Принцип неопределенности

14. Камень на перепутье или дороги, которые мы не выбираем

Среди воров честных нет… кроме нас, конечно же.

Сол Гудман (Во все тяжкие)

Остерегаться нужно честных людей: даже не заметишь, когда они сделают какую-нибудь глупость. — Капитан Джек Воробей

Людям, решившимся действовать, обыкновенно бывают удачи; напротив, они редко удаются людям, которые только и занимаются тем, что взвешивают и медлят.

Геродот «История»

Музыка

Приключения космических негодяев © Владимир Высоцкий

The Ballad of Captain Robert — © Abney Park

Кем бы ты ни был — © Пикник

Корабль, находясь в чреве мусоровоза, вместе с ним и ушел в гиперпространство. Но мы не находились в почти своем собственном измерении, как это обычно бывало в такой ситуации — отгороженные от всего остального мира в своей собственной каверне ровно обволакивающей корабль. Мы, к сожалению, вынужденно делили соседство с экипажем мусоровоза и оттого не хотели, чтобы они услышали нас в каком-нибудь частотном диапазоне.

Поэтому любые ремонтные работы отменялись — оставалось только рассказывать занятные истории и ждать момента освобождения.

— Тебе понравилось? — спросил меня лукаво капитан.

— Что? — я его не понял, но это случалось частенько.

— Легкие деньги, разумеется. Многие никогда в жизни не увидят такой суммы ни разу. Или не заработают за полжизни. А тут раз! И полмиллиона кредитов у тебя в кармане, — он напомнил о моей доле.

Вообще-то еще не в кармане — надо попасть туда, где капитан сможет перечислить причитающуюся мне долю. Насколько впечатляющей она была? Достаточно, чтобы купить хорошую недвижимость, оплатить несколько престижных университетов или прожить, не отказывая себе в вещах приятных, но обыденных, лет пять. Я скромный человек, мне много не нужно. Но недостаточно, чтобы купить звездолет. Разве что бывшей в таком же «замечательном» состоянии, как тот аэроспидер, который запасливый капитан сунул в трюм.

— К чему ты клонишь? — спросил я его.

— Хочу знать, что же тебе надо. — спросил меня капитан. Эх, если бы я сам это знал!

— Так много…, но ты, верно, интересуешься моими ближайшими планами. Пока не знаю. Но это большая сумма, я согласен… и в то же время слишком маленькая, чтобы найти им настоящее применение. И что бы я ни захотел сделать, мне не помешают деньги. По-настоящему полезная их сумма.

— Ты понимаешь. Возможно. Но ты молод, я тоже был когда-то полон юношеского задора. Думал, что подниму денег, устроюсь в жизни, — он усмехнулся, тряхнув запястьем. — Как видишь, я все еще прикован к своему кораблю. — Он указал на браслет, с которого мог дистанционно управлять «Счастливой Шлюхой». Пусть и неуклюже, но эта штуковина давала доступ ко всем ее функциям с любого расстояния, на которое мог добить гиперпередатчик с защищенным каналом связи.

Корабль слишком ценный предмет, чтобы оставлять его словно какой-то задрипаный спидер.

— К чему ты клонишь? — нетерпеливо спросил я.

— Это затягивает. Почти, как мет[1] смешанный с риллом[2] — с первого раза. Деньги уйдут быстро. Удача может отвернуться, и ты можешь остаться ни с чем. Говорят, нельзя окунуться в одну реку дважды…, но я также знаю — еще проще простого никогда из нее не выплыть. Особенно если ты не умеешь плавать.

— Странное предупреждение от капитана команды контрабандистов, — сказал я. Это было не в его интересах. Или я пока не понял сути затеянной им игры.

— Нисколько. Я использую только посторонних, а ты мне нравишься. А я честный торговец и даю тебе честный выбор. Тебе повезло, и ты можешь честно уйти со своей долей. Ведь каждый контракт на каждое новое дело разовый, — сказал Травер.

Капитан вел дела способом, который он сам называл «честным». Все члены команды делали вложение в дело, у кого что было — навыки, рабочие руки, острые сабли или даже сам звездолет и распределяли долю в возможной прибыли, достигая консенсуса общим голосованием. Разумеется, после вычета операционных расходов и издержек, скажем, на топливо или похоронные. Даже само дело не может быть начато без одобрения всех членов команды. Что-то это мне смутно напоминало. Нечто архаичное. И не очень доброе.

— Я свое главное вложение — корабль, не потерял, — продолжил он. — И заработал приятную сумму. Ты вложил немного, но приобрел куда большее «богатство» по отношению к своему вкладу. Но если мы захотим начать новое дело — ты можешь и не принимать в нем участия. Ты свободен. Неволить не буду — у тебя хорошая сумма на руках и еще незапятнанная репутация. Можешь неплохо устроиться или получить образование. Я повидал мир и знаю, что перевозкой контрабанды он не ограничен. Но замечу — тогда их надо будет постирать. Я знаю пару человек, у них проверенные химчистки и за фиксированную таксу они сделают их легальными. Но тогда сумма еще уменьшится.

Я был уверен, что в эту «таксу» входит и доля Травера за наводку клиента.

— Меня пока все устраивает, — ответил я. Хотя сам и сомневался по правильному ли пути я иду. И стоит ли того риск. Учитывая, что дорога возникает под ногами идущего, и моя выложена не желтым кирпичом.

— Я обычно не имею дел с Республиканской таможней, — сказал Травер. — Не хочу стать разыскиваемым лицом сразу в половине Галактики. Но это дело было особенным — я давно столько за раз не поднимал. Видишь ли, обычно большая часть тех денег, которые мы зарабатываем, как правило, откладывается на счетах коррумпированных чинушей, присосавшихся к своим электронным подписям, заверенным и занесенным в реестры. Мне такой расклад не по нраву.

— Продавец и покупатель должны иметь возможность вести дела напрямую. По-моему это правильно, — я пожал плечами. — Что бы они ни покупали и ни продавали.

— И я так думаю. В крайнем случае, если у них нет своего корабля, им помогает вольный торговец. Это честная работенка. Как бы про это кто и чего ни говорил. Будто нельзя возить ящики оружия и бочки с взрывчаткой! Это горизонтальный способ передачи взрывчатки, а не одобренный государствами вертикальный.

— Это когда бомбы сбрасывают на чьи-то головы из бомбардировщика? — переспросил я.

— Ага. — кивнул Травер. — Я также избегаю скучных и однообразных дел с обильным кормлением чинов от таможни и иных ведомств. Ты можешь счесть это неумным, но это мой стиль. И менять его я не намерен.

— Меня он устраивает, — кивнул я.

— Это хорошо. Я хочу тебе кое-что рассказать. Одну… гмм, притчу. Или басню, поскольку она из животного мира. Чтобы ты задумался, — сказал Травер. — А то пока по тебе незаметно.

— Я слушаю.

— Это я видел своими глазами и запомнил очень хорошо, когда был еще мал. У меня на Рилоте водятся пещерные крысы. Понятно дело в пещерах же, — он показал по-акульи заточенные зубы — Всегда голодные, их много и каждая хочет урвать свой кусочек жратвы. Но их ловят самих. Легко и просто. И тоже едят. И знаешь как? Ловят, разумеется! Не едят, — усмехнулся твилек.

— Мне уже стало интересно, — сказал я. Крысы были вездесущим инвазивным видом, сумевшим, как я убедился выжить даже в подземелья Корусанта, где ожесточенно конкурировали популяции самых разнообразных существ, привезенные туда с тысяч миров.

— После того, как из бутылки с газировкой выпивают тот шедевр химиков, который они в ней намешали, ее прокалывают вдоль спицей. И кладут концами на пластиковое ведро с водой. Так чтобы бутылка свободно вращалась. К банке приматывают вкусняшку для крыс, а чтобы им было предельно ясно, куда надо стремиться — кладут две направлявших, по которым можно забраться на бутылку. Тогда даже самой тупой крысе станет понятно, каким маршрутом нужно следовать.

Крыса, привлеченная манящим запахом, — он шмыгнул носом, — взбирается на бутылку в предвкушении обеда…, но бутылка под ее весом проворачивается — и она падает в ведро, — капитан резко взмахнул рукой. — И ее участь теперь решена! Теперь она сама — чей-то обед.

— Намекаешь, что я как та крыса, уже забрался на бутылку? — протянул я.

— Значит, ты отлично меня понимаешь, — широко улыбнулся капитан. — Бутылка крутится все быстрее и быстрее — соскочить с нее уже нельзя, кроме как рухнуть вниз. Рухнуть и утонуть. Остается что есть мочи вцепиться в скользкий пластик, борясь за каждую секунду своей жизни, надеясь, что это продлится достаточно долго или возникнет призрачный шанс соскочить. Прыгнуть в сторону! За край — но нет, на это тоже не хватит сил.

— Ты вроде бросил попытки отговорить меня. Но что ты хочешь сказать?

— У большинства преступников мозги, крохотные как у тех крыс — они не способны прогнозировать свою жизнь дальше того момента, когда в очередной раз придется заряжать свой смартфон. Ближайшая выгода перевешивает всякий страх наказания, но по-настоящему оно настигает почти всех — рано или поздно. Кто-то умирает с пробитой головой, кто-то от передоза, захлебываясь блевотиной, или бывает застрелен. Это случится. Неизбежно. Но они не в силах вместить это в свой череп одновременно с тем наваром, который ждет их прямо сейчас. Ценность любого вознаграждения их трудов стремительно тает, чем дольше его придется ожидать, — говорил Травер. — Ты, знаешь, что даже самые совершенные цифровые замки и системы безопасности в принципе не так и сложно обмануть. Полиция ловит конкретных дебилов, не позаботившихся об алиби и не заметших за собой улики. По синьке зарезавших своего собутыльника или забывших свои документы в ограбленной квартире.

— Мне это тоже хорошо известно, — ответил я.

— Ага, а также любой встающий на преступную стезю, думает, что он-то умнее и хитрее прочих. И уж он не попадется — попадаются другие. Смекаешь?

Я улыбнулся в ответ.

— Но я знаю, что есть те, кого никогда и ни за что не заметали, — загорелся капитан. — Они обычно играют по крупному, — только мелкие крысы ловятся на такую уловку, если вымахаешь, то можно опрокинуть любое ведро, прогрызть любой пластик. Самому установить законы под себя.

— И где взять такие деньги? — спросил я его. — Возить реакторы или дурь тоннами по галактике?

— Не только… Вся наша работа зиждется на удаче — так думает любой идиот. И я, но я скажу точнее — на тщательно рассчитанной удаче. Знаешь кто истинные герои Рилота?

— Скажи.

— Это не военные и не ученые. Не благородные правители и не жрецы. Не о них говорят с восхищением на каждом угле. Большинство из моего народа трудится во тьме шахт, но мечтают, и рассказывают с придыханием совсем о других героях. Первый, кого я вспомнил — твилек, трижды подряд выигравший галактический турнир в саббак. Купил себе планету на выигранные деньги. Второй был пиратом. А стал правителем целого государства во внешнем кольце.

— Хочешь быть третьим? — догадался я.

— У нас ценят тех, кто умеет ловить удачу за хвост. И ты отличный актив для решения этой задачи.

— Удача вещь зыбкая.

— Ничего подобного. Вот взять наше дело — мы рисковали только несколько раз. Причем быть пойманными и осужденными только один раз — когда уже вылетели на аэролинии Корусанта, но не прицепили местный транспондер.

— А в другие?

— Мы могли сбежать — в этом нет ничего постыдного. И так было бы правильно — мы бы сохранили ценный груз. И нас бы не узнали, идентификация корабля, не отвечающего ни на один запрос одна из самых сложных задач для юстициаров. Кажется, там где-то затерялась четвертая степень.

— В главной формуле радиолокации, — напомнил я ему.

— Точно. Видишь, я вполне образованный капитан, — сказал самодовольно Травер. — А если меня или тебя остановили на улице, это бы закончилось допросом, на который пришел бы государственный адвокат. Из всей той лабуды, которую он напел бы тебе, стоит запомнить только одно — ты имеешь право не отвечать ни на один вопрос и отказаться от спецсредств, вроде полиграфа и нейроинтерфейса, который якобы нужен, чтобы доказать твою невинность. Тебе бы впаяли штраф, который надо оплатить в течение месяца и отпустили бы на все шесть сторон. Взял бы билет куда-нибудь, и я бы тебя подобрал. Или наоборот, ты — меня, — усмехнулся твилек.

План этот имел одну неприятную особенность — вспомнил я. Капитан весьма хитро настроил доступ на борт корабля и доступные на нем функции. Он предполагал возможность того, что его могут кинуть. Только предполагал, и я не принял это близко к сердцу — ведь это было совершенно логичным ходом.

— Это я знаю, не раз обсуждали. Но те типы, которым мы отдали реакторы — они видели нас в лицо.

— Думаешь, это были покупатели? — громко засмеялся Травер. — Ничего подобного. Это просто перевозчик, да еще и нанятый анонимно. Очень надежный с проверенной репутацией. Если нынешнего владельца реакторов возьмут за яйца — он только укажет на учебник криптографии.

— Такое ощущение, что мы почти ничем не рисковали… — сказал я недоверчиво.

— Так и есть. Ты имеешь дело с тем, кто умеет риск минимизировать. Я дегустатор риска, а не запойный пьяница… Когда это возможно — не думай, что так бывает всегда. А сам-то, как провел время? — спросил он меня участливо. — Я бы на твоем месте снял бы хату в приличном районе и не вылезал бы из какого-нибудь бара и объятий нескольких шлюх. В старые добрые времена, — сказал он ухмыльнувшись. — Теперь я деньги коплю, а не трачу. Но ты провел его, я уверен, еще веселее, — гоготнул он. — В тебя стреляли, ты вернулся с пушкой и на байке, готовом рассыпаться в труху. Весь помятый и взбудораженный, — перечислил он. — Кстати, а почему в тебя стреляли?

— Паспорт, — ответил я. — Номер на нем — слишком правильный. Из излишне гордых чисел[3]. И кто-то вполне разумно рассудил, что у меня денег должно быть как грязи, раз я купил себе такой понтовый идентификатор.

Травер задумался.

— Это может стать головняком в будущем, но хорошо, что ты сказал — нельзя ничего планировать, не имея полных знаний о ситуации. Но это то, что уже никогда не исправить. Разве что ты попадешь под программу защиты свидетелей, да и то только Республиканским юстициарам — только они могут создать тебе новую личность. Но, как ты понимаешь, это не вариант.

Он задумался.

— Ты не оставил, случайно, свидетелей? — неожиданно сменил он тон. — Знаешь, есть два типа серьезных преступлений — удачные и те, когда оставляют свидетелей.

— Нет, — не стал я опираться, — хотя один человек, возможно наводчик не пострадал.

— Не волнуйся, расскажи подробно каждый свой шаг, надо оценить, не спалился ли ты на мокрухе.

Я рассказал все с того еще момента, как приобрел всю необходимую бытовую химию. Травер похвалил меня, за то, как я это сделал и что было это сделано в другом блоке. Он не нашел к чему придраться, но советовал так больше не рисковать. Трофейный бластер он посоветовал выкинуть вместе с мусором в космос — я также нашел это разумным. Риск того не стоил, слишком дешевым был этот ствол на внешнем кольце. Полицейский ствол — слабенькая игрушка, а не эффективное оружие против щитов. Из нее разве что застрелиться удачно можно.

— Кстати насчет репутации… — все же решил я начать неприятный разговор.

— Ты был в темном голонете и, разумеется, поинтересовался моей репутацией, — Тяжело вздохнул Твилек. Лекку дернулись от злости. — Вот так печешься об анонимности, не оставляешь следов, а клиенты, уверенные что их кинули или их кореша и родичи — пишут свои грязные домыслы на сайт с названием вроде «Список мудаков/nalhutta», или «Осторожно кидалы!». Всякие наветы и клевету. Написал порожняк и не отвечаешь за свои слова. Удобные ресурсы для пиздоболов.

— Так ты пояснишь свое в нем наличие? Не на самых последних строчках, замечу. И комментариев там хватает. Как и цифровых заверений авторитетов. Целая ветка форума о твоей личности, — продолжил я напирать.

— Я честный контрабандист, что бы там ни говорили про меня. Так и быть, я поясню тебе, как я там оказался. Кинуть решили меня. Я по молодости не умел разбираться в людях. Которых взял себе в команду. Нет, не твилеков — у нас с опытом вождения кораблей не густо народу.

— И?

— И, как оказалось, эти люди тоже не разбирались в твилеках. Это меня и спасло — он задрал рубашку, показывая длинный рваный шрам от виброножа в спине. — У людей там печень. А у нас еще один желудок. Вот такая история, вкратце.

— Ясно, — кивнул я, все еще ожидая продолжения.

— Более того это был не единичный случай взаимного непонимания с клиентами и командой, да и просрал я пару грузов по неопытности. И их голос против моего куда весомее. У тех же хаттов не только голос весит больше моего, — хохотнул он.

— Тогда вопрос, я думаю, снят.

— Я не держу лишних секретов. Они могут создать недопонимание.

Интересно, как насчет не лишних? — подумал я.

Корыто с мусором волочилось до планеты-свалки четыре дня. Это не так уж и много, если подумать. Иметь целую необитаемую планету в качестве помойки — невероятная удача. У вас точно не будет болеть голова по поводу отходов химической промышленности, отработанных реакторов и прочих радиоактивных отходов, а то, что пластик не спешит разлагаться ну так и хрен с ним! Межзвездные перелеты стоило изобрести хотя бы ради этого.

Именно такие мысли посетили меня, когда я, сидя бок о бок с капитаном в кокпите наблюдал за тем, как он вынырнул из груды мусора вываленной на поверхность этого несчастного мира. Многокилометровый слой мусора пополнился еще несколькими тысячами тонн опасных для жизни и ядовитых отходов. Уже десять тысяч лет мусор свободно падал окутанной плазмой россыпью на поверхность планеты. Возможно, с поверхности это смотрелось даже красиво — если было кому смотреть своими зрительными рецепторами. Сама эта планета до того, как стать свалкой не имела ни атмосферы, ни жизни, но благодаря деятельности разумных обзавелась и тем и другим. Садиться на планете по данным Республиканского планетарного справочника настоятельно не рекомендовалось. Можно было только догадываться какие формы жизни мутировали в богатой на канцерогены и активные изотопы биосфере этого номерного мира, лишенного даже собственного имени.

Осталось подготовиться к сдаче школьных и по совместительству вступительных экзаменов. Пока мы летели грузом, я выяснил, фехтуя с Нейлой, что лекку — головные отростки твилеков это не только эрогенная зона, но и болевая точка. Она все также вела себя весьма раскованно и со склонностью к эксгибиционизму, постоянно ставя меня в неловкое положение.

Пока я только тренировался в спарринге. Учился соразмерять движения рук и ног. Атаковать не только руками, но и всем туловищем. Основные стойки и позиции с мечом в руках. Колотя же несчастный манекен пластиковой палкой я отрабатывал пару часов одно и тоже движение до тех пор, пока Нейла снисходительно не говорила что-то вроде: «Уже не так ужасно». Нейла также давала задание отрабатывать некоторые движения и атаки с титановым ломом заместо меча — для укрепления мускулатуры. Потом, после перерыва грушей работал уже я.

***

Мы добрались до одного из обитаемых миров и купили немного тибанны[4] для двигателей и трафика в голонете — искали, чем еще можно заняться. Капитан, как я уже понял, не любил повторяться и брался всякий раз за любое новое дело, сулящее хорошую прибыль.

По головизору хорошенькая телеведущая зачитывала новости. Я вынырнул из своих мыслей, услышав знакомое название.

— По решению Сената Галактической республики на торговое и какое-либо иное сообщение с мятежным Индаром-3 наложена блокада. Она продлится до тех пор, пока правительство этого мира не выполнит резолюцию сорок четыре — двенадцать. Подобные меры…

На фоне планеты показали несколько военных кораблей, державших блокаду. Республика взялась за мятежный мир всерьез.

— Всегда, когда где-то есть блокады, несправедливые налоги и эмбарго, там появляемся мы и спасаем людей, — заметил Травер. — И при этом можно неплохо подзаработать.

— Надо взять этот мир на заметку. Возможно, нам пригодится вся информация по тому, в чем они нуждаются, — сказал я, наворачивая завтрак.

— Ага, — согласился капитан.

— А теперь к срочным новостям с аграрной планеты Хорид-4. Неизвестный микроорганизм, или бактерия уже практически уничтожила большую часть эндемичной флоры этого мира. Теперь он стоит на грани экологической катастрофы, — продолжала вещать ведущая.

Фарланд замер, не донеся вилку до рта.

— Мы связались с администрацией планеты, управляемой пищевой компанией «Продовольствие Утан Тарр». — ведущую сменил уродец с торчащими наружу зубами и вытянутой как у «чужого» головой, дретос, судя по всему.

— Гниющие посевы отравляют землю. Катастрофа несет беспрецедентный характер. Нам потребны огромные средства для восстановления биосферы планеты. Уже сейчас корпорация находится на грани банкротства, миллионы наших работников нуждаются в помощи, — он был в расстроенных чувствах, судя по голосу. — У нас нет средств для выплаты выходного пособия всем этим разумным, а все банки, в которые мы обратились, отказали нам в выдаче кредитов. И мы уже получаем первые иски по невыполненным обязательствам на поставки. Нам ничего не остается, как выйти на комиссию по экономической помощи при Сенате.

— Это ужасно. И виноваты в этом мы, — сказал Фарланд.

— Мне пофиг. — сказал я, продолжая кушать.

— Не порть аппетит, — поддержал меня капитан, обращаясь к коку.

— Скажу, что это ужасно, но будет еще ужаснее, если станет известно, кто занес туда этот микроорганизм, — сказала его жена. — Но поскольку никто об этом знать не может все еще неплохо.

— Мы никоим образом не должны подавать вида, что как-то причастны к этому. — сказал я.

— Согласен, это должно стать нашей общей тайной, — тряхнул головой капитан. — Но это может всплыть только одним способом

— Кто знает об этом? — спросила Нейла.

— Только мы, — сказал я. Даже джедаи не знали, как именно мы добрались до поверхности Корусанта. — А Сольвин?

— Нет, он только узнал от меня, где выставить человека с транспондером. Он умный человек и понимает, что есть вещи, о которых чем меньше знаешь — тем лучше, — сказал уверенно Травер.

— Как вы можете быть такими бесчувственными? — с потерянным видом озирался на нас Фарланд.

— У меня есть чувства, — возмутился я. — Чувство голода к примеру. Да и подумай, в этом есть и положительные моменты. Представь себе только: каждое новое поколение проживает абсолютно такую же жизнь, как и предыдущее! Отличия возникают только в мелких и незначительных деталях. Затем это повторяется раз за разом — такие же ничем не отличающиеся жизни. У меня на родине один человек, которого трудно обвинить в глупости сказал: «Ничто не может считаться более явным признаком умопомешательства, чем повторение одних и тех же действий в надежде получить разные результаты».

Но эти люди как раз этим и заняты. Какой в этом вообще смысл? Одно поколение не найдя никакого смысла в жизни умирает, но успевает наплодить следующее, в надежде на то, что уж оно-то будет вести себя иначе, найдет этот гребаный смысл, хотя-бы устроится в этом потоке удовлетворения своих животных потребностей лучше предыдущего или что-нибудь еще, более оригинальное. Хотя, кого я обманываю, они плодятся, потому что плодятся — простые инстинкты! И все повторяется из поколения в поколение, без каких-либо изменений. Неужели эта бесконечная итерация вообще необходима? Все знают, почему в них есть желание ее совершать, но и не пытаются найти в ней смысл.

— Тогда стоит уничтожить всю разумную жизнь, если поверить твоим, достаточно бесчеловечным речам, — сказал Травер.

— Если она не находится в поиске нового знания, добавляя к своим возможностям новые инструменты, а к представлению об окружающем мире новые главы это определенно разумный шаг, — совершенно серьезно ответил я. — Или если она не изменяется и не стремится к этому, что тоже придает такой разумной жизни вид рекурсии. Теперь же эти люди найдут себе новую более интересную работу…

— Ага, — перебил Фарланд меня яростно. — Работу шахтеров, проституток и профессиональных попрошаек. А сколько из них преступят закон, не найдя средств к существованию?

— Неужели тебе не импонирует, что ты участвовал в исторически важных событиях? — взялся я за другую сторону вопроса.

— Но не тех, которыми можно гордиться, — уверено ответили мне.

— У меня на родине был один тип. Он завоевал уйму государств, отрубил сотне царей головы, сжег вместе с жителями несколько мятежных городов, но вполне с приязнью вспоминается историками и обывателями. Чем дальше события от непосредственных участников, тем с меньшим морализаторством к их оценке подходят.

— Этот парень ведь был царем? — спросил меня Травер. Я кивнул. — Царям всегда всё можно. Их подданные это даже оправдают какими-нибудь высокими целями и понастроят им статуй. А мы контрабандисты, не забывай. И таких привилегий лишены. Мы в учебники истории, как лорды Ситов не попадем. Туда попадают те, кто убил массу народу, так уж устроен мир. Чем больше — тем выше известность.

— Ты пожалуй прав. Но пара навигаторов в учебнике истории обосновалась, — нехотя согласился я. — но мы и не стремимся к этому.

Хотя Дарагоны вошли в историю именно так, а не как форсъюзеры, которыми они в действительности были, больше известных штурманов я припомнить не смог.

— Вы бы лучше подумали о том, чтобы никто не узнал о нашем посещении это сгнивающего мира, — сказала Нейла. — Вспоминайте любую мелочь, которая может испортить нам жизнь.

Никакой он не сгнивающий, — подумал я. Напротив — теперь он изменяется, преобразовывается, а не гниет в вечной и унылой неизменности. Не печально ферментируется в замкнутом сосуде без доступа кислорода. Суть явления не была отображена его формой, а напротив — противоречила ей, лишь придавая ему пикантности таким обманом.

— Вот глас разума, — сказал Травер. — послушайте умную женщину.

— То есть вас волнует только то, чтобы об этом никто ничего не узнал? — спросил Фарланд.

Мы дружно закивали в ответ. Фарланд взбешенно встал и вышел из кают кампании, направившись в свою каюту.

— Он начинает тревожить меня, — сказал Травер.

— И одно дельце, которое я нашел, пролистывая новости, совсем ему не понравится. Я хотел его предложить на следующем совете команды.

— И какое это дельце? — заинтересовался сказанным капитан. — У меня есть на примете несколько дел. Забрать анонимный груз с астероида, выгрузить в мутный орбитальный склад. Ничего рискованного, но это принесет совсем крохотные деньги. Считай, что у меня нет конкретных планов, так что выкладывай.

— Недавно, всего неделю назад был открыт новый обитаемый мир. Вернее неделю назад об этом появилась информация, — я не смог не отсечь лишние предположения. — И для него характерен не самый высокий уровень технологий. Цифру классификации забыл, но никаких гипертехнологий и силовых щитов с репульсорами.

Здесь была своя шкала. Не такая амбициозная, как у Кардашева, но куда более практичная.

— Я тебя понял, — кивнул, сосредоточившись Травер. — Обычно в такой ситуации прибывает делегации из важных послов Республики и группы джедаев. Они настойчиво предлагают вступить в Республику, требуя при этом соблюдения различных условий, мало чего предлагая взамен.

— Джедаи нужны для повышения сговорчивости? — задал я с улыбкой вопрос.

— У них это хорошо получается, — сказала Нейла.

— Обычно потом прибывает миссия с послами, инструкторами, исследователями разного рода и экзопсихологами. — продолжил рассказ капитан. — И теми, кто должен вести социальное просвещение. И различные яйцеголовые. Было такое последний раз лет пятьдесят назад.

— Их охраняют? — спросил я.

— Целая миротворческая миссия. Также их цель защитить новооткрытый мир от пиратов и работорговцев.

И контрабандистов, подумал я.

— Но ведь так поступают не всегда? — сомневаясь, спросил я.

— Только если мир представляет интерес для Республики.

— В число передаваемых технологий входит оружие и гиперпривод?

— Это строго контролируемые товары, — скабрезный тон голоса Травера говорил о том, как он к этому контролю относится. — Но мы же должны помогать страждущим? Это хороший бизнес. Мне он нравится. Но есть ли туда маршрут, вот в чем вопрос.

— Я тоже сомневался в том, что астронавигационное бюро внесло его в свою свободную карту, но в действительности внесло. Удивительно даже. А затем через день убрало, — теперь он указан, как предельно небезопасный. Пользоваться таким самоубийство. Вернее, нас хотят в этом убедить.

— Успел сохранить? — встрепенулся капитан.

— Конечно, карта сектора со старой датой у нас есть, — сказал я довольно.

Мало того, что навигаторы проложили путь к новому миру. Надо чтобы они поделились этой информацией с миром. Прошивка нашего гипернавигационного компа позволяла использовать любые карты, да и вообще вводить направление прыжка вручную, на свой страх и риск. Юридически по правилам межзвездного судовождения без квалифицированного штурмана на борту такое недопустимо. Но обеспечить технически соблюдение этой правовой нормы было нелегко и на обычных судах, не то что у нас. Да и вне Республики ее законы не действовали.

— Тогда я за! — сказала Нейла, внимательно нас слушающая. — У нас есть опыт торговли с разными аборигенами.

— Нужно подумать, что купить в дорогу к ним, — сказал я.

— Пусть каждый составит список, а затем обсудим предложения, — предложил Травер. — И нужно решить, что делать с этим страдальцем. У него воспаление морали. Такое случалось и ранее, но я все еще надеюсь, что это пройдет. Он отличный повар, но я не привык принимать решения о том, чем заниматься без полного совета команды. Так сказать по старой доброй пиратской традиции. — Он коснулся рукояти кривого кинжала, с которым не расставался никогда.

— Было бы жаль расставаться, если его не устроит это занятие. Он действительно вкусно готовит. Я постараюсь его уговорить, но не уверен, что у меня получится, — заранее извинился я.

— Так будет справедливо. Мы свободные разумные, — сказала Нейла.

— А что, кстати, со здоровьем Ивендо? — задал я давно назревший вопрос.

— Ему прописали курс реабилитации. Через пару месяцев он будет в форме. Он настаивал на том, что будет полностью в состоянии управлять кораблем и вернется в строй даже раньше.

— Это хорошо, — обрадовался я. — И то, что у него налаживаются дела, и то, что он вернется в строй. Нам нужен опытный пилот.

Я постучался в каюту к Фарланду. Шлюз-дверь распахнулась, как дверца японского домика.

— Я хотел поговорить.

— Ну, заходи уж. — он явно был не в настроении.

— Это действительно для тебя важно?

— Безусловно. А для тебя нет?

— Для меня нет. Капитан хотел узнать, насчет твоего желания участвовать в следующем деле.

— И что там? Перевозка наркотиков или рабов для хаттов, или же взрывчатка для террористов? Травер же не любит возить малоценные грузы. Неинтересно ему! Или еще чего-нибудь более эксцентричное?

— Технологии для недавно открытого мира. Будем нести просвещение и прогресс в массы. Ты должен одобрить такое великодушие, — начал я заходить с фланга.

— Оружие, иначе говоря. — Он поморщился. — Нет, я не горю желанием заниматься торговлей оружием с туземцами. Все эти технологии не принесут им счастья.

— Любое открытие можно приложить к убийству. Это же не повод убивать друг друга каменными топорами? Гораздо культурнее и просвещеннее… ну или хотя бы прогрессивнее делать это с помощью орбитальных бомбардировок, — высказал я свое мнение. — И лучше, конечно, развивать духовность, поклоняясь духам камней. Или уважать природу, истребляя целые виды животных, на которые легко охотиться и сводя подчистую леса варварскими методами земледелия. Медицина это тоже зло, она не сделала нас счастливее — а иммунитет это тот дар природы, которым мы должны довольствоваться. — перечислял я то, что сделало нас «несчастными».

Ах, еще и акведук, как случай водопровода. И бани. И канализация. Но я не стал их упоминать. Вряд ли Фарланд представляет себе хоть какую-ту жизнь без них.

— Я думаю только о том зле, что мы принесем им. А не о благе.

— Они идут рука об руку — так устроен наш безумный и противоречивый мир.

— Это не то, что я хотел услышать, — сказал он недовольно. — Я не хочу этим заниматься.

— Тогда мы расстанемся где-нибудь на цивилизованном мире, — сказал я.

— У меня есть кредиты, чтобы оплатить долги банку. Мне надоело рисковать своей шкурой, и потому я поищу более спокойную и законную работу.

— Не могу не одобрить твоего решения.

— Ты бы так не поступил, — презрительно сказал он. — Ты не хочешь заниматься честным трудом. Не тем идиотизмом, который так зовет Травер.

— Я нет. Но для тебя и в твоей ситуации оно разумно. И… если тебе будут задавать вопросы насчет меня, то прояви сдержанность и не упоминай такого слова, как «Сила», лады?

— Постараюсь.

Я вышел из каюты. Все без толку!

— Его не переубедить? — спросил капитан.

— Бесполезно, — сказал разочарованно. — Нам придется потратиться на дроида-повара.

— Это помимо протокольного. Он нам пригодится на переговорах.

— Где можно купить много различной техники, пару дроидов и сдать выпускные школьные экзамены? — спросил я.

— Сейчас найдем подходящее место. Садись, — он указал когтистой ладонью на диван рядом собой.

Расположившись перед голопроектором, мы листали список миров, обжитых астероидов и орбитальных и свободных станций, до которых был кратчайший путь. Станции, свободно дрейфующие в космосе, не были редкостью. Расположившись на транспортных узлах они не испытывали нужды в ресурсах и средствах. Именно такую, размером с небольшой провинциальный город, мы и выбрали для наших целей. Она носила мирное имя «Лагуна Алгана» и была заселена в основном дуросами, людьми и забраками.

Этот островок вольности формально входил в Республиканское пространство. Будь все контролируемо так, как корускантские улицы верхних районов, то преступность исчезла бы с лика галактики, но подобно крысам, прячущимся по темным углам, преступные элементы находили себе пристанища. Ими были заброшенные сектора экуменополисов, астероиды и богами забытые планеты. Масштаб в Республике был несколько иным, преступность вытеснялась не в кварталы нигеров или национальные анклавы, а на целые планеты и спутники, где царила без ограничений. Но кое-кто жил и среди стали и бетона. Пардон, дюрастали и дюракрита. Все еще встречались и яркие виды из нержавеющей стали и титановых сплавов. Отдадим почести Джиму ди Гризу и его последователям.

Преступность в грубо-средневековым смысле конечно. Как рассказывал старичок из ночлежки, в столице лидировали преступления иного рода, более цивилизованного. Но стоило совершить один гиперпрыжок и можно было встретить простые нравы античного мира, но с бластерами и прочими техническими достижениями в качестве антуража заместо топоров и копий. Эта станция лежала на границе этих миров, благополучного сверхцивилизованного мира Республики и полного безумия и хаоса внешних территорий.

Здесь можно было купить оружие любого рода в желаемых количествах. Теоретически нехорошие люди из Республиканской службы безопасности могли съесть живьем любого, кто связан с нелегальной торговлей оружием, без соли. А легальным оружием считалось только нелетальное, летальное при наличии лицензии, и «противоастероидные» пушки кораблей. Вздумай, кто подвесить под корабль протонную торпеду, его ожидает теплый прием… у нас же была только ударная торпеда[5]. Но зато не одна. Но и это могло вызвать множественные вопросы. Но все эти правила практически не исполнялись, как и вообще почти все законы в свободном космосе.

— Вы понимаете, к чему это может привести? Знаете, почему доступ к технологиям дается постепенно и равномерно всем представителям вновь открытого мира? — безрезультатно увещевал нас Фарланд.

Мы шли по бесконечным коридорам станции, в направлении кантины и слушали его непрекращающееся нытье

— Я изучил школьную белиберду и готовлюсь написать сочинение на эту тему. Разумеется, чтобы это не привело к внутренним конфликтам и войнам. И манипуляциями этими технологиями со стороны корпораций-монополистов. Но торговля будет легальной — я не нашел в таких действиях состава преступления. Травер подтвердит, он общался с адвокатом и замечу за свой счет, — капитан довольно кивнул. — Мы будем совершать честную сделку с правительством этого мира.

— Тебя волнует только состав преступления? Неужели тебе безразлична судьба всех тех жителей? — все никак не унимался кок.

— Так они быстрее узнают о кольто, репульсорах и чистой энергетике. Неужели это не будет благодеянием? — спросил его капитан.

— Это вероятно. Но вероятно и то, что они устроят геноцид соседям с помощью новых технологий. И вашей так сказать помощью. Ты не думаешь об этом? Если они окажутся не миролюбивыми созданиями?

— Ты всегда играешь по правилам Сената Республики? — спросил я уже выведенный из себя. — Полное исключение риска — это не делать вообще ничего. Мы рискуем. Сами и окружающим миром.

— Таков наш выбор. И наша работа, — сказал за мной Травер.

— И это то, ради чего мы живем. Игра, риск, — сказала Нейла.

— Не ожидал это от тебя, — изрек я.

— Если я не пристукнутый карточный игрок, как мой муж, это не значит, что я чужда азарта. И уж точно мне неинтересна работа на кухне, или посещение спа-салона. Хотя, нет туда бы я заглянула, но после хорошей драки, — сказала она с хитринкой в глазах.

— Команда психов, — выдавил из себя Фарланд.

— И как его в нашу компанию занесло? — задал я вопрос капитану.

— Он действительно умеет работать с такелажем и располагать груз, как никто другой. И мог бы работать в ресторане с его кулинарными способностями. Глупо было не нанять такого человека, учитывая, что лишние руки, способные удержать пушку это не менее ценное приобретение, — разъяснил капитан.

— Понятно, — сказал я разочарованно.

— А что держит тебя? — спросил меня Фарланд.

— Летать интереснее, чем ходить, не находишь? — ответил я снисходительно. — И на «Счастливой шлюхе» это делать невероятно занимательно.

— Последнее наше дело, это же неповторимое достижение! — сказал гордо капитан. — Кто еще может похвастаться тем, что втемную посадил свою телегу прямо на… тот город? Хотя по-настоящему никто и даже мы… Что еще вроде этого мы сможем сделать?

Нейла показала на свой слуховой конус, заменяющий уши твилекам, а затем на стену. Я кивнул.

— Но этим мы будем хвастаться как-нибудь позже. Когда заработаем достаточно кредитов.

— Тебе мало тех денег, что у тебя есть? — спросил меня Фарланд недоверчиво.

— Денег не бывает мало или много, — ответил я философски. — Их бывает достаточно или нет, и это зависит не только от их количества, а в большей степени от того, на что ты собираешься их потратить.

— Не в деньгах счастье, — сказала Нейла.

— А в их количестве, — вставил свои пять копеек Травер.

— А в соразмерности их численности и твоей в них потребности, — нашел я компромисс.

— Убавь потребности, — предложил Фарланд. — Для чего тебе миллионы кредитов?

— Зачем мне заниматься аскетизмом? Если проще заработать их еще? — спросил я капитана.

— И это говорит человек, который заказал стакан дистиллированной воды и ест разогретые химикаты, а на вопрос какой коктейль ему налить отвечает «Стакан иллюзий, стопку наглости и ложечку заблуждений. Взболтать, но не смешивать», — проворчал Травер, пародируя мой голос. — Запоминай, пока есть возможность меня слушать: аскетизм, особенно показной производит отрицательное впечатление на клиентов, — начал поучать меня капитан. Я как всегда это терпел, по понятным причинам. — Они ждут, чтобы ты был адекватен, то есть совершенно обычен и предсказуем в их представлении, реагировал на все возможные импульсы — денежные, сексуальные или даже угрозы ожидаемым способом. Человек же избегающий общества соблазнительных женщин, не пьющий и не употребляющий никаких веществ как минимум вызывает недоверие. Не надо демонстрировать свою инаковость на публику — изображай лучше гедониста. Они невероятно управляемы и предсказуемы. Заведи какие-нибудь причуды, имитируй зажравшегося мажора. Если не ценишь удобства… то попробуй оценить красоту своей собственной игры.

Перекусив, мы договорились встретиться с поставщиком. Очередное заведение под названием «Таг и Бинк» внешне и внутренне говорило о том, что есть нечто постоянное и не зависящее от координат в галактике. Кантина другая, а планировка почти та же. Даже лица.

— Все кантины похожи друг на друга, как близнецы? — спросил я команду.

— Почти все. Но именно кантины, а не бары и другие места увеселения. Место, где останавливаются путешественники всегда одно и то же, где бы ни было расположено, — разъяснил капитан.

— Экспериментировать с планировкой себе дороже, — ответила Нейла. — Звездолетчик, заходя для того, чтобы спустить деньжата в саббак, удовлетворить половые потребности, и найти работу в одном месте не отходя далеко от барной стойки, не захочет искать каждый раз заново, в каких углах это расположено.

— А ведь так можно и перепутать ненароком бордель и зону для ведения деловых переговоров, — добавил весело Травер.

Нейла пихнула его локтем под ребро. Хотя недовольство было скорее показным. Я так и не понял сути их отношений, того что они называли «браком».

Я заказал себе сока. Под удивленными взглядами моих товарищей, которые, похоже, все же начали замечать, что мне надоело заправляться этанолом, я ответил:

— Я не привык пить чаще, чем раз в несколько месяцев. Для меня это та грань, что отделяет алкоголизм от тривиального употребления спиртного. Но, как Травер и советовал, заказал подороже. Хотя, — я глотнул раствор, — это ничем не отличается на вкус от того порошка, который мы разводим на борту корабля. Я знаю, люди платят больше, чтобы платить больше, но все равно — не понимаю.

— Просто мы уже перестали воспринимать тебя как мелкого, — пояснила Нейла. — Слишком ты… — она водила руками и лекку не находя нужных слов.

— Она хочет сказать, что ты совсем не ребенок, — сказал капитан.

— А у кого такая глупая мысль вообще возникла?

— У меня, к примеру, — сказал Фарланд. — Но довольно быстро прошла. Судя по уровню твоего цинизма на твоей родной планете к старости становятся законченными ублюдками.

— Эй, полегче! — возмутился я, правда, не принимая это на свой счет. — Довольно глупо оценивать целую планету по одному человеку.

— Во-первых, по одному «зелтрону», а во вторых как еще ты смог найти за два дня в Корусканте такое? Надо иметь определенный талант и сродство к подобным злачным местам. — не смог промолчать он.

Когда я рассказал вкратце о своих приключениях на дне Корусканта, мне сначала не поверили. Коренной житель столицы в лице Фарланда авторитетно заявлял, что подобное на ней немыслимо. Но я продемонстрировал пару записей, сделанных камерой комлинка. Я не удержался от того в том храме. Это пусть и с трудом, но убедило команду в существовании жизни на Марсе, тьфу, поверхности Республиканского города.

Мы все-таки распрощались с Фарландом — он не захотел участвовать в новом деле. Предварительно он вытряхнул все карманы и отформатировал и затер всю долговременную память на цифровых носителях. Несколько предметов у него выкупил Травер — на всякий случай. Он весьма доброжелательно напутствовал его:

— Знаешь, если вдруг где-то всплывет информация, которую знать положено только нам самим и больше никому, я подумаю в первую очередь на тебя. Ты понимаешь меня? — спросил он суровым тоном уже бывшего члена команды.

— Ты угрожаешь мне?

— Всего лишь хочу удостовериться в твоей разумности. Если же это случится — я не буду скупым. Ты понимаешь меня?

— Значит, это все-таки угроза… — сказал отстраненно Фарланд.

— Я могу помочь капитану с вынужденными расходами, — добавил я.

— Я вас понял. Но мне и самому нет смысла болтать.

— Лишняя мотивация не повредит, — пожал плечами капитан.

Фарланд ушел.

— Вот видишь, на какой риск приходится идти, чтобы сохранять доброе имя. И называть себя честным контрабандистом. Из многих команд уходят из бизнеса совсем иным путем, — посетовал капитан.

Мы заняли именно место для ведения переговоров. Оно было защищено от прослушки и наблюдения. Владелец кантины мог ответить своей головой, если это было бы не так. Организовать чье-нибудь убийство было невероятно просто. Это даже вводило в некоторый ступор. Местное темное братство просто имело свой сайт, на котором можно было анонимно внести сумму за голову недоброжелателя. А за то, чтобы эта сумма, с учетом комиссии, разумеется, дошла до получателя отвечала гильдия охотников за головами. С ней безуспешно боролись силы юстиции республики и орден Джедаев. Насолил криминальному боссу? Обидел бывшую? И вот уже можно найти себя в списке на охоту, вывешенном этими старательными посредниками между убийцами и заказчиками. Многие заказчики вносили незначительные суммы, но говнюки, доставшие критическое число форм жизни набирали довольно приличные суммы. Поэтому, даже внеся за чью-нибудь голову небольшую сумму, ты вносишь свою лепту в уменьшение его продолжительности жизни. Демократия внешнего кольца в действии.

— Травер, а за твою голову есть награда? — спросил я капитана, размышляя над особенностями «судопроизводства» в нецивилизованных регионах.

— Есть. Тысяч двести, — сказал он как о наличии небольшой мозоли, а вовсе не геморроя. — Во всяком случае, так было, когда я проверял в последний раз. Не смотри так, миллионы разумных значатся в списке на устранение, но от этого еще не умерли разом. Есть куда более ценные головы. Зачем рисковать своей за такую сумму?

— Я бы не сказал, что двести тысяч это мало, — сказал я задумчиво

— Ну, ты прав. Раньше эта сумма была меньше, — сказал он с сожалением.

— А нельзя внести в эту гильдию деньги за то, чтобы с тебя сняли эту награду? — тут меня озарило. — Гениальная идея! И как это им раньше в голову не приходило? Гильдия могла бы заработать намного больше, если бы позволяла снимать награду за оплату.

— Глупая в действительности идея, — фыркнул Травер. — Тогда это была бы гильдия вымогателей, а не охотников за головами. А заказчики голов, зная, что награду могут и снять, не вносили б свои денежки. Награду может снять только тот, кто её установил. Гильдия бы разорилась, если бы была такой мягкотелой. И кстати — не все оставляют код на снятие суммы на свой счет обратно. Некоторые бескомпромиссные типы предпочитают не оставлять ее во взвешенном состоянии — кладя сумму за чью-то голову безвозвратно, так чтобы награда становилась вечной.

— Уел. Ты прав, они должны быть надежными посредниками, безотказными как кореллианский гиперпривод. И кто в основном промышляет такими занятиями?

— Трандошанцы, родианцы, в основном те, кто достаточно агрессивен и ловок при этом. Ах, да! Люди все равно лидируют и в этой отрасли. Можешь попробовать себя в этой роли, — он улыбнулся, обнажив заточенные резцы. Каждый раз, когда он это делал, я не мог не представлять, как именно они приобрели такую кинжальную форму. И продолжил невинным тоном. — Не так это и сложно, нужен корабль и пушка, а через пару лет деятельности уже цена за твою голову станет привлекательной для твоих же коллег. Хотя у них это вроде не принято…

— Есть целые охотники за охотниками, — сказала Нейла. — Лесничие. Вершина пищевой цепи.

В комнату зашел дурос, прервав наш увлекательный диалог. Гладкий, как яйцо серый череп. Крупные, широко расставленные красные глаза без различимого зрачка и белка. Ни носа, ни ушей ни губ. Ничего не выделялось на безволосой голове. Больше всего он был похож на «зеленого человечка», какими их изображают фантасты, за исключением вполне человеческой комплекции и пропорций тела. Худощавый, но в пределах человеческого строения. Переговоры с ним вел капитан, и в конечном итоге мы получили координаты закладки с оружием за достаточно крупную сумму с нашего общака.

Пока, мы ждали того, как придут все товары, заказанные нами для торговли бисером, я подал документы в местное учебное заведение. Сдача экзаменов экстерном обошлась мне сравнительно недорого, поскольку право сдать их в срок я мог реализовать и бесплатно. За четыре дня, проведенных на этой станции я совершенно истощил свои когнитивные способности, написав подряд четырнадцать экзаменов. Каждый из них длился около трех часов и по консистенции напоминал многослойный тортик, созданный страдающим тяжелой душевной болезнью поваром. Чтобы добраться до вишенки необходимо было сначала давиться кретинским дерьмом, направленным на то, чтобы выяснить насколько я умнее шимпанзе бонобо. Чувство гадостного омерзения вызвало в первую очередь то, что реши я одну самую сложную часть — и это будет равносильно одной самой простой части. Написав эти тесты для умственного арьергарда, у тебя остается время на письменную часть, где все же можно продемонстрировать свою причастность к разумному виду. Чувствуя, как мозг окончательно превращается в однородную кашу, к финалу начинаешь рисовать сцены жертвоприношений майя на бланке, хотя ничего не удерживает меня привязанным к стулу — я волен уйти в любое время.

Я решал эти экзамены в имитационной версии, поэтому знал чего мне стоит ожидать. Их состав почти не изменился за последнюю тысячу лет, что говорило о том, что общество не стремится поумнеть, хотя и поглупеть тоже. А технический прогресс был нацелен на то, чтобы любой кретин вроде меня мог управлять звездолетом. Интерфейсы становились дружелюбнее, а техника надежнее. Последнее в рамках, разумеется, иначе бы производители «вечных» товаров бы разорились, им выгодно выпускать то, что точно сломается после гарантированного срока службы. Хотя звездолетов это по счастью еще не коснулось, и в будущем вероятно не коснется. Я надеюсь на это. Первая основная часть проверяла респондента на наличие базовых знаний, не заставляя его ни на минуту по настоящему задумываться, вторая также не содержала вопросов с подвохом, или предполагавших творческий подход к их разрешению, скорее выясняла наличие более трудных к заучиванию фактов. Умение проводить синтез и анализ выяснялось в последней части, как и умение излагать свои мысли в гуманитарных предметах.

Самым сложным экзаменом я счел «Этику и философию», поскольку не находил в тестовой части варианта «И почему я должен выбирать ответ из этой херни?». В последней части я выбрав из нескольких тем написал эссе о нравственной стороне аборта.

Получив у станционных эскулапов справку о состоянии моего физического и душевного здоровья, мне осталось дождаться результатов.

Не оставил равнодушным и экзамен по праву. Интересно, учитывая, что работы оцениваются дроидами, как они оценят мое мнение о том, что взорвать Сенат не будет большим преступлением? Так, как согласно конституции Республики сенаторы представляют интересы и мнения жизненных форм и отдельных планет и систем в Сенате, а учитывая, что в силу устройства общества и политических знаний большинства членов любого социума, они не могут это обеспечить, поскольку представлять-то собственно нечего, то они нарушают оную конституцию, становясь преступниками.

Ведь большинство людей, даже имея полные данные на руках, которыми оперируют политики не способно принять верное решение. А из сказанного же политиками никто не способен сказать, правда, это или ложь. Да и учитывая всеобщее избирательное право, политики давно даже не пытаются взывать к рассудку избирателей — прошли те времена, когда толпе что-то доказывали или апеллировали хоть к капле логики. Сейчас играют напрямую на стадных инстинктах и простейших чувствах.

Исходя из этого, люди не способны выбрать себе законного представителя по причинам, изменить которые не в их власти. Резко поумнеть человечество не способно. Любое «демократическое» правительство представляет интересы своего электората ровно настолько, насколько этот электорат способен на него действительно влиять. А учитывая что, даже приходя на митинги, люди в большинстве своем не способны подробно объяснить для чего они пришли на этот митинг и к чему приведут их выступления то можно сказать, что даже такие выступления обслуживают интересы не митингующих, а организаторов митинга. И не факт, что они совпадают. Исключения только подтверждают правило.

Те выступления, где все ясно понимают, что хотят от правительства, это, к примеру, выступление чикагских рабочих первого мая 1856 года. Когда людям становится нечего жрать и заканчивается хлеб. Или их окончательно доконала война. Когда требования бунтующих более сложные — это означает, что это не их требования, а вожаков и организаторов, для которых толпа, которую убедили в обратном, лишь средство достижения своих целей. И чем дальше рядовые граждане от своих правителей тем сильнее разнятся их интересы.

Отсюда вывод — что-то не пойму. Возможна ли вообще истинная демократия в обществе с числом членов больше тысячи? Раздать всем по пульту и пусть все голосуют за законы? Так мы возвращаемся к тому, что большинство не способно принимать адекватные решения. В обществе, где люди не самодостаточны, стратифицированы и в котором наличествует строгое разделение труда, демократия в ее греческом полисном понимании не осуществима. Только афинское общество самодостаточных земледельцев и землевладельцев своей земли и одновременно воинов-ополченцев могло устанавливать демократию в пределах своего круга и своего, пусть и мизерного по азиатским меркам, но гордого полиса. Почти как выборы старосты в деревне. Нельзя же сравнивать их с голосованием за партии? И уже в позднюю античность с объединением Греции это система умерла и начала пованивать. А учитывая, что с эпохи древних эллинов люди не стали умнее и нравственнее, отчего это полисное изобретение можно применять в многомиллионном государстве? Вы можете возразить, что партийные руководители, опираясь на окучиваемые ими слои населения, стараются защитить их интересы и в этом от «демократии» есть толк. Спорить не буду, еще достижением демократии является то, что руководителем государства может стать выходец из любых слоев населения, примеров тому множество. Но чьи интересы он вознесенный так высоко вынужден представлять? Уж не тех ли, кто ему в этом помог? И это вовсе не способный ясно выразить свое мнение в силу свои многочисленности электорат. Подобно огромной толпе дикарей, где кричит каждый, где вопли сливаются в нечто неосознанное и, на первый взгляд, лишенное смысла. Только «дайте стабильности» и «пожрать» можно ясно выделить в этом стоне протеста. За сим закончу о демократии, сказано и без меня достаточно.

Закончив погрузку самых разнообразных и чудных вещей, которое можно было предложить жителям планеты как для развития их собственной цивилизации, так и для покорения соседних, мы вылетели в направлении «закладки» с оружием. Нелегальную часть товара с рук на руки нам никто не передавал — тут так дела ведут редко. Попытавшись найти информацию о том безымянном мире я не нашел ни одного упоминания — оригинальная статья, опубликованная в одной из официальных газет была оперативно удалена, вместе с данными о планете и маршрутом. Но сохранилась в кэше. Капитан проявил подозрительность, но счел риск оправданным. Мое же чутье подсказывало, что гиперпространственный маршрут вполне безопасен и никакого риска в нем нет.

Результаты государственного экзамена, успели прийти на личную почту, привязанную к паспорту, еще до того, как мы совершили гиперпространственный переход. Идентификация с борта корабля по цифровой подписи была многофакторной — со снятием отпечатка пальца, голографией лица и сканированием сетчатки. Поэтому сообщения можно было не только просматривать, а можно было, к примеру, подать какое-нибудь заявление в электронное правительство. Функционал личного кабинета был почти не ограничен — операции с финансами я мог проводить прямо с борта корабля. Вполне сохраняя при этом анонимность своего местоположения. Я, человек, выросший в государстве с такими явлениями, как прописка, невинно зовущаяся теперь регистрацией по месту жительства, и приписка к военкомату, все еще гадал — как здесь не наступает вселенский бардак. И если он уже наступил, как они с ним живут?

Для такой регистрации по голонету у Капитана было устройство, работающее на операционной системе проверяющей собственные файлы на отсутствие вмешательства, лицензированное и с обязательной проверкой, проводимой компетентными органами раз в полгода. Криптографическая защита считалась более чем достаточной.

Доступ к офшорным счетам можно было получить еще проще — но уже на свой страх и риск, защита соединения в такой ситуации — твоя собственная головная боль.

Теперь у меня был аттестат о среднем образовании. Это такой файл, заверенный несколькими электронными подписями, давно заменившими здесь печати. Он хранился на паспорте, в базах данных Республики и я мог при желании сохранить его на любой другой носитель. Бумажные документы давно уже не существовали как таковые.

Открыв страницу на датападе, я осмотрел список. Не густо:

Культуры и разумные виды галактики — 50/100

Право и законы Республики — 45/100

Социология и ксенопсихология — 58/100

Биология и основы медицины (БИОМ) — 55/100

История Республики — 38/100

Безопасность жизнедеятельности — 89/100

Этика и философия — 80/100

Продвинутый курс информационных технологий — 76/100

Базовый язык — 85/100

Плоская и трехмерная геометрия —100/100

Полный общий курс физики — 94/100

Полный общий курс химии — 92/100

Продвинутый курс математики —100/100

Основы астрофизики — 89/100

Но, в общем, это неплохо для месячной подготовки, — решил я. Удивил результат по этике и философии. Однако критериями оценки результата письменной части было не согласие с прописными истинами, а способность связно излагать мысли без нарушения логики и взаимоисключающих параграфов. Хотя с теорией свободного личностного самовыражения и самоопределения с одновременной социальной ответственностью мое мнение и не было когерентно. Право и законы Республики с ее историей я знал хуже отечественных и результату удивился не сильнее, чем исходу очередных выборов в России. Биологию иных видов я так и не изучил в должной мере — анатомию я изучал лишь в двух ограниченных областях. Первый интерес — интимный, а второй — куда лучше отправлять заряды плазмы или рубить вибросаблей, чтобы не затягивать надолго менее приятное общение.

С этими баллами было нечего ловить по гуманитарным направлениям, но их было в достатке для КШУ, куда я и отправил по сети заявление с прикрепленными данными. Не прошло и пяти минут, как ответное письмо оповестило, что мне необходимо перечислить три тысячи кредитов и меня непременно зачислят. Оперативно переведя сумму им на счет, я мог уже считать себя их студентом. Получив пароль и логин для личного кабинета, я уже мог приступить к изучению дисциплин, но от знакомства с загруженными на датапад электронными курсами меня отвлек Травер — пора было готовиться к гиперпрыжку.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Метамфетамин. В представлении не нуждается.

[2] Психоактивное вещество, добываемое на Рилоте — родном мире Травера. Находит применение в медицине, нейрохирургии, для изменения сознания, а также в большой концентрации принимается, как наркотик. Предмет контрабанды, популярный на этой планете.

[3] NO 0101 0103 0107 0109 Если вы решили вспомнить, но не охота листать.

[4] Тибан (тибанна) — газ, использующийся как рабочее тело в плазменных двигателях. Горюч и взрывоопасен, хотя в двигателе он и не сгорает — никакая энергия химических связей не позволит экономично и долго развивать такие ускорения, используя сгораемое топливо.

[5] Т.е. ее поражающее действие основано на кинетической энергии. Учитывая скорости, которые может развивать такой «снаряд» в космосе, это весьма ощутимое воздействие. И в конструкции такой ракеты не нужна боеголовка — а значит она либо более маневренная и быстрая, нежели та, что ее несет, либо более дешевая. Формула Циолковского да и просто второй закон Ньютона это подтвердят. В качестве же «боеголовки» хватит массы электроники, корпуса, реактора и двигателя.