Проклятие десятой могилы (ЛП)

Глава 9

Я стала прикидывать, сколько эмиссаров осталось из тех двенадцати, что подослал к нам Сатана. Если я правильно сосчитала, то штук девять, но точно сказать невозможно. Разве что созвать их на перекличку. Можно, конечно, сделать финт ушами и сказать им, что они выиграли телик. Иногда так поступают с беглыми преступниками. Вот бы адресочки раздобыть! Как я пошлю эмиссарам сообщение о выигрыше, если не знаю их адресов? И смотрят ли вообще демоны телевизор?

Мы с Куки притворялись, будто все прекрасно, а я то и дело мысленно повторяла одну и ту же фразу. Пип в безопасности. Пип в безопасности. Пришлось заниматься делами, и мы стали прочесывать прошлое Эмери Адамс и Лайла Фиске.

Куки каким-то невозможным образом из оперы «меньше знаешь — крепче спишь» получила выписки по кредитной карте Эмери и записи о контактах с ее телефонного номера. Тем временем я встретилась с миссис Абельсон и объяснила ей, чем занимается ее муж. Причем очень старалась представить его настоящим героем.

Миссис Абельсон не купилась, и мне стало дико жаль парня. Ему предстоит крайне хреновый день. Наверное, ее взбесила новость по поводу растений. Какой кошмар! Что скажет вся церковная группа?! Лично я понятия не имела, откуда церковная группа может что-то узнать, если сама миссис Абельсон будет держать язык за зубами, но спорить с ней было бесполезно. Да и настроения не было. Поэтому, пока женщина делала собственные выводы, я сидела молча и выслушивала целую тираду о том, как ее, бедненькую, жестоко предали, и как несправедливо поступает ее муж, отрываясь втихаря со студентами.

Справлялась я весьма неплохо. Хранила спокойствие и хладнокровие, хотя на нас уже стали коситься посетители «Рубежа» — одного из моих любимых ресторанчиков. Но когда миссис Абельсон начала чихвостить мужа, терпение лопнуло. Я заявила, что ей несказанно повезло с супругом, который в состоянии наслаждаться жизнью, несмотря на ее вечное нытье и до смешного завышенные ожидания от их брака.

Когда я закончила, миссис Абельсон добрых шестьдесят секунд сидела с отвисшей челюстью. А когда я уходила, ее лицо густо побагровело, а спина выпрямилась, словно женщина проглотила кочергу. Имелось у меня подозрение, что эту кочергу не вытащить даже через задницу. Что ж, ее мужа явно прокляли.

После встречи я вычеркнула имя миссис Абельсон из списка клиентов, которые могут обратиться к нам за помощью повторно, и помчалась обратно в офис с баночкой зеленого соуса, он же сальса-верде, на вынос. Честно говоря, нам повезет, если нам вообще заплатят за это дело.

Молодец, Дэвидсон. Так держать.

Хотя нет. Дэвидсон-Фэрроу… Хм-м-м… И почему я так на этом зациклилась?

Короче говоря, дело было закрыто, и это нужно было отпраздновать в компании сальса-верде и текилы. Последней, конечно, придется подождать до вечера, зато сальсой-соусом и сальсой-танцем можно насладиться в любой момент. Хотя для начала я решила все-таки навестить своего старого друга Рокета.

С самого возвращения я его еще ни разу не видела, но никак не могла избавиться от зудящего любопытства, вызванного бомбой, которую сбросила на меня Слива, вторгшись в воздушное пространство моей гостиной. Имена, значит, на стенах Рокет пишет для Пип. И эти имена выбраны специально для нее.

Во-первых, как это так?

Во-вторых, почему?

И в-третьих, я точно все правильно расслышала?

Эти мысли не давали покоя, вот только вытаскивать информацию из Рокета еще сложнее, чем из Сливы. Рокет — как огромный ребенок. Умер в психлечебнице в пятидесятых. И он своего рода гений. Если его дар был с ним и при жизни, можно только догадываться, как именно его лечили. Первое, что приходит на ум, — электрошок. Наверняка медики были готовы на все, лишь бы держать его под ногтем.

Я подъехала к заброшенному дурдому, которым теперь официально владела благодаря моему «папику». Понятия не имею, сколько у моего благоверного денег, и знать не хочу. А еще не имею ни малейшего желания заглядывать в его завещание. Тем более что я наверняка помру первой. Судя по всему, мне с самого рождения приклеили на спину сияющую мишень.

Попробовав несколько комбинаций на клавиатуре, я наконец нашла ту, которая сработала. Зато на входе в дурдом код не помог. Может быть, батарейки в замке сели или еще что. Раньше все работало.

Ну и не страшно. Сделаю то же самое, что делала до того, как Рейес купил здание. Прокрадусь.

Обойдя больницу с восточной стороны, я нашла вход, которым давно привыкла пользоваться. То бишь окно в подвал. Однако не успела даже начать туда протискиваться, как меня повалила на землю норовистая ротвейлерша.

Похоже, Артемида периодически бродила по местам своей юности. Дом, где жили Донован и его банда, снесли, но это, судя по всему, не мешало ей возвращаться на знакомую территорию.

Целых несколько минут, виляя купированным хвостиком со скоростью света, Артемида вылизывала мне лицо, пока я не поняла, что у нас зрители. На то, как я пытаюсь победить пятидесятикилограммовую собаку и дышу ей в шею, смотрел маленький мальчик.

Вот только Артемида нематериальна. Она — моя личная хранительница, и это просто замечательно. Но для наблюдавшего за нами мальчика все выглядело так, будто я борюсь с воздухом.

Я откашлялась и помахала в знак приветствия:

— Это у меня новая зарядка такая. Попомни мои слова: скоро это станет модно во всем мире. Называется… — Я стала вытаскивать сухую траву из волос. — Траврядка.

А затем, как ни в чем не бывало, я встала на ноги и пошла к окну в подвал.

— Рокет! — позвала я друга, протискиваясь внутрь.

Почему-то раньше протолкнуть задницу сквозь крошечное окошко было легче. Свалившись с подоконника, я приземлилась головой на подставленный стол. Надеюсь, он уже был сломан.

— Рокет! — снова позвала я, достала из кармана куртки фонарик и посветила на лестницу, ведущую из подвала наверх.

За месяцы моего отсутствия ничего не изменилось. Повсюду по-прежнему валялись мусор и обломки. В одном углу подвала стояла допотопная трехколесная медицинская каталка, а другой украшала ржавая ванна.

Это место я обожаю. И вообще всякие жуткости вызывают у меня ностальгию. Видимо, все дело в воспитании. И в моей мачехе. До качественной жути ей, конечно, далеко, но все-таки. В общем, в таких местах у меня согреваются желудочки сердца. Если бы я когда-нибудь стала художницей, то рисовала бы только такие вот картинки. Они словно сошли в реальность из моих самых чудесных снов. И из чьих-то кошмаров, если верить огромному количеству ужастиков, снятых в заброшенных больницах и психушках.

Так и не получив ответа от Рокета, я пошла наверх, по пути проводя пальцами по тысячам выцарапанных на стенах имен. Как там Слива говорила? Что имена предназначены для Пип? Но почему? Что она имела в виду?

Может быть, у девятилетней Сливы просто разыгралось воображение, но я в этом очень сомневалась. Зачем ей такое выдумывать?

Исключительно чтобы проверить одну теорию, я решила взглянуть на имена с другой, так сказать, стороны. Остановилась перед самой исписанной стеной и сместилась в другое измерение. Сверхъестественное зрение тут же уловило то, чего не видело человеческое. Вокруг меня, растрепав волосы и обдав жаром кожу, закружились порывы ветра из нематериального мира.

Здание оставалось на прежнем месте, но сама я уже находилась в двух мирах сразу, потому что не переместилась полностью. По крайней мере в планы полное перемещение не входило. Я все еще жутко боялась заблудиться в другой реальности, боялась не найти обратную дорогу в знакомый мир. Поэтому перемещалась частично, нерешительно и очень осторожно.

Однако этого хватило, чтобы увидеть то, чего я раньше никогда не видела. На пылающих границах потустороннего мира имена, которые выцарапывал Рокет, по-настоящему сияли. Словно горели огнем. Словно при написании Рокет их как-то поджигал. Неужели он каким-то образом дает этим именам цель? Или просто записывает тех, кому уже суждено… что? Что значат все эти имена? И какое отношение они имеют к моей дочери?

Да уж. Вечный спор о курице и яйце ответов мне точно не даст. Нужно поговорить с Рокетом. И я поговорю, как только он перестанет ломать мне кости и поставит обратно на пол. Только что я стояла, размышляя о важных делах, а через секунду уже барахталась в воздухе в руках огромного сильного бизона.

— Рокет! — еле-еле выдавила я под аккомпанемент хрустящих ребер.

Как только он меня поднял, я вернулась в материальный мир, и имена перестали сиять. А вот лысина Рокета, которая была все такой же бледной и блестящей, — нет.

Пока он проявлял гостеприимство, я обняла его за голову и чмокнула в макушку.

— Мисс Шарлотта! — сказал Рокет приглушенным голосом, потому что уткнулся носом в моих девочек, Угрозу и Уилл Робинсон. Имелось у меня подозрение, что, кроме приветствий, Рокет задумал что-то еще.

— Рокет, — начала я, дергая ногами, чтобы хоть чуть-чуть ослабить крепкие объятия, — ты меня лапаешь, что ли?

Все еще держа меня в руках, он поднял голову, и его глаза заблестели от восторга.

— Я соскучился, мисс Шарлотта.

Я опять его обняла. Слава богу, ему не нужно дышать.

— Я тоже соскучилась.

Так мы стояли долго-долго. Я обнимала лысую голову, а Рокет прижимался лицом к моей груди. Хорошо хоть похабный «бр-р-р» не сделал. Не знаю, как бы отнеслись к такому Угроза и Уилл.

Хотя кого я обманываю? Они это обожают.

Когда Рокет меня отпустил (хотя скорее бросил), я отодрала себя от грязного пола и дружелюбно толкнула гения в плечо:

— Как жизнь, красавчик?

На Рокете был все тот же наряд, в котором он умер. Потертые шлепанцы и серовато-голубая пижама, похожая на медицинскую форму.

— Где вы были, мисс Шарлотта? Все очень расстроены.

— Правда? Расстроены потому, что меня долго не было? — Блин, как это мило!

— А вас не было? — спросил он и задумчиво глянул вверх.

— Не в этом смысле, — уточнила я. — Но если дело не в этом, то почему тогда все расстроены?

Знать бы еще, кто такие эти «все», но не хотелось сбивать Рокета с толку в самом начале игры.

— Все, мисс Шарлотта. Все! — сказал он и сердито поднял руки.

Сердился он точно на меня. Что тут скажешь? Иногда я так действую на людей.

Внезапно Рокет подался ближе, и круглое лицо превратилось в маску любопытства.

— Можно мне посмотреть? — прошептал он.

— Конечно, — ответила я, надеясь, что речь не идет о чем-то исключительно для взрослых. Я с Рокетом в больничку играть точно не буду. — Что бы ты хотел увидеть?

— Их. Врата.

— Ладно. — Я оглянулась. Единственные врата, которые пришли на ум, были воротами, ведущими на территорию дурдома. — Ты о тех, что на улице?

— Они на улице?! — потрясенно переспросил Рокет. — Где каждый может их увидеть?

— Ну да. Это же ворота.

— Нет, нет, нет, нет, мисс Шарлотта! Вы должны их спрятать! Никто не должен видеть их просто так. Все очень, очень расстроены.

Похоже, мы все-таки говорили о разных воротах. И тут меня осенило. Божественное стекло! Портал в адское измерение, который спокойненько лежит в кармане моих джинсов.

— Рокет, кто такие «все», и почему они расстроены?

Он тут же прижал обе руки ко рту, как ребенок, который пытается скрыть волнение. В широко распахнутых глазах сиял восторг.

— Они очень расстроены, — едва не хихикая, проговорил гений.

А это странно. Когда сверхъестественный мир расстроен, Рокет тоже расстроен.

— Да-да, понимаю. Я нарушила правила.

— Не правила, — внезапно посерьезнев, покачал он головой, — а правило.

Вот же невидаль! Я постоянно нарушаю чьи-то неземные правила. Пусть поцелуют меня в зад. Хоть все сразу и каждый по отдельности. Я и так делаю все возможное с тем, что есть. Если эти неземные ребята хотели, чтобы я справлялась лучше, надо было сразу осчастливить меня «Справочником по ангелосмертству для девушек». А вместо этого в моем распоряжении только карта Гарри Поттера, которая готова мне хоть что-то показать, только если я торжественно поклянусь, что замышляю только шалость. Врать ей, между прочим, нельзя, поэтому замышлять какие-то шалости приходится постоянно. А это очень изматывает.

— Ну и фиг с ним, — сказала я, не обращая внимания на то, как у ошарашенного Рокета отвисла челюсть. — Если я покажу тебе божественное стекло, то есть врата, ты расскажешь мне, что значат эти имена?

Рокет недоуменно сдвинул брови.

— Вы знаете, что они значат. Это имена тех духов, что ушли.

— Ага. Это ты мне уже говорил. Но что еще они значат? И неужели они как-то связаны с моей дочерью?

У Рокета опять отвисла челюсть.

— Это еще одно правило, которое вы нарушили, мисс Шарлотта. Вас привяжут к койке.

Я и забыла, что секс с Рейесом и последовавшая за этим беременность вызвали капитальный переполох этажом выше. И по этому поводу они тоже могут поцеловать меня в зад. И даже зацеловать с ног до головы.

— Единственный, кто может привязать меня к койке, — это Рейес.

При упоминании имени Рейеса Рокет от меня отвернулся.

— Вы должны держаться от него подальше.

— Мы с ним женаты, милый. Так что вряд ли что-нибудь получится.

— Солнце и луна не могут быть женаты. Это абсурд. Небеса падут. — Рокет повернулся и уставился на меня умоляющим взглядом. — Все рухнет, мисс Шарлотта.

Я коснулась бледной серой щеки.

— Ничего не рухнет, милый. Разве что вот это здание, если ты не прекратишь царапать стены.

Рокет осмотрелся по сторонам.

— Я должен записывать имена, иначе они сожгут мне мозг. Я должен вытаскивать их из головы, когда приходит время.

— То есть ты должен записывать имена, когда кто-то умирает?

Разглядывая свои произведения искусства, Рокет кивнул.

— Но почему именно эти имена? Что они значат?

— Они ждут в приемной, и их имена нужно записать до того, как их вызовут. Иначе доктор никогда их не увидит.

— А откуда ты знаешь, кто есть кто? Ты можешь их прочитать?

Раньше Рокет приводил меня к конкретным именам, а значит, наверняка может их прочесть.

— Мне не нужно их читать, мисс Шарлотта. Они сами говорят мне, кто они, когда я спрашиваю.

До того как прийти сюда, я знала, что вряд ли многого добьюсь, но надеялась узнать хоть чуточку больше. Например, какой-нибудь намек на то, что говорила Слива. Хотя…

— Слива сказала мне, что эти имена ты выбираешь не просто так. Что ты записываешь их для моей дочери. Для Пип… то есть для Элвин. Это правда?

Рокет поморгал, словно я не на шутку его озадачила, потом шагнул к стене и провел толстым пальцем по одному из имен. И все же он мне не ответил, а мне не хотелось на него давить.

— Ладно, Рокет, — сказала я, засунув руку в штаны. Точнее в карман. — Я покажу тебе врата.

— Всё, — внезапно сказал он отчужденным голосом. — Абсолютно всё.

Я оставила в покое кулон, подошла к Рокету и посмотрела на имя, которое он гладил пальцами. Оно было написано на арабском. Говорить на этом языке я могу, а читать — нет. Имя рядом было на испанском, а ниже — на корейском.

— Что значит «всё»? — спросила я.

— Что будет, когда он узнает, что вы натворили?

— Кто? Нет, минуточку. Что я натворила?

— Сын, — уныло ответил Рокет. — Солнце не может жениться на луне.

— Рокет. — Я развернула его к себе, и это было все равно, что разворачивать комбайн. Причем не сидя за рулем, а вручную и стоя рядом с ним на льду. — Когда ты говоришь, что солнце не может жениться на луне, ты имеешь в виду такое солнце, как у нас в небе?

Рокет покачал головой:

— Нет, мисс Шарлотта. Он — сын, брат и отец. Он — тьма и разрушение. Он — всё.

— То есть в твоей метафоре я не солнце, — слегка разочаровалась я, — а луна?

Я-то думала, что солнце как-то соотносится с моим ярким светом. Как, бога ради, я опустилась до луны? И вдруг я вспомнила, что люблю луну, и снова почувствовала себя счастливой.

Рокет положил руки мне на плечи.

— Мисс Шарлотта, не говорите ему о том, что вы сделали.

К сожалению, он никогда не умел рассчитывать силу. Пальцы впились мне в кожу, и, когда Рокет меня встряхнул, у меня клацнули зубы.

— Никогда и ни за что не говорите. Сын — самый опасный из трех.

— Из трех? — переспросила я, все еще клацая зубами, и в ужасе уставилась на Рокета. — Ты имеешь в виду трех богов Узана?

— Он самый опасный, мисс Шарлотта. Он сожжет мир и все, что в мире есть. Превратит горы в пепел, а моря — в соль. Не останется ничего, кроме пыли на ветру.

Блин, обожаю эту песню[5].

Рокет меня отпустил, и я поняла, что сейчас произойдет. Он исчез. Я бросилась вперед, чтобы схватить его, чтобы еще хоть немножко с ним поговорить, но его уже не было, а я безнадежно промахнулась и со всего разбегу впечаталась лицом в стену.

День, считай, только начался, а моему лицу уже хорошенько досталось.

Я потерла щеку и стала вспоминать все, что наговорил Рокет. Ни одно сказанное слово не сулило ничего хорошего нашему миру. Но Рейес никогда так не поступит. В этом мире живет его дочь. Он никогда и не подумает его сжечь или уничтожить.

Разве что… Я уже шла обратно в подвал, чтобы выбраться на улицу, и напевала себе под нос «Пыль на ветру», но на середине лестницы остановилась как вкопанная. Разве что Рейес узнает, что я натворила.

А вдруг он узнает правду? В ужасе я прикрыла ладонью рот, а потом вспомнила, что понятия не имею, о какой правде речь, и почему Рейесу должно быть на эту правду не наплевать. Даже если дело в божественном стекле и в том, что я ношу в кармане целый мир, я ничего такого не сделала. Только засадила в ад приспешника зла. На что тут можно злиться?

Рокет так волновался, но даже не взглянул на кулон. Мне казалось, что я его обманула. Что каким-то образом лишила чего-то удивительного.

Что ж, в следующий раз.

Только когда я уже вылезла через окно, до меня дошло кое-что еще. Рокет говорил о луне. В моем родном, неземном языке есть слово, которое звучит очень похоже на английское «the moon»[6]. Только произносится не совсем так, а скорее как «дха-мун». Звуки чуть тверже. Как если сравнивать имя Люк (вместо обычной луны) и слово «лук» (вместо слова из моего неземного языка). Мог ли Рокет хотя бы отчасти иметь в виду и этот нюанс? Слова похожи, но между их значениями пропасть.

«Дха-мун» в моем языке можно использовать в разных контекстах, но, так или иначе, значение сводится к одному концепту: это слово обозначает того, кто стоит выше жизни. А если конкретнее — того, кто может отнимать жизнь по собственной воле. Как убийца. Наемник. Палач. Если искать аналогию не на земле, то на ум приходит тот самый — настоящий — ангел смерти.

Но ведь ко мне все это не применимо. Боги не отбирают жизнь. Они ее дарят. И даже создают. По крайней мере в это меня научили верить с детства. Но ведь есть же боги Узана, которые, похоже, не способны ни на что, кроме как сеять смерть и разрушение. Наверняка Рокет о таком даже не думал.

Я завезла сальсу благодарной донельзя Куки и по пути в участок, где собиралась тщательно подонимать не одного, а сразу двух копов, честно старалась не зацикливаться на том, что узнала от Рокета. Однако мысли гудели наперебой и не давали покоя.

Ну, хоть Пип сейчас ничего не угрожает. Уже за это можно испытывать благодарность. Правда?