Среди посетителей Куба больше всего было писателей. Бывших или продолжающих творить вопреки здравому смыслу. Контролер Наукоподобнов заинтересовался этим странным феноменом. Сначала он запоминал наиболее забавных посетителей просто так, для смеха, чтобы потом, при случае, порадовать своих друзей веселым рассказом про очередного чудака с фантазиями. Надо сказать, что истории временами ему приходилось выслушивать по-настоящему анекдотические, в самом лучшем смысле этого слова. Но со временем, когда он сообразил, что писатели едва ли не главные его клиенты, решил, что краткую информацию о подобных визитерах обязательно стоит записывать, для чего даже завел специальную тетрадь, на обложке которой крупными буквами вывел: «Совершенно секретно». Мало ли что пригодится в жизни.
Записывал он в тетрадь только самое важное: фамилию или псевдоним, дату посещения и общее представление писателей о том, что такое Куб и для чего он создан. Надо отметить, что по вопросу возникновения Куба единого мнения у писателей не обнаружилось, о черном Кубе и его предназначении они высказывали самые удивительные гипотезы, одно удовольствие было записывать, — вот что хочется вспоминать, когда речь заходит о настоящих творческих людях! Отдельно Наукоподобнов тщательно фиксировал просьбы, с которыми писатели обращались, и, самое главное, побудительные причины, заставившие их обратиться за помощью. Этот последний пункт был самым забавным. Собственно, ради него и стоило стараться. Иногда они просили самые странные вещи.
Только потом, когда материала набралось достаточно, выяснилась пикантная подробность: писатели, как члены особой социальной группы, за последнее время сильно изменились, можно даже сказать грубее: они мутировали. Если раньше они просили в первую очередь о том, чтобы их оставили в покое, не мешали творчеству, а потом уже денег, премий, тиражей и орденов, то в настоящее время ситуация изменилась кардинальным образом, теперь им нужен был руководитель, опытный куратор, способный обеспечить участие в престижных проектах. Тенденция, однако.
Последним из череды писателей, посетивших Куб, был Максим Мекин, известный прозаик. Наступил в его судьбе страшный момент: ему стало противно писать про людей. Он их и раньше не особенно-то любил, но теперь, когда в издательстве отвергли его новую книгу, необоснованно выросли тарифы ЖКХ, а на почте отказались вовремя отдавать посылки из продвинутых стран, его нелюбовь обрела доказательную базу. Поговорить об этом он и пришел в Куб.
Отряхнув колени, — это было хорошо придумано, что в Куб можно попасть только на карачках, — Мекин завел обычное нытье про полузабытую уже теорию о важной, непреходящей роли литературы в истории человечества. Примеры приводил экзотические, но забавные. Что-то про трепетную передачу традиций в еще не окрепшие руки молодежи, обучение живому языку и умение пользоваться эзоповым языком и обнаруживать подтекст. Некоторые из утверждений Мекина оказались столь оригинальными, что Наукоподобнов их записал с особым удовольствием.
А потом Мекин перешел к главной цели своего визита. Принимать посетителей в темноте — еще одна отличная придумка, — давно известно, что в темноте люди меньше стесняются, становятся разговорчивее и откровеннее. Тем более, когда разговор приходится вести с анонимным, но авторитетным собеседником. Вот Мекин, например, знал только то, что он разговаривает с Голосом из Куба. Про Наукоподобнова он никогда прежде не слышал, поэтому был готов к откровенному разговору.
— Случилось страшное. Недавно я написал критическую повесть. Ее напечатали. Даже гонорар заплатили.
— Поздравляю.
— Благодарю. Потом написал лояльный власти текст, и его отвергли.
— Ну и?
— Это форменное безобразие.
— Почему?
Наукоподобнов ждал продолжения. Сейчас обязательно должна была последовать какая-нибудь эксцентрическая фраза, которая решительно перевернет плавное течение беседы. Без таких штук писатели не могут существовать. Сколько их прошло через руки Наукоподобнова, и каждый обязательно старался блеснуть, якобы, присущим только ему умением озадачивать собеседника интеллектуальным вывертом. Так получилось и на этот раз. Мекин заговорил, и Наукоподобнову осталось лишь кивнуть, подтверждая тем самым свою прозорливость.
— Это оскорбительно и недальновидно.
— Почему?
— Учитывая важность литературы для утверждения господствующей в государстве идеологии, власть обязана контролировать и руководить литературным процессом. Что тут непонятного?
— Обоснуйте.
Этот Мекин умел быть забавным. Специально он это проделывал или по природе своей был наивным простаком, было неизвестно. Конечно, выяснить это совсем нетрудно, но Наукоподобнов каждый раз забывал о Мекине, стоило тому отползти из Куба на свободу.
— Поддержание душевного равновесия и укрепление нравственных основ поведения, — продолжал Мекин. — Вот что мы, писатели, предлагаем обществу. Но за это нам надо платить хорошие деньги, за нами следует наблюдать, нас требуется направлять.
— Интересная концепция.
— Спасибо. Но действительность совсем не похожа на теорию. За нами никто и не думает наблюдать, нас никто не наставляет. Нами не интересуются.
— Все правильно. Литература в привычном понимании умерла, а потому внимания более недостойна, — пояснил Наукоподобнов.
— Чушь! — возмутился Мекин. — Что ж, у нас начались трудные времена, но мы, конечно, справимся. Литература не умирает, это преувеличение.
— Не умирает, а именно умерла. Все уже произошло. Она похоронена соцсетями. Просто вы еще не заметили. Сейчас литература — это всего лишь безобидное хобби сравнительно немногочисленной группы поклонников. Гигант на наших глазах превратился в карлика.
— Что же нам делать?
— Вам разрешено будет спокойно творить, ставить свои мысленные эксперименты и по мере возможности служить высокому искусству — теперь это ваши дела. Денег много не будет, но и сильно мешать не станут.
— Вы не боитесь возникновения несанкционированных идей? Не желаете знать о них, контролировать и влиять?
— Новых идей в будущем не ожидается. Времена, когда писатели были властителями умов миллионов, прошли. Кстати, читать люди меньше не стали. Читать стали даже больше, просто читают совсем другие тексты. Книжные идеи больше не опасны. Время литературы и книг ушло, литературу никто специально не изводил и не убивал, ее умирание — процесс объективный.
— Вы говорите о массовой культуре. Но как же быть с необходимостью передавать сложную информацию? Инструкции пользователя, формулы?
— Да, здесь пока книга, конечно, вне конкуренции. Но если подумать — проблема ли это? Так ли уж необходимо нам передавать то, чего в мире с каждым днем становится все меньше? Совсем не за горами день, когда потребность в передаче любой сложной информации окончательно исчезнет. Достигается это с помощью соответствующей модернизации воспитания, образования, эффективного трудоустройства. Всем этим пришлось бы заниматься, не отвлекаясь на проблемы литературы. Подведем итог: ваше прошение о введении контроля отклоняется.
— Как-то это обидно.
— Что тут поделаешь. Жизнь крайне несправедлива, — поучительно добавил Наукоподобнов, чтобы окончательно лишить своего собеседника иллюзий.
Мекин не поверил Контролеру. С его стороны это был своего рода мятеж. Но отказаться от литературы было выше его сил, и он решил отыскать животрепещущую тему, художественное раскрытие которой позволило бы вдребезги разбить доводы Голоса из Куба, ему захотелось доказать непреходящую ценность литературы. Более того, Мекин вознамерился написать культовую книгу, которая должна была изменить мировоззрение целого поколения. На меньшее он был не согласен. Вот тогда они в своем Кубе поймут, как опрометчиво поступили, отказавшись контролировать и направлять литературный процесс.
Все равно им придется нами заниматься, успокаивал себя Мекин. Он чувствовал, что способен заставить хозяев Куба оценить возможности литературы в деле воспитания и правильного образования. Ему показалось, что не все еще проиграно, многое зависело от него лично.
Надо было постараться сделать все быстро, времени для раскачки не было. Вот он и занялся делом.
В одном он был полностью согласен с диагнозом Голоса из Куба: людей теперь интересовало совсем не то, что в годы его молодости. Но из этого вовсе не следовало, что их вообще больше ничего не интересует. Мекину пришла в голову блестящая идея: если ему удастся разобраться с современными городскими легендами, то и пространство для современной литературы расчистится само собой.
— Возбудим интерес! — приказал он себе. — Я смогу!
Сначала он принялся изучать специальные издания, рассчитанные на серьезного потребителя. Ему казалось, что городские легенды легче становятся мифами, если они основываются на каких-то реальных фактах. Пусть не на фактах, а на понятиях, имеющих какое-то отношение к реальности. Сочинители легенд могут не догадываться об истинном положении вещей. Этого от них и не требуется. Мекин предположил, что отчеты реальных аналитиков имеют гораздо больше шансов воздействовать на мозги читателей, чем откровенный и бессмысленный вымысел. Для этого достаточно пересказать аналитические доклады дурацким языком. После этого самый глубокомысленный текст обязательно найдет своего фаната.
Например, можно было поговорить о новой мировой резервной валюте, прообразом которой сегодня являются специальные права заимствований МВФ. Основой новой валюты останется доллар США, так что краха доллара пока ждать не следует. Но единая валюта требует и единого бюджета. А тут без потери некоторыми странами своего суверенитета никак не обойтись. Приведет ли это к новой мировой войне пока не ясно. Но вот, если новой мировой резервной валюты не возникнет, то процесс глобализации может пойти вспять, что будет означать возврат мира к новому мрачному средневековью.
Мекин был уверен, что это прекрасная затравка для городской легенды. Сюжет мог бы развиваться самым предсказуемым образом, что крайне важно для создания долговечного мифа.
Например, так. О коварных планах мирового закулисья случайно узнает Алиссия, эксцентричная полуграмотная предводительница небольшой шайки подонков и воров. Очевидная несправедливость устройства мира доводит ее до бешенства (про несправедливость вставить в рассказ нужно обязательно), поэтому она с энтузиазмом грабит богатых, а потом щедро раздает добычу бедным. Такая получается своеобразная Робин Гуд в юбке — это людям должно понравиться.
Во время очередной операций по изъятию неправедно нажитого кроме бриллиантов и крупных денежных сумм в сейфе обнаруживается папка с документами. Алиса не обращает на нее внимания, но один из рядовых членов банды, между прочим, бывший финансовый работник по имени Вальдемар, прихватил папочку с собой. Однажды он разочаровался в своей профессии банкира, но любовь к чтению чужих документов сохранил. Баловался этим в свободное от основной работы время.
В джакузи, отдыхая после трудового дня, Вальдемар открыл папку и едва не захлебнулся, потрясенный важной информацией, содержащейся в ней. Планы по внедрению новой мировой валюты предполагали жесткие меры по отношению к любым странам, не желающим добровольно отказаться от права на эмиссию денежных знаков. При необходимости не исключались и методы устрашения: начиная с информационной дискредитации правительств и организации народных волнений до экономической блокады и прямого военного вмешательства. Список провинившихся стран прилагался.
Вальдемар понял, что его карьере профессионального потрошителя сейфов приходит конец. В новом мире борцы за справедливость были не предусмотрены. Внимательно прочитав сопроводительные документы, Вальдемар тяжело вздохнул, в своей прошлой банкирской жизни он пришел бы к точно таким же выводам. Придраться было не к чему. Зачем вводить новую валюту, если при этом не следить за ростом денежной массой? Азы. Он понимал, что мощный удар по организованной преступности есть результат случайный, организаторами введения единой мировой валюты не предусмотренный, но, видимо, неизбежный. Во второй раз за относительно короткий срок Вальдемару предстояло поменять профессию, чего делать ему совсем не хотелось. Потрошить чужие сейфы ему нравилось. Это была сложная техническая профессия, в которой он чувствовал себя специалистом.
Он судорожно пролистывал остальные документы. Ему было известно, что подобные планы обязательно содержат анализ альтернативных возможностей развития событий. Не стали исключением и попавшие к нему в руки планы устройства нового прекрасного мира, в котором власть должна была принадлежать финансовым структурам. Но далеко не все рождаются банкирами, поэтому подобные идеи не могли не встретить сопротивления в широких кругах населения. Об этом аналитики прекрасно знали и не могли не предложить альтернативу — вариант плана, который бы обеспечивал достижение нужного результата, но при этом не вызывал бы отторжения у представителей бедных слоев социума. Цивилизацию, оказывается, могла спасти технологическая революция.
Вольдемар без промедления доложил Алиссии о своей находке. В голове у нее мелькнула вполне естественная мысль о том, что не плохо бы подзаработать с помощью этой информации.
По счастью, среди рядовых членов банды обнаружились два бывших ученых. Но ученые бывшими не бывают, мозги переделать крайне сложно. Если уж человек обучен думать логически, он будет это делать, даже сменив микроскоп или телескоп на фомку и финку. Еще одним полезным человеком в банде оказался бывший писатель. А уж эта братия никогда бывшими не бывает. Для них мир всего лишь совокупность притч и сюжетов. Эти трое встретились вовремя, перед ними возникла важная задача, в решении которой, кстати, они были лично заинтересованы. Ну, они ее и решили.
Как? Это совсем другой разговор. Мекин приготовил ответ, если, конечно, Контролер его спросит. Если хотите знать, что произошло дальше, будьте добры относиться к писателям с подобающим уважением. Что и требовалось доказать.
Мекин отправился в Куб, постучался, его впустили. Он тщательно отредактировал сюжет про Алиссию и новом мировом порядке. Но в Кубе было, как всегда, темно, вот и пришлось ему шпарить по памяти. С какого-то момента Мекин увлекся, добавил несколько удачных шуток и еще пару интересных сюжетных ходов. Он не сомневался, что произведет на Контролера нужное впечатление. Волновало его только одно: что, вернувшись домой, он забудет новые идеи и не внесет дополнения в рукопись.
— Нет, это не годится, — сказал Контролер.
— Почему? — удивился Жеков.
— Потому. Поняли?
— Нет.
— Это сложно объяснить.
— И все-таки?
— Не впечатлило.
Мекин разозлился. Больше всего на свете он не любил, когда к его работе относятся с пренебрежением. Он хотел сказать что-нибудь грубое, но сдержался и позволил себе съехидничать.
— Не знал, что мировая валюта вас не интересует. Не мое дело выяснять почему да отчего. Но что-то же вас должно интересовать? Сообщите мне, если это не секрет.
— Во всяком случае, не ваши литературные потуги, — заржал Контролер. — Идите и подумайте об этом.
Мекину осталось только крепче сжать губы от обиды и, смирившись с очередным провалом, он отправился восвояси размышлять о постигшем его поражении.
Нет, он не отчаялся. Ему хотелось попробовать отыскать обходной путь к достижению своей цели — возрождению интереса к литературе у хозяев Куба. Пришлось искать новый подход. Мозги Мекина заработали с новой силой. Он быстро сообразил, что безусловный успех достижим, если удастся доказать связь между массовой литературой и поведением толпы. Любая власть должна была по его представлениям отслеживать подобные связи. Мекин принялся искать доказательства в желтых изданиях. Там он прочитал о гигантских крысах мутантах, потерянной библиотеке запрещенных в союзе ССР раритетов, тайной информации, содержащейся в граффити на стенах домов (упорно обсуждалось их инопланетное происхождение), о таинственной русалке любительнице поэтов, и о поисках на городской помойке разбившегося НЛО.
Но это было совсем не то. Мекин стал посещать места скопления простого народа, потому что ему однажды пришло в голову, что именно простой народ знает правду. Он зачистил в пивные, на сходки бомжей возле мусорных площадок, часами подслушивал болтовню торговцев на базарах. Ему нравилось подслушивать чужие разговоры, вот где открывалась настоящая правда жизни. Однажды в пивной он подслушал разговор двух приличных с виду людей. На месте он ничего и не понял, это был странный обмен набором незнакомых слов и терминов. Однако, обладая феноменальной памятью и слухом, дома Мекин легко вспомнил все до единого звука и тщательно записал разговор в свой блокнот. Перечитал. Оказалось, что дело касается новых технологий. Стал разбираться.
Выяснилось, что одна широко известная медиа-группа нанимает мелких торговцев для распродажи какого-то модного лекарства (что-то вроде виагры). Для наемников это был подарок судьбы, они без особых хлопот получали гигантскую прибыль, потому что пилюли, мало того, что были удовольствием дорогим, пользовались грандиозным успехом у населения. Но самым удивительным в этой истории было то, что хозяева медиа-группы не требовали с распространителей деньги за реализованный товар. На прямые вопросы, все-таки страшновато присваивать такие гигантские суммы, они получали весьма странный ответ. «Не стоит беспокоиться, любые деньги, которые вы добудете своим трудом, по праву принадлежат только вам. Это плата за продвижение нашего товара».
Подобный ответ удивил не только распространителей, но и Мекина, который понял только, что цель медиа-группы состоит в чем-то другом.
Вот он и стал регулярно, как на работу, наведываться в эту примечательную пивную, где у людей так славно развязывались языки.
В посетителях не было недостатка. Люди приходили разные, но все они оставляли для интересующегося крохи информации, из которых складывалась общая картина. Все-таки пиво — великая вещь! Идеально раскрепощает сознание.
И вот Мекину повезло. Однажды появился в заведении странный тип: такой, знаете ли, тренированный молодой человек, бородатый, в приметных темных очках, вылитый шпион. Правда, он уже был пьяным в хлам, непонятно, как на ногах держится. Попросил пива.
Естественно, Мекин инстинктивно подобрался поближе. Навострил уши. Приготовился слушать.
— Водочки бы мне, — неожиданно обратился странный тип к Мекину. — Пожалуйста.
Мекин мысленно возблагодарил небеса, поскольку уже месяц таскал в портфеле бутылку на всякий случай. Что это было: интуиция или проявление его литературного таланта? А как без литературного таланта почувствовать драматургию момента? Кстати, еще один веский довод за литературу, отметил Мекин, щедро плеснув водки в кружку незнакомца.
Тот отхлебнул, содрогнувшись всем телом. Можно было ожидать чего-то непоправимого, но человек неожиданно выпрямился, словно в него вернулась потерянная было богатырская сила и снял очки. Его глаза блестели.
— Вот где они у меня все! — сказал он и демонстративно потряс в воздухе сжатым кулаком.
— Не может быть! — вырвалось у Мекина.
Незнакомец пошарил во внутреннем кармане пиджака, вытащил какие-то бумаги и угрожающе потряс ими. Вот эта его страсть трясти всем подряд для подчеркивания эмоционального состояния очень понравилась Мекину, он даже решил наделить такой особенностью героя своего нового романа.
— Попляшут они теперь у меня! — мрачно произнес незнакомец и залпом выпил всю кружку.
До Мекина доносились равномерные звуки его глотков: «хтм, хтм, хтм». Он с нетерпением ждал момента, когда, жидкость в кружке закончится, и тот начнет говорить. Но не получилось. Едва кружка опустела, голова незнакомца с характерным неприятным глухим звуком соприкоснулась с поверхностью стола. Он бесповоротно вырубился.
Мекин знал, что делать, он решительно вырвал бумаги из цепких рук незнакомца и бросился бежать, расталкивая по дороге засевавшихся посетителей.
Всю ночь он читал. Нет, прочитал бумаги он быстро, но долго уснуть не смог, забылся только уже под утро. Ему впервые в жизни пришлось столкнуться с ситуацией, когда реальность оказалась изобретательнее его писательской фантазии. Сам он такое придумать бы не смог.
Очевидно, что хозяева медиа-группы были людьми подставными. Их втемную использовали неизвестные для достижения неясных целей. Оказалось, что все дело было в побочном действии чудо-лекарства. Люди, регулярно принимавшие его, постепенно становятся другими, они мутируют, теряют способность мыслить самостоятельно. Словно бы из их мозгов намерено стирают представление о формальной логике. Понимание взаимосвязи причин и следствий для инфицированных становится недоступной. Автор разоблачительных бумаг подозревал инопланетян, но довольно быстро ему стало ясно, что существует множество земных обитателей, кровно заинтересованных в деградации людей. Тут и известный кинорежиссер, снявший очередной «патриотический» фильм, и любители политического экстремизма, и магнат, скучающий без привычных сверхприбылей. Все они нуждались в «зомби», или, «идеальных заключенных», как принято выражаться в некоторых научных публикациях, то есть в специальных людях, добровольно выбравших для себя подчинение, как самое разумное поведение, гарантирующее устойчивость социальное системы.
Неизвестный аналитик предположил, что вокруг нас на наших глазах формируется «высшая каста приближенных к власти» с качественно промытыми мозгами. Понятно, что им кажется, что «зомби» вовсе не они, а остальные, не попавшие в список. А поскольку привычная способность к логическому мышлению была ими утеряна, — вот для чего понадобились таблеточки, — втолковать им про истинное положение вещей не представлялось возможным. Ко всему прочему, у этих новых людей отсутствовали элементарные представления о чести, морали и нравственности. Отныне нормальным людям предстояло жить дальше рядом с этими инфицированными, а это было неприятно и страшновато.
Впрочем, Мекин возликовал. Он был уверен, что сумел доказать для чего нужна и всегда будет нужна литература! Разве защита человеческих мозгов не достойное похвалы занятие? Со своей стороны он бы добавил еще присущие литературе поиски смысла жизни и попытки разбудить в людях задремавшую совесть.
Мекин не поленился подготовить подробную докладную записку про аферу с чудо-таблетками и роль литературы в недопущении в будущем подобных инцидентов.
Перед докладом в Кубе он зашел в ближайшее кофе, перекусить. Пивную он старался обходить стороной, не хотелось встречаться с работниками из медиа-группы да и с горе-аналитиком тоже. Заказал кофе, пирожное, удобно устроился в углу. Достал текст доклада. Еще раз прочитал, понятно было, что ему опять придется говорить в полной темноте, надеясь только на свою память. Важно было не забыть наиболее важные фразы о значении для прогресса человечества логики и морали. Пришлось их заучивать.
В глубине души Мекин понимал, что попал в весьма неприятную историю. Вот если бы он писал авантюрный роман, то непременно закончил какими-нибудь ужасами. Последние слова романа сами собой всплыли в его голове:
«Потом, когда начались серьезные неприятности, он догадался, что случайно узнал важную государственную тайну. Пережив два покушения, Ф. благополучно ушел на дно. Но он сам понимал, что его обязательно поймают, и жизнь его отныне не стоит и двух рублей».
Медлить больше не было сил, и он со всех ног помчался в Куб, хотя до назначенной встречи оставалось полтора часа.
Наукоподобнов, а дежурным Контролером на этот раз был именно он, честно говоря, обрадовался Мекину, что ни говори, а писатель был забавным парнем. Для порядка пришлось его немного пожурить.
— Что это вы, Мекин, раньше времени явились? Надо приходить, когда вам велено. Неужели это так трудно запомнить?
— Дык, страшно.
— Страшно — это очень хорошо. Страх дисциплинирует писателя.
— Конечно, хороший афоризм, но когда понимаешь, что это касается тебя самого, его прелесть пропадает.
— А что случилось?
Мекин с готовностью рассказал свою историю.
Наукоподобнов не сдержался и расхохотался.
— Ну, знаете ли, однако, и фантазия у вас!
— Так вы думаете, что мне ничего не угрожает?
— Угу.
— Значит, я вас не убедил. Вы по-прежнему не верите в литературу?
— Не верю. Литература не нужна. А что касается лично вас, то люди с такой дикой фантазией нам пригодятся. Найдем вам работу.
— Что я должен буду делать?
— Как что? Фантазировать.