Проходящий сквозь стены

Отступление из России

Рыжик корпел над тетрадкой для черновиков, записывая фразу «Я проявил неуважение к товарищам по классу и учителю» во всех временах и наклонениях. Водил пером не спеша. Учитель велел ему трудиться всю перемену, но сколько строчек написать, не уточнил. В школьном дворе ребята играли в салки, чижика и чехарду. Рыжик то и дело отвлекался и прислушивался к знакомым возгласам:

— Осалил!

— Чурики!

— Козла не бить!

Под окном ходили кругами ученики, не выучившие урок по истории. Их наказали не так строго: они должны были всю перемену молча маршировать вокруг двора. Это не помешало Леону Жару, замыкающему, крикнуть Рыжику в приоткрытое окно:

— Мы хоть гуляем на свежем воздухе. А ты будешь знать, как проявлять неуважение!

— Мне и тут хорошо, небось не хожу по кругу, как придурок! — огрызнулся Рыжик и потряс сложенной из листа бумаги «лягушкой», чтобы показать, что ему и одному хорошо. Когда Леон Жар догнал цепочку провинившихся, он убрал «лягушку» и снова взялся за перо. С прошедшим временем было покончено, и он не без злорадства приступил к будущему сложному: «Я буду проявлять неуважение к товарищам по классу и учителю». Ибо Рыжик ни о чем не жалел: он сказал то, что следовало, и если бы учитель хорошенько во всем разобрался, то должен был от всей души похвалить его за преданность делу просвещения. Хотя, конечно, получилось по-дурацки и учителя можно простить — он же не знал про мерзкие выходки Леона Жара еще до этого случая на уроке истории. И вообще, во всем виноват этот тупица Жар, здоровенный придурок, который уже давно его изводит…

Волосы у Рыжика были прямо-таки огненные, и во всем Варпуа только мать звала его по имени — Пьером.

Он куда больше своих ровесников преуспел в истории, географии и обществоведении. Писал без ошибок, разве что задумывался иной раз над правописанием НЕ и НИ. И быстро считал в уме.

— Этот Пьер Шоде, — говорили учителя, — в свои одиннадцать лет уже вполне тянет на аттестат зрелости.

Одноклассники завидовали ему, а больше всех — тринадцатилетний балбес Леон Жар, гордый тем, что у него пробивался пушок под мышками и намечался темный треугольник внизу живота. Вот уж кто на все лады дразнил Рыжика за его шевелюру. Гоготал:

— Подкинуть хвороста — пожар начнется!

Но Рыжик цвета своих волос не стеснялся. И даже наоборот, считал его благородным, но вслух этого не говорил, а напирал на то, что ум важнее внешности, которая может измениться. И рассудительно отвечал на зубоскальство Леона Жара:

— Ну и что, что я рыжий? Зато диктанты пишу лучше всех. А ты успеешь поседеть, пока выучишь департаменты Франции так же твердо, как я. Недаром говорят: кто олухом родился, олухом и помрет.

Иной раз они спорили о пользе образования. Леон Жар не видел в нем толку и презрительно сравнивал школьные премудрости с сельскими работами.

— На что мне знать, что «вожжи» пишутся с двумя «ж», — говорил он. — От этого я лучше лошадь запрягать не научусь!

— На свете есть и другие занятия, кроме как запрягать лошадей, — возражал на это Рыжик.

— Знаю-знаю, еще с девчонками неплохо поваландаться, хотя тебе, рыжему, тут ничего не светит. Но так и быть, предположим, ты остался наедине с девчонкой — ты что, таблицу умножения разучивать будешь с ней?

Рыжик не спорил. Хотя мог бы сказать, что знания придают уверенности в общении с прекрасным полом. А также, что он частенько по четвергам ходит погулять в лес с Мари Бло, одной из лучших учениц в женском классе, и ей нравится слушать, как он читает наизусть «Ворону и Лисицу» или «Мой доблестный отец, чей взор так кроток был…»[1].

Мог, да не говорил — эти вещи не для ушей Леона Жара.

Однако в то утро верзила Жар так допек Рыжика своим бахвальством, что он не выдержал и рассказал ему об этих лесных прогулках — пусть знает, что и он не промах.

Но Жар рассмеялся ему в глаза и жалостливым тоном сказал:

— Все это здорово, ты первый ученик, запросто решаешь задачки на пропорции, помнишь все про Панические войны, вот только не знаешь, зачем нужны женщины.

Рыжик вспыхнул — уж будто он такой недотепа! — и обиженно проговорил:

— Отлично знаю — чтобы детей рожать.

— Уже неплохо, — кивнул Жар. — Я же тебе это и сообщил, скажи спасибо. От учителя про такое не услышишь. Ну а зачем нужны мужчины, ты знаешь?

— Дурацкий вопрос, — пробормотал Рыжик.

— Почему это дурацкий?

— Мужчины есть мужчины.

— Ну ясно, где тебе знать! Рыжие, они не такие, как все!

До звонка оставалось еще минут десять. Жар решил пожертвовать партией в шарики ради того, чтобы просветить Рыжика и объяснить ему, что у всего на свете есть свое предназначение. Доводы его были вполне логичны. Рыжик не мог прийти в себя. Невероятная новость, как он догадывался, должна была серьезно изменить его представления о мире.

— Значит, учитель тоже… — робко прошептал он.

— А то как же! — подтвердил Жар. — Раз он женат на училке. Просто не будет же он об этом на всех углах кричать.

Время вышло, в паре сотен метров из-за придорожных кустов уже виднелась школа.

Леон Жар дал Рыжику отойти на несколько шагов и помчался вперед с криком:

— Кто прибежит во двор последним, тот дурак!

Рыжик тоже помчался что есть духу. В этой игре он каждый раз проигрывал, естественно — где ему угнаться за длинноногим Жаром! Конечно, он отлично понимал, что судить об уме по тому, как быстро человек умеет бегать, неразумно, и мог бы запросто — уж он за словом в карман не полезет — доказать это Жару, но, когда добегал до финиша, отстав от противника метров на пять-шесть, самолюбие не позволяло ему препираться, и он молча принимал поражение, не пытаясь отстаивать свое превосходство. Однако на этот раз то ли Жар бежал вполсилы, то ли, наоборот, сам Рыжик уж очень постарался, но в школьный двор они ворвались вместе. За последним этапом соревнования азартно следили другие ребята. Как только соперники выбежали на финишную прямую, поднялся крик:

— Давай-давай, Рыжик! Давай! Есть, Рыжик первый! Молодец!

На самом деле они коснулись ствола большой акации в конце двора одновременно, но страсти всегда разжигает то, чего доселе не бывало, и слава достается тому, кто разбивает шаблоны. Рыжик был признан победителем, ему кричали «ура!». А Жар исходил злобой.

— Я дал ему фору метров в десять, — громко сказал он, когда восторги немного поутихли, — да если б я захотел…

Но его никто не хотел слушать. Рыжика распирало от гордости, костер на его голове так и полыхал, ноздри вдыхали запах вспотевшей от славной гонки и чуть не дымящейся в утренней прохладе кожи.

— Да ты бы все равно проиграл — после той ерунды, что мне нагородил! — сказал он Жару.

И все охотно согласились, хотя никто не понимал, о чем речь и что это за ерунда. Леон Жар, еще не отдышавшийся после бега, исподлобья глядел на Рыжика и мечтал отомстить ему при первом удобном случае.

Но вот на пороге школы появился учитель и позвал всех на урок.

Ученики располагались в классе в порядке успеваемости: лучшие — ближе к учителю. Леон Жар учился еле-еле и сидел на последней парте, а Рыжик — на самой первой.

Все расселись, учитель сделал перекличку и сказал Рыжику:

— Пьер Шоде, соберите домашние тетради и положите их мне на стол, раскрытыми на странице с сочинением.

Собирать тетрадки поручали только хорошим ученикам, то был знак особого доверия. Рыжику, к его гордости, часто доставалась эта почетная миссия. Однако совесть отличника не мешала ему быть милосердным к товарищам, и, если кто-то не сделал задания и подмигивал, давая ему об этом знать, он ухитрялся пройти мимо, не забирая у него тетрадку, а только делая вид, чтобы учитель ничего не заподозрил.

Дойдя до последней парты, Рыжик по страдальческому виду Леона Жара тут же смекнул, что тот сочинения не написал. И благородно решил выручить врага. Отработанный фокус удался и на этот раз. Рыжик положил стопку тетрадей на учительский стол и на вопрос, все ли он собрал, ответил:

— Все, господин учитель.

Но тут встал верзила Жар и громко заявил:

— Месье, я не сдал свою тетрадь.

По классу пробежал шепот — все возмущались коварством Жара.

Учитель в замешательстве поправил очки. Что Леон Жар не написал сочинение, его ничуть не удивило, но поведение Рыжика, который скрыл от него этот проступок, было достойно строгого осуждения.

— Встаньте, Пьер Шоде, — сказал он через мгновение, — я уличил вас во лжи. Вы злоупотребили оказанным вам доверием и отныне больше не будете собирать тетради.

Рыжик, с пылающими от гнева щеками, хотел возразить, но учитель жестом велел ему молчать и обратился к Леону Жару:

— Я ценю вашу искренность, Жар, и потому вы не будете наказаны. Как видите, честность всегда вознаграждается. Но почему вы не выполнили задание?

— У нас вчера кололи свинью.

— Что-то я про это ничего не слышал, — заметил учитель. — Часто же у вас колют свиней. Как бы то ни было, раз вы не написали сочинение, то, уж наверно, выучить урок по истории времени у вас хватило. Расскажите-ка мне про отступление Наполеона из России.

Представления об истории Леон Жар имел самые приблизительные, поэтому ответил только, что Наполеон был великим человеком. Да и это туманное высказывание он не смог, как ни допытывался учитель, подтвердить никакими фактами. В наказание тот велел Жару переписать целую главу из учебника и посулил ему безотрадное будущее и горькое раскаяние в том, каким разгильдяем он был в детстве. Из-за невежества и глупости несчастный-де останется на всю жизнь отрезанным от большого мира, будет с завистью слушать разговоры образованных людей и кусать локти, что в свое время не смог обогатиться сокровищами, которые предоставляло ему просвещенное правительство. Верзила Жар стоял, скрестив руки, и равнодушно, без всякого сожаления слушал эти пророчества. Учитель бессильно развел руками и стал спрашивать других учеников. Однако и они отвечали не намного лучше.

Все знали, что французы воевали с русскими, — в истории Франции все правители только и делают, что воюют, за исключением нескольких оригиналов вроде Генриха III, который играл в бильбоке, или Людовика XV, который любил варить кофе; знали и то, что во время русской кампании шел снег, но что из этого следовало, никто толком сказать не мог.

Учитель, раздосадованный тем, что отступление из России не нашло достойного отклика в мозгах школьников, решил наказать всех чохом. Не выучившие урок должны были всю следующую перемену ходить вокруг школьного двора.

Между тем Рыжику не сиделось на месте. Он весь трясся, так разбирало его от злости на подлого Жара. Решив, что опрос окончен, он поднял руку, щелкнул пальцами и несколько раз подряд повторил:

— Можно выйти?

Учитель удивленно, с сожалением посмотрел на него. Многолетний преподавательский опыт подсказывал ему, что на уроках обычно отпрашиваются по нужде только плохие ученики, тогда как хорошим легко удается дотерпеть до звонка. Глядя, как ерзает Рыжик, он подумал, что его лучший ученик явно катится вниз — вот уже норовит прогулять отступление из России. Он неодобрительно покачал головой, но позволил Рыжику выйти. В тот же миг с последней парты донесся негодующий возглас: Леон Жар кричал, что он просился еще раньше Пьера Шоде. Учитель заколебался и, чтобы соблюсти справедливость, сказал:

— Ладно, идите оба и быстро возвращайтесь.

Рыжик и Жар с удручающей поспешностью кинулись к двери и стали отпихивать друг друга. Леон Жар победил и выскочил первым. Класс во все глаза следил за бурной схваткой. Напрасно возмущенный учитель призывал безобразников к порядку, они его не слышали, тогда он объявил, что после такого вопиющего случая больше никто и никогда не выйдет в туалет во время урока.

Во дворе Рыжик дал волю гневу.

— Во всем классе только ты один мог такое сделать, — накинулся он на верзилу Жара. И обозвал его подлюгой, мразью, подонком и недоноском.

Жар невозмутимо, с циничной улыбкой слушал все это, но при последнем слове взвился, как укушенный:

— Это я недоносок? А ну повтори, если не слабо!

Рыжик знал, что сила не на его стороне, и, сжав зубы, сдержался. Верзила Жар ехидно хмыкал. В тесный вонючий домик они зашли вместе и еще немного потолкались, задиристо глядя друг на друга. Минуту стояли молча, потом Жар надменно сказал:

— Я писаю выше тебя.

Это была чистая правда, но хвастливого тона, которым он заявил о своем преимуществе, Рыжик стерпеть не мог и, пожав плечами, ответил:

— Ну и что? Ты же на два года меня старше.

— Вовсе не поэтому. Возраст в этом деле не важен. Взять хоть моего брата, ему двадцать один, только из армии вернулся, а писает не выше меня.

Ну уж нет! Рыжик восстал против такого нахального вранья:

— Как же, так я тебе и поверил — не выше! Да он небось не старается! Чем человек старше, тем он выше писает, — это уж закон такой, для всех и каждого. Точно тебе говорю!

Рыжик шагнул к выходу, но верзила Жар преградил ему путь.

— Значит, говоришь, от возраста зависит?

— Можешь не сомневаться.

— А почему тогда в шестьдесят лет струю выше дома не пускают? Или вот учитель, почему он выше мэрии не писает?

Рыжик хотел возразить, но не нашелся — логика была несокрушимая. Прием «сведения к абсурду» заткнул ему рот. Он вдруг почувствовал, что математика его подвела, перестала отвечать реальности. Закон пропорциональных величин был посрамлен в его глазах, и вера в разум пошатнулась.

— Что, убедился? — ликовал верзила Жар. — Всем известно, что рыжие высоко писать не могут, — припечатал он и побежал в класс.

Рыжик поплелся за ним, однако на полпути сел под большой акацией, на том самом месте, где только что чествовали его победу. Он смотрел на окна класса, и ему было тошно. Всю учительскую премудрость вдруг словно окутала густая мгла.

Господи Боже, чего ради учить, что как пишется, что на что делится и кучу прочих головоломных вещей, раз все эти знания не помогут одержать верх над каким-нибудь ехидным наглецом вроде Леона Жара.

Стоит ли прилежно заниматься, постигать науки, чтобы видеть, как низменная логика глумится над поруганной истиной, и не иметь возможности вступиться за нее.

Рыжик встал и с тяжелым сердцем, еле волоча ноги, дошел до двери класса. Учитель встретил его сурово:

— Вы просились выйти, чтобы отдохнуть под деревом, Пьер Шоде?

Рыжик сел на свое место, даже не попытавшись, как делается в таких случаях, отговориться головной болью. Учителя его молчание разозлило еще больше, и он со зловещей иронией в голосе обратился к классу:

— Месье Шоде, видимо, надеялся, что долгое отсутствие избавит его от необходимости изложить, что лично он думает по поводу отступления из России…

Мальчики с готовностью захихикали, громче всех — верзила Жар. Рыжик застыл, сложив руки на столе, и с полным презрением принял враждебный взрыв раболепного веселья. Он только побледнел от обиды и гнева. Так что рассыпанные по его молочной коже веснушки проступили еще ярче.

— Итак, — продолжал учитель, — вернемся к отступлению из России. Я слушаю вас, Пьер Шоде. Встаньте.

Рыжик встал и, не глядя на учителя, начал отвечать:

— Наполеон вошел в Москву четырнадцатого сентября тысяча восемьсот двенадцатого года…

Он рассказал о пожаре, казаках, переправе через Березину, героических саперах, о снежной зиме, отмороженных ногах и конском мясе — не упустил ничего. Но пробубнил все это уныло и монотонно. Обычно учитель хвалил его за выразительную речь. Сегодня же он говорил глухим голосом, казался понурым и тоскливо смотрел в окно на большую акацию.

— Солдаты смешались с офицерами, вышли из повиновения. Но были такие военачальники, как маршал Виктор и маршал Ней…

Рыжик осекся на полуфразе. Лицо его порозовело. Он расправил плечи и посмотрел на учителя.

— Да, был маршал Ней. Вместо того чтобы бежать, он взял в руки ружье и храбро бился. Наполеон вообще называл его храбрейшим из храбрых. Он участвовал еще в революционных войнах. Маршал Ней родился в Саарлуисе, он был рыжий…

Рыжик повернулся к классу и громко повторил:

— Он был рыжий.

Мальчишки пихали друг друга локтями и прыскали, сам учитель еле сдерживал улыбку.

А Рыжик гордо откинул назад свою огненную копну, как будто перед ним был полк казаков, и, глядя в глаза верзиле Жару, отчеканил:

— Он был рыжий и писал выше всех в целой армии.