Принцип неопределенности

5. В которой я ни жив, ни мертв

Жить необязательно. Путешествовать — необходимо.

У. Берроуз

Написано под музыкальным сопровождением:

©Die Apokalyptischen Reiter «Riders on the Storm»

©Нечистая дева (Даeva) — Песня крови

©Van Canto — I am Human

Я бежал за розовокожей девушкой, мимо меня мелькали деревья, скамейки. Чудной парк мелькал своей вызывающе алой и фиолетовой флорой, солнце озорно проглядывало через заросли. Она остановилась, смеясь надо мною, я же прислонился к стволу деревца отдышаться. Я бросил взгляд вверх: в небе стремительно приближались тысячи точек. Я крикнул ей, привлекая внимание к приближающемуся рою огоньков. Летящие болиды неслись к земле, освещенные шлейфом раскалённой плазмы. Неведомые метеоры начали замедлять свое падение, полого разворачиваясь в нашу сторону. Ничто не нарушало тишину и лёгкий шелест листвы — они неслись много быстрее звука. Вдруг мир озарился яркими вспышками, всполохи пламени осветили пространство перед нами.

Тишина играла на нервных окончаниях, как на медных струнах, дрожь разрываемой земли проходила по всему телу, заставляя сердце биться чаще. Всадники апокалипсиса спустились с небес.

Я переглянулся с девушкой, на её лице застыла маска ужаса. Я кричал, убеждая её бежать как можно скорее, но она даже не сдвинулась с места. Я оглянулся, рой механических чудовищ был уже прямо над нами. Повсюду как знамена развивались языки пламени, огненный ад разверзся прямо на земле. Под ударами спустившихся с небес коробки зданий разлетались, как карточные домики. Девушка сев на землю, закрыла лицо руками. Я прижал девушку к земле, с криком «лежи и не вставай». Я стоял во весь рост и смотрел на поток чудовищ, разрушающих этот мир, до тех пор, пока огненная вспышка не поглотила нас.

***

Я открыл глаза, но разум мой был всё ещё поглощен образами, явившимися во сне. Что это было? Зловещее предупреждение или тривиальный кошмар? Видения былого, или будущего? Вновь просыпаться посреди ночи в холодном поту было неприятно. Я был обречен спать и видеть эти кошмары.

Утро добрым не бывает. Неправда. Субъективная. Вот сейчас, выбравшись из-под Свельды, я сидел на кровати. В полукруглой нише нельзя было распрямиться, сидя в ней, я почти упирался головой в полку над головой. Каюта имела цилиндрическую форму, по сторонам отсека располагались две кровати, под и над ними располагались шкафчики для личных вещей. Скомканное одеяло валялось на соседней кровати, как и одежда. Мягкий приглушенный свет освещал спящую девушку. Я накрыл её одеялом, хотя был велик соблазн оставить ее валяться нагишом.

Она потянулась, как довольная кошка.

– Ты куда? Что с тобой?

– Просто сон. Пойду, умоюсь, — я не стал делиться тревожащими слегка воспаленный разум подробностями.

Пока я приводил себя в порядок, проснулся Фарланд. Вместе с ним и подтянувшейся Свельдой мы убрали следы вчерашнего застолья.

Непривычно на корабле было абсолютно всё. Посудомоечная машина, система приема мусора. Мусор не перерабатывался, а складировался в специальном отсеке, рядом с трюмом, разделяясь по категориям. В космопорте его было необходимо сдавать, оплатив предварительно услуги мусоропереработки. Подобный грабеж не устраивал Ивендо, и он установил систему сброса мусора в межзвёздное пространство. Там, как он сказал, жаловаться на наше свинство некому. Мон-каламари создавали корабль по самым строгим экологическим стандартам, но их старания не были оценены лейтенантом. Увы — экологический рейтинг корабля был важен, ведь на многих развитых планетах разрешения на посадку корабля с низким его значением могли и не дать. Впрочем, пустотные доки принимали всех, включая мусоровозы и рудовозы c самыми «грязными» двигателями.

Я, как дикарь, вынужден был спрашивать о самых элементарных вещах. Причем мой языковой канал прямо в мозг мне отказывал — стоило мне захотеть сказать что-то одному из членов экипажа, как слово всплывало в сознании, но читать надписи, особенно аббревиатуры, мне это нисколько не помогало. Они всё ещё были бесполезными строчками кривых букв неудобного и некрасивого, на мой взгляд, алфавита.

Ивендо также заботило мое образование, вернее вопиющая безграмотность. Он всерьез решил превратить меня из сухопутного существа в настоящего космолетчика.

Для начала мне было необходимо получить аттестат о среднем образовании. Закон Республики гласил, что я должен ходить в школу до тех пор, пока не получу аттестат или не достигну совершеннолетия. Последний пункт сильно зависел от законов отдельных планет и вашей видовой принадлежности, однако получить эмансипацию было просто, я имел на руках достаточно оснований. Ознакомившись с тем, что изучал средний школьник далекой, я впал в замешательство. Недлинный список обязательных предметов дополняло около двух сотен дисциплин по выбору. Обязательные включали в себя такие наименования как: Коммерческая арифметика; Культуры и расы галактики; Право и законы Республики; Социология и ксенопсихология; Биология и основы медицины (БИОМ); Основы естествознания, совмещавшие в себе упрощенные для понимания химию и физику; История Республики. Безопасность жизнедеятельности была посвящена в основном угрозам, исходящим от техногенного мира. Этика и философия должны были наставить ученика на путь истинный по причине коматозного состояния религиозных институтов; Курс информационных технологий, и наконец, Базовый язык с Плоской геометрией.

Теперь я окончательно убедился в том, что я находился в другой галактике. Эту оккупировали гуманитарии. Так, школьник, изучивший основную программу, не имел представлений о тригонометрии, объёмной геометрии, не умел решать несложные математические и физические задачи, формирующие логическое мышление.

Но в чем же связность и единство курса? Пока не изучили квадратный корень по математике, не проходят уравнение свободного падения в физике. А изучать процесс кровоснабжения в биологии — можно только после того, как прошли химические свойства кислорода по химии. И окислительно-восстановительные реакции. Это называется - связность мышления. Её-то я в этом образовании и не нашел.

Впрочем, работникам Макдональдса решать квадратные уравнения не нужно. Но это не значит, что изучение математики им не нужно — есть у неё и иноё назначение.

Объём одних только гуманитарных наук, ожидавших знакомства подавлял.

«Предметы изучения делают основной упор на практические жизненные проблемы с тем, чтобы ориентировать ребенка в мире демократического общественного устройства, подготовить его к испытаниям взрослой жизни в условиях нашей сложной современной культуры[1]» Мне вдруг вспомнился обессмертивший свое имя Хайнлайн.

Такие предметы, как пение, рисование, литература, и иностранные языки финансировать Республика нужным не считала. Фарланд объяснил мне, что их изучают только в частных школах или в платных кружках, в художественных и музыкальных школах. Или не там, где он жил. Не то чтобы они не были популярны, но принято было изучать их в специализированных заведениях. Поразмыслив немного, я согласился, что это разумно: у нас в школе их учили только те, кому они были нужны, или имел к ним талант. Читать же современную молодежь заставить было невозможно, к этому рано или поздно каждый приходит сам. Или не приходит, но заставлять идиотов становиться умнее — труд неблагодарный.

Список рекомендованных дисциплин определялся самими школами, если они были частными, у казенных учреждений они спускались сверху. В них, к примеру, для Корусанта входили: основы полового воспитания, профориентация, география галактики. Правительство очень заботило огромное, продолжающее расти население столицы, не склонное к поиску работы за ее пределами.

Мне для заочного поступления в Кореллианское штурманское училище необходимо было еще сдать полный курс физики, продвинутый курс математики, трехмерную геометрию, основы астрофизики и пройти медкомиссию. Подумав немного, я добавил полный курс химии — сдав и его, я автоматически закрывал основы естествознания. Пригодятся мне и продвинутые информационные технологии.

Моим консультантом по школьным курсам стали Свельда с Фарландом. Зелтрос, хотя и не входил в Республику, но получаемое на нём образование признавалось равноценным республиканскому по основным курсам. Фарланд же закончил классическую республиканскую школу. Нейла с Травером имели, как говорится, «три класса церковно-приходской школы». Но Травер при этом всё же имел какие-то документы об образовании, включая, не много ни мало, капитанскую лицензию. Хотя капитан, очевидно, и занимался самообразованием, но ничем мне не мог и не хотел помогать. Ивендо учился уже очень давно и потому ничего толком сказать не мог, за исключением краткого и вместе с тем красочного описания деградации современной молодежи.

– Идея хорошая, но работает это хреново, — объяснял мне Фарланд. — Курсов множество, в итоге никто ничего кроме основных не учит. Тебе объяснят твои права и обязанности, будут десять лет пичкать туфтой про нравственные ценности, моральный выбор, долг перед обществом, уважение к чужому мнению и культурам, при этом, не забывая нудить про твою личную свободу и достижения демократии. Расскажут о самом чудесном и непогрешимом государстве в Галактике. Это направлено на воспитание либерального законопослушного члена общества.

– Вы изучаете культуру Зелтроса? — спросила Свельда, услышавшая про чудесные государства.

– Нет, это я про Республику, оплот цивилизации в Галактике, — огорчил её Фарланд.

– А как насчет того, чтобы изучать естественные науки для дальнейшей учебы и работы? — спросил я.

– Республика хочет воспитывать идеальных граждан, а не хороших работников. Последнее — дело корпораций. Они финансируют все крупные технические университеты. Или это делают особенно озабоченные этим местные правительства.

– А личная инициатива?

– Если у тебя есть еще и личные деньги… Все верхнее образование платное, кредиты дают банки или компании, в которых, или на которые ты потом будешь вынужден работать. — Фарланд нахмурился. С банками его связывали непростые отношения. — Если ты привлек внимание к себе успехами в учебе, тебя находят сами с подобными предложениями. Но большинство не находит работы с базовым образованием. Надо получать специальное.

– И с чего мне стоит начать?

– Конкурса в Кореллианское штурманское училище как такового нет, плати и учись. Так что оценки не слишком важны. Но если задумаешь подать документы в хорошие технические ВУЗы, то их не интересуют только твои познания в этике и социологии. Сосредоточься на технических дисциплинах.

– Нет конкурса? Они просто принимают всех? — удивился я. — А если не нужно столько штурманов или пилотов, как ты уже говорил?

Он пожал плечами.

– Их это не волнует. Образование это сфера услуг, главное, что ты платишь деньги. Да они бы выдали лицензию штурмана всей галактике, если бы каждый заплатил бы за их услуги.

– Получается, что КШУ — шарага? — задал я вопрос.

– Конкурс и минимальные проходные баллы есть в элитных вузах, следящих за тем, чтобы их выпускники не позорили имя их альма-матер, — объяснила мне Свельда. – Но только на очном обучении. Заочников учится в сотни раз больше, но если ты не сдаешь промежуточные экзамены и дисциплины, то никогда не приблизишься к получению диплома. Окончательный экзамен всё равно сдается не по голонету. Поэтому заплатить мало — надо ещё и сдать выпускной экзамен.

– А его сдают немногие поступившие. Шансы есть у всех, но не все их реализуют, — сказал Фарланд.

Изучив из любопытства список всех дисциплин по выбору, я отметил такие, как Нелинейная геометрия[2], Расширенная история галактики, Риторика и культура речи, а также Логика. Последнее изучать не мешало бы всем. Особенно Фарланду.

Фарланд загрузил на мой датапад[3] полный пакет школьных дисциплин.

Я включил приложение «Республиканский курс среднего образования (Полный)», прицепив гарнитуру на одно ухо.

– Вы говорите на основном галактическом языке? — ожил наушник.

– Да, — довольно нелепо разговаривать с планшетом, но кнопок для подтверждения я не нашел.

В ухе пискнуло. На экране загорелась надпись: «вы читаете на основном?»

– Да — эту надпись я понял. Или я схожу с ума или существует определенная закономерность, пока не пойманная мной за руку.

– Необходимо оценить ваши знания основного галактического языка, прежде чем вы перейдете к другим курсам, — вновь проинформировал меня датапад.

Я прошел пятнадцатиминутный тест на знание языка, после чего программа решила, что моих знаний достаточно.

– Назовите ваш вид, чтобы мы могли предоставить курс, сформированный для вашего понимания наиболее удобным образом, — не унимался датапад.

– Можешь отключить голосовое сопровождение, — указала Свельда на значок в углу. Я так и поступил - читал я быстрее, чем диктор говорил. Точно! — рядом и даже очень рядом живой носитель языка.

– Человек, — утвердительно сказал я. Сколько же мы вкладываем в это слово. Назвался груздем — и тут же положат в лукошко. В специально приготовленный и спроектированный контейнер. И будут перемещать всю жизнь из одного такого в последующий. Роддом, садик, школа, универ, работа… пока самый последний из них не закопают в землю. Иначе говоря, это накладывает на тебя определенные субъективно обоснованные обязательства. А по причине преобладания носителей определенной редакции они устанавливаются, как истина. И затем идет игра по правилам, установленным другими людьми. А оно мне надо?

Объективные обязательства я еще я могу стерпеть — перед законами физики все равны. И те, с которыми я согласился сам. Обязательства рождаются лишь в тот момент, когда мы их осознанно принимаем на себя, быть же обязанным за то, что уже случилось я считаю нелепым. Особенно если решение быть этому или нет — никак объективно от тебя не зависело.

Мне чуждо чувство благодарности. В обыденном смысле слова. К участникам тысяч войн, героям, политикам и прочим деятелям. Участники битвы при Курукшетре, на Бородинском поле или второй мировой логически никак друг от друга не отличаются. Если они уже мертвы, разумеется — живые должны получать свою толику почестей, это рационально с точки зрения общества, члены которого в случае чего будут защищать его и возможно жертвовать своими жизнями.

Но быть благодарным «своей» стране и быть ей обязанным исключительно по той причине, что ты в ней родился — безумие. Поскольку, если бы ты родился в другом месте или вообще не сделал бы такой ошибки, то повод для благодарности не смог бы и появиться. А раз так, то и благодарить не за что.

Иметь обязательства можно только к живым людям от которых ты принял помощь, и если они не преследовали при этом свои собственные интересы. Это одна из причин, по которой я считаю, что ничего кроме налогов государству не должен. И то — даже это момент спорный. Поскольку всякий действует под суммой неодолимых обстоятельств и поступает единственно возможным образом в сложившейся ситуации. Если отбросить эмоциональные оценки и чувства, то благодарности становится взяться неоткуда.

Аргументы за природное, естественное стайно-приматное и половое поведение, сами собой установившиеся нормы поведения лишены смысла, ведь они появились вместе со словами, входящими в эти аргументы. Иначе говоря, вместе с разумом, который позволяет не следовать своим инстинктам. Только сам человек может решить, что для него хорошо и плохо.

Философ из меня аховый, но вы должны были меня понять: как человек — своему биологическому виду по умолчанию я тоже ничего не должен.

Свельда улыбалась. Да, я человек, а не сит. Предпочту назваться именно таким образом. Проще будет обманывать чужие ожидания. Но я как всегда не причем, люди будут обманывать себя сами — совершаемые ими ошибки лягут виной только на их плечи.

– Вы уверены? — мне не удалось обвести вокруг пальца даже датапад.

– Программа с помощью голокамеры[4] сейчас анализирует твой облик и решает какой биологический вид ты представляешь, – пояснила мне сияющая Свельда.

– "Вероятнее всего вы принадлежите к виду, близкому к человеку, но мы не можем предложить для вас специально сформированной программы. Выберите из предложенного списка наиболее приемлемый для вас вариант", — появилось на экране. Датапад выдал мне короткий список, включавший в себя такие расы и виды, как: твилек, человек, убезиец, умбаранец, катар, забрак, тогрут, зелтрон и еще десяток мне не знакомых. Я уверенно ткнул в «человека».

Целый день я вспоминал, да и местами открывал заново школьную программу, читая всё понемногу и выбирая, чем заняться в первую очередь. Наиболее сложным предметом технического цикла для меня оказался курс информационных технологий — из-за новизны. Хотя бы тем, что здесь существовали компьютеры не только на полупроводниках и с иной, не самой привычной для меня архитектурой, а кодирование информации было несколько разнообразнее, чем на Земле. Языки программирования, изучаемые в школе, были строго визуально-ориентированными. Всякие нейроинтерфейсы тоже изучались там же, как самое обычное оборудование, с которым встречается человек.

Дроидная же техника была мне совершенно незнакома. Как и инвазивная кибернетика — возможность побороть свою собственную природу завораживала. Не быть рабом своего мяса и редактировать свое мышление прямо в месте его возникновения. Астрофизика так же всегда меня увлекала, но сейчас появилась серьезная причина к её изучению.

Из гуманитарного цикла наиболее интересным оказались Культуры и расы, социология и ксенопсихология. Этика и философия вгоняли в сон. Философию я любил, а она в ответ меня — возможно даже и противоестественным образом, но она требовала интересного собеседника или opus мыслителя, а не скучный учебник, написанный в расчете на посредственного читателя. Этика, лицемерно притаившаяся за маской науки, вообще вызывала смех.

Для ввода данных можно было использовать стило, это позволяло беречь кисти и пальцы, не зарабатывая профессиональных заболеваний машинистки. Понимал датапад и голос. При необходимости датапад использовал ресурсы главного корабельного компьютера, с которым с безумной скоростью обменивался данными, исполняя роль его интерфейса. Он мог работать, практически не нагружая собственных мощностей. Для вывода информации я использовал внешний экран в кают-компании, а датапад задействовал, как клавиатуру и сенсорную панель для письма.

Фарланд смотрел на меня круглыми глазами, когда я водил стилом по экрану, изредка корректируя свои каракули голосом.

– Ты пишешь… от руки? Стилом?

– Ну да. А для чего еще оно нужно? — удивился я, вертя палочку в пальцах.

– Вообще-то рисовать и чертить.

– Столичный парень, — пренебрежительно сказал подошедший Ивендо. — две трети галактики умеет писать от руки на фримсе[5], а он до сих пор не верит в это. Арканианцы и вовсе пользуются только им, презирая клавиатуру. Нужно поработать руками. Пока ты с головой уходишь в ботанство, гайки сами себя не открутят.

Лейтенант говорил как всегда отрывисто, разрывая предложения. Хрипота всякий раз напоминала, что, хотя взрывная декомпрессия обычно и убивает людей, он пережил это прикосновение пустоты.

Я был не против: наука — наукой, а разобраться в конструкции любого устройства частенько было легче просто его хорошенько расчленив. В человеке тоже. Особенно в человеке. Тем более: труд сделал из обезьяны человека, а из человека — пролетария.

Мы с Ивендо разбирали аппарат по рециркуляции воздуха. Всю силовую проводку и кабеля КИПиА он уже отцепил сам. Освободив его от обвязки воздуховодами, связывавшими его со всеми отсеками и вентиляцией, мы, используя блок, подвесили его на кран, ездящий по рельсе под потолком. Тельфер, по-моему. Для упрощения работы Ивендо отключил гравитационные генераторы в отсеке, и я впервые в жизни оказался в невесомости.

Развернувшись несколько раз, я едва не запаниковал, запутавшись в направлениях. Я вдруг понял, что не осознаю, где находится низ, а где - верх, и развернувшись обнаружил, что весь отсек выглядел совсем не так, как должен. В этот момент я едва не пожалел о том, что рвотный центр располагается как раз рядом с участком мозга, отвечающим за равновесие. Ивендо злорадно помахал невесть откуда взятым гигиеническим пакетом , но я, собравшись с силами, удержал в себе завтрак.

И хотя он удовлетворённо покивал головой, отметив, что я сумел собраться, начав ориентироваться по окрашенным в разный цвет полу и потолку, лейтенант был недоволен, вплоть до злословия, моим неумелым барахтаньем в пространстве, в процессе которого я чуть не расшиб себе голову о переборки. Хотя меня и спасло то, что достаточно трудно было придать себе импульс в отсутствии опоры, если ты не фон Мюнхгаузен, разумеется. Хотя ничто не мешало мне достаточно быстро развернуться вокруг оси, проходящей через центр масс. Раздражение лейтенанта было понятно: во-первых, я не умел перемещаться в пространстве в отсутствии гравитации, во-вторых «тапочки», обутые мной имели включаемый магнитный генератор. Он очень слабо притягивал меня к металлическому полу, но достаточно, чтобы идти, а не лететь. Но об этом я не знал, а Ивендо так и не дождался того момента, когда я догадаюсь об этом самостоятельно. Учитывая, что условной «ночью» для экономии энергии генераторы гравитации в нежилых отсеках вообще отключали, это могло бы стать для меня неприятным сюрпризом.

Единственным местом на корабле, в котором было достаточно места для разборки агрегата, была ремонтная зона машинного отделения. Туда его и приволокли.

Причиной его неисправности было то, что намертво забились кассетные и электростатические фильтры, не допускавшие попадания пыли и мусора в контактный аппарат, где безреагентным методом, углекислый газ разделялся на кислород и углерод. Фильтры можно было снять и не разбирая весь регенератор, но Ивендо опасался, что забит был не только фильтр, а также не желал рассыпать уйму мельчайшей пыли по полу. Мы переоделись в рабочую одежду, и надели маски, какие носят медики, контактирующие с неграми, зараженными лихорадкой Эбола.

Мы открыли разъем агрегата, забитого изнутри, как мешок пылесоса. Ивендо объяснил, что в этом машинном отделении есть специальная вытяжка с очисткой воздуха. Куда менее нежной, и создающей еще один вид прессованного мусора. И не соединенной с общей системой — чтобы в случае чего не отравить экипаж. Используя компрессор для подачи сжатого воздуха и пылесос для сбора пыли, мы освободили внутренности регенератора от пылевых наростов.

Сам контактный аппарат также пришлось снимать, отсоединив токовводы и вычищать. И промывать уайт-спиритом. Резьбовые соединения, судя по всему, без усилий могли пережить человечество. Предложите им альтернативу, я посмотрю на вас.

Мы так увлеклись, разбирая и собирая аппарат, барахтаясь по уши в пыли, что чуть не пропустили ужин.

– Где вы так долго? — встретил нас Травер.

– Просто кое-кто привык устраивать срач у себя в пещере, и ведет себя так же на корабле, — недовольно сказал лейтенант. — Один «пылесос» опять забился. Вам никто не объяснял правила проживания на звездолете?

– Если соблюдать все твои правила, жизни не будет, — пожаловалась Нейла.

– Поставьте электрофильтр на вытяжке из вашей каюты наконец, не носите пылеобразующей одежды, регулярно устраивайте влажную уборку, не заносите грязь с улицы, — ворчал лейтенант. — И запомните! Половина выходов из строя систем жизнеобеспечения связано с запыленностью и грязью. Сколько можно повторять…

После того, как мы наелись, Ивендо предложил доделать дело и установить один из тридцати фильтров на место. В работе все время находились от одного до пяти. Присоединяя к нему все обратно, мы провозились ещё час. Затем провели из штурманской — небольшой каморки рядом с пилотской - тестирование режимов работы, гоняя через него разное количество воздуха. Суть теста сводилась к определению аэродинамического сопротивления фильтра и концентраций углекислого газа до и после. Я написал в местном маткаде[6] простую программку, для анализа результата, удивив этим Ивендо и хоть как-то повысив в его глазах свои котировки. Удовлетворенный проделанной работой, я пошел к Свельде, а лейтенант пошел в машинное курить около вытяжки свои вонючие сигареты, погружая разум в эйфорию. Ещё один шаг и пустота поглотит его. Я провел рукой по гладкой и скользкой плите — никогда я не был так к ней близок. Несколько сантиметров листов метала, кабелей и труб отделяли меня от вакуума.

– Герой борьбы с пылью вернулся! — встретила она меня, бросаясь подушкой.

– И как настоящему герою, вернувшемуся с войны, ему хочется утопить свою печаль в вине в компании прекрасной дамы, — заметил я.

Меня радовал тот факт, что каждая каюта являлась самостоятельным отсеком и звуки из одной каюты не могли проникать в соседнюю. Иначе бы Свельда не дала бы выспаться нашим соседям. Она была очень громкой. Она не старалась специально, просто была экспрессивна во всем. Я так устал, что мне даже не снилась очередная чертовщина. Выгнав меня из каюты, после того я проснулся, девушка обещала сделать мне сюрприз.

Меня с садистской улыбкой на выходе встретил Ивендо. В руках он держал каску.

– Буду учить тебя перемещаться в невесомости, — ничем хорошим мне это не грозило. — Заодно поработаешь у балок крана.

Работа была не сложной, я менял несколько датчиков у горизонтальной кран-балки. Работа осложнялась тем, что Мон-Каламари расположили их, как и рельсы впотай. Пришлось изгибаться буквой аурубеша Нерн[7]. Что характерно, Ивендо пренебрегал помощью дроида.

– Есть только один способ запомнить конструкцию корабля, — сказал он сипло. — Собрать и разобрать его самостоятельно.

Сделав дело, я продолжил заниматься самообразованием. В качестве предметов обучения я выбрал Информационные технологии и Безопасность жизнедеятельности, как наиболее практичные в данный момент.

Жителям галактики стоило учитывать в своей жизни немало угроз. Репульсорные и гравитационные технологии облегчали жизнь, но и таили в себе множество опасностей, не видимых взгляду. Хотя множества иных незримых бед здесь обходили людей стороной. Щиты кораблей защищали экипаж не только от энергетического и кинетического оружия, но и от опасностей космической радиации. Собственно говоря, это и есть их основная задача — прикрывать от космических лучей, как галактических так и солнечных, и в том числе от микрометеоритов, встречающихся на орбитах планет и во время гиперпрыжков. В галактике было немало мест, где потоки частиц, заряженных и нет, имели смертоносные плотности[8]. Источников радиации хватало и без них — поголовно все термоядерные реакторы и уйма других силовых агрегатов. Прямо под боком. Хотя благодаря дефлекторным технологиям машинный отсек «шлюхи» и был безопасен для нас с Ивендо, но из предосторожности всё же отделялся толстой стенкой и тяжелой гермодверью от других отсеков. Защищало нас от реактора и расстояние[9], установлен он в дальнем конце машинного отделения. Об источниках ионизирующих излучений и их опасности школоло далекой имело прекрасное представление. Республика дорожила жизнью своих граждан. Или же попросту лечить потом их от лучевой болезни было чересчур накладно?

Смертельная поглощенная эффективная доза для сита в три раза превосходила таковую для человека, хотя до скорпионов им было далеко, а твилека могло убить и вдвое меньшее количество частиц, или энергии — зависело от характера излучения. Лекку — уязвимые органы. Для безопасности мой комлинк внутренней связи служил и дозиметром. Был в нем и датчик жизнедеятельности. Почти Пип-бой. Это помимо набора фотопластинок в нагрудном кармане, точно фиксирующих поглощенную дозу. Для защиты от вредного излучения на поясе крепился небольшой противорадиационный энергетический щит размером с пачку сигарет. Вот эта штука поразила меня больше всего. Я достаточно хорошо разбираюсь с тем, как различные излучения взаимодействуют с различными средами, чтобы удивляться этому сильнее, чем функционирующему световому мечу. И даже сильнее, чем управлению гравитацией. Пусть она не могла защитить меня от источников ИИ размещенных прямо на мне или во мне, но все же вселяла чувство защищенности.

Существовали также сотни жидкостей и газов, отравиться которыми не составляло труда. Пара вздохов и смертельная доза уже гостит в вас. А говорят, перед смертью не надышишься. Учебник БЖД становился все увлекательнее. Нужно будет выписать все, что легко достать и изготовить из этого списка.

Содержал этот предмет и простые рекомендации по работе с компьютером, электропроводкой и то, как поменять лампочку, не будучи убитым током. То, что неплохо сначала выключить свет я знал и до этого — проводником я бывал. Тесты, тесты, тесты… Контроль знаний был однообразен. Итоговые тесты требовали вписывать правильный ответ, это внушало оптимизм, что в образовании Республики не все еще потеряно.

Я не заметил, как прочитал половину учебников по БЖД и едва ощутил, что ко мне подошел Травер. Он сказал, что в Кореллии мне надо будет сделать паспорт. Можно за всю жизнь побывать в Республике один раз, но это не помешает вам оформить документы. Республиканское правительство спокойно относилось к тому, что для удобства триллионы людей, никогда не живших в Республике, более того бывших гражданами иных суверенных государств, имели республиканское гражданство. За пределами Республики оно никаких выгод не давало, но существенно упрощало жизнь при ее посещении. Может сенаторы лелеяли надежды, что со временем все миры войдут в состав Республики сами собой. Но Республика — это демократическое объединение государств, а не граждан. Первое что стоит запомнить, изучая её устройство. И никогда не забывать.

Замечу, что гражданство Республики и гражданство субъекта Республики вещи разные. Само по себе одно гражданство Республики без планетарной регистрации, делавшей гражданина подданным отдельной планеты - это документы гражданина мира без особых политических прав. Что-то вроде международного стандарта загранпаспорта. Но всех вечных странников это устраивало. Не жаловался и я.

В паспорт заносится ваш вид, пол, — хотя эти строчки и пережиток прошлого. Они куда более точно описываются краткой генетической картой и многочисленными биометрическими данными, включавшими в себя том числе и скан сетчатки глаза, отпечатки пальцев, группу крови, а также томографическую карту извилин мозга - не менее уникальных чем папиллярные узоры. Заносили и концентрацию мидихлориан.

Последнее стали указывать в обязательном порядке совсем недавно, а именно после весёлых и зажигательных выходок Кратов. Данные генотипа вносились весьма кратко по местным меркам — неполный секвестр. Ваш генотип только ваша собственность и определять, как его использовать ваше личное дело. Люди боялись, что кто-то начнет манипулировать с ним и небезосновательно.

Учебник БИОМа гласил, что мидихлорианы — симбионтные организмы, живущие во всех живых существах, разумные, имеющие их повышенную концентрацию, обладают связью с Силой. Но в тоже время они слишком малы, чтобы выполнять такую серьезную задачу и это явление никакого научного объяснения не имеет. Сила же описывалась, как некое психокинетическое поле, а люди, чье мышление «настроено» на него обладают расширенным спектром чувств, включая возможность функционировать в четырех, а то и большем числе измерений против традиционных трех. Сила связывала разум и время, даровала возможность воздействовать на окружающий мир непривычными окружающим образом. Эта «магия» требовала умелого самоконтроля для работы с ней. Наибольшего успеха в этом достиг Орден джедаев, организация хранителей мира в галактике. Именно в галактике, а не в Республике. Существовали и иные организации, изучавшие Силу, но они были менее известны. Мне не понравился параграф, говоривший о том, что люди, имеющие сильную связь с Силой, обязаны были контролировать её, в противном случае это грозило проблемами с психикой, список заболеваний прилагался. И это в лучшем случае. Я бы мог податься в Орден, но, как сказал Травер, мне уже поздно пить "боржоми".

Я чувствовал Силу вокруг себя, хотя здесь, в корабле, она проявляла себя слабо, будто заснула. Лишь пять точек в пространстве нарушали равномерное течение Силы. Яркий пульсирующий комок — Свельда, холодный, как ржавый металл, но все ещё твердый, сила отражалась на его нечётких гранях — лейтенант. Постоянное спокойное возмущение — Фарланд. Две пульсирующие, почти слившиеся точки, совсем рядом. Я улыбнулся. Травер и Нейла были заняты друг другом. Осматривая мысленно корабль, я нашел ещё одно очень слабое скопление. Т2-B3 сосредоточенно паял, в его контурах отражалось довольство аккуратным сварным швом. Но он же дроид! Какого..! Хотя я тоже тот ещё механизм…

В кают-компанию, в которой я читал датапад, зашел Ивендо. Его я отследил от самого машинного, его фон медленно менялся, он, как обычно курил там в блаженном забытие коварно близком к роковой черте. Я сидел с закрытыми глазами.

– Ивендо, а что паяет Т2-B3? — спросил я его.

– Ты пугаешь меня, парень. Он сейчас снаружи и заделывает течь в системе охлаждения. Если секция не отвалилась совсем, что никак меня не удивит, это увенчается успехом. Как ты узнал об этом?

– Сила. Я думаю это она.

– Дроиды сами по себе нихрена в силе не ощущаются. Хотя некоторая хитрость есть. Это мнение Арки Джета, а он очень большой специалист по жестянкам был.

– Но я его чувствую. Даже то, что ему нравится паять ровно. А сейчас он меняет электрод, — я продолжал следить за ним.

– Дроидам ничего не «нравится», они следуют программе. Им прописаны мотивации и возбуждение нейроматрицы в случае выполнения полученного от человека задания. Это «подкрепление» поведения стимуляцией их поведенческого ядра при совершении правильных действиях. Вроде ровного шва. Он получит его и будет паять ровно дальше. Сложный искусственный интеллект — в людях не разбирается, но в технических вопросах доверять ему можно.

– А у людей не выделяется эндорфин после еды и секса? Так сказать для стимуляции полезного для индивида и вида в целом поведения? И не происходит ли каждое действие, как ответ на внешнее возбуждение? Цепочка реакций, запущенная не нами.

– Ты так дойдешь то того, что жестянки, это почти люди. Это не так. Они не чувствуют по настоящему. Они не боятся смерти, не создают ничего сами, не воспринимают красоту. Всего лишь очень полезные машины, в которые для эффективности заложили механизмы, стимулирующие их поведение. Как угощение для дрессированного животного. Они не могут поступить иначе, как надрессированы. — ответил лейтенант.

Я не стал развивать свои мысли вслух. Но люди устроены примерно также. И скорее это они — почти жестянки. Иногда они ломаются — и тогда они становятся или безумцами или великими. Гениями и злодеями. Безумие — одно из видов рационального поведения, когда нужно выпрыгнуть из замкнутого круга.

– А как насчет более сложных, более «умных» дроидов? — вместо этого спросил я. — Вроде того протокольника, которого раскроил гаммореанец. Он вел себя крайне логично и разумно.

– Очень хорошая программа. Такие же железяки с перекошенным в одну сторону поведением. Когда их делают еще умнее, их внутренние директивы начинают противоречить друг-другу, и они ломаются. Ошибка ядра — замыкание логических цепей. А иногда они начинают убивать всех разумных вокруг себя, как HK-1. Поэтому нормальные дроиды ведут себя достаточно предсказуемо.

Про HK-1 я уже прочитал в учебнике информатики в разделе про искусственные интеллекты — этот дроид-убийца устроил бойню на Корусканте, производя свои копии в промышленных масштабах. И каким-то образом перепрограммируя других дроидов. В результате «великой революции дроидов» погибло более тридцати миллиардов человек. Но даже это не трагедия, а статистика, учитывая население столицы. Согласно местным понятиям, согласно моим же трагедия — это нечто иное. Греческое.

Оставшиеся два дня пути я провел, попеременно изгибаясь сложными фигурами с разводным гидроключом[10] в руках. Ивендо было трудно подлезть туда и эту работу он откладывал напоследок. Но вот, как чертик из табакерки появился я, и как самый молодой на корабле, был вынужден выполнять эту почетную обязанность. Это имело свои плюсы — в процессе этого я изучал чертежи и устройство корабля.

Физический труд перемежался умственным. БЖД закончилась, началась Этика и Философия. Общечеловеческая жвачка на вкус была сладкой, но обладала одним существенным недостатком — пока ты её измельчаешь для лучшей усвояемости, тот, кто никогда её не пробовал, может выбить тебе зубы.

Местную комфортную версию истории (а в школе другой не дают — берегут наивное мировоззрение учеников) я оставил на самый конец.

Свельда поставила себе целью изучить весь древнеиндийский трактат о любви. Она нарисовала на стене каюты пейзаж Зелтроса, его фиолетово-алые оттенки. Я вздрогнул, вспомнив кошмар, но скрыл беспокойство. Хватит с меня нервной нагрузки. Хотя от неё это в полной мере сделать было и нельзя. Мы постепенно приближались к Кореллии. Каждый серьезный маневр в гиперпространстве сопровождался очень странными мыслями, непонятно как приходящими в голову. Более странными, чем обычно. И не менее необычным ощущением «окружающего мира» с помощью всех органов чувств, тем более в Силе. Возможно, так и должно быть, но я решил никому об этом не сообщать.

Примечания

[1]Цитата из романа Роберта Хайнлайна: «Имею скафандр — готов путешествовать»

[2] Геометрия Лобачевского, описывающая криволинейные плоскости и пространства.

[3] Планшет, оснащенный всем, что бы вы не захотели в него установить. Есть в нем и голопроектор. Подключенный по беспроводной сети к внешним экранам и клавиатуре может использоваться, как ПК. Или сам использовать систему «облачных» вычислений.

[4] В отличии от обычной камеры, являющейся чисто пассивной конструкцией, формирующей плоское изображение, голокамера с определенной частотой посылает специальные импульсы света и анализируя отраженный сигнал-изображение, формируемый возвращающимися с разной задержкой и прошедшими разные траектории фотонами, отсеяв фотоны фонового облучения, она формирует объемную картину перед собой. Подобный принцип работы, основанный на генерации очень короткой вспышки в абсолютно темном помещении и многократно анализа принимаемого камерой её(вспышки) отражения реализуем и на Земле, у нас с вами, но он требует громоздкого оборудования и больших вычислительных мощностей. Физики далекой смогли сконструировать компактные монохромные голокамеры и тяжелые, специальные цветные (используются операторами в головидении). Первые более распространены и могут также формировать и цветное плоское изображение, как обычные камеры.

[5] Фримсипласт — аналог бумаги, во всем ее превосходящей, кроме того очень легко перерабатывается, в офисах это делают самостоятельно, используя в принтерах и плоттерах повторно.

[6] Mathcad — весьма популярная среди студентов и инженеров программа для проведения самых разнообразных расчетов. В ней можно сосчитать что угодно, включая ядерный реактор, или найти какой-нибудь интеграл.

[7] Напоминает страдающую сколиозом «И».

[8] Плотность потока (или просто «поток» на физико-техническом жаргоне) — величина характеризующая число частиц пересекающих заданную площадь за определенный промежуток времени. Или же произведение числа частиц в объеме на их скорость. Как удобнее.

[9] Так называемая защита от радиации расстоянием. Плотность потока гамма и фотонного излучения без учета накопления вторичного излучения обратно пропорциональна квадрату расстояния от точечного источника. Иногда проще отодвинуться от источника излучения, чем городить бетонную стену.

[10] Мечта автомеханика. Разводной ключ с электроприводом, способный измерять момент затяга. Пара тройка таких, с осевым и торцевым приводом, заменяют все ключи из ЗИПа. Один минус — они требуют портативного электропитания.