Глава 2

Толчок отбросил меня назад в фойе «Зари». Я прислонился к стене рядом с входной дверью и стал лихорадочно рыться в хламе, который я по жадности набрал. Пушки, как назло, не попадались, но мне удалось нащупать стилет. Из дырки в плаще текла струйка крови. Если гости решат медленно и настойчиво меня выкуривать, мне конец.

Но удача мне улыбнулась. Два головореза ворвались в помещение размахивая солидными на вид стволами.

— Ну, давай, — шепнул я Голоду, — мне нужно ускорение прямо сейчас, или нам обоим крышка.

И мир замедлился, позволив мне воткнуть лезвие в горло сперва первому, а потом и второму громиле.

Эйфория, как и прежде, добавила мне сил. Я подхватил ствол одного из врагов и помчался к еще заведенному джипу, стреляя в голову третьему. Попал.

Я добежал до машины. Усевшись за руль, развернулся так быстро, что джип чуть не опрокинулся. И тут мне показалось, что я услышал стон откуда-то из-за спины. На заднем сидении кроме хлама ничего и никого не было. Стон повторился, я понял, что это не галлюцинация.

Он лежал в багажнике — молодой парень в полицейской форме. Она отличалась от привычной мне, но я не сомневался, что передо мной мент. Крови и синяков у него было побольше, чем даже на мне, хотя мое тело неслабо отделали перед смертью. Рот был заклеен клейкой лентой — традиция, универсальная для всех миров. Тем же скотчем были замотаны лодыжки и запястья бедолаги.

Я разрезал ленту ножом. Первым делом надо было убираться из чертовой «Зари». Я вытащил парня из багажника, и с грехом пополам умудрился разместить его на заднем сидении, выбросив хлам на асфальт. Мент кое как помогал мне, пока я его тащил, но, стоило его усадить, отрубился.

Я выехал из проклятой турбазы. Дорога отсюда вела одна, так что сложный выбор, куда рулить, передо мной пока не стоял. Я надеялся доехать до какого-нибудь города, а там каким-то чудом найти больницу.

Грудь болела, но спасибо Эйфории, нахлынувшей после трех последних убийств, я мог вести машину, не теряя сознание. Однако заявляться в больницу с арсеналом, замешанном в убийстве чертовой уймы людей, было смерти подобно. Ну да, я убил отъявленных мерзавцев, но жизненный опыт подсказывал: найдут, что предъявить.

Через пару километров слева по ходу я обнаружил небольшое озеро. Я притормозил на обочине, и покидал в воду как можно дальше от берега стволы и ножи. Потом взглянул с сомнением на рюкзак, набитый трофеями. Я — одинокий человек в незнакомом мире. Мне пригодятся деньги. К тому же я хотел найти боссов проклятых потрошителей, у меня был к ним счет. Так что в директорских бумагах стоит покопаться, но только когда я не буду подыхать на ходу. Одного раза в сутки достаточно.

Я начал искать подходящее место, чтобы спрятать вещи, и шутки ради спросил у Голода, куда мне все это засунуть. Неожиданно Голод мне подсказал: я увидел дыру под корнями старого дерева. Раньше она почему-то не попадалась мне на глаза. Я сунул туда рюкзак, и мне показалось, что дыра эта глубока как кроличья нора.

Силы меня покинули. Эйфория уже не так сильно поддерживала меня. Наверное, услуга поиска тайника была платной. Позже надо будет разобраться с Голодом, Эйфорией, тайниками и ускорением времени. А главное — с прейскурантом и ассортиментом.

Я залез в багажник и достал оттуда бутылку водки, которую приметил, когда освобождал раненого мента. Первым делом я попытался отодрать от раны рубашку, но она приклеилась кровью намертво. Тогда я просто полил это место водкой, охнув от боли. По крайней мере, кровь больше не идет.

В бардачке я нашел пачку бумажных салфеток. Смочив одну из них водкой, я протер лицо пассажиру на заднем сиденье. А потом, разжав зубы, влил ему немного в рот. Парень закашлялся, но не очнулся.

Я сел за руль. Эйфория почти совсем покинула меня, но я должен был довезти нас до города. Не знаю, сколько мы успели проехать, но я услышал сирены. Нам навстречу, озаряя дорогу мигалками, мчался кортеж из трех машин. Наверное, среагировали на мой вызов. Я развернул джип поперек дороги, выскочил перед ним подняв руки, чтобы по мне не пальнули со страху.

И когда кортеж остановился, и менты полезли изо всех дверей, я крикнул что-то про больницу. А потом свет погас.

Я открыл глаза, но тут же вновь зажмурился. Меня окружала белизна, слепили белоснежные стены, идеальный халат девушки, что поправляла мне подушку, и солнечный свет, лившийся из окна.

— Кто-то проснулся, — улыбнулась девушка. — Сейчас позову врача.

Я хотел протереть слипающиеся глаза, но правая рука меня не слушалась. Болезненно щурясь, я нащупал левой рукой металлический браслет на правом запястье. Что ж мой нынешний статус понятен.

Кто-то вошел. Я решил не открывать глаз без острой необходимости.

— Здравствуйте, дорогой мой! Как мы себя чувствуем? — поинтересовался приятный участливый баритон.

— Ярко, слишком ярко, — собственный голос показался мне слишком хриплым и незнакомым.

Ах да, это же не мой голос, и кажется, что это первые слова, которые я произнес вслух в новой жизни. Не считая крика про больницу на дороге, но тогда я особо не вслушивался.

— Светобоязнь? Неудивительно, с вашей-то травмой! — обрадовался чему-то баритон.

— Что… что…

Я закашлялся

— Что с вами? — пришел баритон на помощь. — Черепно-мозговая травма, сотрясение мозга, два сломанных ребра. Повреждены гортань и трахея. И все это богатство вы заполировали огнестрельным ранением. Вы, дорогой мой, везунчик! Мало кто выживает в подобной переделке.

Мягкие пальцы ухватили мое запястье, изучая пульс. Потом приподняли веко, заставив меня нервно дернуть головой.

— Милочка, прикройте жалюзи! Не будем мучать нашего пациента сверх необходимого! — и после паузы продолжил: — Ну же, голубчик, открывайте глаза, здесь уже не так ярко.

Осторожно разомкнув веки, я решил, что смогу это выдержать.

— Наконец-то вы с нами, дорогой мой! — затараторил хозяин баритона.

Им оказался невысокий пожилой мужчина с бородкой, напоминавший то ли доктора Айболита, то ли Зигмунда Фрейда.

— Вам предстоит интересная беседа с представителями, так сказать, компетентных органов, но прежде я хотел задать вам пару вопросов.

Все-таки Фрейд.

— Для начала представлюсь: меня зовут Марцевич Евгений Михайлович, имею честь работать в… — Марцевич-Фрейд запнулся, и вновь сжал пальцами мое запястье. — А скажите, голубчик, как, по-вашему, где вы находитесь?

— Надеюсь, в больнице.

— В точку, дорогой мой, первая городская клиника графа Нарышкина! — искренне обрадовался доктор. — А как, друг мой, вас зовут?

Нарышкинский Фрейд буравил меня пронзительным взглядом. Иллюзий, для чего он держит меня за руку, не было, добрейший Евгений Эдуардович — живой детектор лжи, а значит и врать ему глупо. А сказать правду невозможно. Но лгать и говорить не всю правду — вещи разные. Честность лучшая политика, но какие-то тайны я сохраню.

Так что на этот простой вопрос я ответил максимально искренне, учитывая обстоятельства — тот факт, что я абсолютно не в курсе, чье место занял. Мое имя в прошлой жизни уже не имеет никакого значения.

— Я не знаю.

— Это грустно, — вздохнул Фрейд, — но, увы, предсказуемо. Вы многое пережили, и вас сильно ударили по голове. Но давайте все же постараемся и оценим масштаб бедствия. Какой сейчас год?

— Не знаю, — пока что говорить правду было легко.

— Хм, — Марцевич потрепал аккуратную бородку, потом достал из нагрудного кармана паркер, — что это за предмет?

— Ручка. Возможно, перьевая.

— Простите, за глупые вопросы. Я должен определить границы. Мы проведем ряд самых разных, иногда странных, тестов. А сейчас прошу меня извинить, затронем больную тему: что вы помните из событий того страшного дня?

— Отдельные детали. Помню, как очнулся среди мертвых, как бежал к машине…

— А если, голубчик, мы проведем одну интересную процедуру? Вы когда-нибудь слышали про гипноз? Это очень деликатный процесс, и я бы не решился делать такое без согласия пациента, но мы бы выяснили многое и про вашу личность, и про трагические событие в Доме Отдыха.

— Нет, — ответил я как можно тверже.

— Но почему же, голубчик? — Фрейд посмотрел на меня с укоризной.

— Я не хочу вспоминать, что случилось в «Солнышке», — сказал я очередную полуправду.

— В пансионате «Заря», хотели вы сказать?

— В нем.

— Понимаю вас голубчик, но вы все же подумайте, воспоминания неприятные, но должны же вы вспомнить, как вас зовут! Может быть, вас кто-то близкий потерял и очень волнуется…

Я закрыл глаза, делая вид, что безумно устал. И это тоже было недалеко от истины.

— Ладно, голубчик, отдыхайте. Мы еще продолжим.

Я действительно провалился в темный сон без сновидений.

Когда я вновь открыл глаза, меня буравил колючим злым взглядом мощный мужчина средних лет в дешевом сером костюме и наброшенном на плечи белом халате.

— Ну, привет, — приветствовал меня гость. — Непростая неделька выдалась?

Он сделал паузу. Я решил, что мент ждет ответа, и кивнул.

— Молчи и слушай. Мы с напарником очень хотели бы расспросить тебя, что произошло в чертовой «Заре». Но ты ничего не помнишь, и мозгоправ считает, что не симулируешь. Тебя треснули по башке, стресс и все такое. Похрен.

Я хотел что-то сказать, но гость приложил палец к губам.

— В бассейне море крови, но к нам приехали крутые эксперты из Москвы, дээнка-шмаенка, твою кровь выделили. А вот пальчиков твоих в базе нет. Но отделали тебя знатно, также как и прочих — у всех все по шаблону, дали по башке и придушили. Короче, я уверен, что в этой тухлой истории ты — жертва. Иначе мы бы с тобой по-другому разговаривали. Какой-то трансвестит звонил на горячую линию. Бабой притворялся. Было бы смешно, да только веселиться не с чего. Нам бы очень хотелось узнать, кто упырей этих положил. Но орудия убийства не нашли. Да еще и, как назло, во внедорожнике, на котором вы сбежали, джипиэс сломался.

Мент достал из пачки сигарету, сунул в рот, пожевал, но вернул в пачку.

— Короче, мы не знаем, что внедорожник Бавария черного цвета останавливался у некоего водоема, а значит, и не будем там искать улики. Черт, я ведь был там, когда ты бросился нам под колеса, воняя горькой на всю губернию. Теперь-то мы знаем, что ты не был пьян, а тогда… Ох, повезло тебе, что Сашка очнулся. Ну и спасибо. И за Сашку, и за потрошителей. Я бы сам их, да что теперь.

Гость наклонился ко мне, обдав запахом перегара, и отработанным движением разомкнул наручники.

— Короче, Амнезия, я скоро вернусь и не один. Жаль, что ты ничего не помнишь. Понял?

Поспав еще немного, я решил размять ноги. Сестры в палате не было. Я сдернул датчики с рук ног и головы, сел на краю койки. Голова кружилась. Аппарат в изголовье надрывно пищал, и сестричка прибежала на его зов.

Не обращая внимания на ее причитания, я попробовал встать на ноги с третьей попытки мне удалось.

— Радость моя, — улыбнулся я сестре, бросившейся меня подпирать, — туалет-то у вас где?

— Да рано вам еще… — пробовала возражать сестричка, но я мягко ее прервал.

— Где?

— По коридору налево. Я вам помогу.

— Не надо, я сам…

Теперь уже сестра меня прервала.

— Подождите минуту!

Она упорхнула, но тут же вернулась с костылем.

— Так вам будет легче!

И я справился, хотя без палки было бы сложнее.

На обратном пути я поинтересовался у сестры, которая наотрез отказалась бросать меня, убогого, на произвол судьбы, в какой палате лежит полицейский Александр, доставленный в один день со мной. Сестричка, сама прелесть, проводила меня. Пациент отдыхал поблизости, через пару дверей от моей палаты. Герой лежал замотанный в бинты как мумия, и, кажется, крепко спал. Я не стал его будить.

Перед тем, как вернуться в свою постель, я обвел взглядом больничный коридор, интересуясь, как настроение у Голода. Не то, чтобы он не находил совсем ничего съедобного, просто особо вкусного в клинике и не было. Это утешало, я боялся, что стал в новой жизни вампиром или маньяком-убийцей, что практически одно и то же. Но нет, я не испытывал болезненного желания убивать простых людей. Леночка, моя милая белоснежная медсестра, могла меня не опасаться.

Ближе к вечеру мой ангел принесла мне ужин. Это была первая нормальная трапеза в больнице, до тех пор я питался чем-то жидким из капельницы. И хотя желудок сводило от голода (обычного, человеческого, а не мистического с большой буквы), еда показалась мне абсолютно безвкусной. Каша на воде, жидковатый кисель, черствая булочка. Мне же вдруг захотелось хачапури по-аджарски, чтобы отломить кончик, обжигая пальцы, обмакнуть его в яйцо…

Есть ли в этом мире Аджария, мне еще предстояло узнать. Как и многое другое. И в первую очередь я должен был разобраться с Голодом, на этот раз тем самым, таинственным, и эйфорией, которая охватывала меня при убийстве. Убийстве кого? Плохих парней? Как Голод их определяет? Моральный закон во мне и звездное небо над головой? В прошлой жизни я совершал поступки, которые Кант не одобрил бы. Но обстоятельства моей смерти, надеюсь, искупают мои прегрешения.

Когда Леночка пришла забирать посуду, я, в порыве нежности, взял ее за руку.

— Кто-то пошел на поправку! — с легким ехидством заметила девушка, но руку отдернула не сразу.

А после, уже отойдя на пару шагов, вернулась и поцеловала меня в щечку. После, все же, ушла по своим делам.

Погруженный в не самые приличные фантазии, я задремал. Все же у моего нового молодого тела были свои желания, которые у меня прежнего успели притупиться. Я впервые за дни, проведенные в новом мире, задумался не о выживании, а о жизни, можно было как-то встроиться в социум. Я не был неудачником раньше и не собирался становиться им теперь.

Первое же, что почувствовал, пробудившись, это резкий приступ Голода. «Добыча близко и очень вкусная», — вопил внутренний голос. Столь же сильным оказалось ощущение надвигавшейся беды.

Уже встав с койки, я услышал тихое пение, прекраснее которого не существовало ничего на свете. Я осторожно выглянул из палаты.

По опустевшему коридору шли двое. Одним из них был мой новый знакомый психиатр Марцевич. Сейчас в нем не осталось ничего демонического. Его под ручку вела яркая брюнетка в сексуальном платье, которому место на красной ковровой дорожке, а не в печальных стенах городской больницы. Обязательным в лечебном заведении белым халатом красавица не озаботилась.

Черноволосая бестия тихо-тихо напевала на ухо Марцевичу ту самую мелодию. Я прислушался и почувствовал, что мир вокруг исчезает, недостойный этой прекрасной музыки. Не знаю, что бы со мной стало, но спас мой новый друг Голод, острой болью прошивший тело. Наваждение исчезло, будто и не было.

Странная парочка тем временем дошла до палаты мента Сашки. Брюнетка отпустила доктора, напоследок фамильярно шлепнув его по пятой точке. Марцевич побрел дальше, не обращая на меня никакого внимания.

Дамочка тем временем нырнула в палату, но сразу вернулась, мурлыкая ту же мелодию теперь уже для Сашки. Бегать за ними по всей больнице я бы не смог, но, к счастью, парочка двигалась в моем направлении. Сашка выглядел гораздо хуже, чем я, и, честно говоря, напоминал упакованную в бинты мумию.

Когда до них осталась метров пять, я преградил им дорогу, изобразив самую глупую улыбку, на какую был способен.

— А что это вы тут делаете?

Брюнетка посмотрела на меня, как на жужжащего комара, и запела немного громче. Я было поплыл от гипнотического звучания ее голоса, но Голод встряхнул меня электрическим шоком.

— Вы поете великолепно! При случае непременно схожу на ваш концерт. И мой друг тоже, но сейчас он устал. Могу ли я попросить вас прервать свидание?

Дамочка злобно на меня посмотрела, и вместо ответа запела во всю мощь легких. Голос у нее был не только безумно красивый, но и столь же поразительно мощный. Коридор наполнился людьми, больными, едва передвигающими ноги, слегка растерянными медсестрами и обалдевшими врачами. Толпа агрессивно уставилась на меня.

Загрузка...