Пробуждение охотника

Глава 3

Меня окружали зомби, в их взглядах не было сейчас ничего человеческого. К счастью, магия голоса не прибавляла им бодрости тела и духа, но очень скоро до них дойдет, что я враг, и тогда меня разорвут на кусочки, как в фильмах ужасов.

Мне срочно нужно ускориться! Я попытался вспомнить ощущение эйфории, которая позволяла мне совершать невозможное. И, чудо, я нашел в себе жалкие крохи этой энергии, и мир послушно замер вокруг! Моя любовь Леночка несла на металлическом подносе огромный страшный шприц. Прямо сейчас она стояла в паре шагов от меня. Я подпрыгнул, схватил шприц и метнул его как дротик.

Игла воткнулась в щеку брюнетки. Певунья, замолкла на миг, а потом той же необычайной резвостью, что и я демонстрировал только что, подбежала ко мне, схватила за руку и страшно, отвратительно закричала.

Все, кто был в больничном коридоре рухнули на пол, зажимая уши, тщетно пытаясь заглушить этот вопль, у кого-то пошла кровь из носа и ушей.

Певунья обхватила мою шею руками, мы, не разрывая объятий, провалились сквозь пол, а потом и сквозь землю. Я вспомнил почему-то кроличью нору, поглотившую рюкзак. Мы упали не в кучу осенних листьев, как Алиса, а в прохладную воду, пахнущую тиной.

В прошлой жизни я неплохо плавал. Но мальчик, которым я стал, был не в лучшей форме, да и больничная сорочка намокла, облепила тело и сковала движения. Какая-то живность ухватила меня за ногу, но зубы у нее оказались не слишком острые, я лягнул тварюгу, и она отцепилась, вскипевший адреналин дал мне сил всплыть на поверхность.

Певунья восседала на огромном листе кувшинки, косплея старушку Тортилью. Помните черепаху, которая пела «Триста лет тому назад» в хорошем старом фильме? Эта же примадонна позировала в сексуальном мокром платье на сногсшибательном теле. Я вцепился в край ее «плота» и попытался вылезти из воды. Дамочка посмотрела на меня злобно и занялась любимым делом: запела. На меня ее вокал особого впечатления не произвел, наверное, после ее гастролей в больнице я приобрел иммунитет. Но, возможно, песня предназначалась не мне. Голод подсказал, что под водой ее слушают опасные твари, которые не прочь закусить мной.

Меня снова кто-то схватил за ногу, на этот раз — рукой. К счастью — скользкой. Так что я быстро вырвался и погреб саженками к зарослям рогоза. Примета не подвела, трава эта, которую все почему-то считают камышом, росла у берега, и вскоре я почувствовал твердую почву под ногами.

Сексуальная «черепаха Тортилла» не унималась. Ее голос давил на уши. Мое вновь обретенное чутье подсказывало, что твари, живущие под водой, плывут ко мне, повинуясь ее приказу. Голод кричал, что я должен убить их, но прежде — вокалистку, сегодня она — блюдо от шеф-повара.

Плыть к ней — не вариант, надо приманить стерву поближе.

— Я узнаю эту мелодию! — мой голос прозвучал жалко на фоне прекрасной оглушительной песни, но дамочка меня услышала.

Лицо певички исказилось от злости, потеряв всякую привлекательность. Вокал сделался громче, но я начал ей подпевать.

— Нам бы нам бы нам бы нам бы всем на дно! Там бы там бы там бы там бы пить вино.

Когда-то я обладал приятным баритоном, даже лучше Фрейдовского, но сейчас, после купания, травмы гортани и прочих неприятностей, поначалу я только хрипел, но постепенно, к моему собственному изумлению, голос набрал силу.

— Там под океаном мы трезвы или пьяны не видно все равно!

«Песня-то женская, — пришла в голову мысль, — глупо, глупо, глупо!»

Слегка застеснявшись, я пропустил припев по любовь к морякам и дьяволам, и продолжил со второго куплета:

— С якоря сниматься, по местам стоять! Эй на румбе-румбе-румбе так держать! Дьяволу морскому возьмем бочонок рому! Ему не устоять!

Дамочка не устояла. Пение ее стало выше на добрую октаву, и, повинуясь неслышным для меня приказам, кувшинка «снялась с якоря» и двинулась в мою сторону. Не любят творческие люди конкуренции, одно слово «нарциссы». Доплыв до стены рогоза, певунья остановилась, увы, по-прежнему вне досягаемости.

Дамочка прервала пение и громко повелительно крикнула что-то неразборчивое.

Из воды, безжалостно ломая рогоз, полезли существа, напоминавшие людей, но с толстым «тюленьим» телом и жабьими лицами на почти человеческих головах. Были среди них и мужчины, и женщины, одинаково отвратительные. Эти «русалки», скорее всего, и хватали меня за ногу под водой. Опасными они не выглядели, я помнил их скользкие руки и беззубые укусы, но их было много, а я устал. Мне не хватало оружия и тренированного тела.

Жабо-люди облепили меня со всех сторон, с минуту я успешно отбивался, выкручиваясь из их скользких объятий, щедро раздавал тумаки, но «русалки» не кончались, перли толпой из зарослей, и я почти сдался.

Пуля пролетела у меня над ухом и слегка обожгла меня. Голова жабо-мужичка разлетелась, обдав меня кровью. Это моя судьба в этом мире, сражаться голым и в крови?

— Держи, — раздался грубый женский голос.

У моих ног воткнулся в землю тесак. Я подхватил его и начал рубить тварей направо и налево. С каждым ударом меня охватывала подруга Эйфория.

Незнакомка активно мне помогала, расстреливая «русалок» из карабина. Очень быстро мы остались одни на берегу среди трупов. И только певунья злобно зыркала с листа кувшинки. Убедившись, что осталась одна, «Тортилла» издала непрекращающийся вопль на одной безумно высокой ноте. Моя спасительница упала на колени, из ушей у нее пошла кровь.

— Убей гадину! — прошипела она.

Я подхватил оброненный карабин и пристрелил певунью.

Теперь, когда все кончилось, я смог рассмотреть спасительницу. Ею оказалась блондинка лет тридцати, коротко стриженная, стройная, но мускулисто-плотная. В памяти всплыли мастерицы боевых искусств из бэшек моей юности, например, Синтия Ротрок.

— Соня! — спасительница поднялась без моей помощи и уже после протянула мне руку.

— Белая Соня? — зачем-то пошутил я.

— Белая? — не оценила юмора спасительница.

— Ну не рыжая же, — улыбнулся я.

Блондинка посмотрела на меня настолько недоуменно, но я только рукой махнул.

— Проехали. Спасибо, что пришла на помощь.

— Надо выбираться отсюда, потом поболтаем.

— А где мы?

— Это называется «трещина» или «осколок», потом объясню.

Соня подтолкнула к моим ногам крупную дорожную сумку.

— Прикройся, братец. Хорош помидорами светить.

Я и не заметил, как в пылу схватки мое больничное одеяние превратилось в лоскуты. После купания я выглядел слишком сексуально для приличного человека.

В сумке нашлись пара белья, кажется, чистого, джинсы, футболка и кеды. Завершал комплект белый медицинский халат, куда же без него. Одежда выглядела поношенной, но чистой. Только кеды разваливались на ходу. На футболке было нарисовано чудище, чем-то напоминавшее чужого ксеноморфа. Интересно, есть ли в этом мире Ридли Скотт и Кэмерон?

Я смыл с рук и лица кровь и тину, потом влажными руками протер торс, стараясь не слишком намокнуть.

Одежда более-менее подошла по размеру, и я только сейчас понял, как замерз.

— Хлебни, — Соня протянула мне металлическую фляжку.

Я не стал капризничать и глотнул дешевого коньяка.

— И как из трещины выбираться?

— Да просто, — ухмыльнулась Соня.

Моя новая подруга схватила меня за руку, и мы почти мгновенно оказались в больничном коридоре, с которого началось приключение. Мне опять почудилось падение в нору или, если угодно, парение в аэродинамической трубе, но все закончилось быстро, я не успел прислушаться к своим ощущениям.

— Резво сваливаем, — шепнула Соня.

Концерт, устроенный черноволосой певичкой, явно не вызвал большого переполоха. Никто не обращал на нас особого внимания. В моей, уже бывшей палате я заметил спины Фрейда-Марцевича и громилы-полицейского, что навещал меня давеча. Они уставились на пустую кровать как бараны на новые ворота. Я не хотел им мешать и как можно тише миновал опасную дверь.

Белая Соня решительно зашагала по коридору, я старался не отставать. Без особых препятствий мы вышли на парковку и уселись в автомобиль, черный, с незнакомым логотипом, похожий на баварскую трешку или любой другой шустрый седан.

Соня молча вела машину, а я с интересом рассматривал незнакомый город. Нормальная двухэтажная Россия, резные ставни и наличники, деревья вдоль дороги, никакого неуместного неона, зато много вывесок в стиле ретро. Ехали мы по вполне приличному асфальту, тротуары не были оккупированы плиткой. Только местами возникали «островки красоты» перед магазинами. Люди, одетые современно и красиво, спешили по своим делам, но не слишком быстро, не как в столице.

Я бы хотел жить в таком зеленом, тихом городке. Райское местечко, интересно, кофе и вишневый пирог здесь на высоте?

Тем временем, мы покинули городок, я до сих пор не узнал, как он называется, о чем и спросил Соню.

— Нарышкин, — ответила она, не особо удивившись пробелам в моих познаниях.

— Нарышкинская больница, — понимающе хмыкнул я.

— Да, здесь все принадлежит князю.

— Князь, значит, — пробурчал я. — Интересненько.

А потом добавил вслух:

— Не хочу показаться неблагодарным, но почему ты меня спасла?

— Кто-то же должен, — хихикнула Соня.

Через двадцать минут мы свернули с трассы на стоянку большущего магазина. Судя по логотипу на крыше здоровенного сарая, назывался он без изысков «Запас». Внутри располагался гипермаркет, напоминавший подмосковное «Метро» из прошлой жизни. Соня всучила мне тележку и ткнула пальцем в соответствующий отдел:

— Иди, приоденься.

Я замялся, и Соня хлопнула меня по плечу:

— Да есть у меня бабло, не парься. В следующей жизни сочтемся.

Я не стал ломаться и подобрал себе несколько комплектов белья, пару футболок, джинсы, лучше подходившие мне по размеру, и черные кроссовки без торгового знака на видном месте. Также я выбрал ветровку свободного покроя, под которой можно спрятать кобуру. Раньше я часто покупал себе такие.

Соня тем временем набрала еды на взвод десантников. Во вспышке внезапной эмпатии я понял, что ей приятно и занятно ухаживать за взрослым мужчиной.

Со стоянки мы вырулили не на шоссе, а на проселочную дорогу и скоро въехали в дачный поселок. Внешне он ничем не отличался от «родственников» в моем прежнем мире. Мы проезжали мимо как простеньких деревянных домиков, так и коттеджей, выглядевших очень дорого. Асфальт был не новый, но и не убитый, как бывает в таких местах.

В итоге мы заехали на участок соток в двенадцать. Дом с мансардой и сплошной дощатый забор были выкрашены одинаковой синей краской. Машина поместилась на лужайке перед домом, я подхватил пакеты.

Мы прошли на веранду, Соня поставила чайник на газовую плиту, крохотная кухонька располагалась тут же. Девушка всучила мне нож, и мы в четыре руки быстренько нарезали гору бутербродов. Я только сейчас почувствовал, насколько голоден. Получается, тележку продуктов Соня все же насобирала не зря.

Хозяйка с материнской нежностью наблюдала, как я уплетаю еду за обе щеки, а потом с чисто женским коварством дождалась, чтобы я набил рот многоэтажным бутербродом, и завязала разговор.

— Как тебя зовут?

Я честно и искренне промычал ответ. Соня закатила глаза и забавно сморщила носик.

Дожевав, я повторил:

— Не помню. У меня амнезия.

Соня понимающе кивнула.

— Это правильно. Так всем и говори. А раньше-то как тебя звали?

Я без особых усилий изобразил глупое лицо.

— Когда «раньше»?

— До смерти, милый, до смерти, — сказала Соня терпеливо. — Не придуривайся, думаешь, ты первый такой шустрый?

Ну нельзя же так сразу, мне требовалось время, чтобы хорошенько подумать, выработать стратегию и легенду…

— Сделай лицо попроще, — поморщилась Соня. — Мы с тобой одного поля ягоды. Инвейдеи, пришельцы. Ты не первый, кого сюда затянуло вместо ада и рая. Так что не тупи, уж имя ты мне можешь сказать, конспиратор хренов.

— Ладно. Меня звали Геннадий Сергеевич.

— Сергеич, говоришь? Сколько же тебе лет было, когда ты гикнулся?

— Да до хрена! — меня начинал злить ее напор.

— Ой ладно, ты ж не баба, Сергеич, сколько нажил, все твое. Даже я не стесняюсь, хотя имею право. Вот спроси меня сколько мне было лет. Нет, спроси!

— Ты тоже умерла?

— Как и все инвейдеи. После смерти нас притягивает в этот мир. И все мы были непростыми людьми в той жизни. Вот ты как умер?

Я опять замялся. Соня, кажется, начала терять терпение.

— Геннадий Сергеич, оттаивай уже. Я тебе жизнь спасла, да и нет у тебя в этом мире никого кроме меня. Так что давай уже общаться по-родственному. Ты мне расскажешь о себе, а я объясню, куда ты попал, и что с тобой происходит.

— Ладно, — кочевряжиться дальше смысла не было, — я почти всю жизнь, как говорят в дешевых боевиках, «служил своей стране». Потом вышел в отставку, и начал исполнять деликатные поручения для очень серьезных людей. Нет, не подумай плохого, банальным киллером «за деньги» я не стал, но решал самые деликатные проблемы. И, в целом, все что делал, было в интересах государства. Но в какой-то момент люди, позвавшие меня на помощь, были ну очень неправы. Знаешь, бывают такие моменты, когда другого выбора, кроме как умереть, у человека не остается. Или ты перестаешь быть человеком.

— «Неправых-то» с собой забрал? — усмехнулась Соня.

— А то ж! Но, к счастью, не сюда. По крайней мере я на это надеюсь. А что с тобой произошло?

— Ты, если я правильно поняла, в органах шустрил? Ну а я — солдат. Либо ты, либо тебя, а отступать некуда, позади Москва, даже если ты воюешь за несколько тысяч километров. Но да, я тоже нагеройствовала в последний момент. Все охотники умирают «правильно».

— Что за «охотники»?

— А это мы с тобой, милый. Теперь мы — охотники на хищников.

— Вроде той голосистой дамочки?

— Такие, как она, тоже — наша законная добыча. Но не только. Есть такие персонажи, ты их наверняка встречал в изобилии, которые на других людей смотрят как на еду. Это может по-разному проявляться, от простой жадности, до откровенного садизма. Все они — наша законная добыча. Убьешь хищника — получишь порцию ликвора.

— Стоп-стоп-стоп! Ликвор — это спинномозговая жидкость, а я абсолютно уверен, что мы не вампиры и не зомби, жрущие мозги! Я-то уж точно. Пить кровь не тянет абсолютно!

— Не придирайся к словам! Это термин, принятый в нашей среде. Ликвор в нашем случае — энергия, ну как у Дункана Маклауда, только без электрических спецэффектов. Ты же чувствовал прилив сил, когда убивал мерзавцев в пансионате? Я туда наведалась, ты неплохо поработал. Молодец!

— Спасибо!

— Так чувствовал что-то?

— Да, я называл это «Эйфорией»!

— Отличное слово. Ну а мы называем это ликвором. Считается, что физически эта сила копится в теле в крови и том же ликворе. Но это не точно, так, теория. Нас сложно убить, но если полностью обезводить, то никакой ликвор не поможет. Впрочем, и это никто не проверял.

— И много нас, охотников?

— Совсем немного. Ладно, у тебя был тяжелый день, пойди отдохни. Поживешь пока в мансарде. Туалет и душ — в конце сада. Не пугайся, там биотуалет, а не выгребная яма. И в душе есть колонка. Вымойся, от тебя до сих пор тиной воняет, выспись, завтра будем тренироваться. Ты был умелым парнем, верю, но это твое тело… Короче, потренируемся.

— Это твоя дача?

— Снимаю. Нам не стоит владеть солидной собственностью. Охотники живут в тени. Но место ценное. Завтра покажу кое-что интересное.

Мы еще немного потрепались под чаек, но я уже заметно сдулся и вскоре принял дикий дачный душ и отправился в мансарду спасть.

Разбудил меня свежий воздух из открытого окна. Я встал, и осмотрелся, потягиваясь. Комната была завалена, как и положено дачным хоромам, всяким хламом, но не настолько обильно, чтобы ломать ноги, пробираясь сквозь завалы. В углу же стоял гардероб, явно списанный за древностью лет из городской квартиры. На дверце у него было прикреплено зеркало в полный рост и я, чуть ли не впервые с момента пробуждения в кровавом бассейне, смог спокойно разглядеть нового себя.

Я оказался молодым человеком, лет семнадцати-восемнадцати, худющим дрыщом, лицо скорее симпатичное, как говорят «породистое», но мускулы отсутствовали как класс.

«Ботан ботаном», — подумал я с грустью.

Ну ладно, мыщцы — дело наживное, я еще приведу мешок с костями в форму, и начну прямо сейчас!