Принцип неопределенности

19. Легионер

Опасного оружия нет. Есть только опасные люди.

«Звёздный десант» роман Роберта Хайнлайна

Солдаты — цифры, которыми разрешаются политические задачи.

Наполеон I Бонапарт

Музыка

Владимир Высоцкий - Баллада об оружии

Мастер - Дикие Гуси

Ожоги с левой ладони спали окончательно, оставив на коже замысловатый потемневший, почти чёрный след. Некий знак: идеально ровный круг с исходящими из него с двух сторон лучами. Он был окружен сложной формы ореолом, заставляющим вспоминать гравитационные линзы черных дыр и нейтронных звезд. Чтобы это значило?

Лишь дважды я отлучился с борта корабля – полюбоваться на высокое искусство танца и чтобы облегчить кошельки чрезмерно азартных игроков Апатроса.

Все прочее время я слушал змеиное шипение сварки, стук и грохот расстроенных колоколов ада. Много тяжелой и однообразной работы, которую, тем не менее, должно выполнить точно и аккуратно. Неделя, проведённая в компании с дроидом, практически не выходя из корабля, не прошла зря – я начал понимать то, как устроен корабль на более глубоком, внутреннем уровне. До микрокосмоса самых тонких нитей армирующих волокон длиннющими волосками растянутых по всему кораблю. Сила подсказывала, где перебиты эти жилы в каркасе корабля – безо всякого неразрушающего контроля.

Ничего, правда, не мешало развернуть свое зрение – не созидать, а разрушать, высматривая самые уязвимые места. Это явление стоило изучить, как только найдется на это время.

Одни мелкие повреждения не требовали никакого вмешательства, другие же стоило прикрыть небольшими заплатками, несколько балок пришлось соединять заново. Как соединяют сломанные кости – если они не спешат срастаться сами. Слегка утяжеляя конструкцию, но восстанавливая прочность.

В Галактике не столь много широко используемых материалов – дюрасталь, пласталь. Местный железобетон – дюракрит, - армированный пласталью пермакрит. Но, как я уже понял, базовый галактический язык не стремился к большому числу слов и включает в себя весьма широкие понятия. Та же дюрасталь в целом – это монокристаллические армирующие нити одного метала в рубашке из другого, служащего матрицей. Металл-металлический композит лишеный основных недостатков сплавов – зернистой структуры. С другой стороны, «дюрасталей» были тысячи марок и зачастую они отличались друг от друга, как небо и земля. От дешевых строительных материалов, вся высокая технология которых заключалась в том, что умея искривлять пространство в их внутреннюю структуру вмешались недостижимым на Земле способом. Вплоть до материалов, включающих в себя сверхпроводники и нити из материалов, строение молекул которых не ограничивалось привычным набором нейтронов, протонов и электронов.

На острие технологического прогресса Галактики находились именно такие, сверхредкие материалы. Более редкие, чем самые дорогие редкоземельные металлы. Состоящие из самых фантастических частиц. От более тяжелых частиц замещающих электроны на их орбите, до отрицательных частиц встроенных непосредственно в ядро, повторяя модель Джозефа Томсона.

Встречались они, зачастую, очень редко и далеко от цивилизованных миров, что было бы ожидаемо для человеческого восприятия мира, но в целом – такое распределение не выглядело достаточно естественным. Слишком сильно оно отклонялось от кривой Гаусса. Во всяком случае, это было странно в той же мере, как и существование твилеков – формы разумной жизни развившейся параллельно, но при этом не столь далекой от человека, особенно в белковом смысле. Не считая пигментов, само собой. Слишком сильная конвергенция для столь большого удаления и отличных условий среды. Что лишний раз заставляет задумываться о неслучайности такового.

Все эти материалы назывались или трансматериалами или гиперматериалами. Транскремний с другими отрицательными частицами вместо электронов. Нейраниум и ему подобные странные материалы – из того же разряда. Даже газ тибанн был не столь прост, как казался на первый взгляд. Он идеально подходил на роль рабочего тела для бластеров и двигателей – из-за странного поведения своих электронных оболочек.

Так что встретить материал, также называемый дюрасталью, но на половину состоящий из таких редкостей и обладающий космическими механическими свойствами, наряду с температурой плавления в десятки тысяч градусов – вполне реально. С другой стороны, Галактика, полная трансматериалов, вовсе не была заселена трансчеловечеством, оно вместо этого успешно противостояло собственному развитию. Что не могло не вызывать недоумения.

А вот из другого материала – пластали не возвести храм истинного металлиста – она в своем составе имела органические или углеродные нити и применялась в основном в планетарном строительстве. Или при возведении орбитальных станций – по причине дешевизны. Но ни о какой теплостойкости в таком случае не могло быть и речи.

Материалами дело не ограничивалось – конечно, не зная свойств материалов никаким инженерным делом заниматься нельзя, но электроника была не менее важна. К каждому заменяемому элементу надо прочитать все документальное сопровождение и состыковать с БИУСом.

Так же я из нескольких разбитых репульсоров умудрился собрать один рабочий. Пусть всю работу мог делать и Железяка, но время не терпело – я работал вместе с ним. А то и за него.

Левитируя под самым потолком в репульсорном подвесе, я заметил что опускается аппарель – команда возвращалась на борт. Соединяя в это время разбитую рельсу потолочного крана молекулярной сваркой, я плевался на эту неблагодарную работу. Пришлось организовать с помощью силовых полей бескислородный пузырь – хотя и было проще сделать эту работу в космосе, откачав лишний воздух. Но не могу же я взлетать с повреждениями, допустить такое – почти святотатство!

– Шов наложен криво, – с возмущением пиликнул мне в активные наушники дроид-техник, в это время проезжавший мимо. У меня или крыша поехала, или я начал понимать двоичный. Хотя нетрудно выучить язык, когда ты всем нутром понимаешь, что тебе пищит и пиликает его носитель.

– Достаточно прочно? – меня уже порядком достали поучения дроида, работу которого я выполнял. Нет – надо убедить Травера докупить еще одного дроида, до положенного на военном корабле их количества. Один дроид – достаточно для мирного бизнеса, а не для наших выкрутасов.

– Достаточно. С вероятностью в 87% да. Поэтому шов необходимо усилить. От этого он станет еще уродливее, – с явным разочарованием сказал дроид. Эмоции у дроидов крайне просты и примитивны. И оттого хорошо читаемы.

– В твое нейроядро заложили понятие еще и о прекрасном? Нашлось место и для эстетики? – спросил я дроида.

– Не в том иррациональном виде, что вы, органические разумы, зовете художественным вкусом, а в понимании правильности выполнения работ и чистоте поверхностей, – пропищал коробок на гусеницах.

От беседы меня оторвал капитан, постучавший по плоской репульсорной платформе, поднявшей меня к потолку.

Я стянул очки-светофильтры и сдвинул на шею обод активных наушников, плотно обхватывавших голову амбушюрами, воспроизводивших какую-то спокойную мелодию.

– Знакомься, это Олег – наш штурман, – сказал он высоченному мужику. Я узнал в нем того шахтера, не сгорбленный под грузом усталости и в условиях нормального освещения он казался еще выше. Лицо, его, не прикрытое маской, можно было назвать даже добродушным – на нем выражалась некая детская непосредственность. Насколько это можно сказать о заросшем щетиной мужчине лет тридцати, коротко, по-военному постриженному.

– А то я уж подумал, что он выполняет функции дроида, смена роли так сказать – он беззлобно улыбнулся мне.

А по нему и не скажешь, что он людоед.

– На данный момент да. Я полагаю, что могу с этим справиться.

– Я так не думаю, – пробибикал Железяка.

– Он считает, что это не так, – озвучил я его мнение вслух, – но у меня есть еще время на практику. А все милостью Травера.

– Ты понимаешь этот писк на слух? – поразился здоровяк. Может его и нельзя называть так, но его метр девяносто с копейкой против моих метра – семидесяти, на мой взгляд – большая разница.

– Это оказалось не так тяжело, как я думал. У меня талант к языкам, – я опять с дрожью вспомнил, как его приобрел. Мозги словно вынули, отмыли в соляре, затем прополоскали в кислоте и поместили обратно.

– Один мой знакомый механик понимал этот писк через раз, но он работал с астромехами более сорока лет. И то это страшная редкость.

– Тогда Траверу стоит увеличить мою долю. За редкость.

– Еще чего, – вмешался Последний.

Вместе с Кейном прибыл и кортозис; запечатанный в контейнеры с маркировками «сыпучий груз, токсично, НЕ ВСКРЫВАТЬ!». Трюм, прибранный и отмытый до блеска, принял новый груз. Что в нём только не бывало за долгие годы контрабандного промысла Травера… Надеюсь, кортозис засыпали в тару не криворукие и наш центр тяжести не сменит неожиданно свое положение. Контейнеры расставляли неравномерно по полу трюма, сохраняя промежутки между контейнерами уложенными в шахматном порядке. Так, чтобы не снижать сильно наши маневровые возможности.

Я же, получив свой долгожданный навикомп, выпущенный на Альдераане, потащил ящик по только что соединенной рельсе в сторону его отсека.

– Олег, – может, поднимешься в кают-компанию? – Настойчиво попросил меня Травер по громкой. Когда я уже решил было установить навикомп на место.

– Давай я установлю эту коробку, обсчитаю прыжок, и потом уже у нас будет времени – хоть залейся.

– Ты куда-то торопишься?

– Уговорил, – меня гнела сама планета, но Траверу это трудно объяснить.

Поднявшись наверх, я занял последнее пустующее место за общим столом.

– А это – Олег. Хотя вы уже знакомы, – сказал капитан.

– Учусь быть штурманом, – сказал я с усмешкой. – Работаю механиком, иногда пилотом. Изредка изображаю из себя джедая. Хотя и не имею к ним никакого отношения.

– Пилота и я из себя изображал. Неплохо я думаю, покуда еще жив, – сказал Кейн.

– Тут все «изображают». Пилота с нами пока нет, он в больнице, но обещал скоро присоединиться к нашей тесной компании.

– Ты сказал, что изображаешь из себя джедая? У тебя хоть световой меч то есть? – спросил меня Кейн.

– Нет, я и обычным-то пользоваться толком не умею, – ответил, трезво оценивая свои таланты.

– Тогда ты никак не можешь изображать из себя джедая. Без светового меча джедаев не бывает, – разъяснил мне он, словно ребенку

– Я думаю, что дело это поправимое, – ответил я, помня о той штуковине, что подобрал в шахте.

– Встречал я много трюкачей, утверждающих, что они владеют Силой. Все они оказались шарлатанами, хотя некоторые из них и сами себя убедили, что они «джедаи» или кто еще там. Некоторые придурки учились у каких-то Гуру, смотрели в дым и поклонялись бесам. Я надеюсь, что ты не из них, – сказал мне Кейн. – Волшебства не бывает.

– А он и не волшебник, – сказала Нейла, – он только учится.

– Я не претендую на многое, – сказал я. Посмотрел на невзрачное грубой работы кольцо на его указательном пальце. – Но позволь кое-что тебе показать. Кольцо на твоем пальце, оно же не стальное?

– Из стали, – ответил он.

– Ничуть. Оно с секретом. Сталь снаружи, а внутри что-то более… странное. Твердое, исполненное памяти о днях минувших, значимых... для кого то. Я не могу заглянуть глубже.

– Зачем тебе такое кольцо? – спросил его Травер.

– Нашел, – пожал плечами Кейн. – Понятия не имею, зачем кому то делать его из простой стали.

– Не самое странное, что я видел в своей жизни, – сказал капитан, припомнив что-то впечатляющее, – однажды я заприметил стих, высеченный высоко-высоко на отвесной скале в месте безлюднее которого и вообразить себе сложно. Я тогда забирал груз в мире, стоящем на ранней ступени биологической эволюции. Зачем кому-то это могло понадобиться? Оставлять слова на том камне? Где никто не сможет их прочитать?

– Ты же прочитал…, – фыркнул я, – еще скажи, что строки были зеленого цвета, а содержание их безумно.

– Как ты узнал об этом? – спросил меня капитан, но я не ответил ему, лишь развел руками. Забыл самое важное.

– Что ты еще мне скажешь? – спросил меня Кейн.

– У тебя в черепе керамическая пластина. Да и сустав в колене тоже искусственный, – сказал я. Наличие в человеческом теле инородных объектов спрятать от Силы трудно.

– Да ты человек-рентген! Может ты, и мысли читать умеешь? – сказал с напускным удивлением Кейн.

– Я не «читаю» мысли как газетные объявления. А могу только ощущать, как ты транслируешь свои эмоции. Способен понять, что ты удивлен, или злишься, вовсе на тебя не смотря. И в силах узнать, говоришь ли ты искренне, или нет. Насколько веришь в то, что произносишь. Но все это сложно – сознание далеко не всякого ясно, чаще в него заглядываешь как в мутное смотровое оконце. А у того же Куана оно вообще прикрыто грязными занавесками. Не зги не видно.

– Я съел пару таких ясновидцев, – показал он слегка прореженный забор из желтых зубов.

– Не напугал, – я уловил странное соответствие в Силе – Неправда, это были не ясновидцы, и было их не двое. Ты съел только одного человека. Кстати почему? – мне действительно было это интересно.

– Достал он всех со своими проповедями, – спокойно сказал он. – Таможенник из Феальтэ. Я покинул пространство этих зоофилов, но не успел выкинуть с борта одного из проверяющих. А до этого они успели конфисковать на борту все, что содержало мясо. И это мы – дикари еще! – он фыркнул. – Сами они дикари ебаные!

– И долго терпели? – спросил я.

– Неделю. А потом мы его прикончили, – абсолютно без выражения сказал он. – А еще через пару дней достали из холодильника. Ты не представляешь, что овощная заморозка делает с людьми. Не то что бы этим стоит хвалиться, но по мне... так это справедливо. Не жевать же траву?

– И микроэлементов с витаминами идеальный баланс… Надеюсь, хорошо прожарили?

– А ты тоже в курсе, – осуждающе сказал он. – Я про это прочитал только когда готовил жаркое.

– Вы не могли бы сменить тему? – спросила Нейла. – Обсуждать такое за столом крайне нездоровая идея.

– А где же еще обсуждать вопросы питания? – оскалился я.

– Это немного не то. У людей это не принято выносить на всеобщее рассмотрение. Это табуированная тема, или я чего-то не знаю, – сказал Травер. – Или у ситов это иначе?

– Я чего-то не знаю? – вздернул выцветшую до седины бровь Кейн. – он все еще продолжал по-солдатски полной ложкой не глядя, потреблять обед. Уже вторую порцию.

– Биологически я полукровка-сит. Хотя версия для всеобщего употребления гласит, что я зелтрон.

– Что еще я должен узнать? – Кейна, похоже, с трудом можно было чем-то впечатлить.

– Пока больше ничего, – посмотрел на него Травер.

– Я хочу как можно быстрее улететь с Апатроса, – сказал я.

– Поддерживаю, – кивнул мне Кейн. – Паршивое место. И начальник надушенная и лакированная до блеска… куча говна.

– Тебя не расстраивает, что мы везем его кортозис? – обернулась к нему Нейла.

– Такова жизнь, – он кисло скривил губу. – То ты кого-то ебешь, то ебут тебя.

– Если ты поможешь прикрутить навикомп, то мы уйдем отсюда намного раньше,– предложил я Кейну.

– Я пока выведу корабль на орбиту, – сказал Травер.

– Если можно без лишних перегрузок, – сказал я.

– Ты, наконец, задумался и о других членах экипажа? – удивилась Нейла. – Ты же, как всегда, собирался спешить?

– Я думаю только о том, чтобы навикомп был установлен правильно – комфорт меня волновать все ещё не начал. Как мой, так и окружающих. А если ты заметишь за мной такое - скажи. Ведь, как известно, убивает не само падение, а резкая остановка в его конце. И я не желаю пропустить тот момент, когда только начну падать; чтобы не понять внезапно, что тормозить уже поздно.

– Неужели есть работа, с которой не справляются дроиды? – на широком лице Кейна проступило уже настоящее удивление. Он ухватился за самое важное, пропустив все мои душевные метания.

– Этот корабль спроектирован весьма дурно. И мне нужно более двух рук, чтобы закрутить вокруг навикомпа все гайки. Или же руки с лишним суставом.

Долго уговоривать Кейна помочь с установкой навикомпа мне не пришлось. Работа руками его не смущала. Мы вместе притащили устройство к месту его "постоянного базирования". Я начал присматриваться к посадочным местам, окончательно удостоверяясь в том, что он войдет на освободившееся место.

– Он не человеческий? – с явным сожалением сказал он, осматривая изящно выгнутые панели, как волны огибающие то оборудование, которое скрывали с глаз.

– Нет, работы мон-каламари. Не нравятся экзоты?

– Когда я служил в вооруженных силах Республики, все они либо окопались в тылу, либо на флоте, – слово «флот» он произнес так, словно бы тылы и штабы были куда более благородными местами несения службы, нежели вахты гордых линкоров или чуть менее презентабельных транспортов.

– Почему так вышло? – не преминул спросить я.

– Чтобы медики не запутались в препаратах и в разнообразии кишок раненых. Да и штурмовой костюм на Травера, к примеру, не натянуть.

– Республику защищают только люди? – вновь спросил я.

– Не только. Но подавляющая часть пехотных и десантных сил парни вроде меня.

– У тебя есть опыт в рукопашной?

– Бывал, – небрежно кивнул он. За этим кивком стоял богатый, омытый в крови опыт.

– Поделишься? – армейские методики, как правило, не отличаются изяществом, но достаточно эффективны. Военные – мастера нескольких ударов, не тысячи.

– Я и сам не против вспомнить, как это делается. За пару лет в шахте я мог и подрастерять форму. Но ты-то не рассыплешься? – с сомнением сказал он. – Ты не выглядишь крепким. И совсем не в моей весовой категории.

– Не хрустальный. Давай придержи гайку с той стороны.

С трудом затянув и проверив все соединения, мы едва извлекли руки из пространства плотно занятого кабелями: словно переплетениями чешуйчатых тел в змеиных клубках.

– Эту штуку вообще менять никогда не думали, – сказал он, разминая затекшие руки. На правом предплечье у него скалился череп с зияющими чернотой глазницами – известный символ людского презрения к смерти и одновременно с тем – к жизни. То, что обрамляло его, цифры и буквы под улыбчивым черепком были не столь важны, хотя все же полезны – все они несли смысл куда более утилитарный.

Я кивнул, соглашаясь с ним. Ресурс навикомпа сравним со всем кораблем – подобно человеческому сердцу этот агрегат ставился единожды и навсегда. Хотя, если сильно захочется, то поменять можно.

Пока судно скользило по краю гравитационной воронки орбиты, а центробежная сила не давала ему в нее скатиться, я откалибровал компенсаторы перегрузок, как новые, так и в тех местах, где замененное оборудование имело иную массу, нежели старое. Спешка в таком вопросе не приемлема. Каким бы не был сложным объектом космический корабль – он подвержен известному закону и состоит из множества куда более мелких и простых элементов. Тем более, если не углубляться в физические процессы, сопровождающие их работу, рассматривая их только как черные ящики с эксплуатационными характеристиками. Иначе и жизни не хватит, чтобы понять подетально, как работает тот же реактор гиперматерии, квинтэссенция самых передовых и высоких технологий Галактики. В устройстве корабля, к моем удовлетворению, через саму Силу чувствовалась некая гармония, восстановленная мною в космопорту. Портил ее только слегка выгоревший двигатель. Техносимфония фальшивила, но уже не звучала, как отечественное ведро с гайками, едущее по дороге напоминающей поле после минометного обстрела.

Запустив навигационную программу, я начал прокладывать маршрут, лишь слегка вмешиваясь в немногие ключевые участки пути. Курс наш лежал на безжизненный спутник такой же мертвой планеты в номерном секторе в самом окончании Кореллианского пути. Фронтир – слово это остро пахнущее наживой и свежепролитой кровью здесь вовсе не пустой звук. И он в шаговой доступности от цивилизации. Необитаемые планеты, где можно встретить кого угодно и что угодно – вовсе не редкость. Их не меньше, чем жителей Корусанта.

Путь туда можно было пройти в четыре недели. Или иначе двадцать дней. Я, поплевав на ладони, продолжил править его вручную. Мне не улыбалось тащиться так долго, и за пять часов я смог сэкономить дней пять пути. Немного – но надо же практиковаться? Пусть не за счет знаний, а за счет Силы, но я старался оправдывать выданную авансом должность штурмана.

Кейн же оказался вполне сносным компаньоном. Простым и непосредственным, если забыть о том, что он съел человека. С другой стороны – очень важно, с каким выражением лица совершается любое дело. Что бы он не сделал, мне бы и в голову не пришло бы его в этом обвинять. Он принимал окружающее таким, каково оно есть, сохраняя свой внутренний мир в устойчивом равновесии. Или же я еще не познакомился со всеми его демонами.

Пока что он щедро знакомил меня с множественными способами убивать, ему известными.

– Щит выдерживает плазму. Или быстро летящий предмет вроде пули. А медленные пропускает. Тут конечно дело еще в плотности и размерах, но в бою это вспоминать некогда, – Кейн вертел в руках очередное тренировочное оружие и отбрасывал его в сторону, находя его слишком коротким или легким.

– Насколько медленные? – уточнил я. Учитывая, что у личного щита, работавшего на принципе резонанса, всегда был ничтожный, но шанс пропустить первый же заряд плазмы.

– Я могу метнуть нож и попасть тебе в глаз. Даже камнем можно убить придурка, уверенного в том, что его защищает энергетическое поле. Камень – сильно недооцененное оружие в эпоху ядерных бомб. Или вибротопор. Этим можно раскроить череп, – кровожадно сказал Кейн.

– Так можно соорудить и какое-нибудь хитрое оружие, – рассудил я.

– Насооружали и без тебя. Но война отправляет на свалку слишком хитрозадые и непрактичные вещи. Против брони работают только грубая сила плазмы и виброоружие.

– Не так много я встречал людей в броне, – сказал я задумчиво.

– Надежда на щит ослабляет чувство самосохранения. Станнер[1] тебе в помощь. Это такой пистолет, который стреляет медленными снарядами или дротиками. Или звуковая пушка. Много есть хороших вещей.

– Я давно понял, что если видишь, что нечто запрещено какими-нибудь конвенциями – смело покупай, не прогадаешь! – рассмеялся я.

– Ага. Забавная штука нейротоксины – легкая царапина – а как результат остановка сердца или взрыв легких. Деваронский яд разлагает печень человека вообще за пару минут – место ранения выглядит, будто оплавилось от горящего фосфора. А всего-то нужен маленький порез! Боевые отравляющие вещества тоже интересная вещь. Те, которые газы. – Кейн припомнил что-то из своего прошлого, – Мы как-то кидали дымовые гранаты, предназначенные для использования на открытом пространстве, в помещения – во время зачисток. Треть «террористов» не выдерживала и выбегала под залповый огонь из бластеров. Треть кретинов упрямо выхаркивала свои легкие вместо того, чтобы умереть быстро и только треть носила маски. Умницы. Их вырезали последними.

– Находчиво, – похвалил я эффективную тактику. – Но отравляющие же вещества выступающие в качестве оружия запрещены в Республике, – заметил я, ожидая пояснений.

– Дымовухи это не ОМП… на них так написано, а курсив солдаты не читают, – он улыбнулся. – Да и немало таких составов можно приготовить в простейшем бытовом химическом конвертере. Программу для промышленного производства того же фосгена в голонете можно найти минут за пять.

– Полезное вещество, – кивнул я вспоминая о том, как часто брали мы с собой дыхательные маски даже без особой, на первый взгляд, на то необходимости. Травер был осторожен... в некоторых вопросах.

– Твои бы речи, да имбецилам от командования в уши. Нет – мы ломимся в бой с мечами наперевес. Как наши предки херову тучу лет назад. Историческая реконструкция, блять, а не война! Гниды в модных костюмах называют это «хирургическим применением силы», – глумливо рассмеялся в ответ Кейн.

– Если я не ошибаюсь, то большую часть мелких военных задач, которые решает ныне Республика можно кардинально разрешить, не выходя из рубки линкора, – заметил я. – На них есть турболазеры, которыми можно испепелить любую наземную цель.

– Хотелось бы.… Но многие планеты прикрыты щитами, пусть и локально – продавить их не то что бы сложно, но сбрасывать астероиды на обитаемые планеты у этих чистоплюев почему-то не принято. Оттого и не всё на верхах решается простой орбитальной бомбардировкой… Вообще-то ей ни хера и не решают! Поэтому все эти корабельные офицеришки, которые давно уже используют свои огромные корабли как подвижные бордели, похожи на киношных актеров – налепят свою парадную форму, медали «пять лет без венерических заболеваний» и шляются по кабакам звеня шпагами, мудями и делая вид, что они какие-то герои. Гонору под одним таким мундиром на целый батальон. Мол, нас на корабле сто человек экипажа – две вахты, почти все с высшим образованием, а огневой мощи, как у нескольких миллионов десантников! При этом я не видел ни одного флотского, который рисковал бы своей жизнью, кроме как пьющего кореллианский брэнди или зарящегося на чужих баб, – Кейн не на шутку разошелся. – А всю грязную работу делает десант. И знаешь, кто считается основой мощи Республике? Эти хлыщи, не державшие в руках ничего тяжелее датапада и своего члена.

– Я знаю, как минимум одного офицера, участвовавшего в войне, – перебил я его.

– Великой ситской что ли? И сколько их сейчас на флоте? По пальцам можно пересчитать. Почти сорок лет, как ни как, прошло.

– И тем не менее. Он, явно держал в руках как минимум шпагу, – возразил я, вспоминая Ивендо, хотя и понимал, что делал он это явно не во время свой службы. На рубке звездолета, несущего смерть крупным оптом – целыми гигатоннами в тротиловом эквиваленте, а вовсе не выпадами отточенных клинков, шпага на портупее без надобности.

Дело до абордажа в космическом бою доходит так же часто, как и до мордобоя между солдатами противоборствующих сторон в нашей вполне земной войне, насыщенной высокотехнологичными машинами и ночными прицелами для автоматов. Вернее даже как до мордобоя между экипажами подлодок враждующих сторон. Иначе говоря – почти никогда. Если такое и случилось – значит, что вы уже потеряли все свои двигатели и на корабле есть что-то важное для противника. То, что выгоднее захватить, а не взрывать. Иначе – если есть возможность пристыковать к кораблю абордажную капсулу, то куда проще и безопаснее разнести это пробитое корыто на атомы простейшей ударной торпедой.

Офицеры в рубке не носят личного оружия – незачем. Умение фехтовать офицеру флота нужно не более чем навык разводить костер на пикнике с помощью кресала или вышивать крестиком. А вот глубокие тактические и технические знания, образование не менее чем высшее – жизненно необходимы. Матросов, юнг и простых техников на военном флоте Республики попросту нет – их функции выполняют многочисленные дроиды. Неквалифицированным членам экипажа на корабле вообще нет места, на нем есть только те, кто управляют системами вооружения и защиты, навигацией и просчитывают оптимальный курс в бою. Даже Ивендо, как он рассказывал, занимался в то благодатное время ремонтом оборудования, никак иначе как задавая план работы команде дроидов.

– Они же военные, в конце концов. Где бы они ни служили, и чтобы они не делали – они остаются офицерами, – все же сказал я.

То, что подводники во вторую мировую смотрели на противника через перископ, на мой взгляд, нисколько не умаляло их отвагу. Другое дело что условия на космическом корабле отличаются от подлодки в куда лучшую сторону.

– В своих влажных мечтах, – не согласился Кейн. – Ты вообще настоящих офицеров флота видел?

Я повертел головой.

– Только одного…. И я понимаю, что это недостаточно.

– Они похожи на корпоративных работников, – ответил он, затем неодобрительно продолжил. – Даже костюмчики такие же… разговаривают так, словно сидят в диспетчерской и контролируют работу какой-нибудь энергостанции. Вдобавок эти мантры о информационной безопасности и эффективной логистике. «Режим контроля информационных потоков» – главное, что их заботит. Риск – да, есть. На войне. С противником вроде империи ситов… но когда это последний раз было? Да и само его наличие не делает из них настоящих воинов.

– А пилотов истребителей ты вообще видел? – продолжил десантник, явно задетый за живое. – Адреналиновые маньяки, набранные среди игроманов! Кто эту херню вообще придумал? То, что лучшие пилоты – киберспорстмены! И даже эти недоделанные имеют звание по реестру более высокое, чем рядовой десантник! При этом вплоть до того, как подохнуть, размазавшись о чью-то бортовую броню, они будут уверены, что еще играют в кооперативную игрушку. Значки, модели, стратегии и оптимизация… траектории всякие… сленг, - все, как у сетевых задротов. Видите ли, самое эффективное обучение – в форме игры. Флот, спонсирующий соревнования задротов, и экономящий на снаряжении сухопотных сил – вот он реальный долбоебизм!

– Флот, спонсирует киберспорт? – спросил я, в действительности ничуть этому не поразившись. К этому все и шло.

– Ага. Можно научиться пилотировать истребитель, не выходя из дома. Все что нужно – шлем виртуальной реальности. Выиграл местный турнир в своем засранном городишке, прошел медицинское и психологическое освидетельствование и уже можешь подать документы в ближайшую летную академию. В ней же дадут теорию, типа привьют немного дисциплины. Но толку-то. Природу не перекроить.

– Это бы не делали, если бы на то отсутствовали серьезные причины, – сказал я.

– Так точно. В свое время пытались с этим бороться – но оказалось, что звенья из сетевых задротов эффективнее тех, которых учили воевать в академиях по уставу.

– Значит надо набирать именно звенья из «сетевых задротов» – все логично, – пожал я плечами. – Тем более возможность на халяву поиграть в симулятор настоящего звездного истребителя привлечет куда больше народа и выборка из большего же числа людей даст лучшие результаты что мы и наблюдаем, – рассудил я.

– Значит, ты голосуешь за лагерь флотских? – недобро сказал Кейн.

– Смотря, что иметь в виду. На войне все виды войск нужны… но, разумеется, я за более продвинутый способ ведения войны. Флот первичен – в десант же набирают безо всякого образования. Значит его легче пополнить при необходимости.

– Ага, и поэтому командование скорее рискнет батальоном пехоты, чем одним фрегатом с командой, которую можно пересчитать по пальцам.

– Это разумно.

– Из тебя бы вышел хороший штабист, – сказал Кейн неодобрительно.

– Сочту за комплимент, – расплылся я в улыбке, вместо того чтобы оскорбляться. – Скажи просто – ты не можешь смириться с тем, что люди не умеющие махать кулаками и саблями называют себя военными. И даже командуют теми, кто умеет. Что физическая подготовка и шагистика перестала играть важную роль даже в армии.

– Это неправильно, и тебе меня в этом не переубедить. Хуже того то, что они никогда не бывают на том что зовется «полем боя».

– Но рискуют то не менее, – сказал я.

– Почему ты так в этом уверен? – в который раз возразил Кейн.

– Тебе надо познакомится с Ивендо. Он наш пилот. Увидишь его и перестанешь в этом сомневаться.

– Один человек?

– Возможно, ты прав.. я не знаком со статистикой.

– Травмы и ранения получают только те, кто выжил. У них же просто все – все корабли эскадры одной стороны стреляют по одному же кораблю противника – шансы выжить нулевые. Остается только молиться, чтобы стреляли по другому кораблю. Рулетка, а не война. Либо по тебе ни разу не садили из орудий, либо даже хоронить будет нечего. Даже в совочек не соберешь – ошметки и газ разлетаются в открытом космосе. На ребро же монета становится нечасто.

– Опять же риск…

– Сейчас же это самое тихое место в вооруженных силах, – перебил меня Кейн. – Сенат у нас за ограниченное применение насилия – локальные наземные операции. Десантные наряды – ограниченная форма насилия, – пробурчал он. – Мы, мать его за ногу, проявление гребаного гуманизма на войне. Мясники с вибромечами – проявление гуманизма! Я, блять, того, кто это сказанул, хотел найти и потыкать умным ебалом в дренажные коллекторы, залитые кровью стекшейся с улиц, словно бы над ними дождик прошелся… Видел и знаю о чем говорю.

Но раз мы всецело за этот самый гуманизм, то никакого оружия массового и, как его? – неизбирательного поражения у нас типа нет. Слышал я еще такую глупость, будто «Человек может разумно распоряжаться силой и быть снисходительным к побежденному – сохраняя облик разумного существа в отличие от боевых дроидов и на войне», – скабрезно процитировал он чью-то исполненную лучших намерений речь. – Будто бы это позволяет не превратить войну в бессмысленную и беспощадную бойню. Херня все это!

Я так понимал наше командование: зачем ломать все добро на поверхности, если его потом можно присвоить, рассовав кредиты по карманам? Хотя для этого и надо отправить подыхать сотню-другую бойцов, вроде меня. Мне, в конце концов, надоело заниматься пополнением их оффшорных счетов, и я решил работать на себя.

– Это разумно, – вновь кивнул я.

– Ты других слов не знаешь?

– Есть еще «красиво»; «Стильно»; «Со вкусом»; «Изящно»; «Прекрасно». Эстетические понятия. Их, помимо рациональности принятых решений я признаю.

– А «правильно»? – он прищурился.

– «Правильно» не существует. А вот разумно в рамках какой-то парадигмы, разумеется, – лучшая похвала, – я «внезапно» вспомнил о том, с чего мы начали, – Что еще я должен знать о том, как сражаться по-настоящему? В том смысле, который ты вкладываешь в слово «сражение».

Десантник мгновение помолчал, нахмурился, но произнес следующее:

– Вот что я тебе скажу – доспехи это обязательно. Даже самые дрянные. Хотя бы от осколков, мелких порезов и открытого огня они тебя защитят. Защита зрения, слуха и дыхания также нужна, если хочешь выжить в свалке настоящей рукопашной. В тряпочках хорошо драться на блага-ар-одной дуэли. Мой выбор на таком состязании – реактивный огнемет, – напомнил он еще об одном неконвенционном оружии.

– Я все серьезнее задумываюсь о приобретении комплекта брони, – сказал я, понимая, что напалм щит не останавливает.

– Не задумывайся. Покупай. Деньги, как я понял у тебя есть; вложи в доспехи, пока не пропил и не потратил на выпивку и шлюх. Лучше подгони набор под себя, не торопясь.

– А как же скорость?

– Если я ударю сапогом с металлическим носком тебе в грудь, то сломаю ребра. Возможно, обломки проткнут легкие или выйдут наружу. Без брони удобно – будешь ловко и быстро двигаться с ребрами, выглянувшими посмотреть на внешний мир, – хохотнул Кейн. – Круто, наверное, будет смотреться…. Если на тебе будет хотя-бы бронежилет, то такой херни не случится. Еще можно сломать руку, в хорошем захвате. А латные наручи не дадут согнуть ее в непредусмотренном природой направлении. Ведь броня легко гнется куда надо и нихрена – куда не надо.

– Можешь не продолжать. Удар латной перчаткой я тоже могу представить, – кивнул я.

– Хороший доспех, это тоже твое оружие. И им нужно учиться пользоваться. Эта симпотная твилечка поразительно быстрая. И техничная. Я еще не разогнулся от гребаного шахтерского труда, и потому она меня много раз достала. Но это поправимо, и я был без доспехов, – он взвесил в руке самый длинный и тяжелый из тренировочных мечей. Явно не боясь ничего повредить в упорной тренировке. Все тренировочное оружие, как правило, легче боевого, а не тяжелее – им машут часами и выкладываются по полной. С тяжелым же металлическим мечом так легко повредить себе связки.

– Нашел себе по руке?

– Самое то, – он сделал пару быстрых взмахов, разгоняя перед собой воздух, – готов?

– Готов, – я высоко поднял свой тренировочный меч. Он также был длинней и тяжелее, чем меч Нейлы и в тренировках с ней я его не использовал. Она считала, что я должен сначала научиться побеждать с коротким мечом. Полагаться на мастерство, а не преимущество более длинного клинка, дабы не стать слишком зависимым от тактики поражения противника с расстояния. Ведь всегда найдется тот, чей и меч и руки длиннее, да и часты схватки в тесном пространстве и беспорядке, где сложно воспользоваться таким преимуществом.

Но это мне не нравилось - размер меча влияет на технику применения – если он короток или длинен, портится его техника применения, заточенная на определенную его геометрию. А моя физическая сила позволяла без труда пользоваться более длинным оружием. Да и против Кейна был нужен более весомый аргумент. Поэтому я пошел на самоуправство в отсутствии моего прекрасного «куратора по фехтованию».

– РАа! – дико закричал он, нанося удар. Мощный взмах не завершился ударом, ради которого начинался. Вместо этого Кейн изменил направление удара, нанося его по моему мечу, почти вырывая его у меня из рук. Я резко присел, пропуская обратное движение клинка, не в силах отвести его в сторону. Еще чуть-чуть и удар «отрубил» бы мне голову, стукнув по защите шеи. Я не смог воспользоваться и тем, что близко подобрался к нему, потому что получил могучий пинок сапогом.

Упав кубарем на пол, я еще раз получил мечом. Не со всей силы – Кейн скорее обозначал удар, чем в действительности его нанес.

– А вот так не делай, – он приставил клинок к моему горлу и тут же отвел. – Даже если враг лежит у твоих ног. Когда кажется что в твоих ручках его жизнь. Начнешь укол, и он отшатнется – лучше заканчивай поединок добиванием, а не играй в благородство. Если ты, конечно, не на дуэли.

– Дуэль я рассматриваю только как отчаянный поединок насмерть. Если что-то будет угрожать моей жизни, то я не буду вести себя благородно. Никогда, – поспешил я его заверить.

– Раз уж бой начался, то кто-то должен умереть, – сказал он, соглашаясь со мной. – Или же держи меч на расстоянии, с которого можно сделать выпад или слегка размахнуться. Но все равно такая затея – идиотизм. Поэтому и надо отрабатывать добивающие удары – до автоматизма.

– Повторим? – я встал в позицию.

– Повторим.

Мы совершили обмен теми же ударами, но на этот раз я встретил его пинок своим мечом. Не дав настолько сильно отвести его в сторону, как в прошлый раз. Не стоило даже пытаться встречать удары Кейна жесткими блоками – могучие удары могли запросто сбить с ног. Пусть я был физически силен – спасибо ситской крови, но не имел его массы. И почти двух метров роста. Поэтому я старался, ловко разворачиваясь корпусом и работая ногами подбираться к Кейну как можно ближе, уходя всякий раз с линии атаки. Выходило паршиво.

– Хорошая идея, – хмыкнул Кейн. – Ты почти растекся по полу. Довольно быстро. Резко, как понос.

– А что мне остается? Кроме как сокращать дистанцию. И, замечу, довольно глупо подставлять под удары ноги и руки, размахивая ими во все стороны.

– Я не думал, что ты так быстро можешь двигаться. Решил, что клинок все еще будет в стороне. Ошибся. – Кейн задумчиво почесал подбородок. – Чувствуется школа. Каждое движение – удар. Каждый маневр – атака. Атакуешь, конечно, без фантазии, никакого разнообразия. Зато видно, что удар хорошо поставлен. Хоть что-то. Но у тебя есть и слабые черты, и больше, чем ты думаешь.

Еще раз повторили. Удар, закончившийся тычком свободной рукой, выбил меч из моих рук. На это раз я подошел слишком близко.

– Руки это оружие, – сказал Кейн, затем опять улыбнулся своей щербатой улыбкой. – Крепкий лоб и даже зубы – тоже.

– Грубая тактика.

– Да посрать. Главное, что работает. Мы не спортивными танцами занимаемся.

– Повторим?

– Повторим.

Драться с ним было ужасно трудно. Если и избегнешь длинного клинка, которым он весьма проворно орудовал, не смотря на его вес, то тычки, пинки, захваты, и прочие грубые действия руками и ногами, а то и головой, удары рукоятью и гардой, грозили мне переломами и неиллюзорной возможностью полетать по трюму. Попытка же держаться на расстоянии была еще более глупой затеей – Кейн был выше, а руки его длиннее. Я сливал ему вчистую. Пару раз возникал шанс задеть его кисть, но поединок был тренировочным, и мы договорились не ломать друг другу пальцы. Да и если бы он также не сдерживал удары, то после тренировки меня пришлось бы долго собирать в кольто-камере.

Прилежно изучая гиперпространственную навигацию, я блаженно отдыхал от диких свалок, где немногими правилами помимо сохранения пальцев в целом состоянии были: не совершать колющих в лицо и не бить по яйцам. Смене деятельности способствовали и ужасно ноющие запястья, и все прочие связки и суставы – их я все же повредил. Что было неизбежно, при попытках хоть как-то заблокировать удары здоровяка.

Долгие безвылазные путешествия в гипере, - представляют собой угрозу для сознания человека. ВОЗ Галактики гарантирует это. Бродить по самому краю реального мира – и вовсе не в лирическом абстрактном смысле, может быть опасно для нервной системы.

Для этого надо понимать, как работает гиперпривод. Под его бронированным корпусом скрывался целый набор различных агрегатов. Нельзя сказать, какой из них самый важный – прыжок с трудом реализуем без любого из них. За перемещение по гиперкоординатам отвечали три одноименных с ними привода, а за поддержание на борту судна их нулевых значений – аурек, креш и форн стабилизаторы. Они носили говорящее название – нулификаторы. За дрейф по пространственным координатам, при прыжке отвечали ускорители гипердвигателя. Построенные так, чтобы создавать тягу в иных пространствах и их законах, обусловленных сочетанием значений гиперкоординат, они эффективно работали при их определенном сочетании, ускоряя корабль за счет того, что изгибали пространство, в том числе и в гиперкоординатах. Хорошо еще, что такое падение в рукотворном «колодце» не подвергало корабль перегрузкам. Кроме того, хороший гиперпривод содержал в себе несколько таких устройств, приспособленных под различные условия работы. До десяти в лучших из них. Резервный привод имел всего один ускоритель и потому не мог похвастаться скоротечностью путешествий.

Для стабилизации течения времени использовался застаиватель времени. Хотя я и не понимал до конца, как он работает и почему нужен. Функционировать, теоретически, его можно было заставить и не во время прыжка, но потребляемая им мощность в таком случае стремилась в бесконечность. И это никак не решалось, кроме как ограничить его поле работы границами гипера во время прыжка, - тогда он работал. Система не менее сложная и с не менее удачно сошедшимися свойствами, чем некая обитаемая планета Земля, вращающаяся вокруг Солнца в галактике «Млечный путь».

Питанием и работой всех этих устройств управлял продвинутый высокоточный блок питания – мотиватор. От радиации внешнего космоса защищал специальный щит, вроде тех, что были во всех скафандрах для работы в открытом космосе. Даже от перегрузок защищали его свои собственные системы. Все они также состояли из множества отдельных элементов и устройств, но столь подробное описание их устройства занимало целый толстенный том учебника. Знать устройство привода навигатор был не обязан, но для общего развития книги подобного рода были рекомендованы к изучению.

Глубина и сложность отдельных задач потому и диктовала необходимость наличия на борту звездолета разных специалистов – пилота, капитана и навигатора, составляющих минимум даже для небольшого корабля.

Поскольку гиперпривод был сконструирован по принципу обратного инжиниринга, т.е. как принято поступать в Китае, то теорий, описывающих принципы его работы, было великое множество. Причем для того, чтобы конструировать новые модели этих агрегатов, достаточно было иметь только эмпирические знания о том, как они работают. Рекурсия частенько использовалась для объяснения тех или иных зависимостей в его работе. Отчасти это, как с ядерным реактором, - чтобы его сконструировать, вовсе и не нужно детально знать, каков механизм взаимодействия нейтрона с ядром урана, нужно знать каковы сечения тех или иных реакций в зависимости от энергии нейтрона. Этого вполне достаточно. Но я находил этот подход ущербным.

Возвращаясь к психиатрическим вопросам. Сбоящий нулификатор это катастрофа, но когда он постоянно дает небольшую, почти неощутимую погрешность это не менее опасно. Болтают, будто бы у людей, долгое время путешествующих в таком состоянии медленно и неотвратимо съезжает крыша. Подобно сильным магнитным полям, способным вызывать галлюцинации и расстройство психики, измененная физическая природа реальности не могла не влиять на такой механизм, как мозги.

А учитывая, что нулификатор никогда не работает вовсе без погрешностей, то не зря всех космолетчиков считают немного тронутыми анархистами, далекими как от общества, так и от здравого смысла. Впрочем, такое про нас говорят посторонние. С другой стороны я в галактике уже не первый месяц, но большую часть времени провожу именно в затяжных гиперпрыжках и лишь изредка бываю в обществе других людей, назвать нормальными которых можно только с натяжкой. И потому не могу получать адекватный взгляд со стороны.

Может мы все давно сошли с ума, но с нашей точки зрения все было отлично. Меня устраивало почти все: возможность каждый день узнавать новое, вечерние посиделки и ежедневные навигационные вычисления и «уроки» фехтования. Перекрестные и коллективные. Одного Травера не получилось привлечь к этому занятию. Фехтовал он ужасно редко. Хотя и имел невзрачный прямой клинок и вроде бы даже умел им пользоваться. Но демонстрировать свои навыки он не спешил.

Нейла выжала все полезное из возможности заниматься втроем. Но не все коллективные формы боя можно было отработать в таком сочетании. Драка один на один и свалка реального боя – вещи разные. И умение сражаться, а вернее выживать, одному против двух или трех и наоборот, безжалостно резать уступающего в числе противника, - это важные элементы коллективного боя. В которых проявляется истина, что один в поле не воин, и то, что два средней руки фехтовальщика представляют угрозу и для мастера заоблачного уровня.

Нейла показывала нам мастер класс, как с помощью двух мечей и маневра прорываться через группу, в нашем случае всего двух человек. И, как выяснилось, ей катастрофически не хватало физической силы против Кейна – одной ловкости уже было мало. В общем, все коллективные действия групп против других групп сводились к тому, чтобы перемещаясь в бою бить толпой одного противника, оторванного от коллектива. Грубо, но эффективно. Самый же эффективный прием против превосходящей группы противника лежит в ведомстве легкой атлетики.

Манера сражения Кейна более живая и богатая на непривычные приемы против идеальных быстрых техник Нейлы – интересное зрелище. Напоминающее, что Галактика велика, и надо быть готовым к любому противнику с самым причудливым оружием в руках. Или щупальцах и ложноножках. В этих инструментах Кейн был экспертом – дай ему в руки грабли и он скажет, как их можно применить в рукопашной схватке.

Покопавшись в оружейке Травера можно вооружить небольшую армию. Ящик, заваленный оружием, был вытряхнут и перебран Кейном в поисках подходящих годных инструментов. Для себя он выбрал длинный и широкий нож, топорик хитрой формы и очень длинный и тяжелый прямой обоюдоострый меч. Из тех, у которых УЗГ имел фазовращатель и датчик ускорений. Дорогая и тяжелая игрушка. Если судить по внешнему виду, то с ним можно было со спокойной совестью отправляться в крестовый поход. Ножен к нему не было, но в них и не было надобности – клинок был абсолютно тупым. До тех пор, пока он не был включен, об него нельзя было даже порезаться. Но после – благоразумнее было держаться в стороне.

Взгляд его прикипел и к армейскому повторителю, закрепленному на самом видном месте.

– Откуда? – только смог спросить он.

– Стреляли, – пожал плечами Травер.

Кейна расстроило то, что он не нашел подходящих на него средств защиты, а особенно сокрушался из-за отсутствия подходящих перчаток. Латная перчатка, по его мнению, могла спасти жизнь любому в самой безвыходной ситуации. В вынужденном бездействии Кейн вычистил до блеска все стрелковое оружие из арсенала Травера, но также не нашел ничего примечательного.

Я же знал, чем заняться – изучал неевклидову геометрию, блуждая в почти магических формах проекций и разверток. Изредка выныривая из них, в те моменты, когда голова уже отказывала воспринимать реальность и, отвлекаясь на короткие, но яростные тренировки и бездумное долгое и механическое размахивание стальным ломом, которым оборачивался через полчаса далеко не самый тяжелый тренировочный меч. Это укрепляло мускулатуру и оставляло несмываемую моторику ударов, но здорово выматывало. Настолько, что я уже был готов поспорить с тем, кто утверждал будто бы лучший отдых от труда умственного – труд физический.

Внезапно стало тяжело дышать. Да и вообще шевелиться и существовать. Мир сжался до точки и вновь расширился. Неясные голоса обсуждали что-то невнятно за левым плечом. Кто-то посмотрел на меня со стороны. Не сразу я понял, что видение в Силе на миг почти погасло. Сердце бешено забилось, вторя дрожи. Ощущение присутствия пропало. Приступ паники медленно уходил.

Знаковый переход, когда гиперкоординаты судна меняют значение относительно нуля. Нулификатор сходит с ума в это время, грозя расщепить нас, или преобразовать в некий гиперобьект, иную форму существования. Так же недоступную для восприятия, как и картина Пикассо слепому. Ивендо, когда был на борту, спокойно реагировал на такое, а я пока никак не мог привыкнуть. Мое сознание выкидывало разные шутки при этом. Я уже собрался распечатать график знаковых переходов, чтобы быть готовым заранее, а не встречать каждый раз неожиданно.

Нулификаторы пассажирских судов работали с повышенной точностью, но навигаторам не рекомендовалось пересекать уровень нормы слишком часто и слишком резко. Я же, прокладывая курс, забыл об этом и теперь вздрагивал, когда приводы тащили корабль сквозь измерения, не сбавляя хода. Сам виноват.

Отдышавшись, я выпил стакан холодной, почти ледяной воды. Это обычно помогало.

– Нехорошо? – к холодильной установке подошел Травер.

– Достало, – сказал я, наливая еще воды.

– У тебя очень расшатанная психика. Такое бывает с впечатлительными людьми.

– Все с моей психикой нормально, – ответил я раздраженно.

– Норма понятие растяжимое. Радуйся, что на корабле нет штатных психоаналитиков. Служил бы то во Флоте, или работал бы на транспортную компанию, тебя бы уже отдали им на растерзание.

– Эти шарлатаны мне не нужны. Я предпочитаю жидкий негрустин, как самый эффективный антидепрессант.

– Достаточно разумный выбор. Главное с лекарством от кручины не переусердствовать. Мой предыдущий штурман выпадал из алкогольного дурмана только тогда, когда считал прыжок. Ужратая скотина.

– Это его? – я достал из кармана медальон на скользкой на ощупь блестящей, как ртуть металлической цепочке. Он имел форму металлического треугольника, в который была помещена звезда с четырьмя вытянутыми лучами.

– Его. Где нашел?

– В штурманской за панелью.

– Лучше выброси. Среди навигаторов это обычно скрывают, как венерические заболевания.

– Какой-то религиозный символ? – поинтересовался я.

– Почему ты так решил?

– Слишком много на нем тщеты и надежды, – сказал я.

Психометрия не всегда приятное занятие, чего только стоит встретить предмет и, осматривая его прошлое, понять, что он стал прямой причиной чей-то смерти. Это вызывает у меня едва не животный ужас. Из-за этого я избегаю проводить много времени в компании оружия. Несмотря на саму любовь к нему.

– Есть на свете целая религия Исхода, – сказал капитан. – Кто-то скажет, что даже секта, но так по мне разница между этими понятиями несущественна. Ее последователи верят, что путь в лучший мир лежит через гиперпространство. Что можно найти мир более совершенный, чем этот.

– И туда можно добраться на корабле?

– Именно так. Кто туда добрался – тот благословенный, святой иначе. А кто явился оттуда, тот Посланник. Они верят в приход своего мессии, Великого странника. Того, кто совершит путешествие туда-и-обратно.

– Занятное верование. А после смерти туда можно попасть?

– Нет, что ты. Смерть это смерть. Они ищут путь туда при жизни.

– Тогда, несмотря на свою необычность, они лучше иных верующих. Они не ждут лучшей жизни за ее гранью. Это более рационально.

– Но их фанатизм в исследовании гиперпространства впечатляет. Иногда он самоубийственен.

– И тебя не пугало иметь навигатора с такими религиозными взглядами? Да и еще алкоголика?

– Он был неплохим специалистом при всех своих пагубных привычках. Лучшим, которого я мог привлечь на свой корабль.

– Я все еще что-то не знаю?

– Тогда меня преследовала череда неудач, – ушел от ответа Травер.

Я не стал выпытывать из капитана информацию, ведь ее всегда можно найти и иными способами. Пожалуй, в список неудобств, путешествия в гипере, я все же включу отсутствие голонета. Если ты не запасся книгами заранее остается, деградировать перед головизором, работающим только на прием. Можно заниматься интернет-фишингом, но и он почти никак не разнообразит путешествие. Направить все вычислительные мощности корабля, чтобы в мутных потоках информации распространяющихся в гиперпространстве выловить несколько терабайт порнухи, это не тот результат, что ожидаешь увидеть.

Я достал распечатку на фримсе и готовился встречать очередной расколбас нулификатора. Его колебания и перерегулирование были неизбежны. Но тут было что-то весьма странное. Изучая пертурбации корабля через многомерное пространство, я наткнулся на большую бяку.

Причем смотря на распечатку, или текст понять это было куда проще. Используя математические выражения манипулировать гиперпространством не сложнее, чем трехмерной реальностью. Визуализировать же множественные измерения практически невозможно. Наше восприятие окружающего мира, в первую очередь зрительное, не подготовлено к пониманию четырех измерений. Наш мозг эволюционировал таким образом, чтобы справляться с множеством экстремальных ситуаций в трех измерениях. Мгновенная реакция на атаку хищника, представление своего положения в пространстве – это преимущество и работа естественного отбора закрепила в нас такие свойства. Но естественный отбор не побуждает нас учиться воспринимать движение в четырех пространственных измерениях. Этот навык не используется в природе. Вот мы, как заложники естественного отбора, и не можем это сделать.

Беда была в том, что с точки зрения строгой математики ничего ужасного нам не грозило. Всего-лишь вывернуться наизнанку. Зеркальный переход с разворотом. Представьте, что некое могущественное существо, живущее в трех измерениях, вмешается в жизнь плоского человечка из двумерного мира. Оно его переворачивает. Вот это и грозило нам. Перевернуться, или быть отраженными. Сама такая мысль уже заставляла выворачиваться мозги и не на шутку пугала.

– Травер, Травер, у нас проблемы, – вышел я на общий канал.

– Чего? – недовольно сказал он сонным голосом.

– Сейчас лучше не двигаться через, – я глянул на листок, – пять минут. Лучше замереть как статуя и хорошо зафиксироваться.

– И какая же херня нас ждет?

– Разворот по нескольким плоскостям строго перпендикулярным друг другу. И не только в трех пространственных.

– А на базовом?

– Это не ошибка и комп пропустил такой шаг. Почему, я не знаю. Но я не уверен, что ты будешь рад результату. Нас зеркально отобразит в пространстве.

– И что это херня значит? – раздался голос Кейна.

– Нейла? – спросил я твилечку, раз уж капитан включил громкую связь.

– Да?

– Ты же часто смотришь в зеркало?

– Частенько. А что такое? – ничего не подозревая спросила Нейла.

– Через четыре минуты мы все станем своими отражениями. А вот, что станет с дисплеями, я еще не сообразил.

– Какие на хер дисплеи! – заорал Кейн, – Ты где этого штурмана нашел, капитан?

– Встретил в пустыне. Там, где другие формы жизни, кроме микробов не встречаются. У него повышенная выживаемость, – уже достаточно бодро отрапортовал Травер.

– Я отработаю свой долг и сваливаю с этой шаланды, – сказал Кейн. После чего наемник начал грязно и неразборчиво выражаться.

– Ты никак не можешь это компенсировать? – спросил меня Капитан.

– Во-первых, я и сам не до конца понимаю, как так вышло. Теоретической базы не хватает. Во-вторых, я не знаю, как это предотвратить так, чтобы после этого не выйти хатт его знает где.

– И что нам остается? – обреченно спросила Нейла.

– Сидеть и не дергаться! – я вгляделся в недобрые строчки на фримсе. И не сдержался, нервно хихикнув. – Это даже может быть интересно. Все произойдет настолько быстро, что, скорее всего, мы и не заметим, как это произойдет, – постарался я успокоить экипаж. Безуспешно.

Примечания

[1]Станнер выбрасывает отравленную стрелу или иглу с небольшой начальной скоростью — чтобы преодолеть силовой щит. Позаимствован из мира «Дюны» по той простой причине, что и силовые личные щиты создателями КОТОРа позаимствованы тоже оттуда.