Отдавая дань уважения сэру Терри Пратчетту и Ингмару Бергману.
Музыка
Discoloration - Над пропастью надежды
Я открыл глаза – вокруг все почти привычно затенял мрак, отсекая от внимания все лишнее. Под ногами тоже ничего не было. Я ухмыльнулся – это мы уже проходили. Ощупал рукой грудь, горло – тут я был цел, ничего не болело и не тревожило меня.
Передо мной стоял тяжелый стол, покрытый потемневшим от времени лаком. Незанятый стул стоял с моей стороны – напротив, в вычурном и черном, как космос троне восседала фигура, настолько плотно обернутая во тьму, что было видно одно лишь лицо – бледная, застывшая в угрюмой отрешенности маска. Даже мертвенно бледные губы не шевелились, не выказывая ни единого признака жизни на неподвижном лице.
Я подошел к столу, молча сел – на столешнице стояла большая шахматная доска с еще незаконченной партией – белыми фигурами ко мне, черными к мрачному игроку. Рядом лежали битые фигуры и стояли монументальные песочные часы – стеклянный сосуд в грубой тяжелой оправе. Верхняя половина была уже пуста – песок уже весь был внизу. Лишь едва заметная ниточка песка, застыла в неподвижности, чуть-чуть не долетев до вершины песчаного холмика выросшего в нижней стекляшке.
– ЗДРАВСТВУЙ. НО НЕ ПОЙМИ МЕНЯ БУКВАЛЬНО – Я УВАЖАЮ КОРПОРАТИВНЫЕ ПРАВИЛА И ЭТО НИ ЧТО ИНОЕ, КАК ПРОСТАЯ ВЕЖЛИВОСТЬ, – поприветствовал меня странный человек необычно низким и тяжелым, забирающимся в самую душу голосом. Человек ли? – Вовсе нет.
– Спасибо. Это тоже простая вежливость. Общаться с порождением своего угасающего разума – невеликая радость. Но привет тебе, Вежливая галлюцинация.
– МНОГИЕ ТАК МНЕ ГОВОРЯТ.
– Да, конечно, – нервно хмыкнул я. – Что это за доска?
– ЭТО ТВОЯ ДОСКА. ТЫ НА НЕЙ ХОДИЛ.
– Не помню такой. И я не двигал на ней фигуры.
– ВСЕ ТАК ГОВОРЯТ. НЕ ОТРИЦАЙ СВОИХ ДЕЙСТВИЙ. ВЕДЬ ВСЕ ТВОИ ХОДЫ ЗАПИСАНЫ, – он достал из-за пазухи свиток и передал его мне.
– Но это идиотские ходы! – я развернул пергамент и пробежался по строчкам, сверяясь с безрадостной ситуацией, сложившейся на черно-белых полях. – Я бы так никогда не стал ходить!
– ЛЮДИ НАЧИНАЮТ ЦЕНИТЬ СВОЮ ЖИЗНЬ ТОЛЬКО ПОСЛЕ ТОГО КАК ПОНИМАЮТ – ИХ ВРЕМЯ ВЫШЛО, – он постучал по опустевшим песочным часам тонким, плотно затянутым в черную кожу перчатки, пальцем.
– Постой! – взмахнул я руками.
– ВСЕ ТАК ГОВОРЯТ. МОЕ ВРЕМЯ НЕОГРАНИЧЕННО, НО ЕСЛИ ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО МНЕ ДОСТАВЛЯЕТ УДОВОЛЬСТВИЕ СЛУШАТЬ ВСЕ ВРЕМЯ ОДНО И ТО ЖЕ, ТО ТЫ ОШИБАЕШЬСЯ. ТЫ НЕОРИГИНАЛЕН.
– А как насчет того, чтобы я сделал еще ход?
– ТЫ ЕГО УЖЕ СОВЕРШИЛ. ТЕПЕРЬ МОЯ ОЧЕРЕДЬ.
– Я проверю список? – Я углубился в свиток. Ходы были записаны от руки – чернилами. Мелкими, выверенными буквами. Каллиграфический почерк фиксировал каждый шаг.
– ТАМ ВСЁ, – бесстрастно сказал Ангел смерти. Немигающий взор бездонных черных глаз уперся в меня, ожидая ответа.
– Нет, не всё. – возразил я. – Я еще не сделал свой последний ход.
– ВСЕ ТАК ГОВОРЯТ. И, КСТАТИ. ПОСЛЕДНИЙ ХОД ВСЕГДА ДЕЛАЮ Я.
– Боюсь, что список не верен, – сказал я, пролистав до конца свиток
– ОТЧЕГО. СПИСОК ВЕРЕН. МОЙ ХОД – И ТЕБЕ МАТ.
Рука уже была занесена над фигурой. Одно движение и король будет посажен в темницу, а затем публично обезглавлен.
– Нет, не мат, – я развернул свиток и показал его Смерти. – Посмотри, как записаны мои ходы вот отсюда. Надписи вот с этого хода – я указал на рокировку, – идут справа налево. Зеркально отражены. Так не по правилам.
– ПРАВИЛА? ТЫ ГОВОРИШЬ О ПРАВИЛАХ?
– Совершенно верно. Видишь ли, я не могу играть сейчас на такой доске. Она неверно отображает ситуацию.
– ПОЧЕМУ, ИЗВОЛЬ СКАЗАТЬ?
– Позволь, я покажу, – я взял ладью на A5 и переставил на H5, затем начал монотонно переставлять все прочие свои фигуры, отражая их место положения относительно оси, пролегавшей посреди доски. Между «D» и «E»,.
– Теперь верно – сказал я довольно, передвинув последнюю белую фигуру.
– МНЕ НУЖНО ОБДУМАТЬ СЛЕДУЮЩИЙ ХОД, – Ангел смерти перевернул часы, и песок потек вниз. Но как-то странно, крутясь и двигаясь словно наискось.
– Ты не мог бы ответить на один вопрос, пока раздумываешь над следующим своим ходом? – спросил я пугающего собеседника.
– НЕТ, НЕ МОГ – ВЕДЬ ТЫ ЕГО ЕЩЕ НЕ ЗАДАЛ, – ответил он мне все тем же пробирающим до дрожи голосом. Но теперь в нем сквозило жуткое раздражение. – НО МОГУ ПОПРОБОВАТЬ ОТВЕТИТЬ СЕЙЧАС, ЕСЛИ ТЫ ЕГО ВСЕ ЖЕ ЗАДАШЬ. В БУДУЩЕМ.
Он звякнул пальцем о верхнюю склянку песочных часов, словно показывая, когда это произойдет.
– ХММ… – хмыкнула жуткая фигура, – Я ТАК МНОГО ОБЩАЮСЬ С КЛИЕНТАМИ, ЧТО ПОДНАБРАЛСЯ ЭТИХ БЕСПОЛЕЗНЫХ СЛОВ. «СЕЙЧАС». «В БУДУЩЕМ». ВЫ, СМЕРТНЫЕ СУЩЕСТВА, ВЕСЬМА ВОЛЬНО ОБРАЩАЕТЕСЬ СО ВРЕМЕНЕМ. БУДТО ИМЕЕТЕ НАД НИМ ХОТЬ КАКУЮ-ТО ВЛАСТЬ. НЕТ НИКАКИХ «ЕСЛИ БЫ» – ЕСТЬ ТОЛЬКО Я, – сказал он гулким голосом, словно задвигал тяжелую крышку гранитного саркофага.
– И как долго будет длиться эта партия?
– ДО ТЕХ ПОР ПОКА НЕ ЗАКОНЧИТСЯ. – Он вновь перевернул часы. – ЭТОГО МНЕ ХВАТИТ.
– Там совсем немного, – осторожно пожаловался я, взирая на то, как песок стремительно ссыпается вниз.
– ЭТО ОТНОСИТЕЛЬНО, – громогласно заявил Ангел смерти и щелкнул своими длинными паучьими пальцами. Песчинки послушно воле моего собеседника замерли, струйка, казалось, застыла – неподвижно зависла в часах, – И, ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, ОНИ ПАДАЮТ – ЭТО НЕИЗБЕЖНО.
– Мой вопрос - раз ты согласился на него ответить. Как долго будет идти партия, если число клеток будет стремиться в бесконечность?
– УТОЧНИ ЧИСЛО ФИГУР. ТВОЙ ВОПРОС ЛЕЖИТ ВНЕ ПРЕДЕЛОВ ФОРМАЛЬНОЙ ЛОГИКИ.
– Потому я его и задаю. Кому как не тебе знать о бесконечности.
– Я ЗНАЮ. НО ЛЮБАЯ ИГРА ЗАКАНЧИВАЕТСЯ.
– И все же?
– Я НЕ ОПЕРИРУЮ ПОНЯТИЕМ «БЕСКОНЕЧНОСТЬ». Я ЗАНЯТ КОНЕЧНЫМИ ВЕЩАМИ.
– Неужели?
– БЕСКОНЕЧНОСТЬ – ЭТО ПРОСТО. СЛОЖНО ТО, ЧТО ИМЕЕТ НАЧАЛО И КОНЕЦ.
Я взял руки тяжелую и холодную склянку. Свет застывал, искривляясь и пульсируя в сложном искажении, где-то в устье песочных часов. Стекло было неровным, выгнутым, словно попало под струю жаркого пламени – сосуд расщеплял свет, создавая внутри себя крохотную радугу. Немного цвета в черно-белом мире. Я завороженно развернул пространство, мысленно разгибая кольца света – ох, не все так просто!
– Не люблю застой – люблю движение, – весело сказал я. Встряхнул ее, и песок вновь заструился. Но при этом число песчинок в нижней половинке убавлялось, а в верхней же – росло.
–ЧТО-ТО НЕ ТАК, Я МОГУ ПЕРЕСЧИТАТЬ КАЖДУЮ ПЕСЧИНКУ, ЗАКЛЮЧЕННУЮ В ЭТОТ ГЛУПЫЙ СОСУД, НО ОНИ ДВИЖУТСЯ НЕ В ТОМ НАПРАВЛЕНИИ. ВСЕ БЫЛО В ПОРЯДКЕ, ПОКА ТЫ НЕ ЯВИЛСЯ СЮДА! СМОТРИ: ЧАСТЬ ПЕСКА ДВИЖЕТСЯ ВВЕРХ. ТАК НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ, – громогласно заявил Ангел смерти.
– Искривления пространства, – пожал я плечами. – Должно быть в этой вселенной это в порядке вещей.
– Я НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ ИХ ПЕРЕВОРАЧИВАТЬ. ТЫ ПОСТАВИЛ МЕНЯ В НЕЛОВКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ. ВСЕ ШЛО, ТАК КАК НУЖНО, ПОКА ТЫ НЕ СБИЛ МЕНЯ С ТОЛКУ С ЭТОЙ ДОСКОЙ. МОШЕННИК.
– Смерть в неловком положении… – я развел руками. – И я не вижу чего-либо, в чем нужно было бы раскаиваться.
– ВПРОЧЕМ, МНЕ НЕ ИЗВЕСТНЫ СЛУЧАИ, КОГДА КЛИЕНТ ПРОПУСТИЛ НАЗНАЧЕННУЮ СО МНОЙ ВСТРЕЧУ. ЕСЛИ ЭТО ПРОИЗОШЛО, ТО ТАК ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ, – решил Смерть.
Фигура облокотила бледный подбородок на кожу перчаток, уставившись своим немигающим взором на стекло сосуда.
– С этим не поспоришь. Тебя еще что-то беспокоит?
– ЧТО-ТО? СЛУЧАЕВ, КОГДА Я ПОБЕСПОКОИЛ КОГО-ЛИБО БЕЗ ДОЛЖНОГО НА ТО ПОВОДА, Я ТОЖЕ ПРИПОМНИТЬ НЕ МОГУ. ЭТО НЕПРАВИЛЬНО.
– Привыкай. Там, откуда я и эти часики родом, такое случается постоянно. Кстати, а почему шахматы, коль скоро ты не скажешь мне ничего о бесконечности?
– ОНИ ПРЕДСКАЗУЕМЫ. И Я НЕ ЛЮБЛЮ АЗАРТНЫЕ ИГРЫ.
– Кстати, а где твоя коса? – не смог я не спросить Смерть. Может и глупо – но я так ее и не увидел.
– КОСА? – маска, лишь напоминавшая человеческое лицо, вперила в меня черные провалы глаз. – Я ПОХОЖ НА РЕТРОГРАДА?
Я указал взглядом на раритетно выглядевшие песочные часы. Уж они-то точно выбивались из всего антуража.
– УЖАСНО НЕТОЧНОЕ АНАЛОГОВОЕ УСТРОЙСТВО, ОНО НЕ ОТСЮДА – ТАКЖЕ, КАК, ВПРОЧЕМ, И ТЫ САМ. ПО ПУТИ СЮДА С НИМ ЧТО-ТО ПРОИЗОШЛО И ТЕПЕРЬ ОНО ОБМАНЫВАЕТ МЕНЯ, – недовольно и оттого еще более жутко прогрохотал голос. – ПОЭТОМУ САМ Я ПОЛЬЗУЮСЬ АТОМНЫМИ ЧАСАМИ – ТЕРПЕТЬ НЕ МОГУ РАБОТАТЬ С НЕ ЛИЦЕНЗИОННЫМИ ЖИЗНЕИЗМЕРИТЕЛЯМИ, ДАЖЕ НЕ ПРОХОДИВШИМИ ЗДЕСЬ УСТАНОВЛЕННОЙ ПРОЦЕДУРЫ ПОВЕРКИ.
– Зато нагляднее: Прошлое, настоящее, будущее – сама метафизика времени отражена этими часами. Аналоговая структура не только придает наглядности процессу, имеющему начало и конец, но и удаляет его от грубого, физического способа измерения времени. От того, где есть оси и точки отчета – стрелки и циферблаты, точно рассчитанное будущее и измеренное прошлое. Здесь же ясно видно самое главное – Сейчас, стремительно бегущее из Будущего в Прошлое, – сказал я, рассматривая падающие и кружащиеся в вихре песчинки. Частички самого времени.
– СЛОВА. У ТАКОЙ КОНСТРУКЦИИ ЕСТЬ НЕИЗБЕЖНОЕ РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ПОЛЯ ВЕРОЯТНОСТИ – НИКАКОЙ ТОЧНОСТИ, СПЛОШНАЯ АБСТРАКТНАЯ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ. ОТВРАТИТЕЛЬНО, – прогудел Смерть. – ЧТО НАСЧЕТ КОСЫ, СМЕРТНЫЙ… ДА, ЕСТЬ ЕЩЕ НАСТОЯЩИЕ ФАНАТЫ РЕМЕСЛА... Я ИСПОЛЬЗУЮ БОЛЕЕ ЦИВИЛИЗОВАННЫЙ ИНСТРУМЕНТ. – В руках Смерти загорелся слепяще-белый клинок светового меча. Затем погас. – ХОТЯ МНОГИЕ МОИ КОЛЛЕГИ ДАВНО УЖЕ ОБЗАВЕЛИСЬ ЦЕЛЫМИ КОМБАЙНАМИ. Я ТОЖЕ РАЗДУМЫВАЛ НАД ТЕМ, ЧТОБЫ ПРИОБРЕСТИ АРМИЮ ДРОИДОВ – ПОСЛУШНЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ, МНОГО, ПОД СТАТЬ НАСЕЛЕНИЮ ЭТОЙ ГАЛАКТИКИ. НО ЭТО УЖАСНО ГРУБО… СТАВИТ ПОД СОМНЕНИЕ САМУ СУТЬ РУЧНОЙ РАБОТЫ… НЕ МНОГОВАТО ЛИ ВОПРОСОВ ДЛЯ ТОГО, КТО НАХОДИТСЯ В ТВОЕЙ СИТУАЦИИ?
– Ты сам сказал, что сказал, что не испытываешь проблем со временем.
– ТЕПЕРЬ МОГУ НАЧАТЬ. ТВОЕЙ МИЛОСТЬЮ. ТЕБЯ НЕ ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ ЗДЕСЬ. ТЕБЯ ВЫРОНИЛИ.
– Выронили?
– КОГДА-НИБУДЬ ТЕБЕ ОБЪЯСНЯТ. НЕ Я. Я НЕ ЗНАЮ КТО.
– Почему не ты? Почему ничего не хочешь мне говорить, а постоянно увиливаешь? Вдруг, ты хотя бы знаешь, зачем это? – Я показал выжженный пульсаром знак на левой руке.
– НЕТ.
– Ты хоть что-то знаешь? – расстроился я.
– У МЕНЯ НЕТ ЗНАНИЙ.
– А может, ты скрываешь все от меня?
– У МЕНЯ НЕТ НИКАКИХ ТАЙН.
– Тогда этот разговор лишен смысла.
– ЕСЛИ ТЕБЕ НАДОЕЛО ЗАДАВАТЬ ВОПРОСЫ - ВОЗВРАЩАЙСЯ. Я БУДУ ИДТИ ПО ТВОЕМУ СЛЕДУ. ВСЕГДА.
– Я счастлив это услышать, – сказал я с дрожью в голосе.
– ДО ВСТРЕЧИ.