Процесс по делу Скавениуса

Пятое заседание

Председательствующий: Встать, суд идет! Все участники процесса присутствуют, слово предоставляется обвинителю.

Обвинитель: Высший суд! Я не буду сейчас занимать ваше внимание проблемами экономической политики Дании в период оккупации, она в общих чертах известна всем. Мы знаем, что в самом начале войны был издан закон о зерне и что он неминуемо привел к повышению цен на все продовольственные товары; мы знаем, что изменение тарифных ставок, значительно сокративших реальные доходы рабочих и служащих, явилось результатом удовлетворения немецких требований. Платить надо за все, в том числе и за желание сотрудничать.

Я понимаю, обсуждение этого вопроса выходит за рамки данного судебного разбирательства, и я касаюсь его постольку, поскольку между тем стали утверждать, что социальные ограничения в Дании произошли по вине немцев. Это не совсем верно.

Немцам было в общем-то безразлично, будут ли цены в стране повышаться или понижаться. Датский рынок, датские продукты, датская рабочая сила — вот что их интересовало, а все остальное не имело для них значения по вполне понятной причине, что не они оплачивали пиршество, а мы сами. Им было важно проникнуть в чиновничий управленческий аппарат и установить там свою власть. Внешне должно было оставаться как прежде, будто мы самостоятельны и будто мы независимы, но в действительности они стремились заправлять всем.

При таком положении дел, естественно, наша главная задача состояла в том, чтобы попытаться противодействовать немецкому влиянию. Поэтому решено было твердо придерживаться одной, раз и навсегда установленной линии, что все переговоры следует вести исключительно через датское министерство иностранных дел, представляющее собой в общем-то добротную организацию, если бы только там не сидел министр Скавениус. Именно в области сотрудничества Скавениус был готов незамедлительно идти на самые неблагоприятные соглашения.

Я позволю себе привести здесь один простой пример: пресловутый циркуляр от 29 августа 1940 года, предписывающий начальникам округов тесное общение с оккупационными властями. Отношение населения нашей страны к немцам с самого начала установилось весьма холодное. Следовали призывам правительства сохранять спокойствие и порядок, однако обходились с незваными гостями без всякого дружелюбия. Они ничто, дескать, пустой звук для нас; не видим их и не слышим. Только нацисты и «походные подстилки» составляли исключение. Чиновники, обязанные по долгу службы иметь дело с немцами, вели себя подчеркнуто вежливо, но без теплоты. Не хотели общаться с врагами. Кроме, разумеется, бывшего шефа государственной полиции Тюне Якобсена.

Циркуляр от 29 августа 1940 года был разослан министром внутренних дел Кнудом Кристенсеном, но в нем указывалось, что он был составлен после переговоров, проведенных в министерстве иностранных дел. Здесь рука Кнуда Кристенсена, но дух, бесспорно, Эрика Скавениуса. В циркуляре рекомендуется неофициальное общение с немцами как одно из средств для достижения хороших отношений между населением и оккупационными властями, к чему стремятся как с датской стороны, так и с немецкой.

«Поэтому было бы естественно, — написано в циркуляре, — чтобы не только визиты, сделанные немецкими офицерами или гражданскими лицами на командных постах, находили отзвук в виде ответных визитов соответствующих датских чиновников, невзирая на занимаемые немецкими властями должности, но также в известных рамках происходило неофициальное общение между датскими и немецкими чиновниками. Поэтому рекомендуется принимать возможные приглашения с немецкой стороны, отказ же следует веско мотивировать и заранее сообщать приглашающим… Наравне с тем, что датские чиновники в известных рамках соглашаются на приглашения с немецкой стороны, было бы весьма благоразумно, если бы начальники округов устраивали скромные вечера с немецкими офицерами и гражданскими лицами, так как весьма желательно совместное пребывание немцев и датчан, дабы между офицерами вермахта и гражданскими лицами, а также бургомистрами возникали некие взаимоотношения. Если суммы, предназначенные для организации таких совместных вечеров окажутся недостаточными, то следует ходатайствовать о дополнительных средствах для подобных презентаций».

К чести датских чиновников будет сказано, что они протестовали против требования о неофициальном общении с немцами. Бургомистр Копенгагена и начальники округов просто сказали категорическое «нет», и спустя месяц после первого циркуляра последовал второй, довольно нелепый циркуляр министерства внутренних дел, согласно которому распоряжения первого циркуляра отменялись и соответствующим чиновникам предоставлялось право на местах действовать по собственному усмотрению в сфере неофициального общения с немцами. Но одновременно подчеркивалось, что разработанные в первом циркуляре директивы следует всегда считать правильными.

Скавениус, можно сказать, просчитался в этом вопросе, но зато в другом ему повезло, конечно, не без помощи Гуннара Ларсена. Я имею в виду здесь прежде всего переговоры по поводу восточных территорий. 11 декабря 1941 года был образован комитет, назвавший себя «Рабочий комитет для поощрения датской инициативы в Восточной и Юго-Восточной Европе», в него входили такие видные благородные персоны как директор Юнкер, инженер Кнуд Хейгор, придворный егерь Фольмер Люттихау, фабрикант Й. К. Хемпель и директор Кнуд Стюр. В 1942 году Скавениус официально утвердил образование этого комитета и обозначил его как «Комитет восточных областей при министерстве иностранных дел», а заведующий нацистским бюро Нильс Эрик Вильхельмсен стал его секретарем.

Комитет восточных областей ставил перед собой много задач, в частности, он старался изо всех сил организовать переселение датчан на восток, т. е. в русские земли, где немцы уже занялись истреблением местного населения. Гуннару Ларсену принадлежала первостепенная роль в этой работе. 7 февраля 1942 года он вел в Берлине переговоры с министром Альфредом Розенбергом насчет будущих датских начинаний в восточных областях. В начале марта в Берлин поехал директор Юнкер, чтобы обсудить координацию работы с министерством оккупированных восточных территорий Рейха; от имени фирмы «Ф. Л. Смидт и К°», что означает то же самое, как от имени Гуннара Ларсена, он внес следующие предложения: восстановить цементную промышленность и построить заводы по изготовлению инсулина в оккупированных областях; фабрика по производству нефти в Орхусе, по его словам, проявила интерес к масличным культурам на Украине. Переговоры прошли в дружественной атмосфере, и после этих предварительных бесед Гуннар Ларсен вместе с двумя представителями — директором Юнкером фирмы «Ф. Л. Смидт» и представителем датского посольства в Берлине — поехали в Прибалтику, чтобы на месте осмотреться и урегулировать вопросы в связи с новыми начинаниями. Было заключено несколько весьма выгодных контрактов на случай, если Красная армия признает права немцев и Комитета восточных областей на их собственность. Но Красная армия позаботилась о том, чтобы Комитет восточных областей, детище Скавениуса и Гуннара Ларсена, не осуществил своих намерений на Украине и в Прибалтике. Однако что можно сказать о такой политике, которая ведет переговоры о шкуре неубитого медведя? Если бы Скавениус в силу сложившихся обстоятельств действительно желал вести внешнюю политику нейтралитета, он не санкционировал бы учреждение Комитета восточных областей. Он помешал бы предприимчивому Гуннару Ларсену путать служебные дела в министерстве с личными контактами в предприятиях Ф. Л. Смидта с немецкими грабителями.

Когда говорят о присоединении к Антикоминтерновскому пакту, Скавениус, вероятно, имеет право утверждать, что это была лишь чистая формальность, одна видимость. Но борьба между Советским Союзом и Германией решалась не пактами и речами, а войском и оружием. Понятно, что и в этом случае Скавениус имеет основание утверждать, будто он не в силах был помешать вербовке в добровольческий корпус «Дания», хотя это заявление легко можно опровергнуть. Стоит лишь вспомнить о всяческих попытках, его и Гуннара Ларсена, сформировать корпус в Финляндии. Но вот за работу Комитета восточных областей Скавениус должен нести полную ответственность вместе с Гуннаром Ларсеном. Они были готовы участвовать в грабеже Украины и Прибалтики. Они готовы были присвоить себе русскую собственность. Они выступили в роли укрывателей чужого добра, так как верили, что воры гарантируют им их долю добычи. Они поступали так добровольно, без всякого нажима со стороны немцев. Такого простить нельзя! Нет ни малейшего доказательства, что немцы требовали от Дании участия в грабеже природных богатств Украины и Прибалтики. Господа из Комитета восточных областей представляли просто довольно сомнительные предпринимательские круги, охотившиеся за легкой наживой.

Как я уже сказал, Комитет восточных областей занимался посредничеством, в его обязанности входила организация миграции датчан на Украину. Миграция эта выглядела довольно странно: толпы датских рабочих, бредущих на юг. В мае 1940 года в районе Копенгагена Вестерпорт немцы открыли контору по трудоустройству рабочей силы в Германии. Вскоре после этого «Государственная эмиграционная контора» опубликовала информацию о том, как устраивались датские рабочие в Германии. Подробно разъяснялось, какие специальности в данный момент пользуются особым спросом, указывался как бы между прочим адрес немецкой конторы по трудоустройству. 25 мая датское Объединение профсоюзов опубликовало обращение ко всем местным профсоюзам и рабочим объединениям:

«По предложению министерства иностранных дел и министерства социальных дел в переговорах с руководством по вопросам миграции рабочей силы в Германию принимали участие представители Объединения профсоюзов. С немецкой стороны было поставлено одно категорическое условие — Дания получит 3 миллиона тонн угля и 1 миллион тонн кокса, если взамен будет послано в Германию столько рабочих, сколько необходимо для добычи угля.

Во время переговоров удалось все же добиться, чтобы датчан не посылали на работы в угольные или буровые шахты, вместо этого датские рабочие должны были заменять немцев, посланных на работу в угольную промышленность, на их рабочих местах в разных областях производства».

Так начался постоянно возрастающий экспорт датской рабочей силы в Германию. В декабре 1941 года 30 000 датчан работали в Германии и Норвегии, в декабре 1942 года — 35 000, в декабре 1943 года — 23 000, в декабре 1944 года из-за бомбежек число их сократилось до 7000 и в марте — до 6000.

Таким путем Дания — пусть косвенно, не прямо — становилась соучастницей в войне на стороне немцев. Сколько датчан работало в Германии, столько немцев соответственно высвобождалось для военной службы. Официально в постановлении подчеркивался принцип трудоустройства на добровольных началах, но, как обстояло фактически с добровольностью, показывает послание министерства труда и социальных дел социальному Комитету от 29 июля 1940 года о возможных последствиях в случае отказа от работы в Германии:

«В послании от 22-го числа сего месяца Комитет сообщил, что один датчанин, проживающий в О., обратился в тамошнюю общественную контору по трудоустройству, где ему было сказано, что помочь ему ничем не могут и что он должен обратиться в немецкую контору по трудоустройству в Орхусе и искать работу в Германии. Этот датчанин, однако, не пожелал искать работу в Германии, он обратился в социальную контору и ходатайствовал о социальном пособии для себя и для своей семьи, которое ему и было выделено. После этого инцидента Комитет сделал запрос, можно ли приведенный в качестве примера случай рассматривать как отказ от работы, ср. циркуляр министерства социальных дел от 27 марта 1934 года.

Министерство труда и социальных дел отвечает на запрос, что нежелание считаться с предложениями общественной конторы по трудоустройству или социального Комитета искать работу в Германии следует рассматривать не изолированно, как единичный отказ от работы в значении, указанном в § 306 Закона о социальном обеспечении (ср. с § 17 Закона о безработице), а как звено в общем установлении, которое социальный Комитет, исходя из принципов в определениях § 1, а также §§ 306 и 310 Закона о социальном обеспечении, должен учитывать при решении, повлечет ли за собой помощь правовые последствия и в какой степени.

Твердо установленных указаний на этот счет не имеется, решение следует принимать на основе изучения всех обстоятельств в каждом отдельном случае, но все же необходимо руководствоваться одним положением, что понятие о желании безработных работать находится во взаимосвязи с понятием “выход из положения”, применяемом повсеместно во все неустойчивые времена как вынужденный способ принятия любой работы в любом месте, а поскольку приток датской рабочей силы в северную Германию на чисто добровольных началах принял теперь небывалый размах, постольку нежелание находить подобный “выход” как вполне обычный может, по мнению министерства, оказать воздействие на принятие решения в подобных делах.

В случаях, когда заинтересованное лицо имеет ту или иную квалификацию, подходящую для работы, предлагаемой немецкими конторами по трудоустройству, и когда вероятность получить работу иным путем минимальна, необходимо дать согласие на поиски работы в Германии точно так, как это делают многие, причем обстоятельства личной жизни здесь не служат поводом для отказа от предложенной работы, поэтому министерство считает, что возможный отказ позволяет социальному Комитету сделать заключение, что от помощи отказываются или ее принимают, но с вытекающими отсюда правовыми последствиями, ср. §§ 306 и 310 закона».

Несмотря на то что нужно приложить немалые усилия для понимания смысла этого путаного канцелярского языка, содержание документа, однако, не оставляет сомнения. Министр труда и социальных дел Кьербель в письме, адресованном социальным конторам, дает им полномочия принуждать не имеющих работу датчан соглашаться на работу в Германии. Если не хочешь ехать в Германию, не получишь денежного пособия или посадят тебя на грошовое пособие беднякам. И это сущая правда, что тысячи рабочих согласно циркуляру Кьербеля были вынуждены выезжать в Германию.

В немецких конторах по трудоустройству рабочий должен был подписать контракт, в котором оговаривались такие моменты как сроки найма и оплата труда, дополнительно он обязывался подчиняться тем условиям трудового распорядка и трудовой дисциплины, которые господствовали в Германии. О том, какие это условия, уточнялось только в одном месте, что «серьезное нарушение трудовой дисциплины карается законом. Рабочие, прерывающие договор для поездки домой в Данию, лишаются выплаты пособия по безработице в Дании, а также любой помощи “Немецкого рабочего фронта”».

Иными словами: когда датский рабочий оказывался в Германии, он лишался по существу всяческих прав. С нацистской стороны отношения изображались в розовом свете, и, к сожалению, нужно сказать, что профсоюзы также пытались исказить действительное положение вещей. Я позволю себе зачитать здесь выдержки из одной статьи в газете «Арбейдерен» в октябре 1940 года, автором которой является секретарь датского Объединения профсоюзов Ейнар Нильсен. Статья появилась после его поездки в Германию вместе с руководством по вопросам миграции.

«Как бы ни были различны наши датские рабочие, но дух товарищества, как правильно говорят, — вот что их единит! На нас, прибывших с визитом в Германию, произвело неизгладимое впечатление видеть их, например, в Гамбурге перед “Домом труда”; в воскресенье, после обеда, сотни наших рабочих пересекали площадь и поспешали к главному входу, без головных уборов, точно как наша молодежь в Дании, или в мягких шляпах, стройные и физически здоровые, малая толика тысячной армии датских рабочих, которые без страха и сомнения колесят по белому свету и берутся за работу там, где ее предлагают. Число их в Германии говорит само за себя, доподлинно опровергая тем самым некоторые утверждения о “лености” и “нерадивости безработных”».

Я позволю себе познакомить суд с еще одним изображением условий жизни датских рабочих в Германии, изображением, далеким от тех сладостных восторгов и упоения, которые пронизывают статью господина Ейнара Нильсена. Речь идет о секретном письме министерства труда, адресованном министерству иностранных дел, относительно порядков, царящих в немецких лагерях по трудовому воспитанию, и его содержание основывается на докладах консула Оге Нербю, руководителя конторы по трудоустройству при датском генеральном консульстве в Гамбурге:

«Из отчетов проистекает, что контора по трудоустройству получила от датских рабочих, обратившихся в контору, сведения об условиях жизни в лагерях по трудовому воспитанию, частично в лагере Халлендорф, неподалеку от Брауншвейга (Спецлагерь 21), находящемуся в ведении тайной госполиции, частично в “Лагере по трудовому воспитанию Либенау на Везере”. Относительно вышеупомянутого спецлагеря 21 выяснено, что датские рабочие разной квалификации, работающие то на заводах Германа Геринга в Ватерстедте вблизи Брауншвейга, то в каменноугольных брауншвейгских рудниках в Хельмштедте, по указанию фирмы, в которой они работали, или во время полицейской облавы в датском трудовом лагере задерживались гестапо якобы по причине пропусков, отказа от работы или по другому поводу и в наказание посылались в названный лагерь по трудовому воспитанию на 14 дней, а иногда и на 3 недели, после чего они в сопровождении гестапо доставлялись снова на свои рабочие места. Во время пребывания в лагере их заставляли выполнять самую черную, непосильную для них работу, и почти всегда они подвергались жестоким наказаниям за те или иные провинности. Бытовали такие дисциплинарные наказания, к примеру, как временное сокращение рациона питания, заключение на ночь в бомбоубежище, примыкающее к лагерю, без постельных принадлежностей, физические наказания в виде пинков и ударов и тому подобное. Наконец, было выяснено, что в упомянутом лагере произошло 3 смертельных случая среди датских рабочих и что причина смерти дана соответственно как заражение крови, инфаркт легких после предпринятой операции, во время которой необходимо было удалить ребро, а также паралич сердца».

Понятно, что министерство труда в конце этого секретного послания выражает некоторые опасения за «неприятные последствия в деле вербовки датских рабочих в Германию, если эти условия станут известны общественности».

Что предпринял Скавениус как министр иностранных дел, а позже как премьер-министр, чтобы помочь своим соотечественникам, которые в большинстве своем попали в Германию через посредничество датских социальных контор? Ничего, и пальцем не пошевелил. Тем временем Гуннар Ларсен сего благословения изо всех сил старался расчистить место для новых датских эмигрантов в «восточных землях», и никто не помнил о толпах датчан, которые при содействии датского шефа по вопросам эмиграции транспортировались в немецкий ад. Мне кажется, что со стороны Скавениуса здесь имеет место случай грубого нарушения долга.

Председательствующий: Желает ли защита взять слово?

Защитник: Я вкратце остановлюсь на нескольких пунктах обвинения.

Мне не совсем понятно, как может Эрик Скавениус отвечать за переговоры и распоряжения «Комитета восточных областей», даже если стоит согласиться, что министерство иностранных дел было причастно к работе этого Комитета. Комитета с пронацистскими тенденциями! Скавениус просто-напросто не имел права его игнорировать. Иначе могли быть серьезные последствия, и не только для него одного, так как нет нужды доказывать, что Комитет имел далеко идущие связи с Германией. Точно так же, думается, обстояло и с Гуннаром Ларсеном. Впрочем, положение Гуннара Ларсена в этом вопросе не совсем ясное. Но я все же думаю, что не министр общественных работ участвовал в переговорах о восстановлении цементного завода в Прибалтике, а главный акционер Ф. Л. Смидт.

Обвинитель: Вы рассматриваете, очевидно, Гуннара Ларсена как некого доктора Джекиля и мистера Хайда, когда он выступает в роли министра, он ягненок, а когда он выступает в роли дельца, он чуть ли не преступник. Но не случайно же его стали звать «цементный министр», как только он вступил в должность.

Я думаю, эта кличка хорошо характеризует его политику.

Защитник: Оставим на время Гуннара Ларсена таким, каков он есть. Но я снова хочу подчеркнуть, что Эрик Скавениус был реалистом. Для него не имело значения, занимался ли Комитет фантастическими планами относительно использования «восточного пространства». Значило не более, чем планы об использовании луны. Фантасты — опасные люди, если они занимаются реальными делами, и Юнкеру с его свитой пришлось бы туго, если бы они оказались в кругу по-настоящему серьезных предпринимателей. «Планы по восточным территориям» не могли смутить кого бы то ни было на этой земле, меньше всего Советский Союз. Невинная игра-головоломка!

Обвинитель: А я берусь утверждать, что в действиях Комитета были сокрыты серьезные реальные намерения. Руководствовались тем, что Советский Союз потерпит поражение.

Защитник: В показаниях на суде Скавениус объяснил, что, когда Германия начала вести войну на два фронта, ему стало ясно — она проиграет войну. Вопрос был только во времени.

Обвинитель: Но эта точка зрения не нашла отражения в его политике. А вот его рвение поддерживать Германию в борьбе против «мирового коммунистического врага» весьма и весьма поразительна.

Защитник: Немцы испокон веков пребывали в нашей стране. Нам всегда нужно было вести с ними игру! Правительство и ригсдаг были полностью согласны со Скавениусом. Уму непостижимо, как обвинитель пытается взвалить вину на Скавениуса за экспорт датской рабочей силы в Германию. Я воспользуюсь документами обвинения. Именно министр труда и социальных дел Кьербель разослал социальным конторам циркуляр. Именно социал-демократические политики и профсоюзные деятели дали социальным конторам совет лишать пособия рабочих, отказавшихся ехать в Германию. И политические руководители профсоюзов изо всех сил старались стимулировать радость поездок в Германию. Ответственность за эту политику должна быть возложена на плечи других, не Скавениуса. Выдвинуть обвинение против Скавениуса — значит осудить булочника вместо кузнеца, т. е. осудить невиновного.

Председательствующий: Желает ли обвинитель что-либо сказать или возразить? Нет? Тогда слушание дела откладывается до завтрашнего дня. На сегодня суд заканчивает свою работу.