Кофе.
Распущенность.
Безумие.
Одно готово. Едем дальше.
Когда наконец появился Рейес, мы с Куки сидели за стойкой в кухне и пили кофе. Точнее я пила кофе и просматривала сделанные подругой распечатки, а она в полнейшем шоке пялилась в никуда. В уголке ее рта поблескивала слюна. Я не выдержала и промокнула это безобразие салфеткой, но Куки даже не шелохнулась.
— Ты ей рассказала? — спросил Рейес, наливая себе кофейку.
— А не надо было?
— Наоборот. Если со мной что-нибудь случится, именно на нее ты сможешь положиться больше всех. Ей нужно все это знать не меньше, чем тебе.
Повернувшись ко мне, Рейес навис над стойкой. На нем была темно-красная рубашка и, как обычно, джинсы. Не в облипку, но и не широкие, штаны, тем не менее, плотно облегали бедра. И задницу. И самое интересное спереди, блин.
— Может, вернемся в спальню? — предложил Рейес, не опуская чашку.
Я выпрямилась и откашлялась. А потом изобразила на лице самую искреннюю мольбу:
— Рейес, прошу тебя, убери мое имя с…
— Нет, — перебил он меня таким тоном, будто обласкал. — Дело сделано. Причем еще семь лет назад. — Он подошел и запечатлел на моих губах легкий поцелуй. — И прекрати плакать. Кстати, — добавил он, перед тем как взять куртку и уйти, — кажется, Куки нужна медицинская помощь.
Чтобы успокоить нервы, понадобилось еще три чашки кофе. Как только Куки пришла в себя, мы стали вместе просматривать распечатки, которые она принесла. В основном это были новостные статьи о каждой из смертей в детском доме.
— Чарли, — проговорила подруга, которая до сих пор была не в состоянии понять, что произошло, — это что же получается? Он записал все счета на тебя еще до того, как вы встретились? До того, как он вышел из тюрьмы?
Я кивнула и закрыла глаза, стараясь не думать обо всех несправедливостях, что выпали на долю Рейеса. Включая и ту, о которой мы сейчас говорили.
— Не понимаю, какая муха его укусила, чтобы такое отколоть? Это же его деньги, Кук.
По щекам потекли слезы, и Куки опять сгребла меня в объятия.
— Он любит тебя, солнце. Всегда любил. И искал тебя даже тогда, когда вы не были знакомы.
— Но я этого не заслуживаю.
— Чарли, — Куки взяла меня за плечи, — он верит, что заслуживаешь, и, если начистоту, я тоже в это верю. Деньги могут пригодиться. А даже если и нет, то их унаследует Пип.
Я икнула, чуть не рассмеявшись.
— Ну ладно. Может быть, с этой точки зрения оно того и стоит. Но мне все равно неудобно.
— И это вряд ли когда-нибудь изменится. Лично я даже представить себе не могу такую кучу денег.
— А я о чем? Кстати, ты не в курсе, сколько мусорных баков может наполнить такая куча?
В дверь кто-то постучал.
— Открыто! — крикнула я. — Это твой благоверный.
— Ага.
Нарисовался дядя Боб, который в коричневом костюме и при галстуке выглядел очень мужественно.
— Классно выглядишь, Диби.
— Спасибо, милая. У меня суд, — объяснил он свой наряд.
— Опять, что ли, убийство затеял?
— Не меня судят. Я выступаю в качестве свидетеля.
— А-а, ну да. Пардон.
— В общем, чтоб вы обе знали, я спрошу в последний раз, кто вас нанял. Потом пойду за ордером. Или даже арестую обеих.
— Спасибо, что предупредил, дядя Боб.
Куки лишь приподняла брови в полной уверенности, что в итоге победа будет за ней.
Диби расстроенно вздохнул:
— Честное слово, я это сделаю.
— Конечно, сделаешь! Но если Джоплин так психует, почему сам у меня не спросит? И если он тебя донимает, то почему ты не пошлешь его на три веселых?
— Потому что я не в третьем классе, а он помешан на контроле. Ему очень любопытно, кто вас нанял и зачем.
— Странно все это. Почему ты не дашь ему от ворот поворот и не спросишь, с чего он так взбеленился?
— Потому что я не в третьем классе, а он помешан на контроле. Ты вообще меня слушаешь?
— Может, он не хочет, чтобы команда Дэвидсон оставила его с носом.
Мы с Куки дали друг другу пять. А что? Мы молодцы.
Дядя Боб пожал плечами:
— Он говорил что-то о том, что ты сорвешь дело.
— Такое впечатление, что нет у Джоплина никакого дела, вот он и пытается свалить всю вину на кого-нибудь другого.
— Возможно, ты права. Но на всякий случай советую вам обеим собрать сумки с самым необходимым.
— Можно подумать, нас со всем этим барахлом пустят в тюрьму.
Диби наклонился поцеловать жену и двинулся к выходу.
— Увидимся позже, дорогой, — сказала та ему вслед. — Если меня посадят, не забудь забрать Эмбер из школы. — Получив в ответ только бурчание и хлопок от закрывшейся двери, Куки рассмеялась: — Его бесит, что мы не говорим, кто нас нанял.
— Ох уж эти семейные мелочи! — Я пролистала бумаги и спросила, возвращая нас к делу: — Так что там с медсестрой в детдоме?
— Ах да. — Куки ткнула пальцем в одну из бумажек, которая оказалась копией трудовой книжки упомянутой медсестры. — Она проработала там много лет, но посмотри вот на это. На несколько месяцев она взяла отпуск, чтобы присматривать за больной матерью. И, пока медсестры в доме не было, никто не умер. Знаю, о чем ты думаешь, — добавила Куки раньше, чем я успела что-то сказать. — Дети умирали в течение нескольких лет. А как только мать медсестры скончалась и сама барышня вернулась на работу в детдом, от приступа астмы умер еще один ребенок. — Кук показала мне одну из статей. — Медсестра и есть общая ниточка. Точнее одна из них. Там до сих пор работают тот же директор, те же воспитатели и тот же завхоз, которые работали в то время, когда начались все эти смерти. Мне показалось странным, что один мальчик умер буквально перед тем, как медсестра ушла в отпуск, а через неделю после ее возвращения умер еще один ребенок.
— В этом точно нужно покопаться поглубже.
В статье медсестру называли героиней, потому что она пыталась спасти мальчика, больше часа делая ему искусственное дыхание. Лишь потом ее нашли, и приехала скорая помощь. На фотографии, которой сопровождалась статья, измученная и рыдающая медсестра падала в руки коллеге, в то время как медики из скорой забирали девятилетнего мальчика. Заголовок гласил: «Медсестра упала в обморок после смерти ребенка, которого она всеми силами старалась спасти».
— Очень драматично, — сказала я, видя, что с фоткой все на свете не так. — Это именно то внимание, которого жаждут некоторые личности.
— Я тоже так подумала.
— Что ж, похоже, я знаю, чем сегодня займусь.
— И я. Буду выяснять, во сколько мусорных баков влезет тридцать миллиардов долларов.
Мы снова дали друг другу пять, и я направилась к Джорджу. Джордж — душ Рейеса. Нет. Я закрыла глаза и поддалась нахлынувшему счастью. Джордж — наш душ.
Приготовившись идти в офис, чтобы опять увидеться с Куки, я тщательно и нарядно приоделась. Черный свитер, джинсы и высокие ботинки. То бишь все то, что я обычно ношу зимой.
Рейес прислал мне сообщение с большим пальцем вверх, что означало «Связался с Ошем. С Пип и компанией все путем».
Идя по стоянке к офису, я заметила припаркованный чуть дальше в переулке знакомый салатовый минивэн. Это были те самые неуклюжие и суперские охотники за привидениями, которых мне хотелось усыновить.
Пришлось давить в зародыше желание подбежать к тачке и отдать ребятам кусочек моего мозга для исследований. Во-первых, это было бы больно и с кучей крови, а у меня в сумке вместо скальпеля и пилы только канцелярский нож, а во-вторых, мне было наплевать. Хотят впустую тратить свое время — бога ради. Правда, я немножко удивилась, что после нашей беседы они все еще околачиваются поблизости. Оставалось лишь надеяться, что французскую компашку все-таки удалось отпугнуть, потому что они уж точно из опасных типов.
Пока я шагала по наружной лестнице, затрезовнил сотовый, и на экране высветилась фотка Пари в стрекозиных очках. Так рано она никогда не просыпается, поэтому я тут же разволновалась из-за Хэзер.
— Все в порядке?
— Как всегда. Ты как? — спросила Пари хриплым и приглушенным голосом.
— Лучше всех. Почему ты не спишь? И где ты? Голос какой-то приглушенный.
— Я в постели. Голос приглушен, потому что я пока не могу поднять голову. А звоню я потому, что ночью ты меня набрала задницей десять тысяч раз. Напилась, что ли?
— Ничего подобного.
— Не ври мне, Чак.
— Разве что совсем чуть-чуть. Как там Хэзер?
— Порядок. По-моему, она поправляется. Док велел ей пить много жидкости, чтобы вымыть из организма токсины. Похоже, метод действует.
— Пари, огромное спасибо, что согласилась за ней присмотреть.
— Без проблем. Только сомневаюсь, что тату-салон — подходящее место для впечатлительной двенадцатилетней девочки.
— Знаю. Сегодня же постараюсь что-нибудь придумать.
— Чего? Я не это имела в виду. Просто говорю, что она может до смерти перепугаться. Но пока с ней все путем. Да и я не против.
— Правда-правда?
— Само собой. Она сейчас спит. Точнее я надеюсь, что спит. В час ночи ее увел один из моих постоянных клиентов, но уверена, что она вернулась целой и невредимой.
Ну нет, не куплюсь я на такое ни за какие коврижки.
— Я на такое ни за какие коврижки не куплюсь.
— Попытка не пытка.
— Это точно. Звони, если что. Я еду в детский дом порасспрашивать народ.
— Вас понял. Конец связи.
— Конец связи… и пока.
Зная, что с Хэзер и Пип все в порядке, я могла полностью сосредоточиться на работе. Но, прежде чем я направилась в детдом, позвонил Паркер:
— Как продвигается дело?
— Шикарно, а вот вас могут разоблачить. Джоплин пытается убедить судью вынудить меня признаться, кто нас нанял. Похоже, ему покоя не дает этот вопрос.
— Да вы, черт возьми, издеваетесь?! — взбесившись, гаркнул в трубку Шут-Ник.
Хорошо, что я не врубила громкую связь, когда заходила в офис. Оттуда как раз отчаливал курьер.
Подождав, пока дверь не закроется, я все-таки включила громкую, и воздух вокруг, как грязные бабочки, заполонили очень витиеватые и выразительные ругательства, от которых мы с Куки чуть со смеху не покатились. К тому моменту, как Паркер нашел время объяснить, зачем позвонил, я с трудом сохраняла бесстрастное лицо. Точнее голос, раз уж говорили мы по телефону.
— Мне нужно, чтобы все это закончилось. Я полагал, что дела вы закрываете быстро. Разве не этим вы и занимаетесь?
— Вы позвонили поугрожать мне, Паркер?
— Что? Нет. Звонила одна из коллег Эмери Адамс. У нее есть какая-то информация, которая может относиться к делу. Хочу, чтобы вы с ней побеседовали.
— Как ее зовут?
Я записала все, что Паркер рассказал об упомянутой коллеге, и попросила Куки поискать еще сведений о медсестре из детдома. В частности, о каких-нибудь физических или душевных заболеваниях. И то, и другое могло бы говорить о Мюнхгаузене. Если барышня убивает детей, чтобы потом искупаться в славе от липовых попыток их спасти, то это вполне может оказаться одной из форм синдрома. Так называемый синдром Мюнхгаузена «от третьего лица». Обнаружить такую гадость трудно, а доказать еще труднее.
— Очень может быть, мы имеем дело с натуральным, блин, ангелом смерти, — подытожила я. — Сойдет все, что поможет ее остановить.
После этого я помчалась вниз, минуты три пообжималась с мужем и двинула на поиски коллеги Эмери по имени Кэти Невилл. Повезло, что было как раз по пути в детский дом.
Пресвитерианская больница находится на той же улице, что и наш офис. Найти Кэти не составило труда. Она вышла из лаборатории на перерыв и как раз с телефоном в руках сидела на стульях в комнате ожидания.
— Это она, — подсказал лаборант.
Едва заметив меня, Кэти поднялась на ноги.
— Вы от окружного прокурора?
— Вроде того. Я работаю над делом Эмери.
Кэти кивнула, засунула последнюю чипсину в рот и выбросила упаковку.
— Простите, что вам пришлось тащиться сюда. Я сразу сказала, что могу поговорить с кем-нибудь по телефону. Не подскажете, как идет дело? Преступника уже поймали?
— Арест произвели, да, но взяли не того.
Бросив на меня недоуменный взгляд, она продолжила:
— Что ж, я только хотела рассказать копам, что, по-моему, у мисс Адамс неприятности. — Она закатила глаза. — Это, конечно, очевидно. Но я о том, что у нее были неприятности перед исчезновением.
— Что вы имеете в виду?
Мы уже шагали по коридору к лаборатории, где работала Кэти.
— Я никому ничего не рассказывала. Не хотела сеять среди людей сомнения. В общем, однажды вечером уже после того, как мы закрылись, я нашла мисс Адамс в лаборатории. Она плакала.
— С ней кто-то был?
— Нет. Я забыла телефон. Вечно везде его оставляю. Пришлось просить Эстель впустить меня.
— Кто такая Эстель?
— Уборщица. Милейшая дама.
— Мисс Адамс тоже Эстель впустила?
— Нет, что вы! Она же администратор. У нее ключи от всех местных дверей.
— И то верно. А она не сказала, что случилось?
— Нет. Эстель понятия не имела, что мисс Адамс до сих пор там.
— Нет-нет. Мисс Адамс. Она не говорила, что произошло?
Кэти покачала головой:
— Нет. Только извинилась, схватила сумочку и выскочила в коридор. Но я знаю, каково ей. Порой нужно хорошенько выплакаться, а в больнице нет ни единого места, где можно побыть наедине с самим собой. Так что я понимаю, почему мисс Адамс пришла сюда в такое время.
— Согласна. Вы больше ничего не заметили? Может быть, мисс Адамс выглядела как-то потрепано, словно на нее напали?
— Даже не знаю. Честно говоря, близко мы с ней не знакомы. Но теперь, когда вы об этом сказали, я начинаю думать, что на нее и правда могли напасть.
— Почему?
— У нее на юбке была кровь. Совсем чуть-чуть. Как будто она пыталась стереть упавшую каплю.
— Понятно. — Я покрутилась в поисках камер видеонаблюдения. — Почему вы раньше не рассказали об этом полиции?
— Я же была в отпуске, только что вернулась. Понятия не имела, что произошло с мисс Адамс, пока не пришла сегодня на работу. А потом сразу поняла, что должна с кем-то поговорить.
— Большое спасибо. — Я пожала ей руку. — Можно вам позвонить, если у меня появятся вопросы?
— Конечно! — просияла Кэти. — Помогу, чем смогу.
— Вот моя визитка. Звоните, если что-нибудь вспомните.
— Вы частный детектив?
— Так точно.
— Класс! Хотела бы я быть частным сыщиком.
Доверие к Кэти таяло с каждой секундой. Она из любителей помогать. Точнее из тех, кто ради внимания навязывает свою помощь, даже если никто не просил. И все же информация, которую она мне дала, вполне могла помочь в расследовании.
Выходя из больницы, я набрала Паркера.
— Мне нужны записи с камер, сделанные вечером девятнадцатого числа.
— С какого этажа?
— Со всех. На юбке Эмери видели кровь, а сама она плакала, закрывшись в лаборатории. Найдите эту юбку. Если на Эмери напали, то все будет на записи.