Проклятый Легион

9

Течения несут нас, куда хотят, и мы благодарны, ибо жизнь — это движение.

Групповой Разум Сэйлинт,

известный как «Плот

Один».

Как продиктовано доктору

Валери Риман

2836 ст. г.

Планета IH-4762–ASX41, Империя людей

Кобальтово–синее небо гигантским зонтом висе л о над океаном. Синим зонтом с белым крапом. Часть крапа образовывали перисто–слоистые облака, но другую часть оставили атакующие корабли хадатан, и именно к их следам Сэйэлинт направили свое коллективное сознание.

Плотов было пять: три главных и два маленьких, еще недостаточно зрелых, чтобы участвовать в процессе принятия решения.

Каждый плот объединял миллиарды индивидуального фитопланктона и покрывал больше тысячи квадратных миль тихо колышущегося океана. Толщина плотов достигала трех футов. Большую часть энергии они получали от солнца и господствовали над океанической пищевой цепочкой.

Потребовались миллионы лет, чтобы родительский плот развил тысячи мозговых узелков, которые, соединенные вместе бесконечными милями тонких, почти прозрачных волокон, составили групповой разум. И еще миллионы лет ушли на то, чтобы создать два дополнительных существа и достичь полного господства над морями. Ибо все в мире–океане жило в гармонии с Сэйлинт и целиком зависело от них.

На планете существовали низшие растения, которые питались продуктами жизнедеятельности более высокоразвитого планктона, зоопланктон, который питался ими, больший зоопланктон, который ел своих меньших собратьев, и так далее вплоть до больших, но сравнительно глупых позвоночных, плавающих в глубинах водных владений Сэйлинт.

Но воздух — другое дело, он лежал за пределами родной стихии Сэйлинт, глухой к их прямому воздействию.

Да, фитопланктон добился значительного прогресса, контролируя водный цикл. Помогло и то, что суша занимала меньше двух процентов поверхности планеты. Но контроль над атмосферой лежал в далеком–далеком будущем.

У людей же все обстояло иначе, как и у хадатан. И те, и другие имели машины, позволяющие им командовать небесами таким способом, который Сэйлинт даже представить себе не могли.

Люди прилетели первыми. Их самолеты с ревом промчались над морем, извергая отраву в атмосферу.

Как вскоре узнали Сэйлинт, для пришельцев такое поведение было типичным. Они быстро перемещались, действовали импульсивно и могли выполнить много дел за короткий срок.

Людям потребовалось всего пять оборотов планеты, чтобы составить карту поверхности, проанализировать ее состав, занять одну восьмую часть суши и открыть Сэйлинт.

Открытие, если можно так выразиться, произошло, когда биолог по фамилии Риман попыталась взять образец Плота Два в северном полушарии. Понятное дело, раздосадованный Плот Два дал сдачи, захватив контроль над мыслительными процессами биолога. Ничего обычного с точки зрения Сэйлинт. Но этот захват и последующее освобождение поразили ученых, и было заключено соглашение.

Ограниченному числу людей будет позволено остаться на планете и изучать Сэйлинт, если они обещают оставить окружающую среду точно такой, какой нашли ее, и разрешат в обмен изучать себя. Явно непривыкшие быть объектом изучения, люди согласились и выполняли свою часть сделки.

Поэтому последующее прибытие хадатан, убийство человеческих друзей Сэйлинт и нанесенный при этом вред окружающей среде рассердили Плоты Один, Два и Три. Они захватили контроль над низкоорбитальной космической машиной и включились в непонятную им войну.

Подладившись к шторму, который обеспокоил южную долю его анатомии, Плот Два сформулировал мысль и послал ее остальным Плотам, находящимся за тысячи миль от него.

— Те, кто называет себя хадатанами, говорят, что мы должны отпустить корабль, или они причинят огромный вред нам самим и окружающей среде.

— И они могут это сделать, — медленно подтвердил Плот Один. — Вы видели, как быстро они справились с людьми.

— Да, — вставил Плот Три, — но доктор Валери и остальные были, как говорят люди, «учеными». Исход мог стать совсем другим, если бы здесь были специалисты, которых они называют «солдатами».

— И виноваты мы, — подумал Плот Два. — Люди предлагали нам своих солдат, но мы отказались.

— Да, — согласился Плот Три. — Это было ошибкой. Люди странные, но куда лучше хадатан. Так что же нам делать?

Хотя вопрос не был адресован Плоту Один, все трое знали, что отвечать ему. Благодаря своему возрасту и большому жизненному опыту, он был самым авторитетным.

— Я думал над этим, — ответил Плот Один. — Учитывая, что данная ситуация лежит вне сферы нашего опыта и связана с конфликтом, который нам не вполне понятен, нам стоит воспользоваться советом специалиста. Лучше всего подошел бы человеческий солдат. Но сгодится и кто–нибудь из экспертов, которых доктор Валери называла «грязными политиками».

— Да, — согласился Плот Два, — но как нам получить такой совет? Мы не можем покинуть океан, а хадатане окружили планету своими военными машинами.

— Вот поэтому, — спокойно подумал Плот Один, — нужно заставить хадатан доставить нам такого специалиста.

— Но как же мы заставим их? — спросил Плот Три.

— Угрожая захватить остальные корабли, — легко ответил Плот Один. — Как и люди, хадатане находят нашу способность контролировать их мозговые узелки пугающей.

— Это верно, — ответил Плот Два, — но мы не можем дотянуться дальше того корабля, который мы уже захватили. Когда мы нанесли удар, он был на низкой орбите, как называют это люди. Остальные находятся вне пределов нашего воздействия.

— Я‑то это знаю, — терпеливо ответил Плот Один, — но хадатане не знают.

— А-а, — подумал Плот Три, — ты предлагаешь использовать тактику, которую специалист Хенза называл «блефом»?

— Точно, — самодовольно подтвердил Плот Один. — Искусство, приобретенное благодаря игре под названием «покер», имеет много применений. Людям не хватило силы защитить нас, но они дали нам оружие, и наш долг — использовать его.

Военный командующий Ниман Позин—Ка поднес террариум к свету и удовлетворенно хмыкнул, любуясь своей последней работой.

Первоначальный комплект не включал ни гор, ни материалов, необходимых для их изготовления, но немного податливого пластика, реквизированного у технического отдела, да кой–какие другие мелочи решили эту проблему.

Горы были серые, как горы вблизи его родной деревни, и с белыми верхушками.

Позин—Ка опустил террариум и вздохнул. Он откладывал этот момент до последней возможности, но надо было браться за работу.

Военный командующий встал и подошел к головизору. Подобие планеты, обозначаемой людьми как IH-4762–ASX41, висело в воздухе, вращалось перед глазами и требовало принять решение. Планета была голубой с белыми вкраплениями и сама по себе сравнительно безобидная.

Да, Сэйлинт обладали беспрецедентными мысленными способностями, но большой угрозы не представляли. Да, они захватили контроль над хадатанским крейсером, но Позин—Ка мог потерять этот корабль и все еще гордиться уровнем потерь, который на восемьдесят два процента был ниже предсказанного.

Что касается угрозы Сэйлинт захватить остальной его флот, то вряд ли им это по силам. В конце концов, зачем угрожать тем, что ты действительно можешь сделать? Нет, это лишь тактический ход, цель которого — заставить хадатан согласиться на их просьбу. А просьба была странная.

Сэйлинт хотели видеть человеческого солдата. Или, на худой конец, политика, хотя военный командующий не был уверен, что понимает разницу. Они не сказали зачем, но Позин—Ка предположил, что фитопланктон нуждается в военном совете. При нормальных обстоятельствах Позин—Ка отказал бы в такой просьбе, но теперь хотел удовлетворить ее, так как это заняло бы день, а может, и больше. Время у него есть.

За исключением проблемы с Сэйлинт и с довольно упрямыми людьми на астероиде под названием Веретено поход проходил с огромным успехом. Его корабли опустошили семь систем, уничтожили сотни кораблей и захватили столько форпостов, исследовательских станций, топливных баз и прочих объектов, что Позин—Ка потерял им счет. Они сопротивлялись, но это было неорганизованное сопротивление. Когда же люди ответят по–настоящему?

Этот вопрос занимал его мысли во время вахты и его сны. Ему бы радоваться и наслаждаться, качаясь на гребне великой победы. Но никакие успехи не могли избавить командующего от постоянного страха, что сидел у него под ложечкой. От чувства, что впереди их ждет ужасная трагедия, что они движутся слишком быстро, слишком много планет обходят стороной и выходят за пределы линий снабжения.

Однако были и другие, вроде командира пики Мо–дер–Та и его наставника великого маршала Пем—Да, кто считал, что все идет хорошо. Даже очень хорошо, если судить по поздравительным торпедам.

Ясно, что Пем—Да и остальные чувствовали ту радость, которая ускользала от него, наслаждались победами, которые оставляли в нем пустоту, и жаждали продолжения. Они противились любым задержкам и подняли бы его на смех, если бы узнали о его истинных чувствах.

Но Позин—Ка доверял своим инстинктам, верил, что основные страхи, которые так долго вели его расу — благословение, а не проклятие, и был полон решимости принимать их в расчет.

А значит, требовалась причина, какая–нибудь уважительная причина, которая задержит наступление. И Сэйлинт были очень кстати.

Повернувшись, Позин—Ка пересек командный центр и сел в свое кресло. Он нажал кнопку, и сержант поспешил откликнуться.

Норвуд отжималась, когда вошел охранник. Она отжималась каждый день ровно в 09.00 и за последние несколько недель сумела увеличить число отжиманий с двадцати до двадцати пяти.

Пока этого хватало. Зарядка была средством дисциплины, способом вернуть силу измученному телу, но постепенно стала чем–то более важным. Отжимания превратились в утверждение оптимизма, надежды на будущее. Люк открылся без предупреждения, и Норвуд заставила себя не обращать на него внимания.

— …двадцать два… двадцать три… двадцать четыре… двадцать пять.

Норвуд прыжком поднялась на ноги. Если это и произвело впечатление на хадатанина, он ничем этого не показал. Еще один охранник стоял за его спиной.

Норвуд отжималась раздетой до пояса. Охранники на это, конечно, не реагировали, но ей было неприятно. Она потянулась за одной из оливково–серых маек, которые реквизировала из запасов Болдуина, и натянула ее.

— Да?

Хадатанин моргнул.

— Вы наденете любое снаряжение, которое сочтете нужным для полета на поверхность, и пойдете со мной в стартовый отсек, — прошипел он на своем языке.

— Полет на поверхность? Зачем?

— Затем, что военный командующий приказал, — просто ответил хадатанин. — У вас на сборы пять единиц времени.

Хадатане вышли из каюты, люк с шипением закрылся, и Норвуд закончила одеваться.

Она очень мало знала о лежащей внизу планете, только что на ней обитает разумный планктон, и что там жила группка человеческих ученых. Их, как и всех людей, встреченных на краю, безжалостно убили.

Так что же происходит? У охранников ничего не знаешь, но несомненно одно: после недель, проведенных взаперти в крошечной каюте, любая прогулка будет приятной.

Норвуд посмотрела на часы, убедилась, что на две минуты превысила отведенное ей время, и вышла из каюты. Снаружи ждали четверо охранников, обычное количество после смерти Ким—Co и по крайней мере вдвое большее, чем действительно необходимо. Двое шагали впереди нее и двое позади. При виде столь внушительной процессии все рангом ниже командира пики спешили убраться с дороги.

Коридор, по которому они шли, почти ничем не отличался от всех остальных. На стенах светились обычные пиктограммы, включая ту, что состояла из овала и проходящего через его центр дельтовидного корабля. Несомненно, символическое изображение стартового отсека, а судя по увеличивающемуся числу хадатан в летных костюмах, этот отсек находился как раз впереди..

Коридор сузился так, чтобы берущим корабль на абордаж пришлось двигаться гуськом, снова расширился и кончился перед открытым шлюзом. У шлюза стоял Болдуин.

Норвуд не видела его после сеанса пытки. Он выглядел усталым и напряженным, но в остальном ничуть не изменился.

— Полковник Норвуд.

— Болдуин.

Болдуин заметил, что она опустила его звание, но решил не обращать внимания.

— Вы хорошо выглядите.

— Спасибо. Я работаю над этим. Что происходит? Болдуин пожал плечами:

— Похоже, Сэйлинт обладают необычными мысленными силами. Они захватили корабль и отказываются отпустить его, пока хадатане не разрешат им поговорить с человеческим солдатом.

Норвуд подняла брови.

— Да? И при чем же здесь вы?

Болдуин грустно покачал головой и вошел в шлюз. Охранник жестом велел Норвуд сделать то же самое. Она подчинилась. Люк закрылся, и открылся второй.

Стартовый отсек был герметизирован. Норвуд увидела огромное помещение, полное кораблей, техников, роботов и тяжелого оборудования. Воздух был теплым, как будто находился здесь какое–то время и успел нагреться, и пропах озоном, что не беспокоило хадатан с их почти несуществующим обонянием.

Охранник указал людям на тяжелобронированный челнок, и они пошли туда. Норвуд заговорила первой:

— Так на что фитопланктону солдат? Человеческий или какой другой?

Болдуин нахмурился.

— Готов поспорить, что им нужен совет. Сэйлинт любили ученых, доверяли им, а когда людей убили, они в отместку захватили хадатанский корабль. Результат — козырная карта, но они не знают, как ею воспользоваться.

— И вы поможете им решить эту проблему, — саркастически сказала Норвуд.

— Я предложу им совет, — спокойно произнес Болдуин.

— И какой же? Сдаться и покончить с собой?

— Нет, — стоически ответил Болдуин, — я предложу им отпустить корабль, ограничить использование своих мысленных сил и заключить союз с хадатанами.

— А если они откажутся? Болдуин пожал плечами.

— Когда откажутся, тогда будет видно. Впрочем, у военного командующего Позин—Ка есть предложение.

— Неужели? И какое?

— Он предложил мне застрелить вас в качестве наглядного примера того, что случается с непокорными. — Болдуин расстегнул куртку.

Норвуд увидела, что ему доверили оружие. Пистолет был человеческой конструкции. Страх поднялся и сдавил ей легкие. Норвуд заставила его отступить.

— Понятно. Это вы и планируете сделать?

Они дошли до челнока. Болдуин остановился и повернулся к ней. Его лицо выражало страдание.

— Нет, конечно нет. За кого вы меня принимаете? Норвуд посмотрела на него в упор.

— Я принимаю вас за того, кто охотно и сознательно участвует в массовом убийстве людей. Одним больше — какая разница?

Гнев вспыхнул в глазах Болдуина.

— Не искушайте судьбу, Норвуд. Я могу и передумать.

Охранник махнул лазерной винтовкой, и люди вошли в челнок.

Хадатане не приложили никаких усилий, чтобы хоть как–то скрыть трубопровод, идущий вдоль переборок, или покрыть чем–нибудь голый металлический пол. Кресла были трубчатые, типичные для военных судов, и в каждом запросто поместились бы два человека средней упитанности.

Норвуд села, затянула насколько возможно привязные ремни и обнаружила, что они все равно болтаются.

Полет к поверхности обошелся без происшествий. Хадатане разговаривали между собой, Болдуин уставился на стоящее перед ним кресло, а Норвуд обдумывала способы добраться до его пушки.

Перед самой посадкой она вдруг почувствовала, как что–то пушистое, словно перышко, легко коснулось ее головы. Это было странное ощущение, исчезнувшее так быстро, что Норвуд засомневалась, уж не померещилось ли ей?

Челнок совершил посадку, входной люк открылся, и воздух хлынул в пассажирский отсек. Норвуд глубоко вдохнула. Воздух был чистым и холодным. Он понравился ей, и Норвуд не понадобились никакие понукания, чтобы расстегнуть ремни и выйти наружу.

Челнок сел на тропическом острове с буйной растительностью и кристально чистой лагуной. Даже комья расплавленного жаром песка, сожженные домики и свежие могилы не могли разрушить эту красоту. Было тихо. Так тихо, что Норвуд слышала каждый плеск волны, набегающей на безукоризненно чистый пляж. Звук настолько мирный, настолько успокаивающий, что ее потянуло в сон.

Остальные, должно быть, почувствовали то же самое, потому что хадатане прилегли в тени челнока, а Болдуин выбрал себе место на теплом песочке. Казалось совершенно естественным сесть рядом с ним, устроиться поудобнее и заснуть.

Сон был заполнен светом: прекрасным, теплым, живительным светом, который лился с неба и омывал ее тело желто–оранжевыми лучами. Ее тело стало огромной колышущейся массой. Оно покрывало тысячи квадратных миль океана, постоянно чинило себя и стало связано с окружающей жизнью.

Норвуд обнаружила, что находится везде, но нигде конкретно. Странное ощущение, ведь она привыкла, что ее мысли и чувства сосредоточены в одном–единственном месте, а не рассеяны по площади размером с маленькую страну. Но ей понравилось это ощущение, и она чувствовала себя вполне уютно.

— Значит, тебе нравятся Сэйлинт, и ты хотела бы жить, как мы?

Голос пришел из ниоткуда и отовсюду сразу. Казалось, он эхом прокатился по ее сознанию.

— Да. Если это то, как вы живете, мне бы хотелось так жить.

Ощущение, похожее на тихий, ласковый смех закружилось вокруг нее.

— Доктор Валери чувствовала то же самое. Она спрашивала, не можем ли мы забрать ее из ее тела и сделать частью нас самих.

— И вы смогли?

Норвуд почувствовала, как глубокая печаль пронеслась по ней.

— Нет, к несчастью, нет. Даже когда хадатане пришли убить ее.

— Мне очень жаль.

— Да, хадатане принесли нам много горя. Чувство, которое мы прежде очень редко испытывали. Однако каждое переживание несет урок, и это — не исключение. Они учат нас тому, чему мы могли бы научиться. Норвуд вспомнила о Болдуине. Интересно, он тоже видит этот сон? Она начала спрашивать, но голос перебил.

— Нет, другой солдат видит другие сны. Сейчас мы тебе покажем.

Не успела Норвуд возразить, как стала частью кошмара.

Болдуин спал около получаса, когда его потрясли за плечо. Это был его помощник, лейтенант Лист, стоящий возле раскладушки.

Болдуин перекинул обутые ноги через железную рейку и почувствовал, как они погрузились в грязь. Ему в руки сунули чашку горячего, дымящегося кофе, и он взял ее.

— Да? Какого черта он хочет теперь?

«Он» относилось к генералу Натану Копеку, двадцатиоднолетнему племяннику императора, главной занозе в заду. Лист понял и ответил соответственно.

— У генерала есть план, и он хочет узнать ваше мнение.

Болдуин тихо хихикнул.

— Это будет знаменательный день. Однако ваша тактичность оценена и однажды пригодится. Если вы, конечно, выживете.

Лист улыбнулся, кивнул и выскользнул через щель в занавеске.

Болдуин встал, маленькими глотками выпил кофе, наслаждаясь теплом, разливающимся в желудке. Он подумал о бритье, но решил, что это пустая трата времени, и отдернул занавеску.

Под ногами хлюпало. Болдуин обошел ящики с боеприпасами и вошел в центр управления. Компьютер тихо попискивал, бормотало радио, и штабной сержант Мария Гомес ругалась, выуживая из грязи упавшую ручку. Поначалу они еще пытались бороться с грязью, но это оказалось почти невозможным, и в конце концов они плюнули.

— Черт бы побрал этот гнойник!

Болдуин снял со стула свою портупею, надел ее и застегнул.

— Я поддерживаю это предложение.

— О, простите, сэр. Я не знала, что вы здесь.

— Ничего, сержант. Можете ругать эту планету сколько хотите. И добавьте немного от меня.

Гомес улыбнулась. Полковник был ничего, даже очень ничего, чертовски красив. Жаль, что она не офицер. Она бы закрутила ему мозги.

— Не хотите поесть, сэр? У меня тут сильно видоизмененные Х-крысы на плите.

Болдуин потянул носом. Гомес все что угодно умела приготовить вкусно — это знали все, — и запах был соблазнительный. Но Копек придет в ярость, если Болдуину потребуется больше десяти минут, чтобы дойти до командного бункера.

— Спасибо, но некогда. Генерал ждет.

Гомес хотела сказать что–нибудь утешающее, но не осмелилась. Это значило бы поднять завесу притворства, которая висела над бригадой, нарушить правила игры, в которой все они делали вид, что генерал заслуживает своих комет и вообще разумное существо. Нет, это совершенно невозможно, так что она прикусила язык.

Болдуин выбрал пончо из трех или четырех, висящих возле выхода из бункера, и надел его. Потом открыл дверь в тамбур, подождал, когда компьютер выпустит его, и поднялся по скату на поверхность.

Стояла ночь и чертовски скверная. Дождь застучал по макушке Болдуина, его дыхание затуманило воздух, а ботинки увязли в трясине. Потребовалось усилие, чтобы вытащить их, шагнуть вперед и дать им увязнуть снова.

Часовой хотел отдать честь, вспомнил, что нельзя, и попытался скрыть то, что сделал.

Болдуин улыбнулся.

— Спасибо, рядовой. У гадов и так достаточно преимуществ. Нечего выбирать для них мишени.

— Да, сэр, я не хотел, сэр, простите, сэр.

— Ничего. Надеюсь, тебя скоро сменят. Часовой промолчал, но на душе у него потеплело, а офицер потащился прочь.

Командный бункер находился на дальней стороне огороженной территории базы, нарочно отделенный от его, Болдуина, на случай нападения, а значит, идти ему было далеко.

Осветительная ракета взвилась в воздух, взорвалась с громким хлопком и залила огневую базу резким белым светом. Тут же загрохотал тяжелый пулемет — гады прощупывали внешнюю проволоку. Замелькали энергетические лучи, зажужжали роботы, занимая свои места, и кто–то взорвал секцию радиоуправляемых мин.

Это был маневр, цель которого не давать людям спать и держать их в напряжении, чтобы боялись каждого чиха. И это работало, потому что боевой дух уже начал падать, прихватывая с собой эффективность сопротивления.

Шинный бронетранспортер, полностью оснащенный для войны в пустыне и отправленный по ошибке на Агуа IV, обогнул защищенную мешками с песком палатку и потерял сцепление. Водитель дал полный газ, и покрышки заныли. Грязь полетела во все стороны.

Вязкая жижа забрызгала пончо Болдуина и стекла на его ботинки. Он отвернулся, выбрал другой путь и пошел дальше.

Бронетранспортер был хорошим примером того, как хреново обстоят дела. А все началось с того, что туземцы, упрямая кучка разумных четырехногих, не согласились с аннексией и начали вести эффективные партизанские бои против «имперских поджигателей войны».

Разгневанный этой изменой, сам главный поджигатель лично отправил на Агуа IV армейскую бригаду под командованием своего любимого племянника. Надо же где–то закалить парня и подготовить его к нанесению увечий в поистине массовом масштабе.

И плевать, что юнец только–только окончил Императорскую Военную Академию, плевать, что он чертовски высокомерный да еще и пристрастился к марихуане. И плевать, что идиоты снабженцы продолжают посылать им технику для боев в пустыне, и что туземцы превосходят их численно тысяча к одному, и что местность почти непроходима. Бригада обязана была победить или она навсегда запятнает несуществующую честь империи.

Однако, как ни плохи дела, Болдуин не сомневался, что он мог победить, если бы ему позволили командовать его собственными войсками. Но это было невозможно, так как генерал Натан Копек отказался от роли номинального командующего и настоял на том, что сам будет принимать решения, какими бы глупыми, нелогичными или самоубийственными они ни оказались.

Раздался рев. Черный транспортно–десантный самолет прошел над головой и опустился к хорошо защищенной зоне посадки (ЗП). За ним пронесся еще один и еще непрерывным потоком… Потом они пошли.

Дождь заставил Болдуина поморгать. Капли сбежали по лицу и тонкой струйкой потекли по шее. То ли от дождя, то ли от чего–то другого его пробрала дрожь.

В чем дело?.. Ни учений, ни боевых вылетов на этот вечер не намечалось. Затем его осенило. Копек! Этот жалкий ублюдок что–то затеял!

Болдуин побежал к командной палатке. Грязь засасывала ботинки, будто пытаясь его удержать. Он ощущал движение вокруг себя. Тяжело вооруженные отряды выходили из подземных бункеров и двигались к ЗП.

Черт! Черт! Черт! Что еще придумал этот слабоумный?

У командного бункера мелькнул свет, и Болдуин поспешил туда. Часовой двинулся ему наперерез, но увидел, кто это, и отступил.

Спуск был скользким от дождя, но чистым, благодаря усилиям несчастных рядовых, назначенных в этот дерьмовый наряд. Болдуин приложил ладонь к дверному замку. Компьютер бункера узнал его и впустил внутрь.

Тамбур был полон аккуратно расставленных ботинок и аккуратно развешанных пончо. Возможно, Копек и наркоман, но наркоман чистоплотный, и помоги боже тому неряхе, кто наследит в личных владениях генерала.

Но Болдуин спешил и кипел от злости. Он приложил ладонь ко второй двери, подождал, когда та отъедет в сторону, и шагнул в проем. Его ботинки оставили большие грязные отпечатки на безупречно чистом красном ковре. Он сделал десять шагов вперед, положил руки на бедра и огляделся.

В комнате собралось человек десять или пятнадцать. Одни — подхалимы, другие — личные телохранители генерала, а остальные — дежурные пехотинцы, которым навязали управление компьютерным оборудованием и обеспечение административной поддержки. Все посмотрели на него.

— Что, черт возьми, здесь происходит?

Генерал Натан Копек был стройным молодым человеком с наглыми глазами и надутыми губами. С помощью своего денщика он надевал богато украшенный боевой бронекомплект.

— Я полагаю, к старшим офицерам принято обращаться «сэр» или «мадам». Пожалуйста, сделайте это.

— Слушаюсь, сэ–эр. Так что, черт возьми, здесь происходит, сэ–эр?

Копек увидел грязные следы и неодобрительно нахмурился.

— Мы готовим внезапную атаку. О чем вы бы уже знали, если бы больше времени уделяли своим обязанностям и меньше валялись в постели.

Болдуин всмотрелся в глаза генерала, пытаясь увидеть расширенные зрачки, типичные для любителей марихуаны. Да, вот они, выглядят как озера темноты. Значит, Копек под кайфом и, следовательно, испытывает все действия наркотика, включая манию величия, ложное чувство всемогущества и случайные галлюцинации. Болдуин подавил желание вопить. Сейчас крайне важно быть терпеливым и не терять головы.

— Понятно. А какова цель этой атаки?

Денщик неловко возился с застежкой. Копек оттолкнул его и сам застегнул клапан. Его глаза блеснули энтузиазмом.

— Сердце гадов, детский комплекс в Альфа Три, Зебра Семь.

Болдуин похолодел. Люди знали о детском комплексе. Почти все потомки туземцев рождались там, в одной из многих родовых пещер, где их согревали естественные горячие источники и благословляло духовенство. Это священное место и самый неподходящий объект для атаки, потому что она вызовет у туземцев такую ненависть к людям, что никакая дипломатия уже ее не загладит.

Но были и другие причины избегать этого места. Причины, которые генерал предпочел игнорировать. Детский комплекс расположен в глубине столовой горы. Эта гора имеет отвесные стены и окружена с трех сторон непроходимым лесом, а с четвертой — стремительной рекой. Единственная реальная возможность проникнуть туда — это высадиться на вершину и оттуда пробиваться вниз через настоящий лабиринт туннелей и пещер. И за каждый фут пути придется бороться с фанатичными воинами, защищающими не просто свою свободу, но само существование своей расы. Подобная атака не просто самоубийственна — она до невероятности глупа и приведет к катастрофическим последствиям.

Болдуин с трудом сглотнул.

— Сэр, я прошу вас пересмотреть решение. Проникнуть в этот комплекс чрезвычайно трудно. Туземцы будут защищать каждый фут туннеля не на жизнь, а на смерть, и навсегда возненавидят нас, если мы победим.

Копек кивнул, будто ожидал этих возражений.

— Именно такие объяснения я ждал от бездельника и труса. В вашей просьбе о пересмотре отказано.

Болдуин встал навытяжку.

— В таком случае я прошу разрешить мне возглавить штурм.

Копек отмахнулся от него, забирая у денщика свою офицерскую тросточку с золотым набалдашником.

— Не говорите глупостей. Я вовсе не собираюсь предоставлять вам позицию, с которой вы сможете саботировать мои усилия. Нет, вы будете там, где положено быть трусам. Охрана! Арестуйте полковника Болдуина! На гауптвахту его!

Болдуин все еще выкрикивал свои возражения, когда охранники бросили его в грязную камеру, все еще умолял, когда взлетали транспортно–десантные самолеты, и еще долго рыдал после того, как стих рев их двигателей.

Последующая резня, в которой Копек погиб

одним из первых, прогремела на всю империю. Все агентства новостей передали в эфир этот драматический материал. Плевать, что атака была плохо продумана, плевать, что две тысячи солдат погибли, и плевать, что туземцы оттеснили людей на их изолированные огневые базы. Некомпетентность Копека бросила бы тень на его дядю, поэтому правду вывернули наизнанку и разнесли по всей империи.

Копек превратился из болвана в героя. Император лично положил венок на гроб молодого воина. Во всех мирах, которые искали императорской благосклонности, воздвигли его статуи. Были выпущены три дико неточных голофильма, а полковника Александра Болдуина отдали под трибунал. Его признали виновным, объявили трусом и лишили звания. Кто–то должен был ответить за этот провал, кто–то должен был поплатиться, и выбор вполне логично пал на него.

Эта самая горечь, порожденная несправедливостью, выжгла душу Болдуина, отрезала нити его человечности и привела его на путь мести.

С чувством ужаса и растерянности Норвуд выплыла из воспоминаний Болдуина и снова стала собой. Плот Один послал успокаивающую мысль:

— Человек по фамилии Болдуин сейчас спит. Он почувствует себя лучше, когда проснется.

— А как же его миссия? Вы хотели поговорить с солдатом.

— Я и говорю с солдатом, — просто ответил Плот Один. — С нормальным, здравомыслящим солдатом. Мы были бы признательны тебе за совет.

Норвуд подумала вслух:

— Мне кажется, хадатане хотели бы получить обратно свой корабль, но готовы пожертвовать им, если будет нужно.

— Да, — согласился Плот Один, — мысли Болдуина подтверждают это. Есть и кое–что еще. Он считает, что некто по имени Позин—Ка, как вы выражаетесь, «тянет время». Нарочно избегает боя — ждет, чтобы ваша раса отреагировала.

— Очень интересно, — задумалась Норвуд. — Хотела бы я знать, что на самом деле думает Позин—Ка. Ну да все равно. Факт остается фактом: у хадатан есть средства погубить вашу планету, не входя в пределы досягаемости ваших мысленных сил.

— Это так, — подтвердил Плот Один. — Мы действовали без учета последствий.

— Тогда вам мало что остается, — подумала Норвуд. — Вы должны вести переговоры и выторговать самые лучшие условия, какие удастся.

— А ваши солдаты? — спросил Плот Три. — Они придут нам на помощь?

Норвуд мысленно пожала плечами.

— Несколько недель назад я бы сказала — да, но теперь я уже сомневаюсь. Я, конечно, надеюсь, но воспоминания Болдуина показали, каким испорченным может быть наше руководство, так что гарантий нет. Все, что вы можете, — это заключить сделку и надеяться на лучшее.

— А вдруг они уничтожат нас, как только мы освободим корабль? — подозрительно спросил Плот Три.

— Возможно, — согласилась Норвуд, — но я в этом сомневаюсь. Уничтожить вас значило бы уничтожить ваши способности, а я думаю, хадатане хотели бы вас изучать. На что у них не будет времени, пока война не окончится.

— Это рискованно, — вставил Плот Два, — но выбор у нас невелик.

Норвуд наслаждалась солнечным светом, легким покачиванием океана и обществом Сэйлинт.

— Нет, друзья мои. По правде говоря, у вас вообще нет никакого выбора.