часть воинов числом более 500 бежала из армии Турка. Многие из них затем оказались в венгерском плену, и посредством них было подтверждено, что в армии Турка начались болезни и величайший голод, а упомянутые болезни так свирепствуют, что заболевшие в этом часу в следующем часу уже мертвы, и один небольшой хлеб стоит 5 аспров. И не успела упомянутая часть уйти (из армии Турка), как появились другие новости. Турок призвал (к действию) главную часть своей вражеской силы, в которой было представлено 90 тысяч человек, считая 9 тысяч, присланных Басарабом воеводой Трансальпийским. Больше он (Басараб) не смог дать, потому что они (остальные) убежали в горы (т.е. в Трансильванию), и каждый день убегали, потому что не хотелось им присоединяться к людям Турка.
8 дней минуло, как он (Турок) ушёл, в Медиаш, расположенный в Трансильвании, где находился королевский капитан Батори Иштван и воевода Дракуглиа, его патрон (начальник). И в следующую ночь после его (Турка) отправления они должны были отправиться (навстречу ему), поэтому через 4 дня все люди упомянутой провинции Трансильванской, которые были призваны, собрались в количестве более 30 000 человек. Было начало (сбора урожая) и жатва на подходе. И его (Турка) во время его прихода главная часть (армии) была встречена (вар.: атакована) вышеназванными Батори Иштваном и Дракуглией. Он (Дракуглиа) велел передать воеводе Стефану, что (пока) не отражён натиск Турка, поэтому они не явились объединиться с ним (Стефаном) вместе со всеми своими людьми, и что через 6 дней после его (Турка) ухода или позже они явятся на соединение со всеми (своими силами) к упомянутому воеводе. И ничего другого не ожидается, кроме как встречи [часть текста утрачена] людей вышеупомянутых.
Далее в армии, как было велено, каждый из тех (людей) воеводы Трансильвании взял с собой древокол — все, кто сколько-нибудь умеет с ним обращаться, — чтобы иметь возможность по дороге рубить деревья и корчевать лес, и таким образом перегородить путь Турку, дабы у него (Турка) не было способа вернуться обратно (в Трансильванию).
Оригинальный текст (раннеитальянский):
Laus Deo. MCCCCLXXVI. die 7. Augusti hora 22.
Relation de Ladislao, familio de Vajvoda Dracuglia, venuto hac nocte precedenti de Moldavia, d'onde giorni 10 fa parti et dice:
Primo, el Turcho era passato cum tutto l'hoste suo supra la Moldavia et ziorni 4 avanti sua partida altrovandosi nel luogo de Romanvasar, qui est in medio Moldavie prope fluvium Sereth, dove propingua e una fortezza per circa uno miglio italiano, contra la qual fino el partir suo non era facta alcuna novita. Avanti el suo partir circa duo giorni era stato facto scorrere la magior parte de dicta provincia per el Turco et bruxar et ruinar tutto. Tamen ne a homini, ne facolta de quelli haveva possuto far damno da conto, per che se erano redutte cum le persone e robe alli monti avanti el passar de dicto Turco.
Sentido per el Vajvoda Stefano altrovandosi nel luogo sopradicto de Romanvasar cum circa persone 6000 el transito del Turco immediate se parti, et redussese in uno castello, chiamato Nemz, sopra uno molte, el resto delle zente del dicto Vajvoda, che se divulgava essere oltra persona 60,000 era dal altra parte de Sereth, in modo cha l'hoste del Turcho et le zente del dicto Vajvoda sono divize per il dicto fiume distante dal logo de Nemz predicto per una dieta, et avanti chel dicto Turco pasassessendo venuti circa Tartari 10,000 in favor de quello, li fu al incontro le zente del Vajvoda circa Moncastro et quelli roppe et liberano circa persono V milla, che haverano preso di subditi suoi.
Essendo venuta parte dell'armata maritima del Turco per fermare uno ponte sotto Moncastro, sono rebatuti per quelli dicto del luogo et etiam per quelli de Chilia, erano sta prexi circa 500 Janizeri, che verso quella erano corsi, ne contra alcuno dei dicti era facta obsessione alcuna, et per quanto se divulgava, non se credeva dicto Turco mandasse ad obsieder il logi predicti, fino non si ritrovasse alle mano cum el Vajvoda Stefano, perche se quello vincesse haveria dicti loci senza difficulta.
Erano a parte fugiti oltre 500 dal hoste del Turco, fra i quali erano molti Hungari captivati per avanti, per i quali a sta affermato morbo e carestia grandissima esser nel hoste del Turco et e de tanta vehemenza dicto morbo, che de una hora infermi dal altra sono morti, et uno piccolo pane valeva 5 aspri, ne fino al partire suo de dicte parte, altro era innovato. Divulgavase l'hoste del Turco la major parte, del quale ipse vidit esser persone 90 milla computati circa 9 milla, dateli per Bozarad Vajvoda Transalpino, ne piu ne haveva possuto dare, perche erano fugiti alle montagna, et quotidie fugiva per non se voler unir cum le zente del Turco.
Ziorni VIII fa, chel parti, Megies loco de Transilvania, dove si ritrovava Bathor Istvan, Capitaneo Regio et el Vajvoda Dracuglia patron suo, et la nocte sequente poi sua partita dovevano partirse, perche per giorni 4 avanti tutte le zente de dicta provincia Transilvanense, che se divulgava, erano persone oltre 30,000, erano aviate et messe a camino, et luj nella venuta sua, haveva scontracta la major parte per Bathor Istvan et Dracuglia supradicti, era sta mandato a dir al Vajvoda Stefano, che non tolesse impresa alcuna com el Turco fino, che non fosseno uniti cum luj cum omnibus gentibus, et che fra 6 ziorni poi la sua partita a la piu longa seranno ritrovati con omnibus cum el Vajvoda predicto, el qual altro non expectava, salvo che el giunger di ........ le zente sopra scripte.
Et oltra le arme consuete cadauno de quelli del Vajvoda de Transilvani portara una manara con se, et questo per quanto el senti, per potere sbarrare le strade cum arbori et legnami per serare la via al Turcho, che non habia el modo de ritornar adietro.
О последних днях жизни Дракулы нам рассказывают несколько источников. Всего этих источников четыре (больше я не встречала). Существует две хроники, одно произведение художественной литературы, и один протокол, причём всё это появилось в 15-м веке вскоре после смерти Дракулы, то есть информация там собрана «по горячим следам». И всё же не каждый из этих текстов заслуживают доверия, а меньше всего доверия заслуживают хроники.
Хроники
Следует учитывать, что информация из хроник и исторических трактатов достоверна далеко не всегда. В Средние века для историка считалось обычным делом, если он основывал свой «исторический» рассказ на слухах и сплетнях, услышанных где-то по случаю. Вот почему к информации от таких историков как Якоб Унрест и Ян Длугош, хоть они и были современниками Дракулы, следует относиться с известной долей скепсиса.
Австрийский хронист Якоб Унрест о гибели Дракулы:
«Дракула... был убит из-за коварства турков, которые питали к нему давнюю вражду, потому что понесли от этого правителя большой урон. Турки подкупили слугу Дракулы, и выбрали такого слугу, который пользовался доверием господина, т.к. однажды спас ему жизнь. И когда Дракула со слугой вместе оказались в дороге, слуга отрезал господину голову и с ней сбежал к туркам. И король (Матьяш) сильно опечалился из-за того, что умер такой сильный противник турков».
Польский историк и церковный деятель Ян Длугош о гибели Дракулы:
«Однажды Влад ехал через поля с одним слугой, и этот слуга подкрался к нему и отсёк голову. Эту голову слуга продал туркам, которые насадили её на пику и возили по многим городам, чтобы все видели».
Повесть
Почти с такой же долей скепсиса можно отнестись к повести Фёдора Курицына, поскольку Курицын, во-первых, подобно хронистам опирался на слухи, а, во-вторых, получившийся текст это даже не хроника — это произведение художественной литературы, повесть. Тем не менее, версия Курицына хорошо гармонирует с другой версией, самой достоверной (версией молдавского князя Штефана Великого), поэтому вполне заслуживает, чтоб к ней прислушались.
Версия русского посла Фёдора Курицына:
«Конец же Дракулы был таков: когда был он уже в Мунтьянской (Румынской) земле, напали на землю его турки и начали ее разорять. Ударил Дракула на турков, и обратились они в бегство. Воины же Дракулы, преследуя врага, рубили их беспощадно. Дракула же в радости поскакал на гору, чтобы видеть, как рубят турок, и отъехал от своего войска; приближенные же приняли его за турка, и один из приближённых ударил воеводу копьем. Дракула же, видя, что убивают его свои, сразил мечом пятерых своих убийц, но и его пронзили несколькими копьями, и так был он убит».
Достоверное свидетельство
Наконец, последний и самый достоверный источник об обстоятельствах смерти Дракулы — это слова молдавского князя Штефана Великого, которые повторил молдавский посол Иаонн Цамблак на приёме в Венеции.
Свидетельство Штефана по сравнению со всякими хрониками и повестями — самая достоверная вещь, ведь молдавский князь рассказывал об эпизодах своей собственной жизни, а не занимался пересказом слухов. Вот почему слова князя Штефана заслуживают наибольшего доверия, но прежде, чем их цитировать, мне придётся объяснить, что собой представляет цитируемый текст.
Откуда известны слова Штефана
В давние времена Венеция была активной участницей войн с турками, поэтому молдавский князь Штефан, несмотря на то, что его страна находилась от Венеции очень далеко, вёл с венецианцами переговоры о возможности совместных военных действий против Турции.
В 1477 году Штефан отправил в Венецию своего посла, архимандрита Иоанна Цамблака, который 8 мая 1478 года предстал перед венецианским дожем и сенаторами во дворце Синьории, где произнёс речь от имени Штефана — именно эту речь я и буду цитировать! Речь была произнесена по-гречески, а рядом, судя по всему, стоял некий человек, синхронно переводивший эту речь на латынь, а ещё один человек в зале записывал латинские слова «для протокола».
Гораздо позднее эту протокольную запись, сделанную в Венеции, опубликовал румынский учёный Иоан Богдан во 2-м томе своего сборника «Документация Штефана Великого». Запись довольно часто цитируется в разных книжках и исторических трудах, касающихся Дракулы, однако полностью она переведена только на румынский язык, а на русском её нет.
Впервые эта запись появилась в публикации 1874 года, подготовленной неким К. Эсарку, однако об этой публикации в учёном сообществе забыли и цитируют текст по сборнику И.Богдана. Сборник вышел в 1913 году, т.е. 100 лет назад, и если за эти 100 лет никто из учёных так и не удосужился перевести документ на русский, то можно ждать авторитетного перевода ещё 100 лет... либо действовать самостоятельно.
Я всё-таки решила перевести часть документа — то, что касается Дракулы — и должна признаться, что перевод был не из лёгких. Пусть в своё время я изучала латынь и даже сдавала по ней экзамен, и даже пятёрку получила, но это мне мало помогло. Я-то изучала классическую латынь (т.е. латынь времён Древнего Рима), а послание написано на вульгарной латыни позднего Средневековья.
Большинство слов, которые используются в тексте, невозможно найти ни в одном латинско-русском словаре. Единственный способ перевода — прочитать слово вслух, и задуматься, не напоминает ли оно по звучанию некое слово из современных европейских языков романской группы.
Повезло мне, что я когда-то учила и сдавала испанский, а также французский. Ну, и Гугл мне помог, т.к. нашёл в некоторых словах латинского текста сходство с итальянским языком, что очень может быть, поскольку текст записывали в Венеции.
Конечно, я смотрела и румынский перевод, который есть в книге И. Богдана, но переводить румынский перевод вместо того, чтобы переводить оригинал, считаю в корне неправильным.
При желании мой перевод можно проверить — после русского перевода есть оригинальный латинский текст, позволяющий сравнить правильность написания имён и т.д. Кстати, сразу хочу обозначить, что в латинском языке буквосочетание «ch» читается как «х», поэтому имена в переводе написаны как Цамблахо и Драхулиа соответственно.
Итак, что же у меня получилось:
(Перевод мой, С. Лыжиной, с латинского оригинала, отрывок)
«Речь Иоанниса Замблахо от имени светлейшего Стефана, воеводы Молдавского, переведённая с греческого на латынь слово в слово, буквально. 1478 года 8 мая.
...И в это время ко мне приехал секретарь Вашего Превосходительства и сказал мне всё то, что ему было приказано, и обещал мне многое от имени Вашего Превосходительства, являющегося истинным христианином, чьи помыслы и заботы направлены на достижение блага для христиан и на уничтожение врагов христианства. Эти обещания вернули мне веру в лучшее и подарили большую надежду, а ещё больше успокоили меня слова о том, что деньги, отправленные в Венгрию, использованы и для помощи другим, для пользы каждого.
Однако я заботился, чтобы воеводу Басараба изгнали из Валахии, а поставлен был другой христианский правитель, по имени Драхула, потому что он прежде был известен (как враг турков). И я ждал, что этой идеей возгорится Его Величество король Венгрии, и доказывал ему, что Уладо (т.е. Влад) Драхулиа должен сделаться правителем. И, в конце концов, я убедил короля, и мне было позволено собрать воинов, чтобы осуществить своё намерение и предложить указанного правителя на трон в Валахии.
И я незамедлительно собрал воинов, а когда они пришли, то я объединился с одним из королевских капитанов, и, объединившись, мы привели упомянутого Драхулу к власти. И тот, когда пришёл к власти, попросил нас оставить ему наших людей в качестве стражи, потому что он не слишком доверял влахам, и я оставил ему 200 своих людей. И когда я это сделал, мы (с королевским капитаном) удалились. И почти сразу вернулся тот предатель Басараб и, настигнув Драхулу, оставшегося без нас, убил его, и также оказались убиты все мои люди, за исключением 10-и.
Когда мы вдруг оказались вовлечены во всё это и были очень подавлены, секретарь Вашего Превосходительства, вынужденный снова собираться в дорогу, обратился ко мне — не соблаговолю ли я разрешить ему уехать, потому что час пробил и настала пора отчитаться о переговорах перед Вашим Превосходительством. Я его (т.е. секретаря) отговаривал, потому что зима, которая выдалась очень суровой, уже вошла во вторую декаду января. Я сказал, что можно отправить послание и отчитаться письменно, но он мне ответил, что должен сделать это лично, а не через письмо.
И он попросил, чтобы я дал ему человека, который поехал бы вместе с ним и стал бы ему сопровождающим туда и обратно, поскольку мы договорились, чтобы я ждал возвращения их обоих к Великой Пасхе. Я, видя его (т.е. секретаря) озабоченность и решительность, конечно же, позволил ему ехать, дал человека и сверх того позволил этому человеку говорить (от моего имени), если судьба так распорядится...»
Оригинал (латинский текст, который я переводила):
«Expositio domini loannis Zamblacho, oratoris illustris domini Stephani, vayvodae Moldaviae, de greco in latinum transducta de verbo ad verbum, ut jacet. MCCCCLXXVIII, die VIII Maii.
...In questo mezo vene el secretario de la Excellentia Vostra et ha me dito quanto li era sta comandato, et ha me promesso molte cosse per parte de la Excellentia Vostra christianissima, voluntaroxa et solicita al ben di christiani et al exterminio del inimico. La qual cossa me ha recreado et dato de grande speranza; et quasi remaxi in reposso, perche el me disse che dei danari mandadi in Hungaria e de li altri havero socorso et ogni favor.
Et pero, io ho solicitado de cazar Basaraba vayvoda de l'altra Valachia et de metter un altro signor christian, zoe el Drachula, per intenderse insieme; et ho etiandio excitado a questo la Maesta del Re de Hungaria, che'l provedesse dal ladi so, che Ulado Drachulia se fesse signor. Et finalmente persuaxo, me mando a dir che io congregasse el mio exercito et andasse per metter el dicto signor in Valachia.
Et cusi ho fato subitamente et son andado, io de l'una banda et el capetan del Re da l'altra; et havemo se unido et metessemo in signoria el dicto Drachula. El qual fatto, questo me domanda che i lasessamo i nostri homeni per soa custodia, perche de Valachi non se confidava tropo; et io li lasai homeni 200 de la mia porta. Et fato questo, se partissimo. Et immediate torno quel infidel Basaraba et trove lo solo et amazo lo; et cum lui furono morti tuti li mei, excepto diexe.
La qual cossa nui havemo subitamente intexa, et attrovando se appresso de nui el secretario de la Excellentia Vostra, et intexo anchora lui el seguito, me disse: se me era de piaxer de lasar lo andar, perche hora l'era vignudo el tempo de conpir quanto el me havea dito per parte de la Excellentia Vostra. Et io li disuadeva, per l'inverno che era massa crudo, cercha ali X de Zenaro, e dissi che podeva scriver et far per lettere; e lui me respondeva che quello faro personalmente, non posso fa cum scriptura.
Et ha me domanda anche [un] homo, per andar cum lui et haver lo in sua compania et item ritornar; et ha statuido cum mi de ritornar la Pascha Granda. Io veramente, vista la solicitudine et promptitudine soa, l'o lassato andar et ho li dato un homo; et son remaxo su le suo parole come de cossa fata...»
Письмо о Дракуле от 1 февраля 1477 года является ярким примером того, что исторический источник — продукт тех обстоятельств, в которых он был создан. Любой серьёзный историк скажет вам, что рассматривать источники надо, имея в виду весь возможный контекст, но, к сожалению, когда речь идёт об источниках, связанных с Дракулой, это правило почти никогда не соблюдается. Мало кто пытается анализировать, насколько достоверно то или иное свидетельство, а ведь в случае с письмом от 1 февраля 1477 года анализ способен кардинально изменить восприятие этого источника.
На сей раз я нарушу привычный порядок. Сначала будет латинский текст письма, затем перевод, а затем комментарии, с которыми я настоятельно рекомендую ознакомиться — особенно с последними тремя разделами, а то у вас может сложиться ошибочное впечатление, что в рассматриваемом нами письме говорится сплошная истина. Итак...
Латинский текст:
Leonardus Botta a Gian Galeazzo Maria principi Mediolanensi. (Leonardus Botta al Duca di Milano).
Per altre mie del di 27 del passato a Vostra Illustrissima Signoria furono advisata, como per la via de Albania se haveva nova, che'l Turco haveva expugnato uno bastione (Danubium), il quale el Re de Ungaria haveva facto fare per tutela de Belgrado et per obsidione de Semedro.
Hora significo alla Vostra Signoria como dicta nova per la via d'Ungheria se e verificata, et quod majus est, el praefato Re advisa questa Signoria, como ultra l'expugnatione del dicto bastione li Turchi sono etiam corsi nella Valachia maggiore, et di novo le hanno riacquistata tutta et hanno tagliato ad pezzi Draculia capitaneo del dicto Re, con circa quattro mille persone, et similiter hanno morto Bozarab, Signore della dicta Valachia, la quale novella e riputata qua molto sinistra et pernitiosa per li christiani, et maximamente che pare, che'l prelibato Re de Ungaria con li sui soliti modi accenni non poteva resistere ad tanti impeti, sol e non adiutato.
La nova rotta e morte del Duca de Bourgogna se verifica qua per molte vie in modo, che la se tene indubitata, et per questa Illustrissima Signoria se li fa grandissimi conmenti, con affirmare che'l Serenissimo Re de Franza havera grande aptitudine et forze ad fare de gran cose, sei vora per forma, che qua non se ne sta senza qualche umbreja.
Datum Venetiis die Sabbati primo Februarii 1476. [M. V.]
(Originale: Archivio di Stato, Milano).
Мой перевод:
Леонардус Ботта (пишет) к Джану Галеаццо Марии принцепсу Медиоланскому (т.е. Миланскому герцогу).
В другом моём письме, отправленном 27-го дня Вашей Светлейшей Синьории, сообщалось, как изменилась (политическая) стезя Албании, и что Турком[60] атакован тот оплот (оборонительный рубеж по Дунаю), который создан королём Венгрии посредством охраны Белграда и осады Смедерева.
Настал важный час для Вашей Синьории, поскольку обновление (политической) стези Венгрии, о котором было сказано, подтвердилось, и, что более важно, ранее король уже сетовал Синьории, что дальнейшая атака упомянутого оплота для Турка это также пути в Валахию (Румынию) более ценную. И вновь им (Турком) было возвращено всё, и изрублен в куски Дракула, капитан упомянутого короля, вместе с приблизительно четырьмя тысячами человек, и сходным образом умер Басараб, синьор упомянутой Валахии, которая вновь потеряна, что чрезвычайно неблагоприятно и губительно для христиан. И что наиболее очевидно, так это то, что король Венгрии в своём одиноком положении не мог противостоять такому натиску, один и без союзников.
Ещё одна крупная неудача — смерть герцога Бургундского — подтверждается здесь через многие источники, из чего следует её подлинность, и таким образом Светлейшая Синьория оказалась им (герцогом) в высшей степени обманутой. Не вызывает сомнений, что Светлейший король Франции в значительной степени пригоден и в силах совершить великое дело (хотя ранее надежды возлагались на герцога). (В отношении короля) вы попались на крючок (его) внешнего облика, который здесь никогда не был без какой-либо тени.
Дано в Венеции в день субботний 1-го февраля 1476 года[61].
Латинский вариант письма можно найти в многотомном собрании «Памятники венгерской истории» (Monumenta Hungariae Historica, Acta extera, IV) или в издании Вересса (E. Veress, Acta et epistolae). Однако большинство людей, интересующихся биографией Дракулы, узнали про это письмо по цитатам из научно-популярных книжек, а там всё перепутано. В частности, Флореску и Макнелли в своей книге «В поисках Дракулы» неверно указывают адресат письма, утверждая, что адресатом якобы являлся Лодовико Сфорца.
Это тот самый Лодовико, при дворе которого (с 1482 года) работал знаменитый Леонардо да Винчи, однако письмо о Дракуле предназначалось вовсе не для Лодовико, а для его племянника — Джана Галеаццо Марии Сфорца.
Подозреваю, что читатель уже думает — да какая разница, кому отправлено письмо! Однако разница всё же есть. Нам важно с самого начала понимать всё правильно, потому что дальше в трудах исследователей мы обнаружим всё больше и больше путаницы, и разбираться в ней придётся поэтапно.
Итак, автор письма — миланский посол Леонардо Ботта — служил именно Джану Галеаццо Марии, который был Миланским герцогом, а Лодовико в то время почти никак на политику Миланского герцогства не влиял и дипломатическую корреспонденцию герцога не читал.
В 1477 году Джану Галеаццо Марии исполнилось всего 8 лет, поэтому герцогством управляла мать мальчика, Бона Савойская, официально объявленная регентшей в январе 1477 года. Лишь в начале 1480-х годов Лодовико оттеснил Бону от власти и сам стал управлять Миланским герцогством от имени несовершеннолетнего Джана Галеаццо Марии.
А теперь начинается настоящая неразбериха, ведь в некоторых книгах перепутан не только адресат, но и местонахождение отправителя!
Всё те же Флореску и Макнелли утверждают, что отправитель письма находился в венгерской столице (в Буде) при дворе короля Матьяша. В книге у Матея Казаку «Дракула» можно прочитать, что отправитель письма являлся послом в Вене (т.е. в Австрии). Однако отправитель — уже упомянутый Леонардо Ботта — не такая уж неизвестная личность, про которую можно говорить всякие глупости, и никто не поправит.
Про Ботту точно известно, что в 1470-1480-х годах он был послом Миланского герцога в Венеции — да, именно в Венеции, а не в Буде и не в Вене!
Наверное, некоторых исследователей вводит в заблуждение то обстоятельство, что слова «datum Venetiis» в конце письма можно перевести не только как «дано в Венеции», но и «дано для Венеции», как если бы автор находился где-то ещё. Однако есть письмо Ботты, написанное 3-го февраля 1477 года, т.е. 2 дня спустя после отправки письма про Дракулу, и содержание этого нового послания от 3-го февраля ясно говорит, что Ботта находился в Венеции.
3-го февраля автор пишет, что он согласно инструкциям, полученным из Милана, проинформировал венецианскую Синьорию о том, что герцог де Бари и уже упомянутый Лодовико присягнули на верность Джану Галеаццо Марии и его матери-регентше Боне. То есть Ботта сам свидетельствует, что находится в Венеции и занимается посольскими делами, а ведь самолётов в Средние века ещё не изобрели, поэтому если 3-го февраля Ботта находился в Венеции, то 1-го февраля, когда было написано письмо про Дракулу, никак не мог находиться в Буде или в Вене.
Казалось бы — да какая разница, где написано письмо про Дракулу! Однако разница есть, потому что если мы будем понимать, где оно написано, то поймём, как нам относиться к его содержанию.
Иногда мне кажется, что Флореску и Макнелли ошиблись не случайно. Им было бы выгодно, если б письмо происходило из венгерской столицы, ведь тогда оно как источник информации о Венгрии и Румынии (Валахии), было бы более авторитетным.
Подумайте сами! Лучше всего про дела венгерского короля знают, конечно же, при венгерском дворе, да и о румынских делах там информированы, ведь Венгрия это страна, не только соседствующая с Румынией, но и активно вмешивающаяся в её политику. Другое дело — далёкая Венеция, где по поводу Венгрии с Румынией могут и напутать, и ошибиться, потому что информация доходит плохо...
Что же касается Вены, названной в книге Казаку как место пребывания Ботты, то, вероятнее всего, мы имеем дело просто с ошибкой перевода (Вена-Венеция), так что не будем на этом останавливаться подробно. Главное мы установили! Письмо происходит из Венеции!
Как уже говорилось, в Венецию информация из Венгрии и из Румынии доходила плохо — многие факты искажались или просто терялись — и это очень важный момент, ведь он объясняет, почему Ботта в письме демонстрирует почти полное незнание реалий венгерской и румынской политики.
К сожалению, даже в серьёзных биографиях Дракулы тот факт, что Ботта несведущ, просто замалчивается! Приводятся отдельные высказывания из письма и не более того, а у читателя создаётся ощущение, что Ботта — человек осведомлённый, хотя на самом деле всё с точностью до наоборот.
Что же напутал Ботта:
1) Ботта пишет, что румынский князь Лайота Басараб уже умер, а ведь в феврале 1477 года Лайота был жив и здоров.
Напомню, что в ноябре 1476 года в Румынию отправлялись венгерские войска, чтобы вместе с молдаванами помочь Дракуле скинуть с престола того самого Лайоту. Затем Лайота вернулся вместе с турецкой армией и убил Дракулу, а последнее правление Лайоты закончилось в ноябре 1477-го. Умер Лайота в 1480 году. Отнюдь не в 1477-м, как пишет Ботта.
2) Также Ботта утверждает, что у венгерского короля Матьяша не было союзников в войне с турками. Однако сразу возникает вопрос — а как же молдавский князь Штефан? Ведь Штефан как раз в то время был союзником Матьяша! От Штефана, кстати, венгры и узнали о смерти Дракулы, а сам молдавский государь узнал об этом от своих людей.
Как уже говорилось в другой статье, когда Дракула в ноябре 1476 года вернул себе трон, личную охрану Дракулы составили 200 молдавских воинов, данные Штефаном. Когда Дракулу убили, вместе с ним была перебита и охрана. Из 200 человек уцелело 10, которые тут же поскакали в Молдавию и рассказали Штефану, что случилось, а тот сообщил королю Матьяшу.
3) Наконец, непонятно, почему Ботта называет Дракулу только военачальником в армии Матьяша («королевским капитаном»), ведь Дракула на момент смерти уже снова сделался князем. В письме Ботты княжеским титулом («синьор Валахии») наделён только Лайота.
Также нельзя не отметить, что Ботта в своём послании ненавязчиво проводит параллель между Дракулой и герцогом Бургундским — Карлом Смелым. Исследователи обычно игнорируют и этот факт. Поэтому-то в издании у Вересса последний абзац письма, рассказывающий о герцоге Бургундском, просто отсутствует. Очевидно, Вересс решил, что этот абзац несущественен, и что надо экономить место в сборнике, а ведь если читать письмо целиком, без сокращений, то оно воспринимается совсем иначе.
Важно, что Ботта вспоминает о смерти Карла Смелого именно в связи с Дракулой. А то, что было именно так — думал о Дракуле и вспомнил про герцога — мы можем судить по стилю письма, ведь перед нами не сухой отчёт, написанный по предварительному плану, а живой поток мысли, который фиксируется на бумаге сразу же после того, как идея рождается в голове. Что думал, то и записывал, не фильтруя и не редактируя. Неслучайно мы видим в письме много того, что характерно для устной речи — стремление использовать более короткие слова, относительно простую структуру предложений. Это всё говорит о том, что мысль лилась на бумагу свободным потоком.
Показательно и то, что Ботта, который по правилам должен бы составлять официальное письмо на латыни, пишет больше по-итальянски, добавляя в свою речь латинские слова и выражения. Даже есть мнение, что язык письма — раннеитальянский. Ботта пишет по-итальянски именно потому, что на латыни ему было бы сложно составить письмо быстро и без плана, а вот на своём родном языке — совсем другое дело.
Так что же в глазах Ботты могло роднить Дракулу с Карлом Смелым? Чтобы ответить на этот вопрос, обрисуем ситуацию того времени.
Мы знаем, что после того, как Дракулу выпустили из венгерской тюрьмы, отношение к нему несколько изменилось. В нём стали видеть не только «изверга», потому что вспомнили о его заслугах в войне с турками и теперь возлагали на Дракулу определённые надежды в том, что касается защиты христианства. Точно такие же надежды возлагались и на Бургундского герцога Карла Смелого, которого многие современники, несмотря на его жестокость, считали образцом рыцарской доблести среди правителей, а значит — подходящей кандидатурой для того, чтобы возглавить очередной крестовый поход. Однако Карл Смелый погиб 5 января 1477 года в битве при Нанси в Лотарингии.
Получается, что и Дракула, и Карл Смелый не оправдали надежд. Дракула, по мнению Ботты, своей смертью невольно способствовал возвращению Румынии под турецкое влияние, а Карл напрямую назван обманщиком, который не способен на великое дело. То есть оба умерших как бы подвели христианский мир.
Обращает на себя внимание и схожесть обстоятельств гибели Карла Смелого и Дракулы, если смотреть на гибель Дракулы глазами Ботты. Дракула погиб зимой 1476-1477 года в бою с турками, имея в распоряжении совсем маленькую армию — 4 тысячи человек, как пишет Ботта. В то же время мы имеем похожие сведения о Карле Смелом, и эти сведения наверняка были известны Ботте, ведь он признаётся, что собирал информацию о гибели герцога из нескольких источников.
Карл совершил поход в Лотарингию зимой 1476-1477 года, имея в распоряжении всего 5-6 тысяч человек — не намного больше, чем было у Дракулы. В битве при Нанси, войско Карла сражалось против превосходящего противника, оказалось разбито и полностью уничтожено, а тело герцога нашли на поле боя только через 2 дня. Согласно свидетельствам, тело Карла обнаружили иссечённым и исколотым, и даже череп был раскроен. Не напоминает ли это судьбу Дракулы, «изрубленного в куски» вместе со своими людьми?
Как-то всё на удивление похоже — зимний поход, маленькая армия, которая полегла на поле брани, и, конечно, убитый военачальник, чьё тело было истерзанно врагами. Возникает вопрос — это реальное совпадение, или Ботта, который мало знал о событиях в Румынии, дорисовал в воображении картину, используя информацию о событиях в Лотарингии?
Учтём и то, что тело Карла Смелого было найдено, а вот тело Дракулы — скажем прямо — исследователи ищут до сих пор. Но если тело Дракулы потерялось, то откуда известно, что его изрубили в куски? Может, это всего лишь мнение Ботты? Возможно, он считал, что причина исчезновения тела может быть только одна — отсутствие этого самого тела в целом виде, ведь если оно расчленено, то его и не найдёшь.
Повторюсь — Ботта был осведомлён о делах в Румынии очень плохо. Если он даже не знал, что Басараб жив, и что у Матьяша имеется союзник, то откуда мог узнать детальные подробности смерти Дракулы? Получается, что на счёт кусков Ботта скорее додумывает, чем излагает факты. Ведь в голове у Ботты вертелась история об изуродованном трупе Карла Смелого!
Вызывает вопросы и та строчка, где говорится про 4 тысячи человек, подчинявшихся Дракуле и убитых турками вместе с ним. Это также может быть додумкой Ботты, ведь он знал о маленькой армии Карла Смелого, однако большинство историков всё же верит в достоверность 4-тысячной цифры — она приводится во многих работах о Дракуле.
Сомнений по поводу кусков добавляет и тот факт, что Ботта в своём письме активно использует метафоры.
В частности, положение дел в той или иной стране Ботта называет «стезя» (via) — у него упоминается «стезя Албании» и «стезя Венгрии». Дунай с расположенными на нём крепостями назван оплотом (bastione) христианского мира. Ещё одна метафора также связана с дорогой — Ботта использует слово «пути» (corsi) в значении «способ проникновения». Ну и, наконец, латинский глагол vorare, который переводится как «пожирать, поглощать, попадаться на крючок».
А теперь последний вопрос — можете ли вы с уверенностью сказать, что выражение «изрублен в куски» применительно к Дракуле не является такой же метафорой? То, что Дракулу убили, это понятно. Но был ли Дракула действительно порублен в куски, как пишет Ботта?
Лично я склонна считать фразу про куски метафорой. А даже если это не метафора, то автор письма, скорее всего, выдумал всё сам.