Проклятый род

Глава 1 Два волка

Миру сложно было согреться, но с каждым годом небо светлело, серая пелена истончалась и не могла более прятать за собой тёплое солнце. Плотный небесный полог пропустил золотые лучи на мёрзлую землю. Все, кто выжили – ждали тепла… Уже не верили, что оно придёт снова.

Природа тянулась к солнечному колесу, гнала прочь от себя холод и смерть. Первые робкие травы поднялись над снегами. Сохранив семена в мёрзлой почве, распустились бутоны белых скороцветов. Мир оказалось не под силу убить даже десятилетию мора. Любая живая душа стремилась к теплу и сиянию благодатной весны. Но Зимы ещё не покинули мир окончательно. Они приходили рано и по-прежнему взымали жертвы для черноглазой богини. Лишь в самом лучшем Тепле удавалось согреться и пережить, когда по земле бродит смерть. Месяц лета был короток, оно было холодным.

Но была и весна – время когда таял снег. Со звонким смехом ребёнка она вскрывала льды и заставляла их отступить, тянулась к солнцу в погоне за искристыми лучами. Весна как девочка радовалась первому цветку, что взошёл из-под снега, ветру, что не дышал стужей, чахлой траве над землёй. Природа спешила жить – она была молода, как та малышка, которая сейчас беззаботно играла рядом с низеньким домом и тянула руки к яркому солнцу. Весна разослала тёплые ветры, расправила крылья птиц, благословила деревья и травы. Улыбалась она и ребёнку, ласково согревая дитя после Долгой Зимы. Весна обещала чистой душе мимолетное лето.

Танец девочки, смех и круженье не остались без взгляда со стороны. С холма за ней наблюдали зоркие волчьи глаза. Зверь был голоден, он смотрел на ребенка как на добычу. На тонких губах его играла улыбка, приоткрывая заточенные для крови клыки. Когда в панораме бинокля показалась каштановая коса девочки, Волчица недовольно фыркнула.

– Что узрела? – обратился к ней Серко, лежавший поблизости – молодой охотник закрыл глаза и без всякого интереса к происходящему у холма дышал. Он просто дышал, наслаждаясь каждой каплей прогретого воздуха. Куртка из оленьей кожи распахнута, тяжёлая дорожная сумка и карабин лежат у ног. Казалось, Серко безмятежен, но молодая Волчица знала, что это не так:

– Сам бы поглядел. Дюже тут интересно… – оскалилась Влада, не сводя бинокля с девчонки. – Человечье тепло, оседлыши. И когда тут построились?..

– Сколько дворов?

– Пять. Все по-новому ставлены, срубы свежие. Года два тут стоят, не боле.

– Вот тебе и правда – года два, как на реке живут люди, – Серко даже глаз не открыл. Оторвавшись от бинокля, Влада прищурилась – ей хотелось побольнее зацепить старшего брата за то, что он так равнодушен к находке.

– Помню, кто-то сам к воде хаживал одной весною – искал себе приключений на харю. И чего это весь лоший люд к воде тянет?

Рука Серко невольно метнулась к левой щеке, пальцы нащупали три грубых шрама. Несколько Зим назад его ранила одна русалка, которой он по глупости своей доверился. С тех пор утекло не мало студёной воды, Серко стал взрослее и сам себя видел мудрым и степенным охотником, но сестра до сих пор потешалась над шрамами, ведь сама видела, как те достались. Однако на любую колкость Влады брат всегда находился с ответом.

– Да, помню сей день как сейчас – доброе было время, ты ещё не боялась стрелять. Какой тогда был жуткий промах!

Улыбнувшись, он приоткрыл глаза и покосился на Владу. Та с колдовской силой леденила его голубыми глазами. Весенний ветер тронул пепельно-серые волосы, грубо обрезанные у самых плеч. Одна длинная прядь заплеталась в тонкую косу на левом виске. Из-за такой неопрятной пречёски Влада напоминала взъерошенного волчонка. И этот волчонок был готов наброситься на брата без рассуждений – они уже давно не были детьми, но…

– Зашибу, – прошипела сестра, прежде чем прыгнуть. В руках у неё мигом оказался один из ножей. Такая драка всегда могла кончиться кровью, ибо никто в ней не шутил – бились только всерьёз. Серко не хотел быть порезанным, потому перехватил тонкую кисть Влады и они вместе покатились вниз по травянистому склону холма. Тяжело дыша и выплёвывая проклятия, Влада без всяких шуток старалась вонзить нож в Серко, а тот веселился, ведь всегда был сильнее сестры и не позволил бы ей нанести тяжелую рану. В этом и заключался смысл жестокой игры: Влада старалась изо всех сил, а брат не поддавался. Дурным дело редко кончалось. Серко решил покончить со схваткой, вывернул запястье взвизгнувшей Владе, заставил выронить нож и ударом кулака выбил дух из охотницы. Согнувшись пополам, Влада жадно глотала воздух, будто брат сломал ей ребро – это была уловка; стоит помочь или сжалиться, как опять пойдёт круговерть с ножами. Серко не поддался на хитрость и пошёл к вершине холма – в этот раз победа осталась за ним, но не всегда так бывало. Если Влада крепко сердилась, то не нападала в открытую, а подкрадывалась исподтишка, выныривала за братом из тени и уж тогда ему доставалась по полной. Щенячьи игры должны были уйти вместе с детством, молодые охотники прожили почти двадцать Зим, но испытания друг для друга не кончились. Борясь, они каждый день проверяли силу сородича и только так могли доверять себе на охоте.

Вскоре на холм притащилась и Влада. Что-то тихо ворча, она взялась за бинокль и снова начала глядеть за девчонкой. Ребёнок не слышал их жаркой возни – охотники были далеко от общины. Деревня стояла ниже холма, у извилистой речки – это станет хорошим сказом. Взрослые Волки принесут свой сказ матери и отцу, а те с благодарностью выслушают каждое слово. С приходом весны новости очень ценятся в логове. О найденных общинах людей Навь хотела узнать, как можно скорее. Особенно отец – он искренне радовался любому известию о Тепле человеческом, но мать лишь мрачнела, а взгляд её холодел. Она расспрашивала строго и коротко, узнавала лишь самое главное: сколько людей в новой общине, что они делают, много ли мужиков? Волчица прикидывала, не грозят ли роду чужие? Эта тревога не нравились Владе. Она была Навью – охотником, живущим по укладу отцов, верующим в двоедушие. Когда мать научила её убивать человека, Влада думала, что теперь будет лишь нападать, забирать всё, что понравится и оставлять за собой только пепел и дым, руины, да остывшие трупы. Но, оказалось, её учили одному – защищаться, быть такой же осторожной, как любой зверь возле Тепла человеческого. Учили обуздать свою дикую душу, подчинить её желанию выжить. Даже сейчас Владу передёрнуло от суровых материнских запретов.

От вида беззащитной деревни у неё закололо кончики пальцев. Влада стала быстро нашёптывать Серко свои мысли, пока те ещё будоражили сердце:

– Домов всего пять, частокола нет – деревня открытая. Пять домов – это пять крепких мужчин… Ну, может мужиков и не пять, но не боле десятка, остальные-то бабы! Кто на сносях, а кто с детьми возится. Если стая в тридцать голов зайдет с трех сторон, то им не отбиться! Прижмём оседлых к реке и делай с ними всё, что захочешь – хоть в полон бери, хоть режь их, хоть в реке утопи насмерть! В деревне много еды: рыба точно есть – вода рядом. Община года два-три выживает, а значит с запасами, река их кормит! В последний день лета мы можем…

– В последний день лета ты в норе посидишь, – бесцветным голосом ответил Серко. – Наш род давно не ходит в набеги – из-за отца, из-за деда, из-за Девятитравы, наконец из-за места, где теперь наше логово.

Влада тяжко вздохнула, словно у неё из рук вырывали счастье:

– Мы больше не Навь, – горько сказала она.

– Ну, это пустое, – ответил брат. Он привстал и наконец посмотрел на общину возле реки. Из дома, за которым они наблюдали, вышла женщина и окликнула девочку на лужайке. Мать торопливо завела ребёнка внутрь избы и с тревогой оглядела вершины холмов. Баба не могла видеть Навь, но сердцем чуяла нехорошее. Старые охотники Навьего племени говорили, что людские матери порой лучше собак чуют скорый набег. Набег – жуткая резня, которой сейчас так не хватало юной Волчице.

– Мы живём по заветам праведных предков, верим Ведам и гаданиям рун, почитаем Богов и по укладу ступаем, – задумчиво молвил Серко. – Лишь токмо в набеги не ходим – это больше не надо. У нас есть всё…

– Нет, не всё, – ответила острым взглядом сестра. – Мать наша треклятое убежище отыскала – сытое, запасов полно, и сама стала оседлой! Уж двадцать Зим держит род на одном месте, словно на тугой привязи! Набеги для Нави – не только добыча! Набеги почитают дух волка внутри! Набеги делают нас теми, кто мы есть! Набеги Зверя кормили, а теперь мы просто сытые, разжиревшие псы!

– Нельзя двадцать Зим прожить на запасах, – с грустью напомнил Серко. – Ты сама знаешь: склады опустели. Только охота в лесу кормит племя. Пока ходим за сказами, сама видела, как оседыши плохо живут. Мы-то спрятались – убежище нас бережёт от Долгой Зимы. Старшая логово отыскала – и то великое благо для рода. Может мы и не режем людей понапрасну, а не перестали быть Навью. Мы спаслись. А другие из Навьих родов?

– Кто знает. Других мы не видели очень давно, – задумчиво сказала молодая Волчица. – Мор, наверно, убил их.

– И не только их: людей в Яви тоже осталось не много. Стоит ли тогда набег затевать, в угоду заветам? Охотиться так, как охотились до Моровых Зим?

– Стоит ли тогда жить с Волком внутри? Держать дух в плену собственной крови?! – огрызнулась вдруг Влада. – Отпущу на волю Зимнего Зверя, сколочу избу, нарожаю детей! Всю жизнь буду жрать рыбу, пока не сдохну!

Она говорила с такой яростью и болью в глазах, что Серко изумился. Слова Влады открыли муку Волчицы, о которой в племени знали не многие.

– Будет тебе стенать и заламывать руки – эта дорога не наша. Мы лишь гошем зашли поглядеть, как живут здесь оседлые, – поднялся на ноги брат. – Пора в логово возвращаться и донести сказ нашей матери.

Не тратя больше времени на рассуждая, он начал собираться в дорогу. Влада присела рядышком и вдруг положила голову к нему на плечо – такая нежная тоска была ей не свойственна и Серко насторожился.

– Давай ещё день в пути побудем? – предложила сестра. – Пройдем чуть подольше, может и увидим побольше? Село в пять дворов – это сказ невеликий…

– Отец велел через четверо суток вернуться. Два дня мы в пути, два дня на дорогу обратно. Мы и так много видали. Помнишь сколько дымов?

– Двадцать восемь, – буркнула на плече Влада. – Токмо лес, да дымы над вершинами сосен – всё что знаю. Эта деревенька – первое Тепло за весну, так близко мы целый год никого не видали. Мало мне этого: мир большой, а мы всё по окраинам логова топчемся. Давай дальше пройдём?

Серко ответил не сразу – он поднял лицо к серому небу и невольно нахмурился. Весеннее солнце изо всех сил пыталось пробить полог хмари, но всё ещё было тусклым – к вечеру жди крепких морозов.

– Околеем по темени…

– Так и эдак у костра ночью мёрзнуть – что вперёд идти, что обратно, – тихо сказала сестра и крепче прижалась к плечу.

«Вот значит, как она умеет выпрашивать? С отцом-сердобольцем выходит, решила и с братом попробовать?» – мелькнуло в голове у Серко.

– Ежели мы одну ночь обратно до логова будем топать, так не замёрзнем. А ежели вперёд уйдём, то придётся долго стынуть в дороге. Не нужно… – попытался отказать он сестре, но, как выяснилось, Влада отказов не терпит. Оттолкнув его, она рыкнула:

– Вперёд идём! А коли не пойдешь, так я одна утеку и к этой самой избушке вертаюсь! – голубые глаза сверкнули яростью – Влада совсем не шутила. – Подберусь к домам и зарежу кого-нибудь, кто первый мне попадётся – тому и край будет!

Она сказала это совершенно серьёзно. Лицо сестры было бледным, тонкие губы поджались. Серко и думать не сомневался, что сейчас кончик языка Влады гуляет по заострённым клыкам.

– И ребёнка зарежешь?

– Да, – прищурилась Влада. – Откажешь, так за ней и приду! Выманю из Тепла тихим стуком, да ласковым голосом, рот рукою зажму и по горлу пройдусь – как учили!

Серко замолчал. Всё могло быть издёвкой, если бы Влада грозилась в пустую, но она правда могла так поступить. Если уж обещала что…

– Добро. Раз ты так взбеленилась, то ещё день в пути, но не боле! Сказы для отца у нас есть, для матери тоже много увидено.

Лицо Влады оттаяло, на губах проскользнула улыбка. Хитрые искорки в глазах выдали, что она смакует победу. Дабы обломить её, Серко произнес:

– Только Навьи охотники тебе – не богинки какие-нибудь. Детей из колыбелей мы не крадём и зря кровь не пускаем. Цену каждой капле крови Навь знает. А ты, ветрогонка, грозишься ещё по старым порядкам прожить.

Влада с низким рыком оскалилась, но брат к ней не подошёл, только закинул рюкзак на плечо и отправился восвояси с холма. Нож, незаметно вытащенный из-за голенища, Владе пришлось спрятать обратно.

*************

При свете дня идти оставалось недолго. Вскоре солнце покатилось к закату и пришлось остановиться, чтобы обустроить ночлег. Тепло, как и двадцать Зим назад, когда род оказался на краю гибели, значило много. От огня зависела жизнь и даже в логове сейчас пылали костры – топливо в генераторах почти кончилось и обогреватели встали. Древние машины прошлого в племени запускали только в самые лютые Зимние ночи, которые называли Ночами Мора. Но то страшное время было ещё не близко. Владе с Серко предстояло пережить самую обычную тёплую весеннюю темень, хотя спать всё равно приходилось под открытым небом.

Серко собрал сухих дров и сделал из бумаги растопку. Костёр получился дымным и жарким, но молодые охотники не таились и огня не скрывали. Вокруг было очень мало людей – не многие пережили Моровую Эпоху.

Пятьдесят пять Зим продержалось человечество, строя общины и обучаясь выживать в суровых условиях Долгой Зимы. Люди изменились так сильно, что, если бы человек из Тёплого Лета взглянул на них, то, наверное, не поверил, что такое возможно. Всё что было важно тогда – стало бесполезным сейчас. Всё к чему люди стремились сейчас – казалось ничтожным мусором в прошлом. Даже бумага, принесённая Серко из убежища, ценилась на вес золота – особенно в пору ночных холодов.

И всё-таки люди всегда хотели одного и того же – быть в тепле, если холодно, быть сытыми, если голодно – выживать. Но однажды они оказались очень близко к полному вымиранию. Долгие Зимы сменились страшной Эпохой Мора – это было самое суровое испытание, когда температура опустилась ниже семидесяти. Из тогдашних общин почти никто не уцелел. Десять Зим подряд – без всякого лета, Моровая Эпоха истребила почти всё живое, но всё-таки жизнь оказалась сильнее, и вот уже десятый год подряд в мир возвращалась весна. Зима отступила и понемногу отдала людям короткое лето. Это было то самое время, когда Серко и Влада начали покидать логово и считали в походах дымы. Они смотрели и слушали, узнавали, кто сумел выжить и все эти новости называли «сказами», хотя такие простые истории очень сильно отличались от старых сказов, которые собирали до Моровых Зим дед и отец.

Люди снова стали собираться в общины. Одиночки заводили семьи, семьи сливались в роды, много родов – уже целое племя. Мир возвращался на круг вечной жизни и человечество возрождалось. Возможно, что все уже позабыли о жестокости Нави. Выжил ли ещё кто-нибудь из подземных племён, кроме племени Зимнего Волка? Но и роду Матери-Волчицы было не просто. Они стояли на перепутье – вернуться ли к жизни по заветам и укладу до Первого Мора или начать судьбу заново? Не только молодая Волчица думала о старых порядках, много двоедушцев хотело добычи и прежних набегов.

– Остолбенел? – вдруг послышался голос сестры. Влада зябко жалась у костра – она плохо ладила с холодом внешнего мира. Отблески пламени играли в голубых глазах Навьей охотницы, ночная темнота подкралась к ней со спины и окутала узкие плечи. Влада была младше Серко на целый год. Когда Мать-Волчица родила дочь, двери убежища были закрыты уже две Зимы. Никто не мог сказать: родилась ли девочка в одну из ночей страшного Мора или проклятье Безымянных её миновало? Но волосы Влады странным образом оказались почти седыми. Этим она не походила ни на русоволосую мать, ни на темноволосого отца. Любые чудеса внутри племени зачинали молву о проклятиях. Но ведунья Девятитрава успокоила племя рассказами о Зимнем Волке – этот Зверь жил в крови Анюты, основательницы нового логова. Дух был заперт внутри Матери-Волчицы и ждал решающей битвы с Зимой, но схватке не суждено было сбыться: верёвки на яриле оказались разрезаны, а Старшую увели с собой те, кого называли скитальцами. Среди них был и отец Серко – человек добродушный, отвергающий Навью жестокость. Он не отвернулся от подземной охотницы, даже когда она в белой ярости полоснула ему по лицу.

Серко улыбнулся и дотронулся до своей левой щеки. Пальцы прошлись по бугоркам старых шрамов. Да, они с отцом были очень похожи – оба пострадали, когда доверились женщинам.

– А, русалку свою вспоминаешь! – заметила сестра, как он трогает щёку.

– Не русалкой она была…

– Блудивец, – фыркнула Влада. – В шестнадцать Зим за голой бабой в воду полез!

– Может хватит уже? – измученно попросил её брат, но теперь ждать пощады не стоило. Дьявольский огонек в глазах Влады только лишь разгорался, ведь это была её любимая история, чтобы подтрунивать.

– Ты с ранних Зим к девкам неровно дышишь. Сколько от тебя можно их гнать? Сначала «русалки», потом стелился за моими подругами…

– Это за какими же? – возмутился Серко.

– За Цветавой с Виданой. Что? Думаешь я дура и ничего не прознала?

– За Цветавой – было, но то на спор, она меня десятой стороной обходила, и в стае Чертога подшучивать стали. А вот Видана сама за мной волочилась.

Серко оскалился в гадкой улыбке, он решил поизмываться над Владой. Хоть и не знал почему, но всякий раз, когда речь заходила о его любовных делах, Влада бледнела и сжимала острые зубы. Но на этот раз её стоило проучить – сама начала разговор!

– И тот спор за Цветаву я выиграл. На Ночь Костров всё и вышло. Она ведь на две Зимы меня старше, а я сопляк-сопляком – чуть не опозорился, но что было то было.

Как и ожидал Серко, лицо сестры вытянулось, глаза недобро заблестели. Решив, что схватил её за самый загривок, он решил трясти дальше:

– А с Виданой и возиться не надо было – волочилась за мной, хоть была простой чернушкой в семье. Брела рядом тенью, токмо и ждала чтобы я на неё поглядел. Так и прижал её в тёмном углу, пока отец не заметил, а она рада-радёшенька…

– Она ж любила тебя, дурак, – оборвала его Влада звенящим от злобы голосом. Серко осёкся, за горло будто кто-то схватил – зря они начали разговор...

Любовь Виданы он изведал прошлой Зимой. Чернушка дрожала от любого касания, искренне и нежно хотела Наследника рода, и он взял её в одну из Зимних ночей, жарко любил, считая, что никто не узнает, но два месяца назад Виданы не стало.

Одержимость – не простое слово для Нави. В каждом подземце было место для двух живых душ. К себе ждали только сильных волков, но чёрные людские души тоже хотели пробраться внутрь и возродиться. Навь, что принимала в себя Чёрную Душу, навсегда теряла рассудок – племя верило в это, так и было, пока род жил под землёй. Но в новом логове одержимые больше не появлялись. Души не приходили к родившимся в бетонном убежище – ни волчьи, ни чёрные человечьи. Дух Зимнего Волка поселился в Серко и Владе через материнскую кровь, и они стали последними из двоедушцев нового поколения. Но в прошлом году духи снова начали возвращаться.

Первой одержимой стала Видана. Несколько Зим назад её силой утащили под землю как добычу для племени. Она не была Навью, но лишилась рассудка. Чернушка кричала не своим голосом, царапала себе до крови лицо и билась в истерике. Девятитрава не смогла ей помочь: Зимней ночью Видану вытолкнули за порог логова в одной лёгкой сорочке. Она умерла на снегу, так и не вернувшись в здравый рассудок. Зачем Серко только начал ненужный никому разговор!

Но вдруг Серко понял, что и не начинал разговора – это сделала Влада! Видану она хорошо знала, ведь чернушка жила в их семье как служанка и сестра легко выпытала, что Серко с ней сошёлся. Одержимость испугала молодого охотника, и он промолчал, сделал вид, что не прикасался к чернушке. Всё племя поднялось на ноги – искали, кто из сородичей связался с Виданой. Всех, кто познал её, чуть не выгнали в Зиму. И Влада на простила брату трусости: этим разговором Волчица хотела уколоть его посильнее. Произнеся имя Виданы, она желала взглянуть Серко в лицо, для этого и попросила провести ещё день в дороге, в стороне от логова. Избитые шутки стали лишь поводом к откровенному разговору.

Серко взяла злость от таких подлых игр. В душе заворочался Зверь. Сестра хотела опозорить его, заставить признаться?! Это уже не забава! Лучше удар от ножа, чем выворачивать душу! Ярость кипела внутри чёрным отваром и отравила каждое новое слово Серко:

– Любила? Пускай. Теперь Видана у Марены в чертоге, или очищается в Пекле. Да только в жизни у неё хотя бы была любовь, а не то что у тебя – поубивала из прихоти всех своих суженых!..

Губы Влады дрогнули, показались клыки, но в голубых глазах сверкнуло горе. Взгляд сестры без всякого ножа пустил кровь по сердцу Серко. Быть жестоким – хорошо лишь к врагам, но, сказав такое сестре, он немедленно пожалел. Волк не мог знать куда направлена его ярость. Зверь всегда хотел загрызть того, кто злил двоедушца. Но, почуяв неладное, Волчий дух сразу скрылся, оставив человека наедине со своими ошибками. Молодой охотник плохо растратил дарованную ему силу – он ранил кого-то из собственной стаи.

Влада легла у костра, натянула одеяло по голову и отвернулась. Слова брата задели, ведь рядом всегда было слишком много смертей. Стоило кому-то взглянуть на молодую охотницу, признаться ей в страсти, как он немедленно умирал страшной смертью. Она никогда не была любима. В племени Владу называли не иначе как проклятой Одинокой Волчицей. Влада с детства слыла красавицей, но с каждой новой смертью в её глазах копилась жестокость. Охотники боялись приблизиться к ней, не то что начать разговор о залогах. Среди подруг Влада всё больше становилась изгоем.

Серко обхватил голову и сокрушенно поник – лучше бы той ночью в убежище он не спрашивал мать о проклятье сестры!..

…

Сторожить у костра Серко остался один. Тяжёлые мысли ворочались в голове, ему было стыдно за каждое колкое слово. Ни за что на свете он не хотел больше видеть во взгляде Влады обиду и боль.

Но тишина успокоила душу – за всю ночь ни единого звука и даже звери не подходили к стоянке. Серко устроился на своём месте, а жар от углей незаметно погрузил его в сон.

Он снова был волком. Дыхание смешалось с рвущейся из сердца яростью. Лапы взметнули снежное крошево и тело серой стрелой пронзило метель. Он чувствовал во рту вкус собственной крови – знакомый, бодрящий, заставлявший жить! Жертва рядом, снег отмечен цепочкой красных следов, далеко не уйдёт! Но вдруг ночь отступила – перед Зверем до самых небес всколыхнулось жаркое пламя. Огненная стена затмила свет звёзд и сияние луны. Вблизи раздался знакомый горестный вой. Шкура серого волка немедленно вспыхнула и загорелась.

Серко резко выдохнул и проснулся, будто боль обожгла его наяву. К боку прижималась Волчица. Влада забралась под одеяло и свернулась возле живота Серко как ребёнок.

– Ты чего? – шепнул брат, даже не зная – спит она или нет? Сестра не спала.

– Холодно. В Тепло хочу.

Только сейчас Серко ощутил, как щиплет кожу мороз. Ночь правда оказалась холодной – даже холодней, чем он думал. На ресницах заблестел иней, костёр на стоянке угас, лишь под углями ещё слегка тлело. Влада поёжилась, прижалась к Серко теснее и в бок ему упёрлась жёсткая рукоятка.

– Сколько ты носишь с собою ножей? – спросил брат. Когда речь шла о холоде – совершенно не важно, кто готов поделиться Теплом, но эта ночь не грозила им смертью. Охотники Нави переживали возле костра и куда более суровые ночи. В такое спокойное время в Тепло друг к другу приходили только любовники, намекая на близость, или те, кто хотел помириться.

– С собою восемь. В логове ещё пять…

– Не доверяешь винтовке? Мне-то казалось мать скоро отдаст тебе «Пера». Ты хорошо стреляла, даже после промаха на Одиноком Озере.

«Пера» была десятизарядной винтовкой Матери-Волчицы. С ней она основала новое логово, с ней прошла долгий путь со скитальцами, и это была не обычная снайперская винтовка – оружие украшала резьба из ветвистых узоров и надёжные обереги. Заговорённая винтовка промахнулось только однажды, когда, спасая брата от смерти, из неё стреляла сестра.

– Патронов не найти, ухаживать трудно, мешается в драке, – начала перечислять Влада недостатки винтовки. Во многом она оказалась права: встретить такое оружие – само по себе было редкостью. С первого дня Обледенения прошло много Долгих Зим и всё, что осталось –либо испортилось, либо стреляло из рук вон как плохо. Патроны ценились не просто дороже еды – их вовсе не было. Даже во время охоты или защиты земель, Навья Стража всё чаще пользовалась ножами и почти не стреляла.

Однако, зная всё это, Влада всё равно лукавила. В далёких землях стрелять было необходимо, ведь ходить за сказами – дело опасное. На дороге Навь не поджидала друзей.

Серко взял из логова самозарядный карабин – почти новый. Подражая матери, он вырезал руны на ложе и возле приклада, но имени оружию не дал: оно не стреляло в людей и достойно себя никак не проявило.

– Когда-нибудь придётся начать: пуля всё равно сильнее ножа, – с полной уверенностью сказал он.

– Но не тише… – шепнула Волчица, прижимаясь к его боку покрепче. Серко тут же ошпарила мысль, что Влада забралась под одеяло, только чтобы ему отомстить. Возможно, что в руке у сестры сейчас нож, готовый к удару! Серко мигом вскочил и откинул общее одеяло. Руки Влады оказались прижаты к груди, а в ладонях ничего не было. Бросив на него хитрый взгляд, молодая Волчица давай потешаться:

– Видел бы ты свою харю! Ой, остолбень! Ну и дурень!

Серко смутился и точно застыл как столб возле лёжки. Влада подтащила тёплое одеяло себе, уселась на него сверху и правда достала нож. На всякий случай Серко отошёл на другую сторону от кострища. Солнце всходило и пришла пора собираться в дорогу. Пока он проверял свою заплечную сумку, сестра старательно резала слишком разросшиеся, по её мнению, волосы. Без всякой жалости она кромсала ножом и отбрасывала прочь пепельно-серые пряди.

– Ведьма найдёт – всю жизнь тебе испоганит, – пошутил Серко, но в ответ удостоился только колкого взгляда. Только одну прядку на голове Влада никогда не срезала и заплетала из неё тонкую косу на два луча. В волосах жила душа человека и остричь их полностью – считалось в племени большим горем.

А ведь ещё пару Зим назад Влада носила длинные, красивые волосы. Тогда сестра заплетала их в косу как положено – натрое. Однажды Серко даже видел, как Мать-Волчица сама расчёсывает дочери волосы, притом с лаской приговаривает какие-то из женских заклятий. Три пряди волос в той косе – означали единство Нави, Яви и Прави. Но теперь Влада что-то отринула из этих миров, добавив вместо третьего луча шнурок с парой волчьих клыков на конце. Она вплетала шнур в волосы, как свой оберег. Серко хорошо знал, что это был за волк и как оказались у Влады его несчастные зубы. При этом воспоминании рот у него сам собой растянулся в улыбке.

– Чего лыбу давишь? – насторожилась охотница.

– Ты когда-нибудь мне расскажешь?

– О чём?

– Почему над своей головой изгалилась?

– А что, не люба тебе?

– Как растрёпа, будто всю ночь космами дороги мела.

– Мешают. Больно длинные были – в охоте никакого подспорья с них нет. Так жить легче, – Влада продолжала плести косицу, но, кажется, только кривдой отбрехалась от брата. Серко хотел подколоть её новой шуткой, но не довелось – звуки выстрелов разорвали мирное утро. Кто-то стрелял очередями, сразу из нескольких автоматов. Как охотятся люди – Серко хорошо знал, но бой штурмового оружия в диких лесах не слышал давно. Стаккато очередей быстро смолкло, стычка завершилась парой хлёстких выстрелов из винтовки, и утренняя тишина снова гулко обступила охотников. Только карканье перепуганного воронья напоминало о пролившейся крови.

Влада вскочила:

– Идём! Надо разведать!

– Стой! Ты чего, совсем одурела?! – попытался схватить её брат. – Там может быть кто угодно и с автоматами! Не ведаем, что узрим!

– Не за тем ли тащились? – вырвалась Влада и начала заталкивать вещи в рюкзак. – За сказами и новостями! Считать дымы – это, конечно, дело хорошее, но здесь что-то поинтересней случилось!

Обернувшись к Серко, она испытала его строгим взглядом:

– Так ты со мной?

Вопрос означал лишь: либо мы пойдём вместе, либо я одна побегу. Серко, конечно, не бросил сестру и, подхватив карабин, поспешил рядом с ней в сторону отгремевшей пальбы.

Они старались красться беззвучно, в зарослях весенних кустарников и за частыми стволами сосен. Навьи дети никому не хотели попадаться на глаза первыми, пока сами не увидят врагов. Бой случился не так давно и встретить вооружённых людей сейчас – было проще простого. Серко знал, что так оно, наверняка, и случится.

Два Волка проскочили в утреннем сумраке как две серые тени. Но с каждой минутой солнце вставало и лесной мрак истончался. Охота уже не могла идти по правилам Нави – ты видишь всех, а тебя не видит никто. Ещё прежде чем они добрались до побоища, ещё раньше, чем увидели первую кровь, Серко и Влада расслышали странные звуки – голос шипел, прерывался, как будто человека заперли в бочке и потрясли, речь молкла на полуслове.

– Слышишь? – насторожился Серко. Глаза Влады изучали просвет меж деревьев. Прижав палец к губам, охотница прислушалась к необычному звуку. Серко тоже разобрал пару слов:

«Семён! Вадик!» – повторял отчаянный женский голос. – «Вы живы?! Скажите хоть что-нибудь!», – речь прервалась рыданиями и неразборчивым шумом, в тон им подвывала метель из шипенья и треска. Влада побежала между деревьев, и брат выругал её любопытство – сестра рисковала, и он вместе с ней. Да и странный голос Серко не нравился.

Вдруг из леса выступило заброшенное людское Тепло – одинокое здание притаилось между плотных сосновых зарослей. Рядом с домом скрипела ржавая вышка с обрывком трубы, под жерлом которой затвердела насыпь цемента. Серко не знал, чем было Тепло до прихода Долгих Зим, но со времён первого Обледенения, здесь, кажется, никто больше не жил. Двор зарос диким лесом, многоэтажный дом покрылся пятнами мхов и встречал утро пустотой слепых окон. При каждом порыве ветра ржавая вышка скрипела, оглашая окрестности жалобным металлическим плачем.

– Здесь что, жили люди? – шёпотом спросила Волчица.

– Может когда-то работали. Не знаю.

Странный голос повторился. Женщина хрипела уже совсем рядом, но охотники ещё никого не увидели, а значит выходить не спешили.

– Ничего мы тут не высидим! – заёрзала на месте Влада – она готовилась к броску вперёд, но Серко удержал:

– Стой же! Поторопишься и в засаду залезешь! Мы всех не видим!

– Отсюда я никого и не увижу! – огрызнулась Волчица и опрометью бросилась с места вперёд. Не ждавший от неё столько глупости Серко остолбенел на секунду, но братский долг заставил его побежать следом. Как бы Влада не глупила сейчас, как бы не рисковала, он должен был её прикрывать и стать надёжной опорой.

– Ты хуже молодняка на охоте! – зашипел Серко, когда догнал сестру у старого землеройного трактора. Влада пряталась за массивным ковшом и выглядывала на здание.

– А ты стонешь как волк без зубов! Надо нам всё узнать, всё разведать!

– Если узнаем, а потом нас убьют, то что толку от этого? – сплюнул брат на клочок снега под трактором, но Влада его ворчаний не слушала. Она высунулась из-за ковша и что-то внимательно разглядывала впереди.

– Там мёртвые – мужиков двое.

Тут же снова загундосил сдавленный голос женщины – она ничего не говорила, только рыдала. Влада поморщилась:

– Никак не понять – идёт-то от тел, а рядом никого живого...

– Может кто из них ранен?

– Оба кончены – это точно. А голос всё едино от покойников слышится!..

На этот раз Серко сам захотел посмотреть на тела и выглянул из-за трактора. Трупы жалко скрючились на снегу, на спинах сочились кровью свежие раны. Выходные отверстия от пуль намекали, что людей убили с близкого расстояния – скорее всего из засады. Возле одного из мужиков лежала коробочка из чёрного пластика с антенной-штырьком.

– Это рация, и женщина плачет издалека. Может она за тридевять земель отсюда, – Серко вспомнил, что слышал о вещах из Тёплого Лета. Он много спрашивал о старой жизни отца. Влада покосилась на брата с недоверием, но объяснять он толком не стал. Убийцы, похоже, ушли и никого не поджидали в засаде.

Аккуратно оглядев стройку, Серко рискнул выйти к трупам. Влада на этот раз вела себя осторожней и наблюдала за ним со стороны. Серко наклонился над одним из покойников и первым делом осмотрел одежду – плотная куртка на вате сшита до Обледенения, да и выглядит, что странно, не ношенной – не меха для тепла, не металла для защиты. Рядом с телами гильзы проплавили снег, но оружия не было.

За спиной захрустели шаги. Серко даже не обернулся, узнав походку крадущейся Влады.

– Сыскал что-нибудь? – шепнула сестра, опускаясь возле второго убитого. Не тратя времени даром, она начала ловко обыскивать каждый карман. Серко занялся тем же самым. У покойников могли оказаться не только патроны, еда и другие полезные вещи, но и то, что укажет, откуда те заявились. Обычно оседлыши не уходили далеко от домов и держались хорошо известных общин. Они мало что знали о мире, зато неплохо выживали в закрытых селениях, где не часто встретишь опасности дикого леса. Но эти покойники были не очень-то похожи на обычных оседлышей – всё в них указывало, что они прошли долгий путь.

– Этого начисто обобрали – карманы вывернули, ни патрона нет, – разочаровано вздохнула Волчица. Её покойник оказался пустым. Влада только сорвала с его шеи медальон на тесёмке и это стало единственной хорошей находкой.

Дела у Серко шли не лучше. Все карманы первого трупа кто-то вычистил до мелочей. Только один пустой магазин валялся поблизости и тот пробит пулей. Но вдруг под подкладкой окровавленной куртки зашуршала бумага. Недолго думая, Серко достал нож и вспорол ткань. В руки выпала схема, испещрённая линиями, пятнами разных цветов и расчерченная на квадраты. Во многих местах стояли пометки в виде крестов и наскоро написанные сверху цифры.

Увидев, как брат смотрит на бумагу, Влада тут же подобралась ближе:

– Что сыскал?

– Карта. Но прочесть не сумею… Отец, верно, сможет, или дед. Такие знаки мне самому не знакомы.

– Сказал, нешто хорошо читаешь по буквицам, – ухмыльнулась сестра. Серко лишь вздохнул – это была правда: любая вещь из Тёплого Лета рождала у него массу вопросов. Молодой охотник помнил сказы отца, но чаще всего ошибался, когда думал, зачем нужны батарейки, обёртка и телефоны. То, что вначале казалось важным и интересным, в итоге выбрасывали как мусор, а то, что выглядело как мусор, выходило полезной находкой. Мир Тёплого Лета был странным, но самой загадочной весточкой из него приходила бумага – она несла в себе скрытую пользу, и не только как растопка для ночного костра.

Читал Серко плохо, хотя отец с дедом пытались его научить, а Влада и вовсе проводила большинство вечеров в логове с ведуньей Девятитравой. Волчица лучше знала рунскрипты, чем буквы из прошлого.

Но на счёт рации Серко не ошибся – пластиковая коробочка рядом с ним беспокойно зашипела опять:

«Вы слышите меня?! Ответьте! Молю вас! Сёмушка, ответь!» – Серко бросил настороженный взгляд на сестру. Влада покосилась на рацию, ожидая, как брат поступит, но тот даже не попытался ответить на скорбные крики женщины.

– Не наше это дело...

– Эвана, кой ты боязливый! – ухмыльнулась молодая Волчица. – Ну, раз так, отцу о том и расскажем: «Звали нас, да мы не ответили – Серко хвост трусливый поджал!»

– Поговори мне тут, самой хвост откручу! – буркнул охотник, но гордость задели. Не слишком разбираясь в технике прошлого, он начал осматривать рацию – это было простое устройство, которое помещалось в ладонь – набор крупных кнопок, рычажки поверх корпуса и решётка динамика. Видимо, рация работала, когда её владельца убили. Несчастная женщина слышала, как погибает отряд. Под жадным взглядом сестры, Серко поднёс рацию ко рту и щёлкнул тангеткой:

«Эй, кто это там?!» – сказал он и отпустил кнопку. Плачь тут же с испуганным вздохом исчез. Влада сверлила глазами, ожидая развязки переговоров. – «Кто вы? Где вы сидите?»

Но теперь в динамике трещали только помехи. Голос стих, лишь на миг показалось, что где-то в эфире лязгнул металл. Разочарованный Серко выключил рацию и повернулся к сестре:

– Ну вот, гляди – дело-то пустое. Кто будет отвечать чужакам по рации? Давай мы отнесём её в логово, а отец…

Не успел он сказать, как грянул выстрел. Пуля зло провизжала и ударила в снег рядом с Владой – стреляли именно в них! В следующий миг Навьи дети уже бежали прочь от покойников. Вслед им гавкнуло ещё два громких хлопка, но стрелок не попал – одна пуля чавкнула по земле, а другая выбила искры из землеройной машины, за корпусом которой Волки успели укрыться.

– Снайпер! – крикнул Серко.

– Чего ты орешь! – вытаращила глаза Влада. – Не ори мне тут…

– Это всё из-за тебя, колотовки! – вздрогнул брат от нового попадания по трактору. – Это снайперша причитала по рации – своих зазывала, а ответили-то чужие! Что ты думаешь она теперь будет делать?!

– Ты ж сказал, что девка далеко!

– А откуда я знаю – далеко она или здесь?! Рация – штука тонкая! И непонятная…

Ещё несколько пуль щёлкнули по укрытию, но после этого выстрелы смолкли.

– Плохо стреляет… – заметил Навий охотник.

– По что взял?

– А ты б смазала по двум балбесам в присядку?

– Ага, и ловушка ей, значит, не подсобила – поджидала нас, по рации кликала, а в итоге верный выстрел свой смазала?

– Если это её ловушка была, – добавил брат. Поглядев на Владу, он лукаво прищурился. – Ну что, поохотимся на человека?

– Ежели тебе хвост отстрелят, так я тебя не потащу! – ухмыльнулась молодая Волчица, но её голубые глаза заблестели от предвкушения.

– Ты мой хвост! – бросил Серко и кинулся прочь из укрытия. Не нужно было оглядываться, чтобы знать – Влада бежит за ним следом.