Глава 24

Молодой человек, открывший дверь, мог бы, наверное, считаться красивым, даже потянул бы на звание дамского кумира, но не сейчас, когда был пьян в доску и дико неряшлив. Я, конечно, узнал хозяина квартиры барчука Филимонова. Благодаря любезности адвоката Добродецкого, я изучил досье всех, кто подал на Васнецовых в суд.

Меня Никита не заметил, благо я подсматривал из-за угла. Хозяин попробовал приобнять девушку и затащить в комнату, но «Алена» брезгливо его отстранила и вошла сама.

— Ну и бардак вы развели, мальчики. Я должна запечатлеть это на память! Не каждый день видишь дорогущий пентхаус, замусоренный до состояния грошовой ночлежки.

— Эй, — возмутился фальцетом другой участник пиршества. — Не надо меня снимать! Я без штанов!

— Но в проститутке! — прокомментировала Алена. — Поздравляю!

— Никита, отними у нее телефон! — тембр третьего я не смог распознать, на четыре слова он потратил куда больше одной октавы.

Филимонов, Ерофеев и Костецкий, баритон, фальцет и неопределившийся. Вся троица в сборе. Их папаши подали на меня в суд, который теперь, без поддержки натравившего их Вержицкого, безнадежно проиграют.

«Алена» тем временем изучала обстановку.

— Виски с колой? Ну конечно, неувядающая классика. Расползшиеся суши? Их надо было выбросить уже часа два назад. Фрукты можно оставить. Дополним натюрморт!

Прервав на миг съемку, «Алена» высыпала поверх испорченной еды цыганские таблетки. И сразу же продолжила съемку.

— Так, а что у нас на диване? Девочки, вам есть восемнадцать лет? Я бы и шестнадцати не дала. Четырнадцать, да? Мальчики, а ведь это статья. Ай-яй-яй! А если ваши папочки узнают, как проводят время их деточки?

— Никита, мать твою! — взвизгнул фальцет-Ерофеев, — отними уже у нее телефон!

— Ты что, сука, таблеток наглоталась? Моих таблеток! Как ты себя ведешь, дрянь? — Никита попытался отобрать смартфон, но заорал от боли, когда девушка выкрутила ему руку.

— А ну цыц! В следующий раз пальцы переломаю! Девчонки, а почему вас только двое? Мальчики пожмотились каждому по паре пригласить?

— Ты третья, дрянь, — вступил в диалог «неопределившийся» Костецкий. — Раздевайся, давай! И если я пойму, что ты испортила колеса…

— То поплачешь в подушку над испорченным вечером, — резюмировала «Алена».

— Аленушка, милая, — спросил Никита ласково, баюкая руку, — почему ты так себя ведешь?

— Видишь ли, Никита…

— Для тебя Никита Витальевич! — хозяин трезвел на глазах.

— Я тебя умоляю, Никитушка! Когда ты меня в первый раз послал за этой дрянью, — Алена набрала в горсть таблетки со стола и подбросила в воздух, — я чудом не погибла. Во второй раз мне повезло меньше. Меня убили, но я воскресла. Теперь перед тобой не забитая секретарша Алена, которую мог шпынять каждый, а монстр из ада! Хахаха!

«Алена» демонически захохотала, хотя на мой вкус это звучало мило, а не страшно. Но я пристрастен.

— Так отправляйся обратно в ад, сука! Только телефон оставь!

Фальцет вытащил откуда-то саблю, попытался грозно ею махнуть, но ударился коленом о край столика. Сабля воткнулась в паркет. Я решил, что пора выйти на первый план.

— Убери ножик, порежешься еще, — посоветовал я фальцету, заходя в пентхаус.

— А ты еще кто, — удивился Никита.

— Я дядюшка Боря из Воронежа, где в лесах много-много диких муравьев!

— Волков, дядя, — поправила меня «Алена», — воронежские леса знамениты волками.

— Наши леса изобильны зверьем. То ли дело ваши степи, охоты никакой! Сплошные суслики. Так, хорош бузить. Красотки, одеваемся и валим отсюда. Никита Витальевич, будьте любезны заплатить девочкам.

— Я уже заплатил их хозяину, — буркнул Филимонов.

— А теперь заплатишь им. Щедро!

— Или что?

— Или я твою шею гусиную сверну и скажу, что так и было.

Мне начали надоедать пьяные мажоры, никогда их терпеть не мог. Костецкий сунулся в карман, нащупывая пистолет, Ерофеев тянулся к сабле, пришлось достать моего любимого Тихоню и немного пострелять по светильникам.

— Сидите смирно, недоросли! Никита Витальевич, будьте любезны, отпустите девушек.

Филимонов подошел к одной из картин, отодвинул ее, открыв дверцу сейфа. Банальщина! Никита замешкался, набирая код, глянул на меня со значением, дескать, отвернись, дядя! Размечтался! Пришлось намекающе ткнуть его стволом Тихони в спину.

Хозяин пентхауса долго крутил в руках пачку банкнот, что-то высчитывая в уме. Мне надоело, я вырвал у него из рук деньги, отделил две стопки с палец толщиной, выдал уже одевшимся девочкам и выставил их за дверь.

— Слишком много! — вякнул Филимонов, но я посмотрел на него иронично:

— Думаешь?

— Давай спросим у них паспорта, — встряла «Алена».

Никита поморщился, делая вид, что не понял намек, но фальцет-Ерофеев оказался умнее.

— Они выглядели на все восемнадцать, — пробурчал он.

— Нет, не выглядели, — покачала головой «Алена».

Я бросил остаток денег обратно в сейф, но не дал Никите его запереть.

— Теперь о деле, — я указал троице на диван, и они там послушно расселись. — Алене не нравится служить у тебя, Филимонов. Она уже дважды рисковала жизнью ради пустой прихоти. Этого нет в ее трудовом договоре.

— Ты — слуга рода, тварь неблагодарная! — взорвался вдруг Костецкий, — простые людишки мечтают занять твое место!

— Она с удовольствием освободит теплое местечко. И, наверное, новые сотрудники с радостью сдохнут ради вашей унылой вечеринки. Напомню, что первый раз она чудом осталась жива.

— А сегодня? — повелся пьяный Ерофеев.

— Я же сказала, глупенький, — ласково ответила «Алена», — я умерла.

— С нами вчера интересный случай вышел, он немного касается вас, господа, — вернулся я в разговор. — Вчера мы с Аленой решили перекусить и немного отпраздновать нашу встречу. Мы — люди простые, благородных деликатесов, — я кивнул в сторону стола, засыпанного японской едой, — не ищем, дайте нам кусок мяса, приготовленный на огне, а к нему огурчиков соленых и прочих разносолов, да картошечки жареной с грибами, мы и счастливы.

— Мы тоже такое любим, — занервничал Ерофеев, видать, не насытился роллами.

— Значит, что-то человеческое в вас осталось. Но я не о кухне хотел рассказать. Нашли мы симпатичный загородный ресторанчик и засели там с Аленой. За соседним столиком разговаривали помещик Андрей Васнецов, а его Алена откуда-то знает в лицо, и его адвокат. Тоже мясцом под водочку не брезгуют.

— Васнецов, говорите? — заинтересовался Филимонов.

— Ага, теперь вам не скучно? Дальше еще интересней будет! Говорили они о вас, Никита Витальевич, слух у меня острый, а когда ваша фамилия прозвучала, нарочно прислушался.

— Они говорили обо мне?

— О вас троих, если быть точным. Бывают же такие совпадения! Но продолжу. Обсуждали они вас вот в каком контексте: некий весьма влиятельный барон Вержицкий скупил векселя вашей несвятой троицы, и других местных помещиков, имена которых не упоминались. С того момента вы трое с вашими родами у него в кулачке.

Я сжал кулак, демонстрируя, куда попала троица «Филимонов и компания». Пусть сами проведут аналогии и догадаются, каково их нынешнее положение.

— Васнецов хвастался, что дал барону пинок под его тощий зад, простите мой французский, я привожу слова помещика. Сейчас барон в панике покидает Нижегородскую губернию, и теперь означенные помещики Филимонов, Ерофеев и Костецкий подожмут хвосты. А сам Васнецов эти хвосты накрутит сперва в суде, где у глупых бароновых шавок нет никаких шансов. А если сунутся отношения выяснять, то и лично.

Я улыбнулся, глядя, как помрачнела троица, и продолжил.

— В этот момент я, извинившись, попросил дозволения присоединиться к беседе. Очень уж хотелось вступить в клуб недругов барчука Филимонова, — я ткнул пальцем в грудь Никиты. — Не серчайте, господа, но я пожаловался юристу Васнецова, что барчук Филимонов плохо обращается с моей племянницей, подвергает ее жизнь ненужной опасности и всячески унижает. Адвокат оказался настолько любезен, что подробно рассказал, как можно разорвать эти неприятные отношения на законных основаниях, а также составил все необходимые документы. Андрей Васнецов был еще более любезен и согласился оплатить этот труд, но тут уж я отказал, деньжат за свою жизнь заработал достаточно. Хватит на хорошее дело.

Я достал из портфеля бумаги.

— Здесь соглашение о разрыве контракта, а также положительная рекомендация. Все составлено лучшим юристом губернии. Когда вы подпишите документы и, разумеется, выплатите девушке выходные и подъемные, мы выйдем за эту дверь и больше друг о друге не услышим.

— Так просто взять и разорвать? — замотал головой Никита.

— Хочу напомнить, господа, что в нашем распоряжении есть видеозапись, на которой вы запечатлены рядом с обнаженными несовершеннолетними девицами, и даже не просто рядом, а чрезвычайно близко, если вы понимаете, о чем я. Также на этой записи можно разглядеть некие таблетки…

— Очень красивые! — вклинилась «Алена». — голубенькие, прозрачные, похожие на лед!

— Точно! И сомневаюсь, что это витамины для поддержания жизненного тонуса. Надо ли объяснять, как изменится отношение в обществе к вам троим, если запись будет обнародована? Полагаю, вы и сами понимаете, что ни в один приличный дом вас не пустят, а каждый бретер в Российской Империи сочтет за честь сразиться с вами на дуэли. Это ясно, или есть сомнения?

— Вы отдадите нам запись? — пискнул Ерофеев.

— И не подумаю. А то молодые барчуки такие ветренные. Сегодня напишут хвалебный отзыв о работе молодой девушки, а потом в частной беседе расскажут ее будущему работодателю, что на самом деле были ею вовсе даже недовольны. Так что запись останется у нас. Хорошая новость в том, что как только мы выйдем за дверь, то забудем о вашем существовании. И если у Алены в жизни все сложится удачно, то и не вспомним! Так что молитесь, Никита Витальевич, чтобы Алена нашла себе место в жизни по душе. Мы договорились?

Никита Филимонов несколько секунд смотрел на меня злобно, а потом обмяк.

— Договорились.

Он расписался на всех бумагах, я убрал документы в портфель. Их происхождение описал почти правдиво, пока я разбирался с цыганским бароном, Соня позвонила Добродецкому, и тот переслал ей все необходимое. Я же подошел к еще не запертому сейфу и забрал оставшиеся деньги.

— А это подъемные, о которых мы также договорились. Так ведь, господа?

Никита мрачно кивнул.

— Берите, что хотите, и проваливайте уже из моего дома.

— Есть еще одно дело! Ну же, не хмурьтесь, это желание вас не коснется. Мне нужно знать, с кем вы договаривались насчет тех девочек. Детская проституция ужасна, и я должен разъяснить это ее организаторам.

— Сайт «Лунный мотылек». Сейчас покажу.

Ерофеев вызвал нужную страницу на смартфоне, я запомнил адрес.

— Телефон, контакт?

— Некто Кузьма Муромский, телефон на сайте в контактах, по нему и созванивались.

Я кивнул, и мы направились к выходу. Перед дверью Соня задержалась на мгновение, сделав вид, что принюхивается.

— Смердите, господа! Эх, если бы милый дядюшка не ценил так свое слово…

«Алена» шагнула к Филимонову и залепила ему пощечину, от которой тот рухнул на диван. Затем мы ушли.

В машине я отдал настоящей Алене деньги Филимонова.

— Возьми, тебе этого хватит на несколько месяцев. Уезжай в Москву сегодня же. Надеюсь, тебе хватит пары часов на сборы, потому что стоило бы сесть на утренний поезд. Протрезвев, барчуки могут решиться на глупости.

Я сунул ей бумаги.

— Ты свободна, девочка.

— И не липни к аристократам, — добавила Соня, вернувшая свой привычный облик, — сама видела, сколько в них благородства.

— Проблем эти благороднейшие господа тебе не доставят, мы их крепко прижали, но если все-таки начнут пакостить, напиши на эту почту.

Я написал на клочке бумаге адрес.

— Спасибо! Спасибо! Спасибо! — затараторила Алена. — Я так вам обязана, так обязана!

— Просто так не пиши, — глаза Сони хищно сверкнули, — а то знаю я вас, свободных девушек, — она погладила меня по голове, — мое!

Мы подвезли девушку, вернулись на дачу, спустились в степной Шаолинь, пора было выпускать наше семейство из эмиграции.

— Что собираешься делать? — спросила Соня за утренним кофе.

— Надо снять квартирку в Гречине. Нарышкин мы с тобой неплохо вычистили, здесь для охотников скучно.

— Прямо сейчас поедешь?

— Прямо сейчас я спущусь в осколок и потренируюсь. Давно пора. А чуть позже мы с тобой выйдем в свет, так что озаботься красивым платьем! В шопинг, детка, в шопинг!

— А мне можно? — оживилась Ольга.

— Можно, милая, но чуть позже. У меня к тебе большая просьба, сделаешь кое-что для меня?

— Конечно! — сразу загорелась девочка.

— Не могла бы ты разыскать в соцсетях барчука Никиту Филимонова, а также по возможности его дружков Ерофеева и Костецкого?

— Раз плюнуть! — вздернула нос девочка.

— Не сомневаюсь ни секунды! — погладил я Олю по голове. — Задача простая, я хочу знать, где эти молодые люди развлекаются, а конкретнее, не собираются ли они в ресторан сегодня? И в какой.

— Мигом! — Ольга шутливо отдала честь и уткнулась в ноутбук.

— Милый, не выйдешь ли ты на минутку подышать воздухом? — ласково осведомилась Соня.

Мы уселись на скамейке в саду.

— Мне кажется, дорогой, я вычислила твой план. Поправь меня, если ошибаюсь.

Я молча кивнул. Мне не хотелось ни спорить, ни обсуждать что-то, очень уж насыщенной выдалась последняя неделя, она же первая в новой жизни. Сейчас мне было хорошо и покойно на жесткой деревянной скамейке под сиренью рядом с любимой женщиной и с кружкой кофе.

— Ты не стал убивать барчуков, хотя застал их в очень мерзкой ситуации. И не потому, что они не законная добыча для охотника, я чувствовала, как от них смердит. Я понимаю, что ты хотел позаботиться об Алене, добыть для нее свободу, избежать шумихи, которую подняло бы убийство этих мажоров. Я все правильно понимаю?

— Да, — лениво кивнул я.

— Заметь, я даже не ревную к этой кукле. Охотникам свойственно заботиться о спасенных жертвах.

— И правильно делаешь. Не к чему там ревновать.

— Идем дальше. Ты хочешь «случайно» встретиться с барчуками в ресторане и спровоцировать их… на что, милый, на дуэль? Чтобы убить их «на законных основаниях»?

— Ты мудра не по годам, о моя милая!

— Мы с тобой вместе неделю, а я до сих пор не понимаю, как к тебе обращаться? Как твое имя, базовое, «для своих»? Гена? — Соня делала паузу, изучая мою реакцию. — Нет, Геннадий Сергеевич мертв. Андрей? Ну нет, хотя ты и заигрываешь с памятью мальчика, ты точно не он. Алексей Петров? Ага, Джон Доу. Кто ты, милый, хотя бы для меня?

— Сказали же умные люди: «Человек без лица». И обращение «Милый» мне очень нравится. Из твоих уст, конечно.

— Ладно, милый, вот к чему я клоню. Законная добыча охотника — маньяки всех сортов. Психопаты, которых мы и называем хищниками. Многоходовая интрига, манипуляция, засада — это типичное поведение маньяка-интеллектуала.

— Думаешь, я превращаюсь в свою же добычу?

— Нет, пока нет. Но будь осторожнее, коварный охотник — сочетание странное и опасное для всех.

— Но ты со мной?

— Да, милый.

— И поможешь мне организовать засаду?

— Давно я не тусила с золотой молодежью. Куплю себе платьишко. Но сперва давай узнаем, где сегодня кутить будем. Надо подобрать наряд достойный места.

Долго ждать не пришлось, очень скоро Ольга выскочила в сад, опасно размахивая ноутом. Мы посмотрели, что за место выбрал себе и нам Филимонов.

— Место выгула золотой молодежи! Ясно, пойду, оденусь стильно-модно-молодежно, — Соня лениво поднялась со скамьи, выгнувшись с грацией пантеры, чмокнула меня в щечку, а потом и Ольгу в лоб. Девочка присела на освободившееся место.

— Как вы провели время? — спросил я. — Не заскучали вчера? Мне стыдно, что мы вас сослали и бросили!

— Что ты, дядя Андрей! Там так интересно! Я каталась на велосипеде! Нашла дерево, о котором тетя Соня рассказывала. Огромное такое! Стоит посреди степи, а вокруг ничего, только трава.

— Погоди! — изумился я. — Давай по частям. Где ты взяла велосипед?

— Я гуляла по стадиону, там столько всего интересного! И великов море, сотня, наверное, если не больше! Были еще эти машинки на больших колесах, как их там…

— Багги?

— Ага, точно! Но я его не смогла завести, наверное, бензина нет. Да и баба Степа нервничала. Но велик — тоже круто!

— Теперь о дереве! Ты долго до него ехала?

— Нет, совсем нет! Минут пятнадцать! Может, двадцать.

— А давай, вместе с тобой покатаемся! — предложил я.

— Ура!

— Если тебе, конечно, не надоел стадион.

— Вот уж нет! Самое прикольное место на свете! — закричала Оля, прыгая на месте от возбуждения!

Загрузка...