Пробуждение охотника

Глава 15

Звякнул смартфон. Добродецкий прислал мне инфу про почтенных дам, которых мне пришлось защищать. Кроме подробных досье там были и краткие резюме. Я начал читать и аж поперхнулся. Княгиня Дятлова Валентина Дмитриевна! Вот уж не так я представлял высшую знать в этом мире.

Бандюганы тем временем заметили, что я отвлекся, и вообразили, что у них есть шанс. Молчун с разбитой рожей ринулся в сторону княгини, видимо, намереваясь захватить ее в заложники. Можно было бы, конечно, прострелить ему колено, но не хотелось забрызгать дом кровью. Вот сад — другое дело, там я развернусь.

Но стрелять не потребовалось, лягнул урода в то самое колено, разнеся чашечку вдребезги.

— Помогите своему товарищу, — кивнул я на скорчившегося на полу, подвывающего отморозка. — Я не хочу разводить грязь, но и времени с вами возиться, как с глупыми детишками, не имею. И если вы думаете, что я не решусь в вас стрелять, подумайте еще раз.

И потащились молодчики как миленькие. Когда мы пришли на место, я попробовал отослать княгиню обратно в дом, намекая, что здесь будет очень грязно. В пылу уговоров назвал ее княгиней.

— Вызнал все-таки. Какая я тебе княгиня, сынок, только этот дом и остался от княжества. Что смотришь, не похож на княжеский дворец? Спасибо, что хоть он имеется. Императору спасибо, он не позволил роду угаснуть и последней его представительнице по миру пойти. В родстве Дятловы были с Романовыми. И князю Нарышкину спасибо, что на своей тихой земле позволил остаться. Всякая пакость не смела меня здесь тревожить. Видать, осмелела. Так что задай им свои вопросы, мальчик. А я постою, да послушаю. И не сомневайся, я ни крови, ни грязи не боюсь. И не такое в жизни видала.

Я кивнул. Наверное, стоило бы по этикету и поклониться, но воспитание у меня советское, не привык я перед дворянами спину гнуть. Но спору нет, княгиня мне нравилась. Хорошо, что я в нужное время в нужном месте оказался.

— Слушай, друг, — заговорил главарь, — зачем нам ссориться? И с Цитрамоном нам делить нечего, зря ты его позвал. Задолжала старуха по-крупному. А что «княгиня», так сама говорит, что название одно. Ладно, нас ты ловко повязал, но ведь и над нами люди стоят. Хочешь с серьезными дядями поссориться? Давай, сделаем вид, что тебя здесь не было. И про колено дебила этого забудем. А тебя в долю возьмем, не обидим.

Я улыбнулся. Те, кто меня в прошлой жизни знали, от такой усмешки штаны мочили. Но эти недоноски решили, что я купился, и осклабились в ответ.

— Так кто послал-то вас? С кем о доле договариваться?

— Да какая разница, кто послал, куда послал. Тема богатая, я тебе лично десять штук обещаю. Ни за что. Просто уйди, только номерок оставь, бабло к вечеру скину.

Я раздраженно поморщился.

— Вы будете смеяться, господа, но я здесь вообще не из-за княгини.

— Что? — синхронно вытаращилась на меня троица, включая инвалида, который от удивления даже позабыл стонать на травке.

— Времени мало. Дел по горло. Желания с вами возиться никакого. Что и кому Валентина Дмитриевна должна, Трепловским палачам расскажете. Но раз уж так случилось, что мы познакомились, она тоже под моей защитой. У меня два вопроса. Первый: кто вас послал, кто конкретно за вами стоит? Второй вопрос: зачем вы сожгли дом Степаниды Дмитриевны?

— Слушай, друг, — начал канючить главарь.

— План таков: я в любом случае доставлю твоему боссу ваши бошки, — прервал я бандюгана. — Но есть варианты: останутся ли головы на ваших шеях и сохранятся ли на головах уши. И поскольку мы все тут торопимся, я засекаю пятнадцать секунд. Не получаю ответ — режу ухо. Ушей у вас шесть на троих.

Я достал смартфон и запустил секундомер. Ровно через пятнадцать секунд достал нож и схватил за ухо для начала молодого. Они с главарем попытались на меня напасть, в итоге молодой лишился колена, а главарь локтя. Я опять схватил юнца за ухо, тут-то разговор и наладился.

За троицей стоял смотрящий Гречина по прозвищу Гвоздь. Жил он в пригороде, адрес мне любезно сообщили. Равно как и координаты кабака, что Гвоздь использовал как приемную. Смотрящий щеголял лошадиной фамилией Овсов, звали его Григорий, отчества никто из троих не знал.

Вопрос о долге княгини прояснить не удалось, Гвоздь принял заказ от какого-то аристократа. Я тут же вспомнил Вержицкого, но отморозки хором клялись, что не в курсе.

От Дятловой эти горе-риелторы хотели ее дом, который чем-то был заказчику ценен. Соседское жилье они спалили для устрашения. Типа, если мы так со случайной бабулькой поступили, что вообще не при делах, с тобой мы такое сделаем…

Когда я донес до парней идею, что они встряли именно из-за старушки не при делах, и что у нее нашлась вполне себе грозная крыша в моем лице, отморозки заметно расстроились.

Подъехали люди Треплова. Я хотел с ним поторговаться, чтобы мы вместе отправились к Гвоздю, хотя бы и с цитрамоновым представителем, но позвонил Добродецкий, оповестив меня, что уже через два часа меня ждут в управлении для дачи показаний.

Я грязно выругался, отдал пленников, обменялся номерами телефона с княгиней, взяв слово, что она позвонит мне при любой опасности. Княгиня же обещала поговорить со мной по душам в более спокойной обстановке. Например, за чашкой чая, в котором она хорошо разбирается.

Я же почти бегом ринулся в Трактиръ, в котором оставил Соню с домохозяйкой. Соню я неожиданно обнаружил на крыше кафе с вновь приобретенным Схимником. Увидев, что я возвращаюсь, она исчезла, умудрившись войти в зал вместе со мной.

Когда мы втроем расселись за столом, Соня сообщила, что Степанида пока суть да дело поживет с нами на даче. Места должно хватить. Я же пообещал погорелице, что ее дом будет отстроен заново лучше прежнего. И это, кстати, мне Треплов твердо обещал, когда мы с ним по телефону торговались. Обойдется это Цитрамону гораздо дешевле, чем простому смертному, потому что у него куча строительных компаний в долгу. Это же касается материалов и мебели, так что старушке волноваться не о чем.

Цитрамон наш давно хотел выяснить отношения с Гвоздем, последний позволил себе слишком часто посматривать в сторону города Нарышкин. Теперь же есть реальный повод для предъявы, спасибо прекрасному мне.

Опустив детали криминальных разборок губернского масштаба, я объяснил ситуацию Степаниде. И пообещал, что компенсацию проконтролирую. Все равно, кто нам за поджог ответит — Треплов-Цитрамон или Овсов-Гвоздь, с кого-нибудь я виру стребую. И не только потому, что сегодня День Защиты Старушек, но мне, придется побыть циником, нужна нянька для девочки Ольги.

Так что я переговорил пару минут с Соней, потом они усвистели на дачу, а я отправился в контору Добродецкого, благо, это недалеко от управления. О чем мы совещались с моей любимой валькирией? Я уточнил в каком образе она наведывалась в злополучную турбазу «Солнышко», она же «Заря». Был смысл свалить бойню на эту несуществующую женщину, если отговориться формулой «ничего не видел, по голове меня стукнули, начальник» не получится.

Машину я отжал у бандюганов, терроризирующих несчастную одинокую княгиню. Вряд ли они подадут в розыск, а проверки документов я не боялся, как я уже рассказывал, дорожная полиция в этом мире не прижилась. Правда, была весьма развита сеть камер и регистраторов, так что разрулить ДТП можно было задним числом по цифровым данным.

С Добродецким мы обсудили кроме общей стратегии и тактики дачи показаний один тонкий момент — мой побег из больницы. Но с ним особых проблем не предвиделось. Как я и ожидал, атака сирены вылетела из памяти всех сотрудников и пациентов, а вот сам факта этого провала был зафиксирован. Здесь уже отговорка «ничего не помню» работала железобетонно. Да и не было никакого криминала в уходе из больницы без выписки, что мой поверенный и подтвердил. Максимум, стоило извиниться за не слишком вежливый уход по-английски. Ну так я не гордый (хотя это неточно), я извинюсь.

На проходной в управлении дежурила объемистая дама с лицом и фигурой, что называется, «от сохи». Эта женщина создала нам проблемы на пустом месте, каких даже видавший виды Добродецкий не ожидал, и я почувствовал, как он наливается желчью, хотя лицо адвокат, конечно же, держал. Но у меня ликвор, у меня эмпатия, я чувствую!

Сперва унтерша застопорилась на факте отсутствия у меня каких-либо документов, но Добродецкий сунул ей под нос справку, которую успел получить в судебной канцелярии. Городовая пялилась на бумажку как овца на новые ворота, а потом что-то щелкнуло в ее перетружденном мозгу, она сверила мою фамилию с каким-то дурацким списком, и ее озарило.

— Васнецов, ты же в розыске! Сдаваться пришел с поличным?

— Мой клиент ни в чем не обвиняется и прибыл, чтобы дать свидетельские показания. И у вас должна быть информация о назначенной встрече.

— Не пришел сдаваться? Ну тогда ты задержан! А ну быстро лицом к стене, руки, чтобы я видела!

В глазах унтерши засветились награды и поощрения, которые она получит за собственноручное задержание опасного непонятно кого, точнее меня. Эта невероятно мудрая женщина полезла за оружием в кобуру, но достать сходу не смогла. Что-то у нее там запуталось.

— Эти люди должны нас защищать от мирового зла вроде расчленителей из «Зари»? — задал я риторический вопрос.

Добродецкий же рявкнул:

— Прекратите этот цирк!

После чего позвонил кому-то и передал смартфон унтерше.

Та сперва по инерции пыталась бычить в трубку, но быстро вытянулась по стойке смирно.

— Подождите минутку, за вами сейчас спустятся, — она вернула гаджет Добродецкому.

Через пару минут на проходной возник тощий человечек в дешевом костюме с незапоминающимся лицом. Говорил субъект серо, негромко и без тени эмоций.

— Титулярный советник Кравцов Прохор Петрович к вашим услугам. Веду следствие по делу о массовом похищении людей. Расследование событий в пансионате «Заря» также в него включено. Благодарен вам, Андрей Владимирович, что нашли время для беседы.

— Рад знакомству, — кивнул я вежливо.

Добродецкий тоже поздоровался, и мы прошли, наконец, в кабинет в управлении, по обстановке, конечно же, ни в какое сравнение не шедший с переговорной в офисе адвоката. Кроме Прохора Петровича нас ждали уже знакомый человек-коршун, сотрудник САБ Артем Давыдович, а также, неожиданно для меня, больничный психиатр Марцевич. Интересно, почему он здесь? Хотят провести психиатрическую экспертизу? Опять же зачем? Повесить на меня убийства в «Заре»? Ладно, разберемся. В крайнем случае аристократ Васнецов перестанет существовать, останется только инвейдей Петров.

Когда все в комнате поздоровались и поручкались, а сабовский коршун дежурно поблагодарил за уделенное время, Добродецкий уточнил про документы и удаление их розыска, на что Артем Давыдович кивнул следователю, и Кравцов выложил передо мной книжицу паспорта, тоже красную, как и на моей родине, но с двуглавым орлом на обложке.

— Так или иначе ваша личность, Андрей Владимирович, установлена, так что мы взяли на себя приятную обязанность лично выдать вам документ. Перейдем же к делу.

Следователь включил запись на небольшой цифровой камере и задал первый вопрос:

— Вы — единственный свидетель, выживший в страшном инциденте в пансионате «Заря». Делу этому придан статус государственной важности, расследование ведется совместно комиссией Сыскного управления, которое я, Кравцов Прохор Петрович, сейчас представляю, а также Службы Аристократической безопасности, от лица которой присутствует граф Михельсон Артем Давыдович.

Коршун — настоящий граф? Я впечатлен. Хотя логично, дворянами должны заниматься дворяне. Тем временем Кравцов продолжил:

— Мы знаем, что на вашу долю выпали страшные испытания, возвращаться к тем событиям нелегко, и тем не менее нам важны любые детали, которые вы могли бы вспомнить, так что мы просим вас сделать это усилие.

Тут надо держаться тонкой линии, уверен, что такие монстры, как Марцевич и Михельсон могут улавливать ложь, возможно, и невзрачный Кравцов почувствует фальшь. Так что честность — лучшая политика.

— Я бы и рад помочь, но, к сожалению, травма, которую я получил, привела к потери памяти.

— Вы так стремительно покинули стены больницы, — вступил Марцевич, — возможно терапия могла бы принести плоды.

— Разве обязательно вести эту терапию в больничном режиме? Мое физическое состояние вполне удовлетворительное, стоит ли занимать ценную койку?

— Но могли бы и выписаться честь по чести!

— В самом деле, Андрей Владимирович, — встрепенулся Кравцов, — зачем сбегать из больницы?

— Разве это запрещено законом? — вмешался Добродецкий.

— Ситуация нетривиальная, но законов вы не нарушали. Но простая вежливость требует…

— Готов искренне извиниться перед персоналом больницы. Хотя бы в лице любезнейшего Евгения Михайловича. Готов также внести взнос на больничные нужды, которые, уверен, всегда велики.

— В последнем нет необходимости, — ответил Марцевич, — к счастью для всех горожан наше заведение полностью финансируется графом Нарышкиным. Но я все же хотел бы задать пару вопросов общего характера, чтобы убедиться, что травма не нанесла непоправимых повреждений.

— Российской Империей правит Рюрикович Иван Алексеевич, Иван Девятый. Год сейчас две тысячи двадцать четвертый от Рождества Христова, сегодня четверг, двадцать третье мая. Я не помню ничего о прошлом Андрея Васнецова, как это ни прискорбно, но это не делает меня невменяемым. И уж простите, Евгений Михайлович, но на полноценную экспертизу я не соглашусь, а поводов меня заставить у вас нет.

Марцевич примиряюще поднял руки.

— Я готов подтвердить вашу вменяемость. Вы вполне адаптированы к жизни в социуме. Но возвращаясь к событиям в «Заре», может быть, мы могли прибегнуть к специфическим мерам…

— На гипноз я тоже не соглашусь.

— Андрей Владимирович имеет право отказаться, — встрял Добродецкий, — надеюсь, все мы это понимаем!

— Ну же! — встрепенулся сабовец Михельсон, — наша встреча носит хоть и официальный, но сугубо дружеский характер. Сомнений в том, что вы — жертва, а не злодей, у следствия нет. Однако, мы очень просим ответить на несколько конкретных вопросов. Если сможете, конечно!

— Я постараюсь.

Кравцов продолжил допрос.

— Что вы помните о событиях в «Заре»?

— Бассейн с телами. Кровь везде. Я был сильно дезориентирован. Какие-то люди в белых халатах. Я бежал по коридору. Люди у машины во дворе стреляли. Все весьма обрывочно и неточно. Может быть, и вовсе мне что-то померещилось.

— Кроме мертвых, а также людей в белых халатах, вы кого-то видели?

— Не уверен, — тут мне стоило быть особо осторожным, сказать правду, не говоря ничего, — возможно в «Заре» была женщина. Но я не уверен.

Чистая же правда! Соня там была, хоть без меня, но это же частности! «Возможно, была».

— Как она выглядела?

— Я опять же не уверен. Возможно, у нее были темные волосы. Или парик. Не знаю, вряд ли парик.

— Она была за рулем той машины, на которой вы покинули пансионат?

— Кажется, за рулем был я. Да, точно, я вел машину.

— Эта женщина, она была среди тел в бассейне?

— Нет, в бассейне не было выживших кроме меня, я искал. Все были холодные, одеревеневшие.

— Вы бы узнали женщину при встрече или на фотографии?

— Я абсолютно не помню ее лица!

— Рост, фигура?

— Рост — где-то мне до подбородка. Фигура стройная. Точно не полная.

И снова правда, Соню в «Заре» я не помню, потому что не видел.

— Я предлагаю остановиться на том, что свидетель из человека с шоком и амнезией неважный, — подытожил адвокат. — И уж точно у нас есть основания вывести Андрея Владимировича из поля репрессий. Надо закрыть розыск.

— Послушайте, — попытался возразить следователь, — мы только начали разговор.

— Уважаемый Прохор Петрович, я хочу напомнить, что Васнецов — аристократ, а значит, у полицейского сыскного управления нет прав как-то ограничивать его дееспособность. Андрей Владимирович не в вашей юрисдикции. Если безвестного человека, потерявшего память можно было объявить в розыск, то теперь статус Васнецова подтвержден и восстановлен.

— Но дело особой важности… — упорствовал Кравцов.

— По которому Андрею Владимировичу не предъявлялось обвинения, — поставил точку Добродецкий.

Неожиданно нас поддержал Михельсон.

— Мы очень благодарны Андрею Владимировичу за эту встречу. Каких-то оснований ограничивать его в правах у нас нет. Уверен, если наш друг вспомнит что-то важное по этому делу, он сам с радостью нам сообщит. Предлагаю закончить встречу. Но у меня к вам, Андрей Владимирович, частная просьба. Не уделите ли мне полчаса вашего драгоценного времени, например, за обедом. В двух шагах отсюда есть заведение с очень приличной кухней. Я, разумеется, приглашаю.

— И меня тоже? — насторожился Добродецкий.

— Простите, Аристарх Вениаминович, но это действительно личный разговор. Даю честное и благородное слово, что вашему клиенту ничего не угрожает ни физически, ни в правом поле.

— Все в порядке, — кивнул я, — уверен, что мне не придется жалеть об этой встрече.

— Не придется! — горячо подтвердил Михельсон.