Проект 018. Жизнь!

ГЛАВА I Ориентиры

Если история становления Банка Англии достаточно прозрачна, то история Банка США (сейчас он называется ФРС) более сложная и запутанная. Чтобы уловить тренд и суть, увидеть контур и направление, нужно игнорировать детали. Иначе нас обволочет туман, который скроет главное. Тенденцию видно лишь в крупных штрихах.

Чтобы ухватить суть финансовой истории США, начну с того, что государство всегда ориентировано на сохранение себя. Частная инициатива всегда ориентирована на прибыль, о благе государства она даже не пытается думать. Благо общества для частного капитала даже не бонус, а сопутствующее явление. Есть — ну и пусть. Нет — ну и нет.

Чтобы частная инициатива максимально реализовалась, ей нужны условия. Создать эти условия может только сильное государство, играющее в некотором роде роль опекуна. Государство должно держать частника в узде, чтобы он сам себя не уничтожил.

Взаимоотношения власти и бизнеса подобны воздушному змею и веревке. Змей рвется на свободу, ввысь, но веревка его удерживает. В итоге и змей, и веревка оказываются на высоте. Но стоит змею освободиться от веревки, как оба упадут на землю.

Есть случаи, когда без государства бизнес не может запустить выгодные во всех смыслах и прибыльные проекты. Например, перейти на водородные двигатели выгодно с точки зрения и экономики, и экологии. Технически это давно возможно. Но автопром не выпускает такие двигатели, потому что нет сети станций, заправляющих водородом. Построить такую сеть может только государство. Следом быстро отреагирует автопром.

Взвешивая все плюсы и минусы, государство одни отрасли передает в частные руки — медицину, строительство, торговлю, производство и прочее. Другие оставляет под своим контролем — армию и флот, естественные монополии типа метро и тому подобное.

Во все времена во всех государствах деньгами управляла исключительно власть. Это считалось стратегической областью, и потому передача ее в частные руки воспринималась примерно так же, как передача управления армией. Первая страна в мире, где управление деньгами было передано в частные руки, — Англия. Это стало возможно только после изменения политической системы. При абсолютной монархии подобное было невозможно.

В США создали систему с максимально распыленной и временной властью. Кому в этих условиях можно доверить управление финансами? Отвечая на вопрос, исходили из того, что избирательный цикл не соответствовал финансовому. Политики, выбранные на малое время, мыслят в коридоре от выборов до выборов. Принятие финансовых решений требует оперировать в более широком временном коридоре. Конфликт налицо.

Возникает вопрос о защите финансовой сферы, во-первых, от самих политиков; во-вторых, от чрезмерного государственного влияния. Оптимально исключить или свести к минимуму роль политиков и государства в финансовой сфере.

Но если не государство будет контролировать финансовую область, то кто? Ответ очевиден — кто понимает природу экономики и финансов, профессионалы. Если делом займутся дилетанты, они провалят его, как провалили революционеры финансы Франции.

Как строить здание должны строители, а лечить зубы дантисты, так управлять финансами должны профессионалы своего дела. Рынок и конкуренция оставят на сцене только лучших. Неудачников и бракоделов выдавят конкуренты.

Изготовление денег позиционируется обычным бизнесом, ничем не отличающимся от автомобильного или строительного бизнеса. Зачем власти лезть в производство? Ей должно быть все равно, кто что делает. Главное, чтобы налоги золотом платили.

Из этих рассуждений вытекает, что оптимально передать финансы в управление профессиональных банкиров. Профессионализм, частная инициатива и огромный опыт гарантированно дадут результат, превышающий эффект от любой самодеятельности.

Опираясь на такие умозаключения, отцы-основатели США приходят к выводу, что финансовая область нарождающегося либерально-демократического государства должна быть полностью открыта для частной инициативы.

ГЛАВА II Первый

Отказавшись от государственного регулирования финансовой области, Америка отказывается от централизованной финансовой системы. Штаты вели свою финансовую политику. Каждый штат разрешал делать деньги всем, кто имел желание и лицензию (ее мог купить любой желающий).

Центральное правительство никак не регламентирует их деятельность. Оно только устанавливает размер налогов и государственные платежи, которые брались драгметаллом или бумагой, которую со 100 %-ной гарантией можно было в любое время обменять на золото.

В этот период американские деньги весьма разнообразны. По рынку ходят на правах денег расписки на табак и виски, которые в любое время можно было поменять на табак и виски. Ходят золотые и серебряные монеты разных государств. Ходит драгметалл на вес.

Американский рынок наполняют бумажные деньги — расписки на золото — точно так же, как и европейский. На всех расписках было написано, что их в любое время и по первому требованию можно обменять на золото согласно указанному на них номиналу.

Некоторые расписки действительно можно было поменять на золото. Но это было исключением. Правилом было то, что учреждение, выпускавшее бумажные деньги, крайне неохотно меняло бумагу на золото. Без дополнительных усилий это было нереально.

На этой теме возникает отдельный бизнес — крутые ребята скупают за бесценок бумажные деньги и предъявляют их банку, который их выпустил (эмитировал), требуя обменять бумагу на золото, обещанное по номиналу. С золотом всегда оставался сильный. Слабому всегда доставалась бумага и надежда выдать ее кому-нибудь за золото. Иногда с золотом оставались банкиры, иногда — крутые ребята. Бардак царил полный.

Отсутствие центрального регулятора, пестрота банковского сектора и бумажки от непонятных банков нисколько не способствовали стабильности. Систему постоянно сотрясали банкротства, вызывавшие волну финансовых и экономических кризисов.

Если возникали проблемы, которые нельзя было игнорировать и решение которых требовало денег, а казна была пустой, власть была вынуждена печатать ничем не обеспеченные деньги — включать печатный станок.

Власть всегда осторожно подходила к этому вопросу, чтобы не подорвать экономику, думая о завтрашнем дне.

Но иногда ситуация складывалась так, что деньги требовались здесь и сейчас. О завтрашнем дне думать было невозможно, ибо, если не решить проблему сегодня, завтра вас не будет. Например, если начиналась война, а казна пуста. Власть была вынуждена включать печатный станок, внося свою лепту в дело организации хаоса.

Напечатанная властью бумага становилась деньгами, потому что объявлялось, что ею можно, например, платить налоги, пошлины и прочие государственные сборы. Или что бумагу власть через несколько лет обещала поменять на золото, а до этого она участвовала в лотерее с ценными призами.

Увы, власть иногда «забывала» выполнить свои обещания. Чем меньше люди верили, что государственные бумаги будут погашены, тем стремительнее они дешевели, пока однажды не превращались просто в красивый бумажный мусор.

Одно из первых крупных событий, которое нельзя было игнорировать, случилось сразу после Бостонского чаепития. Срочно нужны были деньги на войну с Англией. В казне хоть шаром покати — пусто. Где брать деньги на войну — совершенно непонятно.

В 1776 году англичанин Роберт Моррис предложил выпустить не обеспеченные золотом деньги и платить ими армии. Чтобы бумага стала платежным средством, на ней нужно указать, сколько граммов золота по ней можно получить после победы. Ну а если проиграем войну, тогда и предмета для разговора нет.

Конгресс одобряет инициативу Морриса, чтобы покрыть военные расходы. Власть начинает печатать обязательства толком не сформировавшегося правительства. К этой инициативе подключаются власти других штатов. Никто особо не думает о последствиях, например, где они столько золота возьмут после победы. Главное — выиграть, а потом…

Армии платят этой бумагой, а она платит ею за продукцию лавочников, фермеров и капиталистов. Они категорически не хотят принимать эти «деньги», но у армии нет иных средств платежа. Зато есть убедительный аргумент в виде силы. Она изымает нужную ей продукцию у производителей и торговцев, оставляя взамен государственные бумаги.

Эти деньги обесцениваются с катастрофической скоростью. Если на момент выпуска бумажный доллар соотносился к серебряному как 1:1, то через 5 лет соотношение стало 1:168. Напечатанные деньги обещали стать дешевле бумаги, на которой напечатаны.

Власти пытаются административными методами остановить обесценивание денег. Они издают закон, предписывающий всем брать эту бумагу в качестве оплаты. Нарушителям грозят суровым наказанием. Результат ожидаемый — товары исчезают с прилавков. Появляется черный рынок, с оборота которого налоги в казну не поступают. Налогооблагаемая база резко съеживается. Но у власти нет иной возможности платить солдатам. Она продолжает печатать пустые деньги, способствуя росту финансового хаоса. В 1779 году Конгресс выпускает новую бумагу. До конца года она обесценивается в 24 раза. К концу войны бумажные деньги обесцениваются в ноль и исчезают из обращения.

Через десять лет революционеры Франции под копирку повторят американский опыт. Как я говорил выше, сначала они выпустят ассигнаты, потом мандаты. Случайно это было или невидимые с малого масштаба технологии создания хаоса — вопрос открытый.

После победы США в Войне за независимость упомянутый Моррис инициирует погашение федеральных и региональных бумаг по номиналу. Он говорит патриотические речи, смысл которых — нужно обменять правительственные сертификаты по номиналу на золото, как и обещали. В итоге власть начинает обменивать бумагу на золото.

Кто скупил до принятия закона обесценившиеся бумаги по цене макулатуры, тот после принятия закона превращал бумагу в золото. Роберт Моррис в числе первых подозреваемых. Но в этой инициативе можно увидеть и более глубокие мотивы — начало централизации финансовой системы Америки. До этого каждый штат сам устанавливал и собирал налоги. После принятия на себя долгов штатов федеральная власть провела закон, запрещавший штатам платить налог деньгами, которые они сами печатали. Теперь они должны были платить его золотом или федеральными бумагами. Это справедливо — если мы оплатили золотом ваши обещания, то хотели бы получить свое золото назад.

Затем Моррис выступает с инициативой навести порядок в финансовом секторе. Для этого он предлагает повторить опыт признанного лидера финансового мира — создать аналог Банка Англии. Проще говоря, предлагает создать в США частный Центробанк.

В 1781 году появляется Банк Северной Америки — частная организация, точная копия Банка Англии. Он печатает деньги, обязательные к приему госучреждениями по номиналу на территории всей страны. Финансовая система становится централизованной.

Другие банки Америки тоже могли печатать свои деньги. Но только госучреждения не обязаны были их принимать. Обязательными к приему были только деньги Первого банка, получившего монополию на выпуск бумажного золота.

Многим это не нравилось. Власти штатов и банки развернули кампанию за возврат к децентрализованной финансовой системе. В результате их сплоченной позиции в 1783 году первый частный Центробанк Америки лишился монополии на федеральные деньги.

ГЛАВА III Продавливание

Финансовая централизованная система просуществовала всего два года. С 1783 года в Америке опять устанавливается децентрализованная система. Снова множество частных компаний начинают печатать свои деньги, выкидывая их на рынок.

В 1812 году между США и Англией происходит новое военное столкновение. На этот раз причина была в том, что Англия в ответ на блокаду со стороны Франции решает нарушить торговые отношения между Францией и США, которые были союзниками.

Военные корабли Англии начинают арестовывать американские торговые суда, что не может остаться без последствий. Новая война требует новых денег. Власть прибегает к той же методике, что и в прошлый раз, — включает печатный станок. Она платит бумагой армии, а та в свою очередь предпринимателям. Рынок снова насыщают пустые деньги. В финансовой сфере опять начинается хаос со всеми известными последствиями.

В 1815 году война кончается, но, так как некому навести порядок, нет Центробанка, финансовый хаос разрастается. Все кому не лень печатают свою бумагу, на которой пишут «деньги». За один 1816 год число банков в США вырастает до 238 штук.

Для обуздания финансовой стихии нужен регулятор, который потребовал бы от банков выполнять свои обязательства — гасить бумагу золотом и серебром. Возрождается идея частного Центробанка. В 1816 году возникает Второй банк США. Он получает право 20 лет выпускать бумажные деньги, обязательные к приему государственными органами на всей территории Америки. Взамен он обязуется призвать другие банки выполнять свои обязательства — менять выпущенные ими деньги на золото по обещанному номиналу.

Банк, выпускавший свои бумажные деньги, указывал на бумаге, сколько граммов золота он обещал выдать предъявителю по первому требованию. Это обещание и делало бумагу золотом. Вот сколько обещал банк дать золота, столько и должен был выдавать.

Второй банк отлично справляется с первой частью договора (печатает деньги), но не может справиться со второй частью — заставить банки выполнять обязательства. Главная причина — акционерами многих региональных банков были влиятельные лица.

Оказавшись перед выбором: или сидеть и наблюдать, как другие из бумаги делают золото, или возглавить процесс. Второй банк выбирает правильный для этой ситуации вариант. Как метко выразился один из сенаторов, вместо наведения порядка с бумажными деньгами этот Банк сам начинает работать главной бумагоделательной машиной.

В 1820 году министр финансов доложил Конгрессу, что за время работы Второго банка конвертируемость бумажных денег в золото так и не стала реальностью и остается только декларируемым намерением. Хаос в банковском секторе продолжался.

Наблюдающий за ситуацией английский экономист Дэвид Рикардо недоумевает: почему власть не наводит порядок? Что это, преступный сговор? Ему отвечает его коллега Конди Рэгит. Он пишет Рикардо: «Вам трудно понять, почему те, кто имеет право потребовать от банка монеты в уплату за их банкноты, так упорно не пользуются этим правом. Это, конечно же, должно казаться парадоксальным живущему в стране, где парламенту пришлось принять особый закон для защиты банков, но это Ваше затруднение легко разрешить. Все наше население состоит либо из акционеров банков, либо в долгу перед ними. Давить на банки не в интересах первых, а остальные боятся. Вот и весь секрет. Независимый человек, не являющийся ни акционером, ни должником, который бы рискнул призвать банки к порядку, подвергся бы преследованиям, как враг общества».

Отказ банков менять свои бумажные деньги на золото и бездействие власти дают неожиданный результат — ко всеобщему удивлению, экономика начинает процветать. «Плохие деньги» сделали для американцев импортные товары дешевле, а свои дороже.

Объем экспорта с 1815 по 1818 год вырос на 200 %. За счет доступности банковского кредита стремительно растут цены на недвижимость и землю. Расцветает торговля акциями. В 1817 году в Нью-Йорке открывается первая фондовая биржа.

Причины процветания непонятны. У людей есть основания для тревоги. Все хотят подстраховаться и пытаются перевести свои сбережения из бумаги в золото. Второй банк должен менять свою бумагу на золото по первому требованию, но не может этого сделать, так как выпустил бумажных денег больше, чем имел золота. Все чаще он отказывается менять выпущенные деньги на золото, чем нарушает условия действия лицензии.

Быстрый рост денежной массы сменило быстрое сжатие. Начинается экономическая депрессия. Обесцениваются недвижимость, земля, акции… Рынок переходит к бартерной торговле. Роль денег снова начинают выполнять табак, зерно, виски и прочая натура.

По словам экономиста Ротбарда, «масштабы произведенного Банком Соединенных Штатов сжатия денег и кредита кажутся почти неправдоподобными. За год он съежился на 47,2 %». Для визуализации ситуации представьте человека, потерявшего 47 % крови.

Второй банк США не в состоянии выполнить взятые на себя функции регулятора. Тем не менее за шесть лет до окончания срока лицензии он начинает процедуру продления лицензии. Законопроект проходит все согласования. Если его утверждает последняя инстанция, президент, Второй банк снова становится монополистом на 20 лет.

В этот период появляется движение, выступающее за децентрализацию финансовой системы. Его представители говорят, что для хорошей экономики нужны хорошие деньги — или золото, или бумажные деньги, гарантированно обмениваемые на золото.

Президент Эндрю Джексон является яростным сторонником хороших денег. Он не продляет лицензию Второму банку, и тот с 1833 года прекращает существовать в качестве Центробанка. С финансовым хаосом власти пытаются бороться, жестко привязавшись к золоту. Правительство требует, чтобы все, кто выпускает бумажные деньги, меняли их по первому требованию на обещанное золото.

Банкиры объясняют власти, что это физически невозможно. Экономика — это тело, а деньги — это циркулирующая в нем кровь. Если тело постоянно растет, объем крови тоже должен пропорционально расти. Если объем меньше, экономика начнет чахнуть.

Объявить деньгами только золото нельзя, потому что экономика растет быстрее, чем золотодобыча. Производство крови в этом случае попросту не поспеет за ростом тела. Эту диспропорцию можно решить только через выпуск денег, обеспеченных золотом не на все 100 %, а частично, например на 10 %. Но на деньгах все равно нужно писать, что они обеспечены золотом на 100 % (иначе их просто рынок не примет). При таких условиях экономика получала объем финансовой крови, пропорциональный ее потребностям.

Власть устанавливает для банков лимит — каждый должен имеет в наличии установленный процент золота от номинала выпущенных бумажных денег. Эта мера резко сокращает число игроков. Остаются только те, кто имеет достаточно золота.

Для оставшихся на рынке банкиров узаконивание частичного покрытия бумажных денег золотом открывало большие возможности. Невозможно было проверить, почему обанкротился тот или иной банк — из-за наплыва вкладчиков, желающих снять свои вклады, или потому что он нарушил пропорцию и выпустил слишком много бумаги.

Крупные фигуры объединяются в картели и согласовывают свои действия, устраивая колебания рынка, запланированные банкротства и прочее. Кризисы становятся нормой жизни. Общество грабят с помощью инфляционных и дефляционных механизмов.

Начинают появляться различные теории, объясняющие причину кризисов. Так, австрийская теория говорит о финансовом происхождении кризисов. Маркс видит причину кризисов в капиталистическом способе производства.

Теория деловых циклов сравнивает финансы с морскими приливами и отливами. Как приливы поднимаются и опускаются, так и финансовая стихия то резко вверх пойдет, то резко вниз упадет. Что с нее взять… Стихия… Если глупо возмущаться приливами и отливами, то финансовыми кризисами глупо возмущаться в той же степени.

Эти теории хорошо ложатся на циклическую природу развития экономики, когда финансовые кризисы действительно имеют естественные причины. Например, Медный бунт в Москве или хлебный в Древнем Риме. Это как если спецслужбы утопили человека на морском курорте, но СМИ сказали, что он сам утонул. И действительно, многие каждый год тонут не потому, что их утопили, а по собственной халатности.

Кризисы получают научное обоснование. Их неизбежность активно продвигается в массы. СМИ читают обществу мантру «кризис-стихия-потери-неизбежны». Роптать на стихию может только глупый необразованный человек. «Умные» должны быть готовы, что кризис в любой момент может случиться. Это значит, что, когда сбережения в очередной раз обесценятся, жаловаться не на кого. Нужно спокойно пережить это и жить дальше — на такой мысли взращивается новое поколение предпринимателей и обывателей.

Грабители оказались в райских условиях. Теперь они могли грабить, не переживая, что их изобличат. Среди ограбленных тоже устанавливается умиротворение (хотя вряд ли это хороший термин для ощущений, возникающих при потере). Неважно, от финансового ограбления потери или от пожара и наводнения. Важно, что потери — это больно.

Ну что поделаешь, разводили ограбленные руками, кризис… И со слезами на глазах крутили в руках свои деньги, которые в одночасье превратились в простые бумажки. Стихия, она и есть стихия — говорили они друг другу и шли дальше работать.

Внешне и в теории финансовая сфера была официально децентрализована. По факту и на практике она была централизована. Монополистами и организационным финансовым центром стали обладатели золота — представители международной банковской сети. Это было вполне естественно, что при золотом стандарте центром станут обладатели золота.

ГЛАВА IV Легализация

США того периода делились на две части, южную сельскохозяйственную и северную промышленную. Север хотел, чтобы Юг покупал североамериканские товары, а не европейские. Для этого северное лобби провело в Конгресс своих людей и обложило товары из Европы заградительной пошлиной. Европа в ответ закрыла свой рынок для хлопка южан. Юг попал в катастрофическую ситуацию — он не мог продать свой хлопок в Европу и не мог покупать европейские товары. Ситуация понуждала продавать хлопок за бесценок Северу и одновременно покупать дорогую североамериканскую продукцию.

К 1861 году южные штаты устанавливают причину своего бедственного положения и объединяются против северных. Начинается противостояние между Севером и Югом. Борьба требует денег. Банк дает южанам денег для борьбы за справедливость. Первое пролитие крови закрепляется клятвами не оставить убитых неотомщенными. С этого момента противникам некуда деваться. Хозяйственный конфликт выливается в Гражданскую войну. Запущенная мясорубка понуждает искать деньги на войну. И тут у противников точно по Некрасову: «Одна открыта торная/Дорога к кабаку» (к Банку).

Лидер северян Линкольн обращается за кредитом, но банкиры выставляют ему такие кабальные условия, что он вынужден отказаться. И прибегает к испытанной технологии — печатает бумажные деньги и платит ими армии. Это закономерно рождает финансовый хаос. Но такова была цена победы Севера в Гражданской войне против Юга.

После Гражданской войны, чтобы преодолеть спровоцированный наводнившими рынок бумажными деньгами кризис, власти смягчают требования к банкирам. Теперь они должны были покрывать свои банкноты меньшим процентом золота, чем было до войны.

Это приводит к умножению банков, росту кредитования, что сначала дает положительный эффект. Далее прокатывается волна кризисов, повторяющихся с завидным постоянством, — кризис 1873 года, 1884-го, 1893-го и 1907 годов.

С одной стороны, люди зарабатывали, колебля рынок. С другой стороны, создавали основание для движения за централизацию банковского сектора, чтобы узаконить картельное положение и получить статус Центробанка, что давало огромные перспективы.

В США возникает атмосфера, на волне которой лидеры банковского сектора возрождают движение за порядок в финансовой области. Снова звучит мнение, что таких проблем можно было бы избежать, если создать частный Центробанк. Как в Англии.

Во время правления 25-го президента США Теодора Рузвельта создается комиссия с целью изучить финансовую систему и дать рекомендации Конгрессу. Ее образуют исключительно ведущие банкиры и поддерживающие их политики.

Представитель комиссии согласовывает политику с частными центральными банками Англии и Франции и финансовыми кругами Германии. В 1910 году основные фигуры договариваются о тактике лоббирования частного центрального банка США.

Исходя из того, что у Америки слишком много негативных ассоциаций со словом «банк», в названии нового учреждения не используют это слово. Предлагается назвать новый частный Центробанк «Национальный резерв» или «Федеральный резерв». Так появляется закон «О Федеральном резерве», одобренный Сенатом 22 декабря 1913 года.

На планете возник центр с возможностями, превышающими возможности любого государства. Он имел возможность начинать мировые войны и кризисы, равно как прекращать мировые войны и останавливать кризисы. Подобной силы в истории не было.

Кажется, как это возможно? С чего? В Уставе ФРС ничего подобного не написано. Его дело — финансовые операции проводить, так сказать, обслуживающий институт. Откуда такие возможности? Но если подняться на масштаб выше, посмотреть на мир как на целое и живое существо, мы увидим, что природа мировой системы такова, что для нее деньги — это то же самое, что в физике — энергия/сила, а для нашего организма — калории.

Любой процесс в материальном мире можно запустить или остановить деньгами. Влейте в любого самого ничтожного человека серьезные деньги, и он засверкает. Его тут же окружат умные люди, получающие хорошую зарплату, и создадут ему имидж. Пустое место превратится в величину, которой одни начнут восторгаться, другие завидовать.

Влейте хорошие деньги в группу, пропагандирующую самую ничтожную в интеллектуальном смысле идею, и она начнет расти как на дрожжах. Когда лидер группы говорил без финансовой поддержки, ему пальцем у виска крутили. Когда он будет говорить те же самые слова, имея финансовую поддержку, они вдруг обретут очень глубокий смысл. Абсурд с деньгами начнет стремительно создавать толпы поклонников.

«Когда пошатнется богатый, он поддерживается друзьями; а когда упадет бедный, то отталкивается и друзьями. Когда подвергнется несчастью богатый, у него много помощников; сказал нелепость, и оправдали его. Подвергся несчастью бедняк, и еще бранят его; сказал разумно, и его не слушают. Заговорил богатый, — и все замолчали и превознесли речь его до облаков; заговорил бедный, и говорят: «Это кто такой?» И если он споткнется, то совсем низвергнут его» (Сир. 13, 25–29).

Если сейчас вкачать серьезные деньги, например, в афганских фашистов (те считают пуштунов, самое крупное племя в Афганистане, высшей расой), они расцветут ничуть не хуже, чем расцвела пустыня, известная сегодня как Объединенные Арабские Эмираты, когда в ней нашли нефть. Каким бы диким и абсурдным ни было идейное обоснование их идеи, что пуштуны — это высшие люди, практически полубоги, деньги сгладят любые парадоксы и бредовости. Пуштунская идея превосходства наполнится глубоким смыслом.

Если у вас есть деньги, вы можете привлечь соразмерные силы. Если у вас есть деньги, пропорциональные мировым процессам, вы можете начинать и заканчивать мировые процессы. Нет такого дела, на которое нельзя найти исполнителей за деньги.

Деньги для социальных движений — это как энергия в материальном мире. Идея тоже может произвести социальное движение, но на единиц из единиц. Масса приходит в движение, когда привлекаются деньги. Более двух тысяч лет назад Соломон сформулировал эту аксиому словами «За все отвечает серебро» (Екл. 10, 19). Серебро в смысле деньги.

ФРС сосредоточила не просто самые огромные деньги. Забегая вперед, он имеет больше, чем деньги, — он делает деньги. Иными словами, деньги для него не могут быть ценностью. Это инструмент решения задач надгосударственного, мирового масштаба.

Увидеть эту систему с привычного масштаба невозможно. На привычном уровне это обычный Центробанк, только немного странно устроенный. Кажется, власть контролирует его, как обычное министерство. Президент назначает и снимает членов совета директоров. Конгресс требует отчета. Ради справедливости стоит сказать, что у него это право появилось относительно недавно, но все равно это отчет. А раз так, то…

Не нужно торопиться с выводами, потому что это не совсем отчет в привычном смысле. Это больше похоже, как если бы компьютерный центр разместился в Африке и местные старейшины имели право контролировать его работу (опустим, как возможна такая ситуация, просто представим). Формально у вождей племен и самых храбрых воинов есть право контролировать центр. Но фактически весь контроль сведется к тому, что вожди будут приходить, смотреть на мигающие панели и сидящих за ними людей и строго говорить: вы тут смотрите у нас! Чтобы все было как положено! И пальчиком грозить, чтобы было полное ощущение, что процесс под контролем.

Картинка намеренно преувеличена, чтобы показать характер контроля государства над ФРС. Последний раз ФРС отчитывалась перед Конгрессом в 1993 году. Конгрессмены тогда пытались расширить контролирующие функции. Глава ФРС Алан Гринспен сказал, что результат такого контроля вызовет разочарование (New York Times, 14 октября 1993 г.). Потому что поведение политиков определяет короткий избирательный цикл, тогда как финансовые решения требуют учитывать последствия на десятилетия вперед.

Для политиков такой горизонт планирования неприемлем. Временность сужает их горизонт мышления до срока власти, обязывая быть популистами. Они ориентированы на сиюминутные цели и не склонны учитывать будущее. Потому что в будущем их могут не переизбрать. «Потом» для демократических политиков не существует. Существует «здесь и сейчас». Вот это единственная реальность. А потом пусть следующие разбираются.

Финансовая система — самая тонкая система из всех тонких систем. («Самое холодное чудовище из всех холодных чудовищ». Ницше.) Она крайне пуглива, от одного чиха может так разволноваться, что не успокоишь. Если ее открыть для политиков, они в погоне за сиюминутными выгодами войдут в нее, как слон в посудную лавку. Неизбежен глобальный финансовый хаос. США предсказуемо понесут огромный урон.

Передать власть над такой тонкой и сложной штукой, как финансовая система, в руки лиц, мыслящих в рамках от выборов до выборов, — это не козла в огород запустить. Это примерно как стадо обезьян с гранатами на оружейный склад запустить.

Последнее слово было за президентом Клинтоном. Выбирая между свободой ФРС от полноценного контроля со стороны государства и подчинением ФРС выбранным на время политикам, Клинтон, зная нравы своих коллег не понаслышке, выбрал первый вариант.

Добиваться конгрессменам контроля над Банком — это как муравьям добиваться контроля над коллективным разумом, который висит над их муравейником. Получить они такое право могут, но вот только последствия не заставят себя ждать…

Представьте, на планете живут особые люди, срок жизни которых десять тысяч лет. Это позволяет им строить тысячелетние планы, оперировать шагом, где единица времени — сто лет. При таком масштабе мышления создать религию для них так же просто, как для нас с вами свой отдых заграничный спланировать или небольшой бизнес запустить.

Эти сверхлюди знают, что, если дать дикарям колесо, за три тысячи лет они выйдут на уровень развития древней цивилизации. Если потом дать им десятичную систему счета, они через 2–3 тысячи лет создадут атомную бомбу и компьютер с Интернетом.

Чтобы согласиться с утверждением, что десятичная система счета есть сверхмощный компьютер, попробуйте умножить трехзначное число на другое трехзначное римскими цифрами. И поймете, что на фоне древнеримского счета десятичная — это суперкомпьютер.

Обычные люди активно живут несколько десятилетий. Их горизонт планирования максимум несколько лет. У них соответствующее представление, что может быть, а чего не может, что реально, а что нереально. И вот теперь скажите, как обычные люди могут в теории контролировать людей, масштаб мышления которых выше их мышления в сто раз?

Я утверждаю, что при такой разнице нижние физически не могут увидеть верхних. Если даже представить, что им прямо сказали положение дел, они поверить в это не могут. Ну не могут, и все тут. Потому что есть предел у человека, за который ему не выйти. Чем настойчивее ему указывать на то, чего по его мнению не может быть, тем агрессивнее он будет стоять на своей позиции. Конспирологи, интуитивно чувствующие, что тут не все чисто, но не охватывая ситуации в целом и потому пытаясь впихнуть ее в привычный им масштаб (заговоры, тайные правители и прочее), будут только отворачивать людей от темы.

Если плавно изогнуть плоскость в километровом масштабе, ползущее по ней насекомое, горизонт видимости которого в несколько сантиметров, будет своими глазами видеть и своими лапками ощущать, что это пространство ровное. Никакая логика и факты не могут поколебать его убеждения. Слова про изогнутое пространство ему будут казаться сущим бредом, недостойным даже малейшего внимания (его окружению тоже).

ФРС открыта ровно настолько, насколько это возможно. Больше ее открыть нельзя, потому что если больше — в посудную лавку придет слон. Меньше тоже нельзя, потому что, как ни крути, а там все же работают не инопланетяне, а обычные люди.

И конечно, ФРС не Банк. Я говорил, что под словом «Банк» понимаю не тот или иной конкретный банковский дом, а аналог коллективного разума. ФРС — видимый представитель невидимого разума. Он отчасти подобен финансовому Ватикану.

Банк занимает непоколебимое положение благодаря временному характеру власти. Он никогда бы не добился такой устойчивости с помощью убийств, взяток, проведением своих людей во власть и прочего. Основа его непоколебимости — либеральная демократия. Чтобы удалить ФРС из тела США, прежде нужно удалить демократию. Но так как это сделать невозможно, Банк не может потерять своего доминирующего положения.