Проблемы с головой

Первые неудачи

Непреклонное желание контролировать будущее почти олигарх искренне считал наивысшим проявлением своей природной склонности к предпринимательству, сильную тягу к которому он испытывал еще с раннего детства. Идея была хороша, что тут говорить! С помощью футурологов и специалистов электронщиков он рассчитывал получить неограниченную личную власть над будущим. Тем более, что в его распоряжении оказались профессионалы, которые научились воздействовать на сознание людей заумными приборами, искажая, в соответствии с общим замыслом, их представления об окружающем мире. Это был простейший способ построить мир, в котором он бы хотел жить.

А уж когда отобранные им профессионалы приступили к практическому воздействию на человеческие иллюзии и искушения, почти олигарх и вовсе почувствовал себя по-настоящему счастливым человеком. Ему даже на миг показалось, что победа не за горами. Хотя бы потому, что идея заняться будущим пришла ему в голову первому, так что у возможных конкурентов просто не было достаточно времени, чтобы организовать хоть какое-то осмысленное сопротивление.

Еще Суворов любил говорить солдатам: «Внезапность нападения — залог победы». И Суворов был прав. Почти олигарх был с ним согласен.

И все бы ничего, но неожиданно выяснилось, что почти олигарх совершенно не помнит своего детства. Понятно, что когда-то он был ребенком, но подробности стерлись. Сознание отторгло прошлое, как вредную и бесполезную обузу. Он совершенно забыл о том, было ли его детство трудным и голодным или, наоборот, ярким, беззаботным и радостным. Конечно, это было давно. Он мог припомнить лишь отдельные разрозненные эпизоды, например, как отец водил его в районную музыкальную школу, но, по счастью, совсем недолго. Ровно столько, чтобы он мог при случае сказать: «А как же, посещал», но при этом не успел возненавидеть преподавателей. Это значит, что занятия не были обременительными, скорее познавательными. Именно там, в музыкальной школе, он впервые понял, что далеко не все дела и не все поручения следует стремиться выполнять наилучшим образом. Некоторыми, наоборот, можно заниматься кое-как, потому что они нужны только для поддержания ложно понятого престижа.

Нужны ли будут в будущем музыкальные школы? На этот вопрос он пока не придумал окончательного ответа. Но, как известно, оставшиеся без ответа вопросы — есть источник постоянного раздражения. Неудивительно, что почти олигарх загрустил. Казалось бы, какое отношение имеют занятия музыкой к контролю над будущим? Но хозяин будущего должен знать ответы на все вопросы. Иначе, какой он хозяин?

Удивительно, но когда разговор заходит о будущем, неожиданно важными становятся незначительные детали и полузабытые воспоминания. Например, детство. Имеет ли оно хоть какое-то отношение к реализации мечты? Конечно, поскольку наши детские желания и искушения сильнейшие мотиваторы. Кроме того, в самом вопросе содержится ясный и недвусмысленный намек на очевидное обстоятельство, — работой по контролю над будущим придется заниматься не только наемным специалистам, но и самому почти олигарху, потому что это именно он должен сказать: «В моем обновленном мире должно быть то-то и то-то и ни в коем случае не должно быть того-то и того-то».

Почти олигарх попробовал представить, каким бы он хотел видеть мир будущего. Ясно, что там должно быть множество хитроумных технических штучек. Обязательно полезных, безопасных и доставляющих своему владельцу удовольствие. Странно было бы стремиться к опасному и неприятному будущему. Именно ощущение комфорта почти олигарх считал самым важным элементом нового мира, который он хотел построить.

Он прекрасно понимал, что его мечта о контроле над миром будущего исполнится только в том случае, если прочие люди будут считать, что их интересы и пожелания учтены. Эмоциональная удовлетворенность для многих людей часто оказывается важнее материального достатка. Мир будущего, контролируй его или нет, обязательно станет местом свободного выражения эмоций. Там будут востребованы не вещи, а именно приятные ощущения. Людям нравится свобода выражать свои чувства. В самом деле, можно ли считать, что мир принадлежит тебе, если при этом гражданин лишен подтвержденного законом права выбирать между местью и милосердием, жадностью и состраданием, подлостью и порядочностью? Но даже лучшие футурологи не способны ответить на этот вопрос, потому что чувства науке не подчиняются.

— Написали ли ваши знакомые фантасты в последнее время что-нибудь существенное о будущем? — спросил почти олигарх своего секретаря Жекова.

— Шабанов написал повесть.

— Как называется?

— «Мужчины в поисках Луны».

— Загадочное и красивое название. Вы уверены, что повесть о будущем?

— Нет, — сказал Жеков.

— Почему?

— Шабанов пишет о человеческих эмоциях. Не сказал бы, что речь у него идет об особенных чувствах, которыми будут обладать люди будущего. Вовсе нет, его герои ведут себя так, как люди вели себя всегда. И сто лет тому назад. И тысячу. Они и сейчас ведут себя точно так же. Более того, можно с высокой степенью вероятности утверждать, что и через сто лет их реакция на внешние раздражители будет такой же. Причем здесь будущее? Мне кажется, он потерпел творческую неудачу.

— Вы читали повесть?

— Только один эпизод.

— Перескажите содержание.

— Я могу прочитать.

Он достал из папки мятую бумажку.

Геолог Х. и сейчас, когда прошло столько лет, не любил вспоминать о своих узбекских командировках. Давно это было, многое забылось. Лишь один эпизод волновал его душу до сих пор, можно было подумать, что он придает ему вселенское значение.

Геофизические вахты, в которых Х. принимал участие, были утомительны и бессмысленны, потому что выполняли требования давно устаревшей инструкции. Почему? Просто ее никто не отменил вовремя.

Люди уставали, в основном, от безделья. Оказывается, это ужасно трудно — ничего не делать. Смотреть на своих товарищей геологу Х. было больно. Волновал людей только один вопрос — когда же закончится смена. Нельзя сказать, что ребята мучились молча, они, естественно, на чем свет стоит проклинали тяготы бессмысленного существования, часто переругивались между собой, выкрикивали по ночам безумные песни, в общем, бесились, как могли.

Долгое время В. ничем не выделялся, но однажды в его глазах появилось странное отсутствующее выражение.

— У тебя головка болит? — запричитал Х., потому что, так же как и другие, уже не мог говорить нормально, только язвительно.

— Если бы ты знал, до чего же мне все обрыдло! Хочется встать на четвереньки и завыть на Луну.

— Ну так встань.

В. послушно встал на четвереньки и завыл:

— У-у-у...

В дальнейшем В. проделывал это неоднократно.

— И что это означает? — спросил почти олигарх.

— Не знаю, — ответил Жеков. — Но Шабанов называет свою повесть фантастической.

Почти олигарх обладал поразительным природным чутьем на скрытые, но важные для бизнеса процессы, поэтому немедленно почувствовал, что произошло нечто чрезвычайно важное. Только что он случайно столкнулся с проявлением будущего, смысла которого не понимал. Теперь ему придется читать современную фантастику, чтобы разобраться в тенденциях чувственного восприятия людей будущего. Без этого трудно будет объяснить им, что профессия раба престижна и выгодна.

Личный опыт почти олигарха заставлял безоговорочно верить в полезность одного из самых важных принципов предпринимательства: нахождение узкого места в бизнесе равносильно решению проблемы. Он вызвал Соловьева, пришло время использовать прибор по назначению.

— Надо бы пропустить через черный Куб человека по фамилии Шабанов.

— Он ваш враг?

— Нет. Он фантаст.

— Фантаст?

— Человек, который интересуется будущим, как это принято у них, у фантастов, — мечтает и придумывает. Сочиняет для себя всякую белиберду, но мне хотелось бы узнать, что у него на уме.

— То есть, зачем он это пишет и чего добивается?

— Да.

— И каким представляет себе будущее?

— Не так. Мне хотелось, чтобы он представлял будущее так, как это нужно мне.

— Заплатите ему.

Почти олигарх хотел сказать, что есть веские основания считать, что деньги в этом случае не сработают. Фантаста можно заставить кукарекать, если заплатить достаточную сумму, но в голову к нему не залезешь. Проконтролировать, какой смысл он будет вкладывать в свое кукарекание, как оно скажется на читателях, все равно невозможно.

Но сдержался, поскольку не пришло еще время для болтовни с наемными работниками об ограниченности власти денег над мыслями литераторов. Очевидно, что это было явно избыточным и вредным знанием. Чем меньше народ догадывается о чем-то подобном, тем спокойнее будет будущее. Понятно было, что применение прибора Соловьева в данном случае выглядело предпочтительнее.

— Пропустите его через Куб. Может быть, мир лишится самобытного писателя, но зато сделает решительный шаг к совершенству. Кто его читал? Кто его сейчас читает? Кто вспомнит о сочинениях Шабанова через пару лет? Заметит ли кто-нибудь изменение, произошедшее в его мозгах? Сомневаюсь. Заодно проверим ваш прибор на практике.

Соловьеву решительность почти олигарха понравилась, ему и самому хотелось испробовать действие прибора на каком-нибудь писателе. Было очень интересно проследить, как под влиянием внешнего воздействия, у того, заранее заданным образом, меняется мировоззрение. Но Соловьев был человеком практическим, поэтому он решил, что надо помнить и о личных интересах. Изначальная нечеткость поставленной цели позволяла получить дополнительную информацию о почти олигархе и его представлениях о будущем.

«В конце концов, мне придется жить в придуманном им мире!» — ухмыльнулся Соловьев. — «Почему бы мне не узнать о его замыслах больше»?

От природы ехидный, он постарался придумать такие начальные условия для эксперимента, чтобы не только испытуемый помучился с заполнением информационного пространства между заданными фактами, но и Жеков, которому, скорее всего, хозяин поручит работу вразумить несчастного фантаста, вынужден будет покрутиться. Сумеет ли он сориентироваться, какие нравоучения придумает? Можно было не сомневаться, что Жеков будет выглядеть полнейшим идиотом. Соловьев приготовился поржать в свое удовольствие. Дело было полезное. Посмеяться над равным в иерархии стремящихся к власти — святое дело.

Соловьев подумал и решил, что было бы неплохо начать с обсуждения перспектив развития ювенальной юстиции. Он представил, как перепугается Жеков, когда услышит от Шабанова печальную историю про судьбу несчастных деток. Это была замечательная идея. Дети ведь — это и есть будущее. Вот когда замыслы почти олигарха откроются и станут понятнее. А его интересовали именно замыслы. Должны же были у почти олигарха быть замыслы!

Итак, Соловьев ввел начальные данные:

1. трое детей в семье бесперспективных наркоманов;

2. государственная политика по снижению интеллекта учащихся.

Соловьев ухмыльнулся — а что, пусть писатель-фантаст пофилософствует — и нажал ввод. Теперь ему оставалось подождать совсем немного, и можно было фиксировать возникновение причудливых представлений в сознании воспитуемого. Соловьеву даже понравилось, что объектом для опыта оказался именно литератор. Это значит, у него был самостоятельный опыт придумывания самых безумных ситуаций, что должно было способствовать успеху опыта.

По теории эффект должен был наступать через десять минут. Было бы забавно застать Жекова врасплох, но на кону стояло слишком много, и рисковать без нужды было глупо.

Соловьев позвонил Жекову и предупредил его о начале эксперимента.

— Что от меня требуется? — спросил Жеков, он тоже нервничал.

— Достаньте прибор.

— Ну.

— Горит ли зеленая лампочка?

— Горит.

— Это хорошо. Значит, все идет нормально.

Соловьев моментально успокоился. Прибор действовал, значит, излучение достигло подопечного, его сознание перестало подчиняться закону причинности, логическая составляющая мышления была подавленна, а творческая активно заработала, дополняя разорванную реальность выдуманными, но псевдоправдоподобными деталями. Ну а в том, что его теория воздействия на мозги людей верна, Соловьев никогда не сомневался.

Но прошли десять, а потом и двадцать минут, но на связь с черным Кубом Шабанов не вышел.

К немалому удивлению и расстройству Соловьева на Шабанова излучение не подействовало. Это был провал. Он с силой похлопал ладонями по своим раскрасневшимся щекам и повторил загрузку данных.

Но и на этот раз ничего не получилось.

Это была неудача. Пришлось доложить о провале почти олигарху. Тот воспринял новость на удивление спокойно.

— Ерунда. Быстро только кошки родятся, — сказал он бесстрастно. — Работайте, старайтесь. А вам, Перекатов, придется встретиться с Шабановым. Меня интересует рукопись его повести. «Мужчины в поисках Луны», так она называется. Достаньте мне ее.

Перекатов был доволен, он был не прочь пообщаться с Шабановым и без приказа почти олигарха. Он не одобрял механистический подход Соловьева к конструированию будущего, но ему было очень интересно посмотреть, как выглядит фантаст, лишившийся логического взгляда на мир. А еще ему понравился новый подход почти олигарха к проблеме контроля над будущим. Он был полностью согласен с тем, что жесткий контроль над чувственными впечатлениями важен для устройства нового мирового порядка. Хорошо ведь известно, что некоторые писатели с детства наделены способностью смешивать личные чувства с устоявшимися в социуме настроениями. Именно с фантастов и следовало начинать.

Путь до жилища Шабанова занимал никак не больше десяти минут — два квартала, поэтому Перекатов решил проделать его пешком. Тем более, что ему надо было еще кое-что обдумать. Обещанный дождь так и не пролился, да и облаков, способных исполнить мрачное предсказание метеослужбы, не наблюдалось. На небе сияло ласковое Солнце, неуклонно совершающее свое плавное движение сквозь фактурные облака. Перекатов почему-то вспомнил, что фотографы называют подобное живописное небо именно так — фактурным. Известно, что на подобном фоне любая развалюха становится похожей на дворец. Тоже своего рода продажа представления. Если подумать, то становится ясно, что производством представлений люди занимались и прежде. Не хватало только человека, который бы поставил это дело на промышленную основу. Тут надо отдать должное хозяину. Правильно сказал Соловьев: «Зачем нам манипуляции, пора говорить о поточном производстве представлений! Давайте, организуем фабрику исполнения грез»!

А вот тут без фантастов не обойдешься. Когда хочешь получить что-нибудь качественное, следует обращаться к профессионалам, какими бы неприятными и тупыми они тебе не казались. Чужие представления, как правило, всегда кажутся тупыми. Разве не так?

Перекатов чуть заметно поморщился. Ему предстояло найти нужные слова и расположить к себе настоящего живого фантаста. Мог ли он подумать о таком странном поручении еще год назад? Но что тут поделаешь, работа есть работа.

И вот показался дом Шабанова, Перекатов был готов к переговорам, осталось только выбрать стиль поведения: ласковый и приветливый или сугубо профессиональный, деловой. Но это надо было решать уже на месте.

Вдруг, совсем неожиданно, из ближайшей подворотни показалась группа странных людей в одинаковых белых медицинских халатах, на которых были криво нарисованы шариковой ручкой многочисленные черные кубики. Они направились прямо к Перекатову, умело отрезая ему пути отступления.

Впереди шел человек в традиционной маске Гая Фокса, неудачливого заговорщика и предателя. Он вплотную подошел к Перекатову и, когда тот попытался обойти его, грубо схватил за руку.

— Мы задержим вас всего на одну минуту. Для вашей же пользы.

— Что вам нужно?

Подошли его спутники. Масками они не разжились, поэтому Перекатову были видны их лица: торжественные и по-настоящему счастливые, словно бы они выполняли самое важное в жизни поручение. Один из них с гордостью нес на вытянутых руках старинный граммофон с большой ржавой трубой. Из трубы лилась грустная, заунывная мелодия. У второго на тонкой шее висел барабан почему-то кубической формы. Время от времени он ударял в него в такт музыке. Получалось красиво. Третий был вооружен пионерским горном. Еще один тащил объемную тяжелую сумку.

Нельзя сказать, что Перекатов испугался, но на всякий случай нащупал в кармане связку ключей, какое-никакое, а оружие, и стал ждать продолжения разговора.

Музыка неожиданно смолкла. Человек в маске тотчас достал из кармана мятую бумажку и с восторгом, более подходящим ребенку, зачитал крайне странный текст. Философские детали, вне всяких сомнений, содержащиеся в сообщении, Перекатов пропустил, дикция вещающего оставляла желать лучшего. Он понял лишь то, что в городе создано, наконец, Объединение любителей кубической формы. Люди добровольно объединились для того, чтобы навсегда победить любые проявления несправедливости и угнетения человека человеком, искоренить пристрастие к овалам и шарам, предпринять решительные попытки для достижения практического бессмертия в новом мире, где каждому будет гарантирована безбедная и счастливая жизнь в экологически чистых поселениях. Естественно, вступившим в ряды Объединения гарантировалась вечная молодость и идеальное здоровье. Достигнуть всего выше перечисленного предлагалось с помощью безоговорочного признания совершенства кубических форм.

Перекатову понравилось следующее утверждение: «Куб есть высшее проявление эстетического совершенства, кубы прекрасны, они потрясающе красивы. Красота спасет мир. Значит, кубы спасут мир».

Наконец текст был прочитан до конца, но у Перекатова создалось впечатление, что человек в маске Фокса готов продолжать рассказ о достоинствах кубов, ясно было, что по этому вопросу у него остались еще не высказанные соображения. Но организм оратора не выдержал тяжелой нагрузки, и на мгновение он замолчал, набирая в легкие воздух. Перекатов поспешил воспользоваться паузой.

— Что от меня требуется? — спросил он.

— Распишитесь вот здесь.

— Это все?

— Не-ет. Получите подарок.

Из сумки был извлечен кубик Рубика, который вручили Перекатову. Обладатель горна протрубил торжественный сигнал.

— Теперь я могу идти?

— Конечно. Не забывайте только рассказывать каждому встречному о великой миссии по спасению нашего мира, возложенному на предметы кубической формы.

— Обязательно.

Участники акции по команде главного выстроились в одну линию, подравнялись. Из граммофона раздалась уже знакомая заунывная мелодия. Перекатов с облегчением пошел своей дорогой. Оглянулся он только метров через пятьдесят. Любители кубов стояли, выстроившись в линию, и приветственно махали ему руками.

«Вот так номер! Однако, как их заколбасило! Нужно обязательно сказать Соловьеву, чтобы снизил уровень излучения», — подумал Перекатов.

Шабанов не производил впечатления человека, только что перенесшего направленное воздействие на психику. Перекатов был уверен, что застанет подопечного фантаста в разобранном состоянии, но тот держался молодцом и явно не пылал любовью к кубам. Это было удивительно, хотя бы в сравнении с мощнейшим эффектом, который Перекатову только что пришлось наблюдать у случайных прохожих. Было очевидно, что в методике испытаний произошел досадный сбой, но это была работа Соловьева. Перекатову до нее не было дела, его интересовало совсем другое, он был абсолютно уверен, что тексты Шабанова обязательно приведут к «прогностическому конфликту», способному нарушить стройные планы почти олигарха по контролю над будущим. Не было сомнений в том, что Шабанов враг. Перекатову захотелось тут же на месте опробовать методики «встречного прогностического боя» и нейтрализации «опасного интеллектуала».

— Здравствуйте, господин Шабанов. Моя фамилия Перекатов.

— Я вас узнал. Вы — футуролог. Мы встречались на конвенте в Киеве.

— Это хорошо. Я хотел бы просить вас уделить мне несколько минут.

— Вообще-то я работаю.

— Я не займу у вас много времени, задам несколько вопросов, да и пойду себе.

Шабанов поморщился.

— Проходите, не часто ко мне заходят футурологи.

— Я представляю целую группу лиц, заинтересованных в контроле над будущим.

— Не понимаю, какое отношение к будущему я имею? Не уверен, что через пятнадцать лет вообще будет такая профессия — писатель.

Перекатову захотелось проверить, остались ли в мозгах Шабанова хоть какие-то следы наведенной излучением проблемы. Что-то там было про детей, кажется.

— Вас читают дети. Будущее — это их мир. Фантазии ваши воздействуют на их мозги. Хотите или нет, но вы формируете для них образ будущего.

— Вы преувеличиваете. Влияние литературы — это миф.

— С этим утверждением можно поспорить. Космонавты, например, часто пишут в мемуарах: «Прочитал такую-то книгу, потянуло в космос».

Шабанов не удержался и рассмеялся.

— Нынешние дети вспомнят свои встречи с книгами так: «Прочитал трилогию, решил стать вампиром». Или орком, или эльфом.

— А вот зря смеетесь. Не исключено, что так и будет. Современные технологии, кстати, позволяют изменить режим питания и перейти на потребление крови. Точнее, заменить кровь питательной смесью, которая позволила бы организму обходиться без прочих источников энергии. При таком подходе укусы вампиров сразу приобретают недостающую им пока функциональность. Почему бы и нет.

— К такому будущему я точно никакого отношения не имею.

— А к другому имеете. Воспитание детей — это, знаете ли, крайне важное дело.

— Ерунда это, — сказал Шабанов твердо. — Никакого воспитания в природе не существует. Дети тупо копируют стереотипы поведения взрослых, вот и все воспитание. Это, кстати, легко доказывается — уж сколько тысяч лет исполнилось человечеству, а стереотипы поведения людей ничуть не изменились, можете сами убедиться в этом, сверившись с Библией. Остальное, всего лишь обучение полезным навыкам.

Перекатов окончательно убедился в том, что излучение Соловьева на Шабанова не подействовало.

— Давайте поговорим про обучение, — сказал он.

— А это уже и вовсе пустое дело.

— Почему?

— Только ответив на вопрос, в каком мире мы хотим жить, можно говорить про какое-то особое образование. Но мы не знаем... К сожалению, времена утопий прошли. Будущее для нас пустой звук. У нас даже нет концепции…

— Неужели вы верите в возможность существования «концепции общества»? По-моему ее нет и не может быть.

— Ваша концепция, а это, конечно, концепция, весьма популярна. К сожалению, она годится только для пчелок и стрекоз. Люди мечтают и желают. Каждый, заметьте, о своем. И мечту свою защищают... А если нет «концепций общества», то и люди, способные понимать, что каждое действие и его последствия прочно связаны причинно-следственными связями, становятся ненужными и даже вредными. Если вы не хотите заниматься «концепциями общества», за вас это сделают другие.

— Зачем нам концепции? Достаточно придумать для людей обязательные для исполнения правила.

— Но правила придумывают люди.

— Вы считаете, что толпа способна заниматься судьбой мира? Но это неприемлемо, — возмутился Перекатов. — Наоборот, нужно переключить общественное внимание на достижение личного успеха и озаботиться созданием осмысленной элиты, способной руководить социумом.

— Мне про элиту непонятно. О какой элите идет речь? Имущественной? Интеллектуальной? Имущественная уже сформировалась и чужого дядю к деньгам не подпустит. Интеллектуальная не обладает властью и влиянием.

— Имущественная элита, конечно. Это люди, которые распоряжаются финансовыми потоками и контролируют политиков — естественно, в своих интересах, но один из главных их интересов состоит в обеспечении гармонии, производительных сил и производственных отношений.

— Это антиутопия. Вы предлагаете людям добровольно разделиться на элоев и морлоков. Это слишком книжный подход, чтобы относиться к нему серьезно.

— Вот тут нам пора вспомнить о значении воспитания. Надо объяснить людям, что их благосостояние напрямую связано с готовностью подчиняться.

— Люди не так глупы, как представляется футурологам. Отрывистые команды лучше отдавать дрессированным собакам. Как там у Диккенса: «Постарайтесь, пожалуйста, запомнить, что одно дело отдавать приказания и совсем другое дело — исполнять их. Один человек может сказать другому, чтобы тот бросился вниз головой с моста в реку сорок пять футов глубиной, но этот другой, может быть, и не подумает броситься».

Говорить больше было не о чем. Перекатову надо было подготовиться к следующей схватке, в том, что они будут, сомнений не было. Он попрощался и поспешил доложить о результатах встречи своему работодателю.

Почти олигарх внимательно выслушал его и спросил:

— Вы достали книгу Шабанова?

— Нет пока. Я ему не понравился.

— Хорошо, книгой я займусь сам, — потом добавил: — Соловьев-то совсем опозорился. Его прибор и на Уилова не подействовал.