Глава 16 Другая мама

Пашка был сильно не уверен, что ему удалось «списать Зинку» в настройки матери, как подразумевалось поначалу. Да, она действительно приготовила ему ужин и нагрела его, когда Пашка пришёл. Она не ругалась, как обычно. Она вообще была категорически необычной, настолько, что теперь дома светлые волоски на руках Пашки всё чаще стояли дыбом.

— Завтра бабушка с дедушкой приедут, — сообщила мать. — И, может быть, тётя Марина вечером.

Пашка глаза вытаращил. Дед с бабкой отродясь к ним носу не казали. Кажется, реально вообще ни единого раза.

— Будем советоваться, — вздохнула мать. — У тебя семь уроков? Иди, по возможности, сразу домой. Решения будем принимать вместе.

— А ты не на работе разве? — промямлил Пашка.

— Натуся выйдет за меня. Уже договорилась с ней, — объявила мать.

Пашка еле-еле кусок котлеты проглотил.

Во-первых, родительница его всю жизнь бабе Гале что-то доказывала и про свою семью врала безбожно и постоянно: чтобы она ей какую реальную трудность рассказала, это было запредельным! Бабка с дедом очень протестовали против мамкиного брака с отцом (о чём не забывали внукам напоминать при малейшей возможности), вот она и водила их за нос, как могла, из упрямства. Во-вторых, толку от склочной бабки и аморфного деда в принятии каких-либо решений быть не могло никакого: потому что они, в свою очередь, только и делали, что пидорасили семью младшей дочери на все лады, поносили её сыновей и пророчили беды (почти всегда в точку, кстати).

А уж чтобы Пашкино мнение кто, и особенно они, учитывали — так это и вообще трешак.

Неужели он мамке случайно умственные способности задел и в ноль свёл?

Вздрогнувший от вибрации телефон высветил пуш-уведомление с недоведённой «П».

— У меня завтра… — Пашка на секунду замялся, — этот… зачёт. Пересдача. По истории. Историка долго не было по семейным обстоятельствам, и он завтра после уроков долги принимает. Это до вечера.

По столу прошла вибрация от нового уведомления с лежащей на боку «G».

— Скверно, — мать теребила пальцами нижнюю губу непривычным, чужим каким-то жестом. — С другой стороны, с мамой и папой я долго буду беседовать. Приходи после зачётов сразу домой, хорошо?

Пашка кивнул и спросил зачем-то:

— Как твоё здоровье? Были обмороки? — хотя знал прекрасно, что в его отсутствие некому было матери энергию в ноль сводить.

Она покачала головой.

— Прости, я сильно приукрашала проблемы со здоровьем. И вообще в своей жизни слишком много врала. Пора положить этому конец. Тебе, может, салата дорезать?

В спальне, в которой мать, похоже, убралась за то время, что он был у Люськи, на пришибленного какого-то Пашку напал соскучившийся Стержень. Кот кинулся ластиться и тереться о него башкой, мурчать и даже подмяукивать, хотя обычно такой хернёй страдал редко.

От чужой незнакомой мамы брала Пашку оторопь. И ни в каком семейном совете с дедом, бабкой и тёткой он участвовать не хотел! Это же сюр будет сплошной и ор непрерывный.

Улёгшись и бездумно поглаживая кошака, Пашка врубил квестовые сериалы, но сосредоточиться на них толком не мог. Картинки мелькали перед глазами, звук не проникал в мозг.

Чужая мама не спала тоже. Она чем-то приглушённо шебуршила в спальне за закрытой дверью и при включённом свете.

В башку Пашки просачивались сами собой какие-то ужасы: жуткие разрозненные воспоминания о сценах из фильмов, где кого-то возвращали с того света по-всякому, и кто-то этот, совершенно поменявшийся, в конце обязательно всех убивал.

То и дело Пашка ловил себя на том, что пялится на картинку с эмблемой «Дополненной реальности» в рамке над кроватью, а не в экран телефона.

Другая мама была, конечно, не воскрешённой никакой. Но блин. Казалась она такая вот, почему-то, ещё хуже любого зомбака инфернального.

В конце концов, Пашка, разбив поступившую в приложухе отзеркаленную квадратную «С», свёл себе энергию и отрубился, а утром (было до него к тому моменту уже недолго) едва глаза продрал и силы в себе нашёл нащупать телефон и всё восстановить. Прогуливать школу в тот день было нельзя категорически: от одной идеи семейного совета начиналась паническая атака.

Мать приготовила на завтрак сырники и даже ляпнула на них варенья. Не оладьи с голубикой, конечно, но… Но Пашка вообще не про сырники думал, а про две спортивные сумки и одну огромную базарную клетчатую, которые стояли поутру в коридоре, чем-то наполненные, а из пакета рядом с ними торчал рукав отцовой зимней дублёнки.

Что-то бесповоротное и неотвратимое происходило вокруг, и делал это, во-первых, он, шестнадцатилетний, вообще-то и к ответственности неготовый, а во-вторых, другая мама, неправильная до мозга костей. Не идеальная, как хотелось, а неправильная.

На биологию Толик не пришёл, явился только ко второму уроку, и Пашка смог пристроить телефон за учебником и незаметно одолеть ещё одну серию последнего квестового сериала. Оставалось шесть.

Выполнение задания прилоги помогало вырубить мыслемешалку, от которой становилось тошно.

Почему не могло Пашке достаться нормальной семьи по умолчанию, почему он должен тестить какие-то настройки и генерировать выбраковку, блин?

К концу урока дали змею и недоведённую «П».

Толик заявился взмыленный и довольный, а ещё снова ощутимо похудевший.

— Опять ночевал у Янки! — сообщил он. — Рассказал про неё бате, короче. Он обещает матушку подготовить. Капец я на нервяках, если честно. Но какая же она крутая! План-максимум летом с ней в Крым сгонять. Но это охереть какая нужна работа с предками…

Пашка задумался. До каникул считай две недели. А если, в натуре, оставить своих неправильных предков копошиться, как хотят, и свалить куда-то с Люськой? Пусть даже в этом году не за границу, чтобы не мудохаться со всякими документами (у Пашки так-то и загранника нет, да и сопровождение другой мамы на фиг не всралось в таком деле).

Но на дело такое, даже если Пионову отпустят, нужно дохерища бабла. А работники Пашкины выглядели что-то как-то фигово. Кумыжный, Пуп и Абдулов совсем осунулись и смотрелись прямо-таки физически нездоровыми. На МХК вздрючили за неподготовленный реферат Илюху, на обществознании прилетело от Эллы Петровны Антону с Егором. По ходу, домашки никто из них не делал теперь вообще, оно и верно, когда бы, если сразу после седьмого урока рабы Пашкины бегут носить жрачку почти до полуночи?

Прохлаждавшийся в выхи Васин был ещё ничего на вид, а вот разбойничье трио, определённо, выдыхалось. Пашка всерьёз подумал настроить им выходные. Но только уже с воскресенья или даже с понедельника, когда игруха будет проплачена наперёд.

Лебедев, сумрачно восседающей в привычном одиночестве за последней партой третьего ряда, тоже выглядел паршиво. Был он за каким-то хером в шерстяной водолазке с длинными рукавами, хотя в этом году май выдался тёплым, а днём даже и жарким.

Право опять оказалось свободным уроком. Пашка с Толиком по этому поводу свалили за гаражи — анализировать шансы Толиковой маме хорошо воспринять Яну.

— Я так-то и в отце на сто процентов не уверен, — затягиваясь, признался Толик. — Я ему сказал только, что она старше и школу уже окончила.

— А не сказал чё? — уточнил Пашка, считающий в Яне всё-таки самой главной проблемой для родаков возраст.

— Ну про татухи там, или про пирсинг.

— А где у неё пирсинг? — вытаращил глаза Пашка.

— Много где, — хмыкнул Толик. — Но из того, что посторонних касается, на языке серёжка.

— Я не заметил.

— Мама моя заметит, будь уверен.

Когда вернулись в школу, Пашку в холле нежданно окликнула подружка и одноклассница Люси, старая «приятельница» — воровка телефонов Островская.

— Поговорить нужно. Только Люсе не говори, — объявила она, нагнав Пашку почти у самой столовой.

— Я на урок спешу, — уведомил он, потому что была сейчас по расписанию геометрия и к Зинке опаздывать не хотелось.

— После школы давай встретимся.

— Случилось что? — напрягся Пашка. — С Пионовой?

— Не, другой вопрос. В три давай около трансформаторной будки, раз ты такой дисциплинированный у нас оказался.

Оставшиеся уроки Пашка гадал, чего от него может хотеть Островская. Это хотя бы немного отвлекало от ждущего дома и вселяющего настоящий ужас.

Вообще ему надо было куда-то завеяться до вечера, ведь на самом деле никакой историк в школу не возвращался и зачёты не проводил. Толик шёл в кино с Яной, но это уже в шесть, и он решил Люське даже не предлагать, потому что слишком уж долгий какой-то «зачёт» получался.

Дело нужно было на послеуроков, а Пионова реально застряла на пересдаче английского. Так что Островская была вроде как и кстати, тем более было уже Пашке весьма интересно. Но ровнёхонько до первых её слов:

— В общем, дело деликатное, — объявила Островская, когда он подвалил к трансформаторной будке, где она уже ждала около целой кучки сигаретных окурков. И не стремается же в таком проходном месте курить. — Скажу прямо, как есть. Сложилось впечатление, что у тебя начали водиться деньжата. По Люсиным рассказам и фотам сужу. Если не привирает, конечно, но ей вроде не свойственно. Короче, сколько ты можешь мне одолжить? Только с пониманием, что я не верну.

Пашка только что рот не открыл от такой наглости.

— И с каких херов я тебе буду бабки дарить? — поинтересовался он.

— Тебе по-хорошему или по-плохому? — серьёзно уточнила Островская и потушила тонкую бабскую сигарету с ментолом о стену трансформаторной будки, оставив там чёрный след.

— А ты, я смотрю, и так и так можешь? — набычился Пашка. — Ну удиви по-хорошему, блин!

— Я тебе помогла. Из-за Вахи тебя пальцем не трогают больше.

— Устарело. Я сейчас, если хочешь знать, при надобности сам Вахтанга уложу.

— Не хочешь, значит, по-хорошему, — проговорила Люськина одноклассница.

— Слышь, ты вот реально думаешь, что он по твоей просьбе станет на меня наезжать? Вообще-то Вахтанг, как бы, пацан с понятиями, мне кажется. Но так и так советую не пробовать. Потому что, если станет, не хило я ему репутацию подмочу, вот что, — заявил Пашка.

— Знаешь, Соколов, вот я сильно не уверена, что ты будешь рад, если я начну разбираться, откуда у шушеры из маргинальной семейки, из которой, к тому же, батя свалил, деньги на ресторан, где самый дешёвый салат три тыщи стоит, и на букеты с доставкой, — серьёзно припечатала Островская. — Ты куда-то влез и палишься. Лучше тебе попросить Люсю поменьше постить фоток в инсте. А то ещё кто к тебе присматриваться начнёт, и мало не покажется. Давай по-хорошему. Мне деньги нужны не на себя, я человеку хорошему помогаю. И я бы у тебя ничего не просила, если бы не видела, что ты сорить стал направо и налево вдруг.

— Не была бы тёлкой, уже бы врезал, — уведомил Пашка. — Совсем охренела, что ли⁈

— Зря, — коротко обронила Островская. — Со мной лучше по-хорошему.

— А ты разговаривать по-хорошему научись сперва. Борзая очень!

— Говорю, как умею. Прямо и без прикрас. Лапшу не вешаю, что отдам и всё такое. Мог бы и оценить.

— На хера деньги тебе и сколько надо? — попробовал проявить щедрость Пашка, но она тут же всё испортила:

— А это — не твоё совершенно дело. Надо много. Давай, сколько можешь.

— А иди-ка в жопу с такими предьявами, — обозлился он.

— Уверен? — сощурилась Островская.

— Уверен!

— Большая ошибка, — сообщила Люськина одноклассница, и стремительно пошла от него в сторону по направлению к школе.

Пашка в след ей глазами захлопал. Обалдеть, вымогательница! Вообще без царя в голове. Ещё она ему не угрожала! Да он ей может нажать голышом по проспекту бегать, пока менты не заберут! Нашлась, пугальщица!

Пашка сплюнул и двинул к гаражам, возмущённо курить.

Потом надо было куда-то пойти, и выбрал он для того ту самую кофейню с диванами, и почти добил квестовые сериалы. Как зазвонил будильник и уведомил, что уже шесть и надо бы домой возвращаться, чтобы другая мама не расстроилась, оставалось всего три с половиной серии последнего. А ещё разжился Пашка парой змей, свинкой и запятой.

Идти не хотелось. Вот совсем.

Пашка обругал себя и разозлился.

Дали дракона.

Нет, ну что он в самом-то деле? В конце концов, он Бог Всемогущий. Если что, подправит ситуацию. Или в толчке запрётся. Смотря, как карта ляжет.

Прилога подбодрила «иксом».

Когда Пашка наконец-то пришёл домой, к его ужасу, там всё ещё были и бабка с дедом, и тётя Марина (хорошо хоть без дочки Женьки!).

Другая мама, кажется, побывала в парикмахерской — во всяком случае, у неё была странная, делающая её совершенно чужой, причёска. Обычно собранные в пучок на затылке волосы стали короткими, и вместо полос седины на блёклом тёмном, появился теперь равномерный чёрный цвет, словно бы сделавший другую маму на десяток лет моложе настоящей Пашкиной родительницы.

Глаза у бабы Гали были какие-то красные и опухшие. Дед выглядел озадаченным. Тётка внаглую дымила прямо на кухне, наполняя окурками чайное блюдце.

— А вот и Паша. Сдал? — первым делом спросила мать, и он даже не сразу вспомнил о том, что наврал про историка.

— Сдал. — В кармане завибрировал телефон.

— Дневник бы посмотрела лучше, — процедила бабуля.

— Я своему сыну верю, — припечатала другая мама. — Садись. Голодный?

— В столовой поел, — сказал нажевавшейся десертов в кофейне Пашка, и телефон в кармане завибрировал снова. — Пока ждал свою очередь.

— Паша, я подала на развод, — объявила другая мама твёрдо и спокойно. — С твоим отцом буду говорить завтра. Как он это воспримет — не знаю. Но, скорее всего, будет много скандалов. Я бы хотела оградить тебя от этого и предлагаю тебе на время перебраться к бабушке с дедушкой или тёте Марине. В целом, они не против. В школу будет ездить не очень удобно, но осталось всего полторы недели до конца семестра. Конечно, ты можешь оставаться и дома, но мне бы не очень этого хотелось. Вторая проблема заключается в том, что эта квартира, условно моя и подаренная мне родителями, была переоформлена после заключения брака. Может так получиться, что твой отец начнёт раздел имущества. Я не знаю, решится ли он на такое, но не могу этого исключать. В таком случае у него все шансы добиться того, что квартиру придётся продавать. Цены одной двухкомнатной на две однокомнатные не хватит. Есть риск, что нам придётся удовольствоваться комнатой в коммуналке.

— Чтобы моя дочь…

— Мама, пожалуйста. Мы ведь уже всё обсудили. Я просто озвучиваю варианты.

— Этот выродок не имеет прав на твою квартиру! Мы с отцом разменяли трёшку! И купили жильё тебе!

— По закону имеет, — влезла тётя Марина и подкурила очередную сигарету.

Дед Коля встал и открыл форточку.

— Если дойдёт до раздела имущества, встанет вопрос о том, с кем ты будешь жить, — продолжала другая мама. — Что скажешь?

— Ты ещё у него такое спрашивать будешь⁈ — вскочила на ноги баба Галя. — Лена!!!

Пашка же как-то съёжился и язык в жопу засунул. Вот натурально его словно судорогой свело: и язык, и всего Пашку в целом.

— Подумать бы тебе ещё раз хорошенько, Лена, — глядя в сторону, выдохнула дым тётка. — В полтинник почти в общеге остаться — ну такое себе позитивное решение. И куковать там одной.

— Мне сорок три, — напомнила другая мама.

— А ты думаешь, причёску поменяла, и кто-то на тебя, тётку-разведёнку с двумя бездельниками великовозрастными на шее, посмотрит? — зло припечатала её сестра. — Давай честно: он же не первый раз такое вычудил. Ты ведь понимаешь, что ни на какую вахту он не ездил три года назад. Я тебе говорила, что видела его в городе, ты слушать не хотела. И пустила обратно, как не в чём ни бывало. Он и сейчас перебесится. Я не понимаю, к чему теперь танцы с бубном.

— Дела! — выдохнул дед.

— Почему ты не говорила мне⁈ — возмутилась баба Галя. — Не ты ни говорила, не ты! — сверкнула она глазищами на вторую дочку.

— Потому что Леночка у нас всегда делает вид, что всё у неё в порядке, — скривилась тётя Марина. — Мне зачем в это лезть?

— Ну не при ребёнке! — стукнул вдруг кулаком по столу дед, и все вздрогнули. — Павлик, иди в свою комнату!

— Он останется, — спокойно, но как-то властно возразила другая мама, хотя сам Пашка с превеликим удовольствием на этот раз деда бы послушал. — Это касается его в первую очередь. С кем ты хочешь жить? — повторила вопрос она.

— Не с отцом! — выпалил Пашка, и это была правда. С отцом он жить точно не хотел. Но и с этой другой мамой тоже.

— А сейчас, пока мы будем улаживать вопрос? — продолжала она. — Ты поедешь к тёте Марине, к дедушке и бабушке, или останешься дома?

Пашка затравленно поглядел на закипающую бабку, смурного деда и склочную тётку. Потом на чужую, совершенно незнакомую женщину, внешне немного походящую на его скандалистку-мать.

Захотелось вырубить их к ебеням собачьим и свалить отсюда на фиг туда, где на шестнадцатилетних мальчиков не вешают ответственность за настоящий, и, похоже, совершенно бесповоротный развод. Захотелось даже вернуться туда, где самым серьёзным вопросом, который могли задать ему предки, была просьба предъявить школьный табель.

Захотелось перестать быть богом и снова стать никому не интересным маленьким Павликом, которому только и надо было пережить завтрашний школьный день.

В кармане завибрировал телефон.

Другая мама ждала какой-то ответ.

Загрузка...