Принцесса яда

Глава 4

4 ДНЯ ДО АПОКАЛИПСИСА

Пока я ждала начала урока истории мистера Бруссарда, я сделала пару набросков в своем секретном альбоме и попыталась игнорировать Джексона, сидящего на пару рядов позади меня.

Легче сказать, чем сделать. Казалось, все в нем требовало моего внимания. Тем более что он и другой парень, Гастон, начали говорить о девушках, а точнее о множестве подружек Джексона. Так значит в Бейсене Джексон был распутником? Теперь ты в другой лиге, кайджан.

Я снова рисовала свой последний кошмар. Три из трех последних ночей, мне снились ужасные убийства рыжеволосой ведьмы. Рисование, для меня, было большим чем простое увлечение, скорее необходимость – как если бы я хотела, чтобы плохие воспоминания отпечатались на странице, а не запятнали мой мозг. Пока я была полностью погружена в мысли, карандаш начал двигаться. Мое запястье мелькало, рисуя хлесткие линии, местами медленно оттеняя, и последняя жертва ведьмы обретала человеческие формы – мужчина висел вверх тормашками на ветке дуба, пойманный в ловушку колючей виноградной лозой. В отличие от изящного, застенчивого плюща, с которым я столкнулась вчера в туалете, лоза, которая его связывала, была толстой, с колючими шипами, и обвивалась вокруг человека, как анаконда. А ведьма контролировала ее, заставляя сжиматься сильнее каждый раз, когда мужчина делал вдох. Эти шипы врезались в плоть, тысячью жадных клыков. Я кропотливо вырисовывала края, затеняя эти шипы, заостряя их. Ведьма заставляла лозу сжиматься, крепче и крепче, пока его кости не треснули, и хлынула кровь. Она выжала этого человека, как воду выжимают из тряпки... Сломала, сдавила. Он не мог вдохнуть, чтобы закричать. Одно из его глазных яблок оторвалось от глазницы, связанное с его черепом венами. По мере того как я делала набросок, я задавалась вопросом, мог ли он все еще им видеть.

С рисунками вроде этого, было легче всего понять, почему из-за этого альбома у меня уже бывали проблемы. Когда я впервые пожаловалась на покалывание в голове и неясное зрение, мама отвела меня на полное обследование и тесты, к уйме докторов - все оказались отрицательными. На протяжении всего времени, я была в состоянии скрывать то, какими ужасными были мои галлюцинации. До тех пор пока мама не нашла мой альбом. Я доверилась ей, рассказав о своем апокалипсическом бреде. Что оказалось большой ошибкой. После просмотра ужасов страница за страницей – пепла и разрухи, гнусных страшилищ, изобилующих среди почерневших руин, она начала сопоставлять факты.

– Разве ты не понимаешь, Эви? Твои галлюцинации – это вещи, которым обучала тебя бабушка, когда ты была маленькой. Видела чокнутых на улице, кричащих о конце света? Она не сильно отличалась от них! Оглядываясь назад, я понимаю, что она... она внушила тебе свои убеждения. Я знаю это потому, что она пыталась сделать это со мной!

Я была повержена. Ты можешь отрицать, что совершенно свихнулась, если хочешь, но когда у родителей есть копия твоих галлюцинаций на бумаге и есть семейная история психических заболеваний – ты пропала.

Мама выдернула меня со второго семестра, за пару недель до окончания, и отвезла в ПШР. Доктора там лечили меня теми же методами, что и детей спасенных из сект. Моя перенастройка начиналась с единственного вопроса:

– Эви, ты понимаешь, что должна отвергнуть учение своей бабушки?..

Я отвечала тому доктору нечленораздельно из-за препаратов, которыми меня накачивали. Но я никак не могла вспомнить свои ответы...

Гастон снова отвлек меня, спрашивая Джексона о последней помеченной им самочке. Кайджан имеет успех? Я бросила взгляд на Джексона через плечо. На его столе лежал только конспект по истории, несколько вырванных листков бумаги и единственный карандаш, крепко зажатый в его большом, обмотанном пластырем, кулаке. Выражение его лица было самодовольным, когда он ответил:

– Embrasser et raconter? Jamais. (Поцелуи и разговоры? Никогда.)

Я с раздражением закатила глаза, а затем вернулась к своему альбому, заканчивая еще одну из деталей на эскизе – другое глазное яблоко человека, уступая давлению, повисло рядом с первым.

Но следующий вопрос Гастона снова привлек мое внимание.

– T’aimes l’une de ces filles? Нравилась ли Джексону какая-либо из здешних девчонок?

Он ответил басовитым голосом.

– Une fille, peut-etre. Пожалуй, одна.

Я снова почувствовала на себе его взгляд. Ранее Мэл уже спрашивала:

– Неужели он действительно думает, что у него есть шанс с тобой? - и я вроде как верила, что у него и правда есть.

Вчера, я решила его избегать. Не так уж легко это сделать. В отличие от большинства парней, Джексон возвращался к своему шкафчику после каждого урока. Если быть честной, его остановки, вероятно, служили для наполнения фляжки. Но иногда, сделав глоток, он поворачивался ко мне, приоткрывая рот, словно собирался что-то сказать. Я всегда награждала его холодной улыбкой и уходила прочь. И кайджанский бабник казался удивленным, что я была неуязвима к его чарам. Соглашусь, он был привлекательным – некоторые девушки вздыхали, когда он проходил мимо них....

Делая вид, словно я увлечена кучей карт, висевших на стене класса, я посмотрела через плечо, чтобы проверить, смотрит ли он еще на меня. Его взгляд был на мне. Мы меряли друг друга взглядами, солнечный свет, проникавший сквозь окно, падал на его красивое лицо, подчеркивая серые глаза и точеные черты лица. Его скулы, квадратная челюсть и черные, как вороново крыло волосы, вероятно имели Чоктаусское или Хоумское происхождение.

(Прим. редактора: Chahta и Houma — коренные народы США).

Неудивительно, что в нем было так много пикантности. Откуда взялись подобные мысли? Я отвернулась, покраснев. Даже если бы у меня не было парня, я никогда не стала бы встречаться с досрочно освобожденным байкером. Который, если верить слухам, был главарем, стоявшим за волной новых краж в Стерлинге.

Возвращаясь к рисунку, я побледнела от своего чудовищного наброска. Порезанный на ленты, задушенный виноградной лозой человек. Это было столь подавляюще тревожным знаком, но не было никого, кому бы я могла довериться, никого, кто сказал бы, что все наладится. Если моё сумасшествие было тем, через что пришлось пройти моей бабушке, я хотела бы поговорить с ней об этом. Но мама до сих пор запрещает мне не то что общаться, но даже думать о ней...

– Всем сесть, – сказал Бруссард. – Сегодня, мы собираемся немного узнать о французских Акадийцах или Кадийцах – обычно более известных, как Кайджаны.

(прим. Кадийцы (Cadians) – французский вариант названия кайджан).

Он мог, пропиарить все кайджанское, если бы захотел; все уже составили свое мнение о прибывших. Всякий раз, когда Клотиль, виляя бедрами, шла по коридору в своей микро-мини юбке и обрезанной футболке, мальчики останавливались и пялились, создавая затор. Парни из этого города просто никогда не сталкивались с девушкой, так очевидно доступной в плане секса, и это заставляло их вести себя немного дико. Большинство студентов избегали Джексона, который своим стальным взглядом и складным ножом, даже и не пытался рассеять вокруг себя слух о карцере. Трое других кайджанов были не менее назойливыми, они выбивали книги из рук студентов или толкали их.

– Изначально они были французскими поселенцами в Акадии, – начал Бруссард, – теперь более известной, как Новая Шотландия. - Он поднял деревянную указку и показал на карте Канады.

– Когда английские протестанты, управлявшие этой областью, выставили им условия - либо сменить веру, рьяно католическую, либо уехать, акадийцы мигрировали в Луизиану, обосновавшись на заболоченных рукавах реки, которые все остальные считали ничего не стоящими.

Акадийцы-Кадийцы-Кайджаны. Дошло? Я не особо интересовалась этой темой. Поэтому включилась в работу только тогда, когда Бруссард закончил свою лекцию и перешел к раздаче небольших заданий по местной истории. Сорок процентов нашего балла составляла исследовательская работа в группе. Я безучастно слушала, как он объявлял о шестнадцати группах; я прекрасно могла сработаться почти любым в этом классе.

– Джексон Дево и Эви Грин.

Черт. Я в паре с парнем, который пялится на меня в течение нескольких дней? Я прикусила губу, оглядываясь на него. Он кивнул в подтверждение. Бруссард произнес:

– В последней половине этого семестра, вы будете сидеть с вашим партнером, совместно разрабатывая встречи и графики исследований за семестр.

Видеться с Джексоном весь семестр? Очевидно, мне придется делать всю бумажную работу. Но что-то мне подсказывало, что пьяный байкер, который пялился на мою задницу в Порше, будет настаивать на нашем совместном "исследовании". Когда все начали пересаживаться за указанные парты, он с нахальной ухмылкой похлопал по освободившемуся месту рядом с собой. Он ожидал, что я побегу вприпрыжку, чтобы сесть ближе к нему? Стану его помеченной самочкой? Мне это не нужно! Мое обучение и так было выматывающим и без развратного, досрочно освобожденного парня. Снижение моих баллов было одним из того, за чем следила мама, и это дало бы ей повод думать о рецидиве. Когда я представила свое возвращение в ПШР, моя рука дернулась вверх. Бруссард проигнорировал меня. Я прокашлялась:

– Мистер Бруссард, я могу... – Мой голос затих, когда он повернулся ко мне и с раздражением сдвинул свои густые брови.

– Эви, начинай работать над этим. Сейчас же. - Я решила потерпеть оставшиеся тридцать минут, а затем поговорить с Бруссардом после урока...

Джексон плюхнулся на парту рядом со мной, и его серые глаза были полны ярости. Я торопливо закрыла свой альбом, но он, должно быть, успел заглянуть в него, потому что на секунду нахмурился, прежде чем сказать:

– Ты, даже не знаешь меня, а закинула удочку на другого... podna?

Я знала, что ему было трудно произнести podna, потому что в кайджанском это означало друга. – Разве ты не предпочел бы работать с Гастоном?

– Я задал тебе вопрос. Почему ты хочешь пересесть?

– Отлично. Потому что когда ты проезжал мимо нас в понедельник, то пялился на меня так, словно имеешь на это право.

– Блондинка для меня наклонилась и задрала юбку? И я не должен обращать внимание.

Мои глаза метнулись по классу. Что если кто-нибудь слышал? Восстанавливая дыхание, я рявкнула:

– Я не наклонялась для тебя!

– Девочка, ты постоянно косишься на меня.

– Я? – Делая вдох, чтобы успокоиться я сказала. – Хватит, Джек, будь реалистом. Ты знаешь, что кто-то вроде тебя и кто-то вроде меня никогда не будут вместе.

Его голос стал резок, когда он ответил:

– Ты не должна называть меня Джеком. Так делают только мои друзья. - Проблемы с контролем гнева? Я начинаю верить местным слухам.

– Есть тысяча других вещей, которыми я предпочла бы назвать тебя.

Мой нос начал чесаться, отчего я пересела еще ближе к краю. В комнате потемнело. Возможно, наконец-то пойдет дождь. За все лето не упало ни капли. Для ровного счета, сверкнув глазами на Джексона, я выглянула наружу... Солнечный свет... исчез. Вечерело. По всему небу мерцали бесплотные огоньки, малиновые и фиолетовые, как вывески на Марди Гра. Я ахнула, когда пламя описало дугу над школой, эти жуткие огни были над ним словно корона. Поток змей пересекал сад, скользя друг по другу, их чешуйки отражали огни над ними. Крысы сновали в панике вместе с существами, которых обычно ели. Это пламя опустилось, сжигая их в пепел, испепеляя все. Апокалипсис. Те же видения что и прошлой весной. Я думала... Я думала, меня вылечили, по крайней мере, избавили от них. Но ужасные видения в моей голове, говорили об обратном. Отвергнуть обман. Сосредоточиться на себе, все под контролем, сконцентрироваться.

Я говорила это себе, но все о чем я могла думать, было: ты волнуешься, у тебя будет гипервентиляция, где, черт возьми, эта сосредоточенность? Проклятье, я же приняла лекарство!

Я отдернула взгляд, и запела про себя: не возможно, не возможно. Все остальные в классе говорят, Бруссард читает, пристукивая каблуками. Джексон уставился на свои кулаки и тяжело вздохнул. Сдерживает ярость? Он открыл рот, чтобы заговорить...

Я опять взглянула в окно. Мальчик снаружи прошел сквозь пламя и остановился в пятнадцати футах, или около того, от окон. Хотя пламя бушевало вокруг него, он оставался невредимым. У него были плавные черты лица, копна темно-каштановых волос и большие карие глаза. Он был высоким, с телосложением пловца и худощавым. Красивый парнишка. Я никогда прежде не видела в своих видениях людей! Если не считать пьющих кровь страшилищ...

– Эви! – воображаемый мальчик заговорил со мной?

– Где твои союзники? Столько выучить. И не знать правил игры! Используй преданность! – сказал он, его манеры бесили. – Остерегайся старых родословных, у других семей тоже есть летопись.

Они знают, кто ты! Остерегайся приманок: раненых существ, света во тьме, пира, когда ты голодна. Союзники, Эви! Остерегайся! - он... говорил... мне. Может это была настоящая проверка на сумасшествие, а если бы я ответила? Кроме того, я смутно слышала как Джексон что-то мне говорил. Что? Что? Я почувствовала себя плохо, когда земля задрожала. Обычное дело, Эви. Помнишь, как это делается? Ответь кайджану, словно ничего не случилось.

– Я, э-э, я п-предлагаю поговорить с Бруссардом после занятий и получить себе перераспределение.

Он нахмурился.

– Ты же ничего не знаешь обо мне.

– Я знаю достаточно...– вынесла я приговор, – чтобы доверять тебе меньше, чем сорока процентам учащихся в классе. – Это прозвучало намного грубее, чем я хотела.

Его лицо стало угрожающим.

– Ты даже не слушала, что я тебе говорил?

– Ты не готова, – пробормотал воображаемый мальчик. – Я хожу по краю, пес следует за мной по пятам, но луна прибывает, Императрица. Ты должна быть готова. Поле боя. Арсенал. Препятствия. Противники. Это начнется прямо в Конце. И Начало близко.

Императрица? Слово, извлеченное из запретного воспоминания о бабушке, вопрошает:

– Хочет ли Императрица Эви мороженого?

Пейзаж за окном меняется. Школьные сады сожжены. Все мертво. Я могла бы так же смотреть на поверхность Луны. Скрутила тошнота.

– Видишь поле боя, – сказал мальчик, указывая на выгоревшую пустыню. – Арсенал? – спросил он с надеждой. – Препятствия? Врагов? Нет? Ах, ты плохо слушаешь! – потом его лицо прояснилось. – В следующий раз я буду говорить громче. И громче. И громче.

Он – и вся сцена – исчезли. Громче? Я не могу справиться с этим, и с намного меньшей громкостью! Я сжала свои трясущиеся руки на коленях, изо всех сил, пытаясь скрыть панику. Джексон только что сказал что-то еще? Я повторила ему:

– Мы попросим сменить партнера.

Он замолчал на мгновение, а потом рыкнул:

– Ты думаешь, я не смогу справиться с заданием, думаешь, я не достаточно умен?

Мой третий день в школе. Апокалиптические видения вернулись. Я была сумасшедшей. Два года и все? Я же не преуспела и две недели. Я горько рассмеялась.

– Ты смеешься надо мной? – он сжал большие забинтованные кулаки, будто умирал от желания что-то ударить. А скорее всего мою физиономию.

– Над чем же еще я могла бы смеяться? - защищаясь, резко спросила я. У меня заняло секунду, чтобы понять, что я только что чертовски оскорбила кайджана. У меня возникло желание зарыдать. Лекарства не работали, я не удержусь два года до колледжа, и я только что вела себя отвратительно с Джексоном, даже если совсем не хотела этого. Возможно, я смогу позже извинится перед ним, сказав, что плохо себя чувствовала...

– Tu p’tee pute, – усмехнулся он мне в лицо. Ты маленькая шлюха.

Я напряглась, вычеркнув это извинение из памяти.

Не в силах сдержаться я снова взглянула в окно. Тот мальчик ушел, и солнце снова светило, сияя над травой до боли яркими цветами. Возможно, мне привиделась та пустошь. Возможно, этот день всего лишь мое видение! Побочный эффект от лекарств, в смысле, что я чувствовала себя за пределами тела. Я чувствовала себя на расстоянии в миллион миль. Или возможно, эта сцена походила на остаточные явления с последней весны – знак, испытание – чтобы понять, насколько я предана идее быть нормальной. Если бы это было испытанием огнем, то я прошла бы. Я превзошла бы других.

Джексон хмурился на меня, сжимая карандаш в кулаке, пока я не начала думать, что тот треснет. Напряженность между нами потрескивала, я боролась с побуждением вынуть альбом, и набросать лицо того загадочного мальчика. Часы на стене тикали как бомба. Как мне удалось бы скрыть это последнее обстоятельство от своей проницательной матери во время одного из ее допросов? Большую часть моей жизни, Карен Грин была идеальной мамой – забавной, доброй, трудолюбивой. Но в последнее время, казалось, что какая-то незнакомка взяла над ней верх, и та для чего-то решила сломать меня. Если она обнаружит, что у меня снова видения, то не сомневаюсь, что мама запрет меня в таком месте как ПШР на неопределенный срок. Потому как подобное она сделала с собственной матерью восемь лет назад.

Наконец-то раздался звонок. Как только последние студенты покинули класс, Бруссард подозвал меня и Джексона.

– Распределение остается тем же самым. Вы должны работать вместе.

Карандаш Джексона треснул в его кулаке.

Брэндон ждал меня возле шкафчика, небрежно поедая яблоко, имея блаженный иммунитет к драме или сомнениям. Между укусами, он произнес.

– В чем дело? Похоже ты в бешенстве?

Динь, динь, динь. Тогда я напомнила себе, что то, что я только что перенесла, было лишь остаточным видением. Так что из-за чего было беситься?

– Я в порядке. Я только что получила партнером по истории Джексона Дево. А Бруссард не станет перераспределять меня.

– Дево вчера толкнул меня плечом, – сказал Брэнд. – Не знаю, какие у него проблемы. Хочешь, чтобы я поговорил с ним?

Брэнд был любителем, а не бойцом.

– Я не хочу, чтобы ты делал что-нибудь, за что тебя выкинут из команды. – Плюс, я подозревала, что Джексон вытрет им пол. – Эти Бейсенские детишки привели меня в бешенство.

Он кивнул.

– Я ненавижу этих четырех панков. – Поразительные слова от Брэнда. Обычно он, как и я, ладил со всеми. – Хотя, девушка вроде в порядке.

Да неужели? Вчера после биологии, я улыбнулась, найдя Брэндона, ждущего меня, но тот даже не повернулся, с вожделением рассматривая, проходившую мимо без бюстгальтера, Клотиль, пока я не прокашлялась ему на ухо. Могло ли быть что-то хуже? Джексон видел все это, ухмыляясь над горлышком фляжки. Теперь, Брэнд, казалось, ждал чего-то от меня. Чего? Мой мозг был словно каша.

Джексон пронесся к своему шкафчику, а Лайонел последовал за ним. Когда Джексон забросил внутрь свои конспекты по истории, то метнул в меня убийственный взгляд. Я недовольно сузила глаза, прежде чем снова повернуться к Брэнду.

– У меня есть идея, и я хочу осуществить ее с тобой, – пробормотал он, его веки потяжелели. О-о. Опять об этом. С тех пор как я вернулась, я избегала темы о моем обещании в надежде, что Брэнд поймет намек. В переписке, он фактически начал считать дни до моего дня рождения, как будто у него был обратный отсчет до конца моей девственности. Когда я поймала его на том, как он тайком таращится на мою грудь, с выражением глубокой печали, то вспомнила фильм, где героиня сравнивала сиськи с часовыми бомбами. Я рассмеялась. Теперь же я поражалась, насколько она была права. Я натянула спокойную улыбку.

– Давай поговорим после занятий.

Он наклонился:

– Родители Спенсера уезжают из города не в эти выходные, а в следующие. Это будет как раз после твоего дня рождения ... - Джексон был слишком близко и мог подслушать этот личный разговор! – ...ты можешь сказать матери, что проведешь ночь с Мелиссой, затем остаться со мной.

– Брэндон, увидимся позже. Я дам тебе знать.

– Хорошо. Да, конечно.

Когда его позвали друзья, он наклонился, легко поцеловал меня в губы, после чего побежал прочь. Когда я собирала книги, то услышала Лайонела говорившего по-французски:

– Удивлен, что ты не избежал этого. – Он указал на меня кивком подбородка. – Она не твоего типа, но симпатичная.

Тип Джексона? Он, вероятно, предпочитает пьяных Бейсенских Бесси, которые проводят время, варя речных раков.

– Она холодная, высокомерная сука, – ответил Джексон по-французски, и его голос окрасился гневом. – Обычная никчемная маленькая кукла – симпатичная на вид но, черт возьми, ничего больше.

Пока Лайонел хихикал, я стиснула зубы, решив не позволить им догадаться, что я понимаю.

О, я более чем никчемная маленькая кукла, кайджан. Я больна. И если бы ты знал, что творится в моей голове, то давно бы крестясь, бросился прочь. И все же, Джексон заметил. Его взгляд охватил мои застывшие плечи и сжатые челюсти. С суженными глазами, он оказался передо мной, продолжая обращаться к Лайонелу на французском:

– Ты должен бежать от нее, и убедиться, что сбил с нее спесь, пока ты делаешь это. Никогда не встречал девушку, которая так сильно в этом нуждалась.

Я пыталась обуздать свою реакцию, но не знаю, удалось ли это. Когда раздался звонок и Лайонел свалил, Джексон припер меня к стенке:

– Tu parles le Francais Cadien? ( фр. – Ты говоришь на французском кадийском?)

Я колебалась с минуту, потом подняла глаза и обернулась через плечо. Смущенным тоном сказала:

– Ты со мной говоришь? – превосходно, Эви. Джексон выглядел потрясенным.

– Tu parles Francais! (Ты говоришь по-французски!)

– А? Что ты сказал?

Он подошел ближе и выглядел устрашающе, заставив меня запрокинуть голову, чтобы выдержать его пристальный взгляд.

– Типа ты не знаешь о чем я.

Соответствуя его настойчивому тону, я заявила:

– Я не говорю по-бейсенски. – Это вышло даже более снобистски, чем я собиралась, но я была рада этому.

После нескольких мучительных минут, Джексон, развернувшись, пошел к своему классу, но по дороге он обернулся и указал на меня забинтованным пальцем.

– Je те guette. (Я слежу за тобой.)