Проклятие Кеннеди

3

Мысли были словно клочки облаков в небе. Паоло Бенини попытался достать их и притянуть вниз, соединить с тем, что называлось его мозгом, его умом, его сознанием; ему нужно было найти какую-нибудь зацепку, чтобы дать своему мозгу возможность работать.

Что-то насчет факса.

Он не вполне осознавал, как идет в его голове мыслительный процесс, не вполне осознавал даже сами мысли — ясными были только образы. Вот он в своем гостиничном номере, ему сообщают по телефону о факсе, он проверяет дежурного повторным звонком. Потом открывает дверь, лезет в карман за чаевыми, его хватают за горло, вталкивают в комнату; какие-то люди держат его и делают ему укол в руку. Затем его тащат по коридору и пожарной лестнице к запасному выходу. На улице запихивают в багажник, захлопывают крышку, и автомобиль отъезжает.

Что-то, связанное с факсом — а если с факсом, значит, и с каким-то из счетов, которые он контролирует. Он все еще пытался отыскать в сумятице своих мыслей какую-нибудь логику. Если это связано со счетами, то, скорее всего, важен один из тех, с которыми он имел дело накануне, возможно, последний. А последний счет, с которым он имел дело, носил кодовое имя «Небулус».

Потом — спустя минут десять-пятнадцать, а может, и больше — машина остановилась, багажник открыли, кто-то снова схватил его, а кто-то сделал ему новый укол. Его перенесли из одного автомобиля в другой. И повезли дальше — под колесами гладкое полотно автострады, в багажнике смертная духота, как в печи.

Затем дорога стала неровной, не похожей на шоссе; машина ехала в гору. Начались ухабы, его то и дело подбрасывало — это была уже не дорога, а полевой тракт. Ему завязали глаза, вытащили наружу и наполовину погнали, наполовину понесли, наполовину потащили куда-то. Нелогично, подсказало сознание, половин не может быть три. Потом его уложили на землю, сняли повязку, но он почувствовал боль в правой лодыжке.

Что-то еще, связанное с факсом, тревожило его. Последним счетом, который он проверял, был «Небулус», но дежурный сказал, что факс прислан из Милана, а «Небулус» был в Лондоне. Значит, «Небулус» ни при чем.

Он пробуждался от кошмара. Стиснутая лодыжка по-прежнему болела, а в гостиничном номере было по-прежнему темно, лишь утреннее солнце виднелось меж занавесок. А может, и не солнце, — может, лампа рядом с кроватью, хотя он ее не включал. Он потянулся к ней, но выключить не смог: то ли рука прошла сквозь лампу, то ли лампа стояла дальше, чем ему казалось.

И вдруг он окончательно проснулся.

Фонарь висел за железными прутьями, а сами прутья были вделаны в бетон на полу и в своде пещеры. Пещера была маленькой, пол усыпан песком. Рядом с решеткой — с его стороны — стояли два ведра, а сам он лежал на соломенной подстилке. На нем были рубашка, брюки и носки, а боль в лодыжке причиняла цепь фута в четыре длиной, которой он был прикован к ввинченному в стену крюку.

Паоло Бенини свернулся калачиком и заплакал.

Цепочка пассажиров тянулась мимо таможенников к рядам друзей, родных и шоферов, держащих перед собой листы бумаги с именами тех, кого они приехали встречать.

Добро пожаловать в Милан, подумал Хазлам, добро пожаловать в любой аэропорт любого города в любой части света. Внутри тот же шум и суета, та же прохлада — спасибо кондиционерам. А снаружи, конечно, разные запахи, разной силы жара или мороз, разные уровни богатства и нищеты. И разные причины, которые тебя сюда привели.

Сантори ждал у буфетной стойки.

Рикардо Сантори был представителем компании в этой части страны. Впрочем, он посвящал проблемам киднеппинга далеко не все свое время — кроме этого, у него была юридическая практика, и довольно доходная. Ему уже перевалило за сорок; на нем был деловой костюм и немного чересчур цветастый галстук. Хазлама он заметил сразу же, едва тот миновал таможенный контроль.

Сантори был хорош: великолепные источники информации и отличные связи, но благодаря этому его знали не только те, кто жил в страхе перед похищением, но и полицейские, чьим профилем был киднеппинг. Поэтому, а также из опасения, что за ним могли следить, Сантори не подошел к Хазламу; вместо этого он повернулся, чуть помедлил, давая Хазламу возможность проверить, нет ли за ним хвоста, и вышел из здания аэропорта. Только на автомобильной стоянке, в относительной безопасности, они пожали друг другу руки.

— Спасибо, что появились так быстро, — Сантори говорил по-английски хорошо, с еле заметным акцентом. — Я снял вам номер в «Марино». — Эта гостиница была в боковой улочке рядом с Центральным вокзалом; Хазламу уже приходилось останавливаться там прежде. Сантори вручил ему пейджер и папку с документами по делу, вывел «порше» со стоянки и свернул на автостраду.

— Какие-нибудь трудности? — спросил Хазлам.

— Пока нет.

— График?

— Ваша встреча с семьей в двенадцать. Я подумал, вы захотите сначала принять душ и переодеться.

— Благодарю.

Он откинулся на спинку сиденья и быстро проглядел две страницы с убористо напечатанной сводкой необходимых фактов: имя и биография жертвы, родственники и друзья, обстоятельства данного похищения, размеры выкупов и временны́е характеристики итальянских похищений за последние два года в целом и последние шесть месяцев в частности.

— Семье похитители уже звонили?

— Я говорил с ними утром — к тому моменту еще нет.

— Но все телефонные звонки записываются?

На основной телефон в квартире жены должно быть установлено модифицированное устройство «Крэг-109 ВСГ». ВСГ — включаемое с голоса.

— Да. Я все сделал сам.

Движение было оживленным; в «Марино» Хазлам попал только после одиннадцати, а когда они свернули на Виа-Вентура, было уже почти двенадцать.

Улица была ухоженной и богатой, с широкими тротуарами и рядами ларьков и кафе перед жилыми зданиями. Городская квартира Бенини находилась в современном доме — в отличие от большинства других домов Милана он не имел внутреннего дворика, а был обращен фасадом к улице. От выстроившихся вдоль мостовой магазинчиков его отделяло метров пятьдесят; перед крыльцом была парковочная площадка для гостей. Над входом в дом был натянут полосатый тент, а сбоку Хазлам заметил въезд на подземную автомобильную стоянку. Там же располагался пост охраны.

На площадке напротив входной двери стояли три автомобиля: суперсовременный «сааб-9000», темно-синяя БМВ с мягким верхом и «мерседес», на который лениво облокотились двое мужчин — в них без труда можно было угадать шофера и телохранителя.

Хазлам взял с заднего сиденья свой портфель и пошел к дверям вслед за Сантори. Вход был оснащен замком и переговорным устройством. Их пустили внутрь только после того, как юрист назвал себя и сопровождающего, а портье убедился в том, что они приглашены. Вестибюль был мраморным, украшенным бюстами и статуями, а в лифте, плавно и быстро вознесшем их на шестой этаж, пахло лавандой. Сантори позвонил в дверь справа; спустя несколько секунд она открылась, и экономка впустила их в квартиру.

Даже в холле картины на стенах — в основном натюрморты с цветами, написанные маслом, — были развешены со знанием дела и чуть подсвечены. Экономка провела пришедших в гостиную. Пол комнаты был выстелен на разных уровнях; ее стены украшали пейзажи, в основном кисти Фаттори и Розе. Жена Паоло, Франческа, была дизайнером по интерьерам, вспомнил Хазлам прочитанную справку; уж если такова их городская квартира, то каким же должен быть фамильный дом в Эмилии.

Овальный стол красного дерева занимал середину той части комнаты, что находилась на нижнем уровне; вокруг него сидели трое мужчин и одна женщина. Когда Хазлам и Сантори вошли, сидящие поднялись.

— Синьор Бенини, мистер Хазлам, — начал представления Сантори.

Умберто Бенини, видимо, отец жертвы: немного за шестьдесят, живой и высокий, с чуть крючковатым носом и в безупречном костюме.

Бизнесмен с обычными для таких людей политическими связями. Впрочем, напомнил себе Хазлам, опасно делать выводы, полагаясь лишь на первое впечатление, — они запросто могут оказаться ошибочными.

Умберто Бенини перенял эстафету у Сантори.

— Синьон Росси, представитель БКИ. — Едва за сорок, элегантен, но одет как банкир, очки с тонированными стеклами.

— Марко, мой сын. — Лет тридцать пять, в менее консервативном костюме. Брат жертвы.

— Синьора Бенини. — Супруга жертвы. Под сорок лет — значит, моложе мужа, рост пять футов четыре дюйма, хорошая фигура, несмотря на двух дочерей. Глаза красные — наверное, плакала перед самым их приходом, но затем попыталась замести следы с помощью косметики. Одета изысканно, с великолепным вкусом.

Сантори убедился, что ни у кого больше нет к нему вопросов, пожал всем руки — начав с Умберто Бенини — и ушел.

Интересный порядок представлений, подумал Хазлам: банкир, его сын и лишь затем жена похищенного. Сколько раз сидел он в подобных комнатах, смотрел на подобных людей и на их испуганные лица?

Места вокруг стола были уже распределены: отец во главе, банкир справа от него, сын слева, жена жертвы слева от сына, а пустой стул для Хазлама — напротив отца, на другом конце стола. Курили только отец семейства и банкир, а жена отодвинула от себя пепельницу, словно та ей мешала.

Экономка налила им кофе, оставила сливки с сахаром на серебряном подносе в центре стола и затворила за собой дверь.

— Прежде чем мы продолжим, мне, пожалуй, следует представиться более развернуто и обрисовать, в чем состоит моя роль. Но сначала попрошу вас запомнить: все, что будет сказано в этой комнате — все равно, вами или мной, — должно остаться в тайне. — Он подождал, пока они выскажут свое согласие. — Итак, меня зовут Дэвид Хазлам. Я консультант по кризисным ситуациям, в данном случае — по киднеппингу.

Он всегда начинал так первое совещание — отчасти чтобы сразу расставить все по местам, отчасти потому, что некоторые вещи нужно было прояснить поскорее, так как похитители могли позвонить уже во время разговора.

— Прежде чем вы начнете, позвольте мне сказать несколько слов. — Английский язык Умберто Бенини был безупречен, его тон непоколебим. — Потому что я отец Паоло, но еще важнее то, что я отец семейства и главный в этой компании. Поэтому мне решать, кто и когда будет говорить. — Паоло работал в «Банка дель Коммерчио Интернационале». Его главный офис в Милане, но он постоянно находился в разъездах. Синьор Росси — его коллега. — Жест рукой в сторону Росси, приглашающий того разъяснить детали.

— Паоло был в Цюрихе. Там у нас свое отделение. — Банкир поглядел на него сквозь сигаретный дым. — В тот день он вернулся из Лондона, где у нас тоже есть отделение, и наутро ему предстояло провести несколько встреч в Цюрихе.

Они уже начали неправильно, подумал Хазлам. Если похитители позвонят сейчас, они будут не готовы. А раз он сюда приехал, они должны быть готовы, ибо в этом и состоит его работа.

— Вечером того дня его отвезли в гостиницу, где он обычно останавливался. Он приехал туда около семи, пообедал в восемь тридцать и поднялся к себе в номер в десять. Последний раз его видели в одиннадцать. Наутро он не спустился к завтраку, и телохранители взломали дверь. Постель была не смята, все вещи остались нетронутыми.

— Сколько было телохранителей? — спросил Хазлам.

— Один с ним все время плюс его личный шофер; в Италии к ним обычно присоединялись еще двое.

Но ведь Бенини схватили не в Италии, тем не менее при нем также была целая армия охранников.

— Как похитители проникли к нему в номер?

— Мы не знаем.

— Говорите, последний раз его видели в одиннадцать?

— Примерно тогда в гостиницу прислали для него факс. Дежурный сказал ему об этом, и он попросил принести бумагу наверх. Посыльный помнит, что он передал ее в одиннадцать, плюс-минус пара минут.

Хазлам понял, что́ сделали похитители и как они это сделали. Захвату предшествовали месяцы расчетов и планирования. Что было плохо, поскольку они наверняка обезопасили себя на все сто процентов, но и хорошо, ибо они знали правила игры.

— Вы проверили факс?

— Сейчас проверяют.

Хазлам кивнул.

— Как я уже говорил, мое имя Дэвид Хазлам. Я регулярно работаю на компании вроде той, чьи услуги предусматриваются в страховых полисах, которые выдает банк и которые покрывают киднеппинг. Я британский подданный, но живу в Вашингтоне. До этого я состоял в Специальной воздушно-десантной службе Британской армии.

Он чувствовал, что Умберто вот-вот вмешается опять; поэтому он должен был перейти к следующей части поскорее и вне плана, ибо тогда все будет в порядке, тогда даже Умберто начнет понимать, как именно должна вестись игра.

— Похитители уже дали о себе знать?

Отец побарабанил пальцами по столешнице из красного дерева.

— Нет.

— В таком случае первое, что нам следует сделать, — это подготовиться к их звонку. — Почему — этот вопрос был в их взглядах. — Потому что они могут позвонить даже во время нашей беседы.

Его портфель стоял на полу; он открыл его и вынул небольшой блокнот.

— Куда скорее всего будут звонить? — Вопрос был адресован Умберто Бенини.

— Думаю, что сюда.

— Кто в таком случае возьмет трубку?

— Я. — Это была жена.

Хазлам повернулся к ней.

— Человек, который позвонит вам, будет связным. Он не будет знать, где держат Паоло, не будет знать о нем вообще ничего. Не в его власти и принимать решения. Его дело передавать содержание разговоров главарю. Но связной важен — не только потому, что контакт происходит именно с ним, но и потому, что с его слов главарь будет представлять себе положение дел. Главное для первого звонка — это ни к чему себя не обязывать. Связной станет говорить вам определенные вещи. Он у нас. Если хотите получить его обратно, вам придется заплатить. От вашей реакции будет зависеть дальнейший ход переговоров. Поэтому важно, очень важно, — повторил он, — чтобы вы не сказали ничего такого, о чем впоследствии придется пожалеть. Мы составим для вас памятку.

Он взглянул на нее.

— Можно мне называть вас Франческой?

Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

Он написал на бумаге несколько фраз и передал ее через стол. Жена прочла записку и, в свою очередь, передала ее свекру.

Умберто Бенини кивнул жене Паоло, но оставил бумагу перед собой.

— Синьор Сантори дал вам записывающее устройство? — спросил Хазлам.

— Оно уже установлено.

— Хорошо. — Он снова обернулся к жене. — Расскажите мне о Паоло.

— Мы женаты шестнадцать лет; он часто уезжает, поэтому девочки скучают по нему. Кроме этой квартиры, у нас вилла в Эмилии.

— А чем занимаетесь вы?

— Руковожу собственной дизайнерской фирмой.

— Так я и думал. — Он глянул на картину вокруг и заметил, что она в первый раз улыбнулась. — Расскажите мне о дочерях — где они сейчас?

— Они у бабушки, — сообщил Умберто.

— Вы когда-нибудь обсуждали с Паоло возможность похищения одного из вас, строили какие-нибудь планы? — Хазлам посмотрел на Франческу. — Думали о кодах?

— Нет. — Лицо ее снова изменилось, стало напряженным.

— Поставлена ли в известность полиция? Если нет, собираетесь ли вы подключать ее к делу?

Большинство семей, сталкивающихся с киднеппингом, предпочитали держать это в тайне от полиции. Отчасти потому, что итальянские законы запрещали выплату денег похитителям; поэтому, если полиция узнавала о похищении или начинала подозревать неладное, первым откликом государства было замораживание семейных фондов, чтобы родственники не могли заплатить выкуп. А отчасти и потому, что семьи, достаточно богатые для того, чтобы привлечь внимание похитителей, как правило, хотели скрыть размеры своего богатства.

— «Нет» на оба вопроса, — одновременно ответили Умберто и Росси.

— Отлично, вам решать. Однако вы должны отдавать себе отчет в том, что они могут пронюхать. — По крайней мере, это Италия, подумал он, по крайней мере, здесь не нужно опасаться Ортеги.

— Мы уже приняли меры.

Потому что это Милан, а в Милане полагается платить, чтобы таких вещей не происходило. А если они все же происходят, кто-то должен позаботиться о том, чтобы вовремя пресечь их.

Умберто Бенини закурил очередную сигарету.

Хазлам перешел к следующему этапу.

— В таком случае, теперь мы должны обсудить нашу собственную организацию, создать то, что называется ГРК — группой по разрешению кризиса. Кто встанет во главе ее и кто возьмет на себя другие обязанности.

Они начали распределять роли.

Руководитель.

— Я был бы счастлив занять это место. — Умберто Бенини.

Связной.

Снова я — это было в том, как Умберто откинулся назад, как он пожал плечами.

— Лучше было бы разделить эти роли, — осторожно сказал ему Хазлам. — Дело связного — вести переговоры, а руководителя — принимать решения, и иногда эти вещи бывают несовместимы.

— В таком случае, синьор Росси, — предложил Умберто.

— В некоторых отношениях это хороший выбор, — согласился Хазлам, — но не во всех. Это зависит от того, хотим ли мы скрыть факт, что банк тоже принимает участие в деле.

— А зачем нам его скрывать?

— Если похитители узнают, что банк принимает участие, они будут настаивать на гораздо более высокой сумме выкупа.

— Тогда Франческа.

— Хорошо. Но прежде чем она согласится, ей нужно знать, на что она идет.

Марко, брат жертвы, совсем ничего не говорил, а Франческа вступала в беседу лишь изредка.

— И на что же она идет? — Умберто не позволял никому вставить ни слова.

Этот человек плохо владеет собой, потому что похищен его сын, напомнил себе Хазлам. Так дай ему шанс, дай шанс им всем. Потому что эти люди сейчас в аду, а вывести их может только он.

— Связной похитителей будет менять тактику, переходить от логических рассуждений к угрозам и выкрикам. Потом снова превращаться в единственного друга Франчески на этом свете. И все это время она должна будет не только держать себя в руках, но и стараться влиять на другую сторону.

— Понимаю, — просто ответила жена.

Курьер.

— Скажите, в чем состоит задача курьера. — Умберто Бенини склонил вниз свой ястребиный нос. Чтобы избежать путаницы, Хазлам уже начал мысленно называть отца «Умберто», а жертву похитителей «Паоло».

— Курьер забирает письма и передачи, которые будут оставлять похитители. А когда подойдет срок, курьер должен будет положить в указанное место выкуп.

Значит, либо представитель банка Росси, либо брат, Марко. Но Хазлам подозревал, что Марко присутствует здесь только на правах родственника. Умберто даже не решил, стоит ли вообще подключать его к делу.

Он повернулся к Росси.

— Возможно, вы думаете, что это следует взять на себя вам. Но вы, должно быть, понимаете, что возникает та же проблема с вовлечением банка.

— Мы это обсудим. — Умберто прервал совещание и велел подать еще кофе.

Хазлам подождал, пока экономка обслужит их, затем продолжил.

— В переговорах с похитителями существуют свои ориентиры, почти строгие правила. Все свидетельствует о том, что похитители — профессионалы, так что они знают эти правила и станут их придерживаться. С их помощью они попытаются контролировать ситуацию, но тем же самым можем ответить и мы.

— Например? — спросил Умберто Бенини.

— Связной заставит вас найти свободный телефон. Это другой номер, который не станет прослушиваться в том случае, если о похищении узнает полиция. Мы можем начать контролировать ситуацию, предложив похитителям использовать свободный телефон прежде, чем это сделают они.

Они проанализировали варианты: офисы и квартиры, находящиеся в собственности или под контролем Умберто, и места, которые может предложить банк.

— У нас есть еще одна квартира, мы купили ее ради вложения денег. — Это была Франческа.

— Кто ее номинальный владелец? Если вы, то она не годится.

— Она записана на имя компании.

— Пустая?

— Сейчас да.

— Прекрасно.

Он записал номер телефона на лежащем перед ним листке бумаги.

— Еще одна вещь, о которой должен сказать наш связной. — Было еще несколько моментов, но на первом совещании он предпочитал сводить инструкцию к минимуму. — Время, когда Франческа, если это будет Франческа, станет ждать у свободного телефона. Похитители постараются оставить этот вопрос открытым, чтобы она ждала там все двадцать четыре часа в сутки. Можете себе представить, что из этого получится. Поэтому время назначим мы, но оно должно быть в соответствии с обычным режимом Франчески, а значит, лучше всего подойдет вечер.

— Почему? — спросил Умберто.

— Потому что, как это ни трудно будет вначале, вы должны вести нормальную жизнь — заниматься делами, личными проблемами. Одна причина, как я уже говорил, такова: это поможет вам сохранить точку опоры.

Иначе вы сойдете с ума.

Но я уже схожу с ума — он знал, что́ подумала жена.

Так как же она вынесет все это, спрашивал себя он, как выдержит все то, что обрушат на нее похитители. Как сможет противостоять давлению, которое станет оказывать на нее Умберто. А возможно, уже оказывает.

— Но есть и другая причина, побуждающая вас не нарушать обычного режима. Если вы его нарушите, полиция может заметить это, а тогда ей останется лишь один шаг до того, чтобы узнать о похищении. И первое, что они сделают в таком случае, — это заморозят семейные фонды, а то и попытаются вмешаться в дела банка.

— Согласны, — сказал Росси от имени банка и всех присутствующих.

Хазлам взял свою памятку и переписал ее.

— Вам понадобится какое-то время, чтобы обсудить то, что я вам сегодня сказал. Я предлагаю собраться завтра. Есть и другие важные вещи, но я думаю, что Франческе пока достаточно этого.

Почему бы не продолжить обсуждение сейчас? Это было в том, как Умберто повернулся к нему.

— Только не сегодня. — В голосе Франчески прозвучала глубокая усталость. Для одного дня мне довольно, иначе я просто не справлюсь. Дайте мне двадцать четыре часа, чтобы разобраться с тем, что он уже сказал мне, тогда я буду в состоянии выслушать остальное. Она кликнула экономку и попросила ее вызвать такси. — В какое время завтра?

— Помните, что я вам сказал, — повторил ей Хазлам. — Мы должны соотносить наши совещания с вашим обычным распорядком. Конечно, пока не случится чего-нибудь экстраординарного. — Он видел, что она с трудом воспринимает его слова. — Если это вечер, мы не должны собираться после обеда. Это должно быть деловым совещанием, как любое другое.

— Шесть тридцать, — предложила Франческа.

— Если похитители свяжутся с вами, какой час вы назначите для переговоров по свободному телефону?

— Семь вечера.

— Прекрасно. Я буду в гостинице. Если мне придется выйти, захвачу с собой пейджер. — Он дал им необходимые уточнения. — И последнее. Если похитители позвонят, вы хотели бы быть одна или иметь кого-нибудь рядом?

— Если понадобится, здесь будет экономка. Со мной все в порядке.

Такси уже ожидало его. Он пожал всем руки и вышел.

Вечер был теплым, и три автомобиля, которые он увидел, приехав сюда, все еще стояли перед домом: «сааб», БМВ и «мерседес» с шофером и телохранителем, сидящими внутри, как визитная карточка. Наверное, ему следовало бы упомянуть об этом на совещании, хотя он не был уверен, что «мерседес» принадлежит банкиру.

До «Марино» он добрался уже в сумерках.

Его номер оказался большим и хорошо обставленным; окна выходили на внутренний дворик, так что шум уличного движения едва доносился сюда. В ванной нашлось все необходимое, обои были в цветочек, но приятного тона, а под потолком неторопливо вращался аляповато раскрашенный вентилятор. Два кресла были низкими, но удобными, а у одного из окон стоял большой секретер, за которым вполне можно было работать. В углу, на подставке из орехового дерева, располагался телевизор, рядом с ним — минибар.

После совещания его одежда пахла сигаретным дымом. Он потянулся, разминая спинные мускулы, разобрал вещи и принял душ. Потом оделся — в то, что попалось под руку, — договорился с гостиничным персоналом о ежедневном пользовании химчисткой и начал дневник дела. Похищение и похитители; жертва и ее семья, куда он включил также и банкира Росси; безопасность и другие проблемы, плюс сам банк.

Потому что иногда люди, даже банкиры, фальсифицировали собственные похищения. Причин могло быть много — деньги, страх или что-то еще.

У Паоло Бенини было трое телохранителей плюс шофер — стало быть, всего четыре, и это когда он находился вне Италии. Значит, либо он сам был какой-то особенной фигурой, либо особенным было то, с чем он работал.

Так что можно сказать о них — о Франческе, Умберто, Марко? Что можно сказать о Росси?

Франческа большей частью молчала, она еще не вышла из шока, но уже сумела проявить силу духа, что было хорошо. Франческа боролась, старалась совладать с ситуацией. Однако были заметны трения в ее отношениях со свекром, что могло оказаться вредным. Кроме того, оставалось что-то неясное и в ее отношениях с Паоло.

Впрочем, он думал не об этом.

Он думал о том, что описание Паоло, сделанное Франческой, отчасти подошло бы и к нему самому. Мы женаты шестнадцать лет. Он часто уезжает, поэтому девочки скучают по нему. То же самое его собственная жена могла бы сказать о нем. Он отмел смущение прочь и снова занялся дневником.

Франческа — сильная женщина, но она ничего не сообщила ему о Паоло. Так что можно сказать о Франческе? Есть ли у нее любовник или у Паоло — любовница? А может быть, Паоло гомосексуалист? Случалось в его практике и такое.

Марко станет курьером. Умберто будет страшно третировать его, но Марко справится со своей ролью.

Итак, остаются Умберто и Росси.

Умберто Бенини, видимо, центральная фигура, но реальной властью Умберто не обладает. Умберто будет пыжиться и надувать щеки, но в конце концов велит Франческе подлить им еще коньяку и сделает так, как скажет банк.

О подключении банка могут узнать либо по машинам снаружи, либо по способу, который родственники изберут для ведения переговоров. Что приводило ко второй проблеме — к чувству, которое возникло у него в тот момент, когда он представлялся, а Умберто Бенини прервал его, к недоброму ощущению, что этот случай будет трудным. Конечно, все они были трудными, конечно, иногда семьям и компаниям, которые он консультировал, бывало нелегко принять его советы. Но в течение всего сегодняшнего совещания он чувствовал, как напряженность в нем растет.

Словно над ними нависла предутренняя дымка, подумал он в одно мгновение; но тогда было уже за полдень, солнце поднялось высоко и должно было разогнать пелену.

Словно он окапывался на наблюдательном пункте, показалось ему в другую минуту: мишень впереди него, но зловещее чувство, что он глядит не в ту сторону.

Он устал, сказал себе Хазлам, как уже говорил раньше. Переговоры с похитителями выматывают тебя, высасывают из тебя все соки и жизненные силы. Потому что на протяжении одного-двух, а то и трех месяцев ты спишь с этим и дышишь этим; ты не думаешь ни о чем, кроме похитителей и жертвы, да еще того, как вернуть эту жертву целой и невредимой.

И ему пришлось сознаться себе, что он опустошен — особенно после работы в Лиме. Ему надо было устроить перерыв, отправиться домой и пожить немного с Мег и мальчишками. Но он этого не сделал. Так что пора перестать сетовать, выспаться хорошенько и взяться за дело.

Он перешел к последнему пункту в дневнике.

А почему, собственно, должно быть что-то еще?

Теперь, когда остальные ушли, квартира казалась опустевшей. Франческа открыла окна, чтобы выветрился сигаретный дым, потом позвонила девочкам, приняла душ, легла в постель и стала вспоминать, о чем они уговорились на сегодняшнем совещании с англичанином и о чем беседовали после его ухода.

Некоторые из его советов разумны, признал Умберто, впрочем, они и без него сделали бы то же самое, опираясь на элементарную логику. Затем Умберто опорожнил рюмку с коньяком и жестом велел налить ему и Росси еще.

Однако семья и банк были на ее стороне. Знайте, что можете рассчитывать на полную поддержку банка, сказал ей Росси перед уходом. А это было самое главное. Хотя ей не слишком нравилось, когда Умберто пытался командовать своими сыновьями, ею, ее детьми. И не очень-то она доверяла Росси.

А что Паоло? Почему она не сказала этому англичанину правды? Да, она не сказала ему обо всей прочей их собственности и об их вложениях в Италии и за океаном, по большей части скрытых от властей. Но она не это имела в виду. Почему она не сказала англичанину о том, каковы в действительности ее отношения с Паоло? Но не говорить же об этом перед другими; особенно перед Умберто.

Так что же англичанин и его советы? Она была слишком растеряна, чтобы разобраться в этом; к тому же, она совсем замерзла. Плотно закутавшись в одеяло, она ждала в темноте звонка. Когда она проверила время, прошло меньше часа; когда проверила снова, прошло еще тридцать минут. Ее охватил ужас; он мучил ее, пока ей не стало почти физически плохо. Когда забрезжил рассвет, она не была уверена, что вообще спала; когда экономка принесла ей кофе, она все еще дрожала.

Сегодня она не пойдет на работу, решила Франческа; сегодня она будет сидеть у телефона и ждать, как все последние дни с момента получения ужасной вести. Но потом она изменила свое мнение. Она пойдет в контору, потому что именно это советовал ей человек по фамилии Хазлам, а чтобы не поддаваться панике, ей нужно было только одно: присутствие постороннего, который говорил бы ей, что, где и когда она должна делать.

Девяносто минут спустя она подъехала к зданию на улочке близ пьяцца Кадорна. Хорошо покинуть дом, подумала она, останавливая машину; хорошо оказаться на солнце, увидеть людей. Хорошо думать о чем-то еще кроме похищения, хорошо беседовать с секретаршей, другими дизайнерами, художниками и ремесленниками, которые у нее работают, хорошо слышать от клиента слова восхищения их усилиями, хорошо даже преодолевать трудности.

— Как там Паоло? — спросил кто-то, и облака сгустились снова, точно и не рассеивались.

— Уехал по делам. — Она заставила себя ответить, заставила улыбнуться и уже решила было вернуться в свою квартиру. Но вместо этого доехала на трамвае до Порта-Тичинезе и пошла вдоль канала на Альзойя-Навильо-Гранде. Небо было голубым, а солнце — жарким, но большинство приезжающих в Милан туристов не добиралось сюда. По уик-эндам, когда торговцы старинными вещами и безделушками устанавливали здесь свои лотки, улицы вдоль канала бывали запружены народом, но сегодня тут было тихо. Неподалеку от нее какой-то фотограф снимал манекенщика. Фотограф был энергичным коротышкой, а манекенщик — высоким красавцем с орлиным чертами лица и пронзительным взглядом. Она присела на каменный парапет и принялась смотреть.

Так что можно сказать об англичанине?

Разрешите мне звать вас Франческой, попросил он.

Паоло часто разъезжает по делам, и дочки скучают без него, сказала она. И на мгновение почувствовала, что Хазлам хорошо понимает ее.

Спасибо, что позволил мне принять решение самой, когда Умберто заявил, что я должна взять на себя роль связного, а Хазлам ответил, что прежде мне нужно разъяснить его обязанности, подумала она. Спасибо, что обошелся со мной как с личностью.

А еще Хазлам сказал ей, что́ нужно отвечать по телефону, и составил для нее памятку, хотя после его ухода Умберто подправил ее.

Значит, англичанин — ее друг. Ее защитник и руководитель. Но он не все время вел себя одинаково.

Например, Хазлам сказал, что вторая причина, требующая поддержания нормального распорядка, заключается в том, что иначе полиция может узнать о похищении и заморозить семейные счета. Так что Хазлам не только относился к этому как к бизнесу, но даже употребил аналогичное слово. Вечернее совещание должно быть обычным деловым совещанием, сказал он.

Значит, нынче вечером он будет жесток с ней, скажет, что она должна относиться к Паоло как к товару, поскольку именно так относятся к нему похитители. Возможно, он скажет даже, что ей надо думать о Паоло не как о супруге, а как о чем-то, могущем принести выгоду или убыток.

Встреча Росси с председателем была назначена на десять.

— Нам твердо известно, что Паоло Бенини похищен? — Негретти сразу перешел к сути дела.

То есть не дал ли он тягу с какой-нибудь из своих любовниц и принадлежащими банку деньгами?

— Твердо.

Росси понимал, что его избрание в качестве представителя БКИ по улаживанию проблемы с киднеппингом Бенини было хорошим предзнаменованием. Однако его будущее зависело от успешного разрешения этой проблемы. По этой причине он тщательно продумал справку, составленную для Андрелли; по этой же причине решил сделать ударение на положительных деталях первого совещания с консультантом.

— Но похитители еще не объявились? — У Негретти была манера глядеть прямо на собеседника.

— Еще нет. — Возможно, следующее заявление Росси соответствовало истине, возможно, он уже прикрывал себя. — Консультант говорит, что это нормально. Ожидает, что скоро они войдут в контакт с семьей.

Он полагал, что очередной вопрос председателя будет посвящен размеру выкупа.

— А когда они объявятся, сколько времени займут переговоры?

Немного… — этот ответ подразумевался в самом вопросе, в том, как он был задан, в том, как Негретти размял пальцами сигару. Однако Хазлам, по-видимому, думал иначе. Они еще не обсуждали этого, но похоже было, что Хазлам готовит их к долгой и изнурительной борьбе.

— Думаю, скоро мы все уладим.

Председатель посмотрел на него через стол.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно.

Франческа целовала его, пробегала языком по его телу. Он слышал, как в винограднике на склонах холма за виллой играют девочки, вода в бассейне сияла под лучами утреннего солнца. Паоло засмеялся, когда Франческа слегка укусила его, и подумал о телефонном звонке, который он должен сделать, о факсе, с которым следует разобраться и доложить банку, что все в порядке.

Через часок они позовут девочек и позавтракают — хлеб, сыр и вино. Зимой, когда устанавливались холода и в кухонном очаге ревело пламя, они пили вино покрепче, а хлеб с сыром заменяла кастрюлька с жарким.

Франческа поцеловала его настойчивее. Надо позвонить сейчас же, решил он, подтвердить получение факса, который принесли ему накануне вечером; возможно, связаться с лондонским и цюрихским отделениями, а также с главной конторой в Милане. Он потянулся к аппарату и почувствовал сильный укус. Проснулся и открыл глаза.

У него на ноге сидела крыса — ее носик подергивался, взгляд был устремлен на него.

Он закричал и попытался откатиться в сторону. Проклятая крыса, проклятые кандалы — они остановили его. Проклятая Франческа.

Звук раздался ниоткуда.

Процедура всегда была одинаковой: сначала во тьме за кругом света от фонаря раздавалось шарканье ног, иногда голоса, затем высоко поднимался второй фонарь, и он видел у решетки своей камеры двух человек.

Он смотрел на них без движения.

Люди были в грубой одежде, на головах — капюшоны с прорезями для глаз, носа и рта. Один держал фонарь, а второй тарелку. Человек с фонарем отпирал дверь камеры, другой заходил внутрь, ставил тарелку на песчаный пол, забирал из угла два ведерка и выходил прочь. Первый снова запирал дверь, затем эти двое исчезали во мраке.

Паоло Бенини ждал. Спиной он опирался о стену, колени подтягивал к груди, обнимая их руками. Рубашка его была заляпана едой и питьем, брюки пахли мочой.

Потом в темноте вновь раздавались шаги, вновь появлялся второй фонарь и у решетки возникали двое. Они ни разу не заговорили ни с ним, ни друг с другом в его присутствии. Человек с фонарем отпирал дверь, его напарник ставил на пол два ведерка со свежей водой.

Этого момента Паоло Бенини боялся больше всего.

Дверь с лязгом запиралась, ключ скрежетал в замке, шаги затихали во тьме, и он вновь оставался один.

Погода немного изменилась, стало влажнее, более душно. Хазлам почувствовал эту перемену, едва выйдя из гостиницы.

Соблюдайте режим, как до киднеппинга, сказал он Франческе, строгий распорядок дня не даст вам сойти с ума. То же самое было справедливо и по отношению к нему. Поэтому утром он начал действовать согласно собственному режиму: часовая пробежка, завтрак, анализ вариантов, затем первый музей — один с утра и другой после полудня. Он уже бывал здесь и жил так же — в прошлый раз, когда была работа в Милане, и еще раз до того.

В три он взял такси до Виа-Вентура, хотя совещание должно было состояться только в половине седьмого.

Виа-Вентура шла чуть под уклон с востока на запад, дом Бенини стоял почти в самом ее конце, слева, задвинутый назад по отношению к прочим зданиям. В начале улицы справа было кафе, «Фигаро»: там сновали аккуратные официанты, над столиками и стульями на тротуаре был натянут навес. Далее следовал ряд магазинчиков и лавочек, очень дорогих, но полных народу, с частными квартирами над ними. Вдоль широкого тротуара росли лаймовые деревья, кое-где стояли скамейки. Дальше по правой стороне улицы, в отличие от левой, имелись места для парковки, «вырезанные» в тротуаре.

Шестнадцать маленьких стоянок — он сосчитал их. Дом Бенини и пространство перед ним видны лишь со стоянок под номерами от восьмого до тринадцатого, если считать от начала улицы; стоянки с первой по восьмую не годились из-за мешающих видеть деревьев на левой стороне, стоянки с четырнадцатой по шестнадцатую — из-за деревьев на правой.

Сразу за всеми этими стоянками уходила вправо боковая улочка, тоже с магазинами и жилыми зданиями. На другой стороне этой улочки был небольшой садик с фонтаном посередине и многоквартирным домом за ним. На вид здесь были сплошь частные владения; правда, поблизости от фонтана находился маленький отель, а рядом с домом Бенини был комплекс квартир с гостиничным обслуживанием, все это явно дорогое.

«Сааб» и БМВ стояли там же, где и раньше, и в «мерседесе» по-прежнему сидели те же два человека. Он назвал охраннику свою фамилию и поднялся на лифте на шестой этаж. Родственники Паоло и банкир уже сидели на своих местах вокруг стола. Он пожал всем руки и взял у экономки чашку с кофе.

— Похитители не звонили? — спросил он.

— Нет.

— Как насчет группы по разрешению кризиса?

— Мы обо всем договорились, — сказал Умберто Бенини. — Я буду руководителем, а Франческа — связной. Мне хотелось бы, чтобы синьор Росси играл более заметную роль, но банку действительно не следует засвечиваться, так что курьером будет Марко.

Хазлам кивнул и продолжил совещание.

— Мы должны обсудить несколько вещей: как выяснить у похитителей, жив ли Паоло, детали, связанные с выкупом, и способы общения с похитителями. И еще кое-что, весьма важное.

Лучше было сказать им об этом сразу, чтобы они привыкали к этой мысли.

— Киднеппинг — это бизнес. У них есть то, что нужно вам, — Паоло. И у вас есть то, что нужно им, — деньги. Вы должны думать об этом именно так, а не иначе. Это выглядит жестоко, но это лучший способ, возможно, единственный способ получить Паоло обратно.

Она знала, что Хазлам это скажет, подумала Франческа, вот он и сказал.

— Первое требование будет стартовым; на самом деле они будут рассчитывать на существенно меньшие деньги. Конечная сумма зависит от ряда факторов: от того, во что им обошлись предварительное наведение справок и подготовка, плюс другие расходы, как в прошлом, так и в настоящем. Чем дольше они будут держать жертву у себя, тем больше денег потратит главарь. Размер выкупа — и первоначальный, и действительный — будет зависеть и от нынешних котировок.

Франческа не могла поверить тому, что слышала, тому, что он говорил ей.

— Сейчас похищения в Италии делятся на две более или менее четкие группы в зависимости от уровня первого запроса. Если первый запрос — десять миллиардов, то сходятся, как правило, на пятистах миллионах лир.

Что при курсе обмена 400 фунтов на миллион лир означает стартовую цену в четыре миллиона фунтов и заключительную — в 200 000 фунтов.

— Если величина первого запроса соответствует примерно пяти миллиардам, то средний конечный результат составляет около 450 миллионов.

То есть стартовая цена в два миллиона и конечная цифра, равная 180 000 фунтов.

Как ты можешь назначать цену за жизнь моего мужа? Глаза Франчески впились в него. Как ты можешь усреднять то, усреднять се?

— Если первоначальный запрос равен десяти миллиардам, то жертву освобождают в среднем через сто дней; если пяти миллиардам, то освобождение происходит примерно через шестьдесят шесть.

Боже мой, подумал Росси. Да председатель убьет его, если это займет вдвое, даже вчетверо меньшее время.

— Очевидный соблазн — заплатить столько, сколько вы можете, в максимально короткие сроки. Но поддаваться ему нельзя. Похитители начинают с высокой суммы, а мы должны начать с низкой, побуждая их умерить свои аппетиты. Поднимать цену надо осторожно и понемногу.

— Но почему? — услышала Франческа свой собственный голос.

Потому что банк застрахован, подумала она; значит, компания, которая станет платить выкуп, захочет обойтись меньшей суммой, поэтому, если Хазлам собьет цену, он окажется в выигрыше.

— Если мы заплатим слишком много, возникает риск навести похитителей на мысль, что можно взять гораздо больше. Если слишком быстро — они могут сказать: спасибо за задаток, теперь поговорим о настоящих деньгах. Могут потребовать второй, а то и третий выкуп.

Ты уверен? Она все еще смотрела на него. Как ты можешь говорить такие вещи?

Могу, потому что я уже проходил через все это, — он устремил на нее ответный взгляд. Могу, потому что спустя много времени после возвращения Паоло домой я буду сидеть в другой гостиной, а кто-нибудь будет вот так же смотреть на меня, обвиняя, как вы сейчас.

— Я не утверждаю, что все произойдет именно так, — сказал он всем им. — Я просто знакомлю вас с ситуацией. Для этого я здесь.

— Что дальше? — одновременно спросили Умберто и Франческа, он с отвращением в голосе, она со страхом и ненавистью.

— Мы должны придумать вопрос, который задаст Франческа, чтобы убедиться, что Паоло жив.

— Что-нибудь, связанное с банком, — стремительно и резко вступил в разговор Росси. — Тогда я смогу подтвердить правилен ли ответ.

Так я не только смогу контролировать ситуацию, но и докажу это председателю.

— Как правило, вопрос бывает личным. — Хазлам посмотрел на банкира, потом, по очереди, на остальных. — То, что знает только Паоло и никоим образом не могут разузнать похитители.

— Мы подумаем над этим, — снова Умберто.

Хазлам повернулся к Марко.

— Последняя вещь — контакты. Через пару звонков они могут велеть вам забрать из указанного места письмо или пакет. Оно будет недалеко от свободного телефона, вероятно, минутах в двух-трех ходьбы. В этом случае они успеют оставить передачу после того, как скажут о ней Франческе, а вы успеете забрать ее прежде полиции, если телефон все-таки прослушивается. Кроме того, они выберут место, где можно будет за вами проследить.

Младший брат открыл было рот, но Хазлам остановил его.

— Есть еще кое-что, о чем вы должны помнить. Точно так же, как они станут давить на Франческу по телефону, они станут давить и на вас, оставляя в указанных местах послания.

Но как… никто не спросил этого вслух.

— Письмо может содержать просто инструкции, а может — записку от Паоло. Но вам надо помнить, что любая записка будет написана им под диктовку.

А если это пакет… Франческа слыхала страшные рассказы и читала статьи в газетах.

— В пакете может быть аудио- или видеокассета с записью Паоло. В обоих случаях его голос или внешний вид будут плохими. Но не беспокойтесь. Они сделают это искусственно.

— А еще что может быть в пакете? — Франческа чувствовала, как ее страх растет.

— Главное, что вы должны помнить, — это то, что пакеты тоже являются частью процесса торговли, — Хазлам говорил всем, но адресовался к ней в особенности. — Подкидывание пакетов — это один из способов, с помощью которых похитители станут оказывать на вас давление. Поэтому в них могут положить что-нибудь, заляпанное кровью, даже какую-нибудь часть тела. В девяноста девяти процентах случаев эта кровь бывает ненастоящей, а часть тела не принадлежит жертве.

Как ты можешь говорить мне такое? Франческа вперила в него взгляд. Как ты можешь так поступать со мной? Вчера ты помогал мне, защищал меня, придавал мне сил. Но сегодня ты все у меня отнимаешь, ты третируешь меня хуже Умберто.

— Теперь о том, как будете обращаться к ним вы. — Хазлам перешел к следующему этапу. — Позвонить им вы, очевидно, не можете, поэтому вы будете сообщать им, что хотели бы поговорить, другим путем — а именно, помещая объявления в газете. Увидев некое конкретное объявление, похитители поймут, что вы будете ждать у телефона в назначенное время. Таким же образом вы сможете вызвать их на переговоры после длительного периода молчания с их стороны.

— Почему они будут молчать? — Умберто.

— Потому что молчание — тоже оружие; порой без контакта проходят целые недели.

Председателю это не понравится — Росси посмотрел на Умберто, затем снова на Хазлама. Так что надо обдумать это, решить, что можно сделать и как. Разработать план, с помощью которого можно будет действовать за спиной Хазлама и использовать его в качестве прикрытия, когда придется отвечать перед начальством.

— Что-нибудь еще? — снова Умберто.

— В первую очередь, ваша личная безопасность. Двойные и тройные похищения редки, но такое бывает. Очевидная мишень — Марко, забирающий передачи, однако он в некотором роде защищен от неприятностей, так как благодаря ему осуществляется связь.

— Дальше? — Умберто вонзился в него немигающим взглядом — локти на столе, подбородок на сложенных руках.

— Мы договорились, что банк постарается скрыть свою причастность к делу.

— И?

— Если шофер и телохранитель в «мерседесе» у входа наняты банком, такая реклама может сослужить ему плохую службу.

— Разберемся. — И совещание закончено. Об этом можно было догадаться по тому, как Умберто Бенини захлопнул свою папку. — Если не возражаете, мы попрощаемся с вами, а сами обсудим то, что вы нам сказали.

Дальнейшее обсуждение, без участия Хазлама, длилось чуть больше тридцати минут. Когда уходили остальные, Росси взял Франческу за руку.

— Я помню, что Хазлам посоветовал не платить слишком много и слишком быстро, но если это поможет освободить Паоло, банк заплатит сколько нужно.

Хорошо иметь на своей стороне такого человека, подумал Умберто Бенини: на него можно положиться.

— Спасибо. — Франческа попыталась улыбнуться и отошла к окну, глядя, как отъезжают машины.

Она была права насчет Хазлама. Этот сукин сын действительно велел им приравнять жизнь Паоло к некоей денежной сумме, он пошел даже дальше. Едва не спросил ее, сколько она готова заплатить, и едва не предположил, что может наступить момент, когда она оставит Паоло на растерзание этим стервятникам. Хорошо еще, что Умберто так непоколебим в своей готовности стоять до конца, а Росси предлагает неограниченную помощь банка.

Зазвенел телефон.

О Боже, подумала она; пожалуйста, Господи, только не это. Она повернулась и позвала экономку, но затем вспомнила, что не попросила женщину остаться. И почему она не прислушалась к словам Хазлама, когда он спрашивал, сможет ли она действовать в одиночестве? Почему он не повторил того же вопроса сегодня?

Она заставила себя снять трубку.

— Привет, мама, это я.

Она опустилась на стул и, сдерживая слезы, слушала, как младшая дочь спрашивает об отце, слышала свой собственный голос, произносящий лживые слова.

— А где Джизелла?

— Катается верхом. Хочешь, чтобы она позвонила тебе, когда вернется?

— Хорошо бы.

Вечер перетекал в ночь. Она смотрела в окно и думала, что пора ложиться спать.

Вновь зазвонил телефон. Франческа улыбнулась и взяла трубку.

— Джизелла, — начала она. — Молодец, что позвонила. Как покаталась?..

С Бенини все идет как по маслу, думал Витали; банкир надежно укрыт в крепости под названием «Калабрия», а родственники ждут уже достаточно долго, чтобы почувствовать напряжение.

Было одиннадцать утра, и лучи солнца освещали большой стол, стоящий посередине его кабинета; телефоны слева, факс и компьютер справа, записывающее устройство и радиотелефон в ящике. Радиотелефон был зарегистрирован на чужое имя и оплачивался с банковского счета, который не удалось бы связать с Витали в том случае, если бы принятые меры безопасности оказались недостаточными и карабинеры что-нибудь пронюхали. В целях дальнейшего уменьшения риска при телефонных переговорах Витали пользовался радиошифратором.

Он был один — в это время дня он всегда бывал один. Он открыл ящик, подключил шифратор и набрал первый номер.

— Анджело, это Тони.

Анджело Паскале был человеком лет тридцати пяти, худощавым — пиджаки всегда слегка свисали с его плеч — и жившим близ пьяцца Наполи, на западе города, в двухкомнатной квартире, куда надо было подниматься с внутреннего дворика по спиральной лестнице. Он ни разу не виделся с тем, кто называл себя Тони, но Тони платил хорошо и без задержек — пока в киднеппинге были такие люди, Анджело мог не волноваться, что останется без работы.

Он включил шифратор и набрал код, переданный ему Тони.

— Сегодня в девять, — Витали дал ему адрес. — Я перезвоню в десять. — Он нажал кнопку отбоя и откинулся на спинку кресла.

Так сколько же?

Нынешние ставки находились в пределах от 450 до 500 миллионов лир, а начальная сумма колебалась от пяти до десяти миллиардов, — значит, примерно этого они и ожидают. Конечно, столько никто не заплатит, но и 450 миллионов за вычетом расходов обещали неплохой выигрыш.

Он снова подался вперед и набрал номер связного, опять подключив шифратор. Раньше вместо этого приходилось звонить другим безликим людям, ожидавшим у платных телефонов. Наверное, кое-кто и теперь работает по старинке, подумал он, но надо идти в ногу со временем.

— Муссо, это Тони. — Муссолини был хорош — конечно, не так хорош, как сам Витали, но все же входил в число лучших. Конечно, на самом деле его звали не Муссолини, но именно так называл его Витали и именно так он представлялся родственникам жертвы. — Сегодня в девять. — Он дал ему номер телефона.

Так сколько же? Он до сих пор перебирал в уме цифры. Поскольку банк занимается страхованием от киднеппинга, консультант наверняка уже задействован. А раз так, этот консультант наверняка уже рассказал семье о нынешних котировках и уровне первых запросов, поэтому они будут ждать конкретных цифр и, скорее всего, забудут, что эти конкретные цифры носили в устах консультанта лишь оценочный характер.

— Начни с семи.

Миллиардов, понял Муссолини. Интересная сумма.

— Жертву зовут Паоло Бенини, телефон стоит в его городской квартире. Вероятнее всего, ответит жена — Франческа. Если нет, то отец Умберто или младший брат Марко. Перезвоню в девять тридцать.

Анджело Паскале вышел из дому в час, сел за руль «альфы», сверился с tuttocitta,[9] и поехал на Виа-Вентура.

На этой улице царила сутолока, тротуары и магазины были полны людей — в основном молодых и на вид явно с деньгами. Нужный дом был слева, ближе к концу, а напротив имелся ряд парковочных углублений. Анджело ездил вверх и вниз по мостовой минут двадцать; затем освободилась подходящая стоянка, он занял ее и отправился в «Фигаро» выпить чашечку «каппучино» — кофе со сбитыми сливками. В пять часов он проверил машины, стоящие перед зданием, часом позже повторил проверку. С шести начал записывать все машины, подъезжающие к дому Бенини или отъезжающие от него, обращая особое внимание на те, что останавливались прямо перед входом.

Муссолини занял позицию в восемь тридцать. Чтобы не давать карабинерам лишней зацепки, он всегда пользовался уличными телефонами. И менял их: сегодня это мог быть Центральный вокзал, завтра — аэропорт или еще какое-нибудь место, где деловые люди не привлекали к себе ничьего внимания.

Все, нужное для записи разговора, было у него в портфеле. В восемь пятьдесят пять он зашел в одну из ниш мраморного вестибюля, расположенного на первом этаже Центрального вокзала, убедился, что телефон исправен, прилепил к трубке присоску магнитофона и поглядел на часы. Он давно уже понял, что пунктуальность — это не только добродетель, но еще и орудие.

Было девять вечера.

Он вставил в прорезь телефонную карточку и набрал номер.

— Джизелла. Молодец, что позвонила. — Словно эта женщина ожидала чьего-то звонка, словно она говорила с ребенком. — Как покаталась?

— Синьора Бенини.

Франческа похолодела.

— Да.

— Он у нас. Хочешь получить его обратно — плати семь миллиардов.

Сознание перестало повиноваться ей, мысли хаотически завертелись, мозг отчаянно пытался преодолеть шок. О Господи, что она должна сказать, Боже, что ей нужно сделать? Памятка — она точно услышала голос Хазлама, — прочтите памятку. Мы слегка подправим ее, сказал Умберто, внесем незначительные изменения; но Хазламу об этом говорить не надо, пускай это останется между нами. Мы заплатим сколько угодно, сказал Росси, лишь бы Паоло вернулся к ней и девочкам, лишь бы получить его назад.

— Семь миллиардов, Франческа, — повторил Муссолини. — Иначе ты никогда больше его не увидишь.

Думать ни к чему, успокаивал ее голос Хазлама, надо всего только прочесть памятку. Свободный телефон — она будто слышала англичанина, — обязательно назовите номер и время. Она назвала номер, почти выкрикнула его. Семь тридцать вечера, сказала она ему. Если Паоло жив, сообщите мне, как он. Дайте мне поговорить с ним. Она лихорадочно нашаривала рядом памятку, все повторяя номер и время.

— Семь миллиардов, Франческа. — Голос Муссолини был спокоен, но тверд. — Тебе надо заплатить их, если хочешь увидеть его снова.

Начав повторять номер, она уже не могла остановиться. Как много, вертелось у нее в голове. Семь миллиардов. Господи Боже. Такое даже банку не под силу, начала говорить она. Она все повторяла номер, говоря тому человеку, что она постарается, но банк не сможет выплатить столько. Потом осознала, что похититель повесил трубку.

Она дрожала всем телом. Целых две минуты простояла она с телефоном в правой руке, держа на рычаге пальцы левой, и по всему ее телу пробегали судороги. Потом она велела себе дышать глубже и набрала номер свекра.

— Они позвонили, — вот все, что она смогла вытворить.

Пейджер Хазлама запищал, когда он переходил пьяцца Дуомо. Хазлам подошел к одному из телефонов на краю площади и проверил, откуда вызов, затем позвонил Умберто Бенини.

— Встречаемся через час на квартире синьоры Бенини, — сказал Умберто, потом повесил трубку.

Никаких объяснений, подумал Хазлам; впрочем, у такого позднего звонка Умберто может быть лишь одна причина. Он не сказал «на квартире у Франчески», не сказал даже «у моего сына» или «у моей невестки». У этого человека похитили сына, напомнил себе он; так дай же ему время примириться с этим и с тем, что надо делать. По крайней мере, Умберто не сказал ничего такого, что могло бы выдать их, если линия прослушивалась.

Когда он явился, автомобили уже стояли у входа, а родственники сидели за столом. Франческа с побелевшим лицом, крепко сжимает в руке рюмку коньяку; Умберто во главе, Марко молчит; Росси явно вызван с какой-то деловой встречи, в безупречном вечернем костюме и с белым шелковым шарфом на шее.

В центре стола находился магнитофон; памятка, которую он написал для Франчески, лежала перед Умберто Бенини. Он сел на свое место напротив отца.

— Синьоре Бенини позвонили в девять часов. — Умберто открыл совещание. — Похитители хотят семь миллиардов. — Не пять или десять, как предсказывали вы, — говорил его взгляд. — Синьора передала номер свободного телефона и назначила время переговоров.

— Хорошо, — Хазлам кивнул, затем посмотрел на Франческу. — Первый звонок всегда самый трудный. Вы были здесь одна?

Она кивнула.

— Тогда вы превысили всякие ожидания.

Он снова повернулся к Умберто.

— Вы прослушали запись?

Конечно, ты прослушал ее — это первое, что ты сделал после разговора с Франческой, хотя потом, возможно, перемотал пленку обратно, чтобы скрыть этот факт от меня. Ведь позаботился же ты о том, чтобы другие пришли сюда раньше, чем я; стало быть, мне ты позвонил в последнюю очередь.

Отец нажал кнопку воспроизведения.

«— Джизелла. Молодец, что позвонила. Как покаталась?

— Синьора Бенини».

Хазлам услышал, как изменился голос Франчески; он видел, как напряглась она теперь, слушая запись, как постарело ее лицо — сразу на много сотен лет.

«— Да».

Они слушали молча. Когда разговор закончился, они прослушали его снова, затем Хазлам обернулся к Франческе.

— Вы действительно сделали все хорошо, много лучше, чем можно было ожидать.

Однако на языке у него вертелось другое: да, ты провела разговор неплохо, но все было бы лучше, если бы ты не получила дополнительных инструкций, противоречащих первым.

— Франческе удалось назвать похитителям номер свободного телефона и время, когда она будет находиться около него. Первое, что мы должны решить, — это вопрос, кто будет сопровождать ее. Марко — курьер, поэтому его присутствие окажется кстати, если возникнет нужда забрать передачу…

К тому же…

— Если похитители провели необходимые расследования, а это наверняка так, то они уже знают, что Марко — брат Паоло, и могут даже сами избрать его посредником.

Итак, Марко, решили они.

— Главное, что нужно сделать завтра, когда они позвонят, — это потребовать у них доказательство того, что Паоло жив. Нам все равно надо убедиться в этом, и вдобавок Франческа получает возможность не отвечать на требование выкупа. Памятку составим позже. А пока Франческе нужен вопрос, который похитители зададут Паоло.

— Что-нибудь еще? — спросил Умберто.

— Только одно. Машины. Я понимаю, что сегодня экстренный случай, но «мерседес» опять стоит снаружи.

Витали позвонил Муссолини ровно в девять тридцать; разговор шел через шифратор и записывался на магнитофон.

— Как прошло?

— Хорошо. Она ожидала звонка от кого-то другого, возможно, от дочери, и потому растерялась. Хотите послушать?

Конечно, хочу, подумал Витали.

— Почему бы и нет.

Женщина была растеряна и испугана, чего следовало ожидать, однако сумела взять себя в руки и передать номер свободного телефона и время, когда она будет там. Значит, консультант уже вступил в игру.

— Звучит неплохо. Звони завтра. Я свяжусь с тобой в восемь.

Тридцать минут спустя он позвонил Анджело Паскале, переписав сообщенные наблюдателем марки и номера машин.

«Сааб» принадлежал отцу Бенини, а БМВ его брату — это было выяснено еще в период подготовки к похищению. «Мерседес» появился в отчете впервые, однако наличие в нем телохранителя и тот факт, что владелец машины покинул квартиру вместе с Умберто Бенини, позволяли сделать вывод, что это служащий БКИ. Странно, что банк так открыто демонстрирует свое участие в переговорах.

Тьма сгущалась вокруг нее, душила ее. Франческа лежала неподвижно, объятая страхом, и пыталась разглядеть свет, но видела только тусклую желтизну ночника и тени, мерцающие на стене алькова. Слава Богу, что я не поддалась панике во время телефонного разговора, думала она; слава Богу, что я не погубила Паоло. Лицо Паоло встало перед ее мысленным взором, его глаза искали ее, голос повторял ее имя. Держись, хотела сказать она, мы не забыли о тебе, скоро ты вновь обретешь свободу. В алькове было прохладно, но жаркая ночь подступала к ее убежищу со всех сторон. Она попыталась вернуть себе утраченное самообладание, разорвать пелену страха. Было два часа пополуночи, рядом с кроватью тикал будильник. Она села и взяла с тумбочки стакан воды, отпила немного, потом легла опять.

В темноте послышались голоса, замерцал фонарь, и вскоре молчаливые стражники поставили перед ним поднос с едой. Паоло Бенини подождал, пока они уйдут, затем начал есть, не обращая внимания на то, что суп иногда проливается на рубашку, а крошки хлеба падают на пол. Закончив, он понюхал ведра, пытаясь угадать, в какое из них он мочился, затем попил из другого, надеясь, что ошибки не произошло.

Когда-то это должно кончиться. Банк оплачивает страховку в случае киднеппинга, поэтому они обязательно раскошелятся.

Каждому клиенту нужно качественное обслуживание, и никто не хочет быть скованным дополнительными запретами, так что банкирам приходится на многое закрывать глаза. Это закон банковской системы. Арабские деньги или еврейские — все равно. Деньги с Ближнего или Дальнего Востока, из России или из Америки — неважно. Бывали и особые случаи, приносившие банку дополнительные комиссионные. Однако чтобы получить эти комиссионные, банк должен был держать на службе человека вроде Паоло Бенини — в его функции входили контроль за особыми операциями и разрешение проблем, которые могли здесь возникнуть. А чем больше было довольных клиентов, тем больше денег доставалось банку. К тому же за особые услуги клиенты платили столько, сколько с них спрашивали, поэтому правление ценило Бенини.

Ты цепляешься за облака в небе, предупредил его внутренний голос. Думаешь о том, чем занимался в прошлом, вместо того чтобы искать путь к спасению в настоящем.

Конечно, основы этой деятельности были заложены давно, но именно он, Паоло Бенини, развил и укрепил их. Особенно в Соединенных Штатах. Именно он в восьмидесятых годах предложил найти какой-нибудь маленький региональный банк, стоящий на грани банкротства, купить его так, чтобы никто об этом не знал, затем вывести из финансового тупика и использовать как прикрытие для операций БКИ с «черными» фондами. Именно он вел беседы с тугодумами из правления и отвергал различные предлагаемые ими банки, особенно те, что имели связи с Флоридой, поскольку как раз такие места автоматически проверялись организациями вроде Федерального банка США, Департамента юстиции и Отдела по борьбе с наркотиками как наиболее вероятные пункты отмывания грязных денег. Именно он предложил обратить взоры на запад и отыскать симпатичный маленький банк в симпатичном маленьком городишке, свободном от подозрений. Банк с проблемами, о которых мало кому известно, и с президентом, который готов нарушить кое-какие законы ради процветания банка вообще и себя самого в частности. Именно он, Паоло Бенини, выбрал Первый коммерческий банк Санта-Фе, и именно он все устроил.

Забудь все это, сказал ему внутренний голос, забудь, что было прежде. Думай только о том, где ты и кто ты. Ты должен думать о Франческе и девочках, потому что лишь они могут спасти тебя, дать точку опоры, которая убережет тебя от безумия.

И сразу же после приобретения Первого коммерческого банка Санта-Фе он встретился с Майерскофом — его сознание словно переключалось с одного канала на другой.

Почему ты вспомнил о Майерскофе, спросил голос.

Потому что Майерскоф был владельцем «Небулуса», потому что «Небулус» — последний счет, который он проверял в Лондоне, и потому что факс, пришедший к нему в гостиницу, наверняка имеет отношение к «Небулусу». Впрочем, этот факс вполне мог оказаться фальшивкой.

Но если кто-нибудь из его клиентов узнает… Если факт его похищения станет известен общественности — пусть даже ограниченному кругу миланских банкиров, пусть даже служащим других отделов самого БКИ, — то начнется такое… Поэтому банк пойдет на все, чтобы не только освободить его, но и сделать это как можно скорее.

Ты все еще обманываешь себя — внутренний голос стал слабым, он был уже еле слышен. Посмотри, во что ты превратился. Роняешь еду на пол, на одежду, твои брюки залиты мочой. Ты даже не знаешь, какое из ведер служит тебе парашей, а из какого ты пьешь. Неудивительно, что к тебе лезут крысы.

Во мраке раздалось шарканье ног, показался фонарь, стражники забрали остатки еды и снова оставили его в одиночестве.