Над землями рода висела тяжесть отгремевшего сражения. Серко и Влада почуяли это, как только подошли к охранным деревьям.
– Кровью пахнет, – унюхала молодая Волчица и брат согласился с младшей. Тишина беспокоила, не подавали голоса птицы, не было слышно зверей и даже солнце сквозь полог леса светило только вполсилы. Среди сосновых стволов как дыхание затаённого зла проплывали клочья сырого тумана.
– Будто Великий Зверь пожрал всё живое. Даже коло небесное боится попасть в его чрево, – шепнула Влада и перешла на крадущийся шаг. Серко не обладал чутким взором ведуньи и больше старался отыскать следы настоящие, и таких здесь было немало: кустарник поломан, земля вытоптана, а на траве видна кровь. Вскоре перед братом и сестрой появилось само место битвы, где сосны бугрились щепой от пулевых попаданий, а в палой хвое лежали обломки клинков и клочья порванной одежды.
– Вчера здесь сеча случилась. Род сражался с кем-то на границах земель… – сказал брат.
– Они дрались с Навью, с теми, кто славит Бога войны, – Влада замерла возле одного из охранных деревьев. Родовая метка на нём была срезана, а чуть ниже виднелся столбец с подведённой чертой. Знак напоминал человека, опустившего руку за подаянием.
– Нужда – руна Вия, – пояснила молодая Волчица. – До Моровых Зим наше племя славило Чернобогова воеводу, как в набегах помощника. Сказывали, будто Вий только взглянет на неугодного и убьёт сглазом. Лихой Навий Бог и племена Его чтящие – очень люты. Виичи верят, что с убийством врага каждому сил прибывает. Они вырезают глаза у поверженных и…
– Хватит, – оборвал Серко жуткий рассказ. – Сам вижу, что худое случилось. Могли Виичи одолеть наше племя?
Влада промолчала и только крепче сжала рукоять боевого ножа. У Серко на плече висела винтовка погибшего снайпера, а в руках покоился заряженный карабин. Словно впервые в жизни они пошли по знакомому с детства лесу. Если чужой род одолел Мать-Волчицу, то враги точно устроили резню в логове, а может до сих пор продолжают там грабить. От одной мысли об этом внутри закипала звериная ярость – волки в душах охотников потребовали свежей крови.
– А ведь в нашем убежище тоже стали по-особому чертить руны Вия, – вдруг вспомнил Серко. – Я всегда думал на тех, кто жаждал сорваться в набеги.
– Вий – Навий Бог войны. Он в бой нас ведёт и не ведает жалости. Мы слишком долго охотимся токмо на зверя. Навь хочет подняться на оседлых людей, жечь общины, ножами добывать себе пропитание и роду – таков наш уклад.
– Ты за врага? – удивился Серко, но Влада и глазом не моргнула.
– Мы можем верить в другое. Ясунь иль Дасунь – светлые али тёмные – все Боги нам улыбаются. Мать с громовержцем заигрывает, стрелы Перуновы у неё на винтовке. Но раз в логове стала появляться Нужда, значит Навь крови хочет. Мать должна помнить об этом, иначе быть беде скоро.
– Она помнит. Волчица мудра и придумает как управиться с племенем.
Влада криво усмехнулась в ответ, кажется, она поняла слова брата по-своему. Душой и сердцем сестра желала сорваться в набеги.
Громкий отрывистый лай остановил охотников. Как бы ни был осторожен волк ему не уйти от собачьего слуха. Огромный пёс чёрной масти показался из-за деревьев и сразу навострил уши.
– Чёрная Стая – Ярчуковы потомки! – воскликнул Серко с облегчением. – Коль они живы – значит и логово уцелело!
Увидев людей, пёс на секунду застыл с поднятой головой, а в следующий миг уже мчался навстречу. Но спешил он совсем не к Серко, а к Владе, которая много охотилась с Чёрной Стаей и знала каждого из них с щенячьего возраста. Могучий зверь с зубами не хуже волчьих, за миг превратился им в друга. Подставив голову под ладонь, пёс заскулил, поднялся на задние лапы и хотел лизнуть хозяйку в лицо. Строгим взглядом Влада осадила собаку и игривое настроение пса сразу пропало, он преданно зашагал возле ног.
– Как этого звать? – Серко разглядывал зверя, что ростом был почти до пояса Владе. На лоснящихся сытых боках собаки вился узор из кругов и сплетения линий. Всё во внешности пса говорило о том, что это не просто надёжный друг, но и сородич готовый к войне.
– Звать Вкуом, потому как хватка у него волчья. Каждый из Чёрной Стаи врагов за тридевять земель чует. Да и любое зло видит вторыми глазами – это от предка его, Ярчука.
– И всё-таки дело не ладно, коли вместо дозоров в лес собак выпускают, – стал мрачнее Серко. – Значит во время сечи мы много кого потеряли.
Но ждать ответов оставалось не долго. Вскоре Влада с Серко добрались до подземного логова, возле которого их увидела Навья Стража. Сначала дозорные заволновались, но узнали рядом чёрного пса и опустили оружие. Ни один такой зверь чужакам не доверится и поддаваться не станет. Весть о возвращении наследников рода быстрее ветра облетела убежище. Возле входного люка с охранными рунами, детей вышел встретить отец. Без лишних слов он разом обнял обоих и особенно крепко прижимал к сердцу дочку. Серко был опорой и надеждой Олега на будущее, а вот за Владу скиталец особенно волновался.
– Что с матерью? – вспомнил Серко свои дурные сны. Помрачнев как небесная хмарь, отец жестом пригласил их войти внутрь убежища.
– Победа далась большой кровью. О том, кто напал на нас, уже знаете? – спросил скиталец, сходя вглубь полутёмных тоннелей. Убежище напоминало растревоженный улей. Слишком много мужчин готовились к нежданной войне, слишком много суровой решимости застыло во взглядах охотников.
– Другая Навь, чужаки под рунами Вия, – ответила Влада.
– Верно. Но то было нападение со стороны, получили мы ещё один удар – в спину. Часть охотников сговорилась с врагами, хотя не представляю, как два Навьих племени могут договориться друг с другом. Предатели хотели убить Мать-Волчицу и вырезать всех, кто ей верен. Сильные духи больше не приходят к родившимся в бункере и в этом заговорщики винят вашу мать. Среди предателей много тех, кто хочет вернуться к старым набегам.
Серко со значением взглянул на Волчицу, но сестра ничем не выдала прежних желаний.
– Вожак стаи Чара хотел убить Старшую прямо во время сражения. Деян был не один, нашлось ещё несколько выродков, готовых вцепиться ей в горло. Сейчас мы ищем предателей внутри логова, а Деян… Деян уже давно скалил зубы на нашу семью. Когда враги окружили Анюту, смерть оказалась так близко, но ублюдок зря радовался…
– Она призвала силу Зимнего Волка? – не выдержала Влада.
– О да, призвала. В полный рост.
Скиталец хрустнул пальцами от злости. Он не мог рассказать своим детям с каким трудом удалось обуздать ярость матери, о том, как она бросалась на родичей и чуть нескольких не убила. Олег не мог говорить об Анюте как о чудовище.
– Ваша мать никогда не давала Зверю овладеть собой с такой силой. Это полное безумие! Погрузившись в белую ярость однажды, можно никогда больше не вынырнуть. Уже сутки рядом с ней Девятитрава, заговорами и отварами ведунья пытается вернуть её обратно в мир Яви. Даже в самой страшной злости мы не видели всей силы Зимнего Волка. Каждая капля такой крови может принести в наш мир зло. И всё же… страх перед Диким Духом спас жизнь вашей матери. Из-за одержимости её побоялись добить. Мы успели подойти с молодняком и изгнать Виичей прочь из нашей земли. Но надолго-ль они остановятся?
Верхние тоннели вывели к нижним лестницам, по которым все вместе семья спустилась к жилому блоку отца. В сумраке коридоров сидели псы Чёрной Стаи. Звери бдительно охраняли покой Старшей Волчицы и, заметив приближение людей, начали утробно рычать. Гулкий рык отразился от бетонных сводов убежища, но Олег задержался и дал узнать себя. Только после этого собаки наконец отступили во тьму.
Ещё издали Серко и Влада почуяли травяной аромат. В тесной комнате плыл сизый дымок, здесь особенно остро пахло мороком и колдовством. У постели родителей сидела пожилая златовласая ведунья. Она торопливо нашёптывала на горящую свечу тихий заговор, затем задула огонёк, дымом сотворила защитный круг над Анютой и лишь после этого обернулась к вошедшим.
– Она в сознании? – торопливо спросил Олег.
Анюта лежала без чувств. Бледная кожа покрылась испариной, с треснутых губ толчками рвалось сухое дыхание. Даже во сне она продолжала сражаться и преследовать убегающих.
– Нет, не в сознании, и вернётся к нам очень нескоро, – ответила Девятитрава. Поднявшись с края постели, она разрешила Олегу занять своё место. Скиталец тут же взял руку жены и горестно прижался губами к холодной ладони.
– Не на час от неё не отходит, всё ждет, когда она откроет глаза. Только вас вышел встретить наружу, – сказала ведунья, отведя Серко с Владой подальше от бредящей матери.
Серко заторопился с расспросами:
– Она ранена? Как тяжело? Что-дальше-то будет?
– Раны есть, но это только новые шрамы на теле. За плоть бояться не стоит, а вот Волчий Дух внутри требует крови. До сих пор не улёгся обратно и мечется по душе – ищет врага. Будто ещё не всех чужаков перебил, не хватило ему смертельного пира. Я даю ей отвары снотворные, они долго могут держать в крепком сне. Время пройдет и Волк успокоится, а значит и мать к вам вернётся. Но это будет не скоро.
– А ежели нападут? Ежели чужой род нагрянет? – настаивал молодой охотник.
Девятитрава с тревогой посмотрела на внука:
– Двоедушцев мало осталось. Враг силен, а у нас токмо несколько старых охотников, молодняк и… вы с сестрой двое. Ежели случится новая сеча, тогда племени не устоять. Но и Виичи много кого потеряли. Враг обескровлен и не сразу теперь нападёт.
– Нам бы услышать, что отец мыслит... – вздохнула Волчица.
– Он придёт к вам, не бойся. Но прежде отдохните с дороги – поешьте, согрейтесь и с мыслями соберитесь. Исхудали в пути, глаза вон как блестят, – ведунья ласково коснулась щеки Влады, но, встретив взгляд внучки, стала серьёзней. – Многое вы в пути повидали, о многом подумали…
Последние слова Деветятирава сказала будто только для Влады. Ученица ведуньи стыдливо потупилась и отступила за брата.
*************
Коридоры убежища давно превратились в полутёмные норы с заветными рунами на стенах. Знаки говорили с каждым, кто только мог их прочесть. Приглушённые голоса растворялись среди дымного чада, здесь не было места для обычных людей, кроме пленных чернушек. Логово стало домом для Нави – домом Влады с Серко, здесь они родились и провели своё детство. В бункере всегда хватало тепла на одиннадцать месяцев Долгой Зимы и это было лучшее Тепло во всём Крае. Каждого соплеменника брат с сестрой знали по имени, и к каждому имели своё отношение.
С охотниками Серко здоровался крепким рукопожатием и расспрашивал о схватке с Виичами. Но сам об увиденных в пути новостях ничего не говорил. Первым сказы должен услышать отец и только он будет решать, что нужно рассказывать остальным, а что следует утаить до поры. Внешний мир обязан правильно пониматься племенем Зимнего Волка, а любая угроза верно оцениваться.
Были в бункере и такие, кто не смел здороваться с Навью первыми – робкие чернушки. Их схватили на поверхности, насильно привели в Навье племя и обратили в своё услужение. Много времени прошло без набегов, новые пленницы появлялись только из числа женщин, случайно забредших в земли рода. Чернушки, кто прожил с Навью больше десяти месяцев, почти не боялись охотников, но уважения не потеряли. Порой они влюблялись в хозяев так сильно, что не могли жить без них в долгой разлуке. Чернушки следовали за охотником по пятам, ожидая внимания или волочились за его вестой в поисках поручений. Впрочем, чернушек держали при семьях совсем не для дружбы. Их потомство от Нави само становилось свободными родичами. Забирая людей с поверхности, племя множилось после смертельных холодов Долгих Зим.
Совсем иная доля была уготована знавшим себе цену вестам. Дочери Навьих охотников оставались неприступными до юного возраста. Начинать ухаживать за будущей женой нужно было с шестнадцатой Зимы, чтобы не остаться в дураках на весенней Ночи Костров. Лишь во время праздника богини любви Лели молодые Волки женились. Весты становились опорой всей жизни охотников, хранили очаг и пополняли род чистокровным потомством. Никто не мог тронуть весту без согласия отца. Плотская любовь для незамужних девушек считалась запретной и Серко уже не раз обжигался на этом.
Встречались и те, кто проходил мимо наследников рода в полном молчании. Безымянные – рождённые в самые лютые ночи Мора. Навь верила, что тёмные души страстно ищут дорогу проникнуть в тела и спастись от очищения в Пекельном царстве. Безымянные могли стать Одержимыми легче других, а потому все старались держаться подальше. Чтобы сбить зло со следа, рождённым в ночь Мора не давали имён. Безымянные как тени ждали своего испытания, не имея права завести семью, праздновать с остальными или даже заговорить, пока не спросят. Только совершив подвиг для племени, они могли стать истинной Навью. Считалось, что лишь после этого зло отступало, а потомок открывался для предков. Когда-то Мать-Волчица тоже была из числа Безымянных. «Анютой» её назвали скитальцы при первой встрече в Заячьей Пустоши.
Много кто хотел увидеть наследников рода после их путешествия. Но друзья разговаривали только с Серко. Одинокую Волчицу не замечали и старательно отводили глаза. Влада резала взглядом каждого подошедшего, только самые верные из подруг осторожно пытались завести с ней беседу, но Волчица была холодна и отталкивала нарочную доброту.
Ещё пару Зим назад всё было иначе. Это Серко находился в тени сестринской красоты, это ему приходилось завоёвывать внимание ближних. Всё изменилось с гибелью первых юношей, признавшихся Владе в любви. Когда смертей стало слишком много, род отвернулся от дочери Старшей.
Ещё один из лучших друзей прошел мимо и терпение Влады не выдержало:
– Я к себе…
– Влада! – Серко попытался её задержать, но сестра вырвала руку и, не останавливаясь, быстрым шагом исчезла в сумраке коридоров. Сейчас Одинокой Волчице никто не был нужен... Никто.
*************
– Интересная бумага, – внимательно изучил отец карту, разостланную на столе.
– Что в ней? – Влада была так взволнована, что даже затаила дыхание.
– На ней обозначено многое – от Серых Городов на востоке и до самого Китежа к западу. Но интересно не это, а пометки поверх квадратов.
Скиталец по очереди указал пальцем на каждый из четырёх мелких крестов, и Серко пригляделся получше. После отцовских слов лини и пятна начали обретать очертания знакомых ему земель, но большинство символов осталось загадкой.
– Что говорят нам кресты? Что там может быть? – спросил он.
– В том то и дело, я не знаю, – развёл руками скиталец. За небольшим столом в подземном убежище собрались все, кто отвечал за выживание племени. Влада и Серко слушали, не упуская ни единого слова, даже Девятитрава явилась на совет вместе с мужем. Дед Михаил хорошо помнил цену, уплаченную за выживание рода. По характеру он был очень сварлив, но знал о внешнем мире гораздо больше Олега. Старик ещё застал времена Тёплого Лета, когда был ребёнком.
– Значится, толку от бумаги не много? – нахмурилась Молодая Волчица. – Эх, зря мы с тобою, Серко, под пули полезли, да шкурой своей рисковали!
Но отец улыбнулся потускневшей от разочарования дочери:
– Не спеши, родная. Люди не привыкли отмечать крестами бесполезные вещи. Под этими знаками точно спрятано что-то важное. Один из крестов и вовсе говорит нам о многом. Пожалуй, даже пугает, – Олег со значением постучал ногтем по символу, обведённому двойным кругом.
– Это что ещё… – хотел вызнать Серко, но грубый голос деда оборвал его на полуслове:
– Убежище наше. На этой карте обозначили логово, причём очень точно.
Поражённый услышанным, Серко проглотил свой вопрос. За порогом вдруг кто-то хрипло вздохнул и все оглянулись на незапертую металлическую дверь. Шатаясь на ослабевших ногах, под свет факелов вошла Мать-Волчица.
Лицо Анюты оставалось по-прежнему бледным, на коже блестели крупные капли холодного пота. Опираясь рукой о стену, она смотрела на родных через пряди свисших волос. Губы чуть вздрогнули, обозначив ухмылку. Анюта заметила, как семью пробрал страх от появления «Одержимой».
– Не можно в забвение впасть, тако вы слёзы льёте, – ослабшим голосом просипела она. Олег бросился поддержать её, но Старшая остановила мужа остерегающим жестом. Тяжко выдохнув, она сама оторвалась от надёжной стены и шатнулась к столу, что послужил ей новой опорой. Лишь взглянув на встревоженные лица детей, Анюта наконец искренне улыбнулась:
– Серко, Влада… где ж вы шляетесь, окаянные?
– Мать… – голос дочери дрогнул. Она не сдержалась и заключила Анюту в объятиях. Серко почтительно склонил голову перед Старшей и несколько секунд семья наслаждалась трепетной встречей.
Волк уступил в этот раз и вернулся на прежнее место в душе. Зверь позволил человеку не утратить рассудок и самому взять судьбу в свои руки. Анюта увидела детей ещё раз, прижала к груди самое дорогое, чем только смогла наградить её жизнь. Никто не мог отнять у неё этого права, даже дух способный побороть Зиму. Лишь ради этого Анюта вернулась.
– А ведь я считала свои снадобья сильными, – Девятитрава внимательно присмотрелась к Старшей Волчице. – Мы ждали тебя только через несколько дней.
– Могли не дождатьси. Благо хоть не засекли скоуро. Я б звиря сего за раз к пращурам снарядила...
– Ты хозяйка логова и нужна племени как никогда. Лихие времена настают, – не повела бровью ведунья.
– Лихи времена… Чужеядцы одолевають. Роуд славящих Вия выше Марены явилси, – Анюта говорила уверенно, словно этим доказывала, что находится в здравом уме. Она взяла карту, но только быстро оглядела её и отодвинула прочь. – Чужеядцы вертаютси и доможутси до Вълков Хладу. Надобно им от нас – земь аль убежище. Да, истинно, к лоугову рвутси – энто ведомо и без рун.
Пальцы на столе сжались в кулак, из горла Старшей вырвался низкий хрип. Дух волка ещё был где то-рядом, но Анюта постаралась справиться с ним, как и прежде справлялась.
– Ще узрели? Откель знаки добыли? – сквозь силу обратилась к детям охотница.
– Видали оседлую деревню к западу. Пять домов – мужики, бабы да ребятишки живут, – начал Серко.
– Без защиты! Не боятся нас, думают рядом нет никого! – тут же хищно добавила Влада. Анюта почуяла, чего хочет дочь и дождалась тишины.
– Да, опосля мора люд сызнова поднялси. Жива десть урожай, Велес звиря в охоту, от Лели в семьях дети плодятси. Скору люцев буде не счесть, но нонче они аки зерно не проросше. Пять дворов, да нища ребятня... Оседлый люд аки древо: плоды десть мноугу Зим после. Поторопишьси срезати се плоды, и доулгу буде грызть кости.
Поджав губы, Влада почтительно склонила голову перед матерью. Дочь не предлагала набегов, ей в них никто и не отказывал, но Волчица сразу остудила кровавую жажду мудрым советом.
– В пути насчитали почти тридцать дымов. Людей в Яви стало чуть больше, – Серко поспешил увести разговор от оседлой деревни. Ему не хотелось, чтобы Старшая изменила решение. – Но, пробыв в пути лишний день, мы натолкнулись на тех, у кого была эта карта – будто охотники или солдаты, одеты в новые куртки, с оружием очень годным и сытые. Только молоды все – никого старше двадцати пяти Зим. Трое мёртвых.
Серко нарочно не стал рассказывать о неудачной попытке захватить надземницу-снайпера. Итог всё равно оказался один – не изменишь.
– Всё? – голубые глаза матери вопросительно взглянули на сына. Серко кивнул, но тут же в разговор вклинилась Влада:
– Нет, не всё! Не простые там были солдаты! – она мигом выложила на стол медальон, который стянула у одного из убитых мужчин. Взгляд Анюты заледенел, она внимательно смотрела на крестик, даже не прикасаясь к нему. Облизнув пересохшие губы, Волчица обратилась к Девятитраве.
– Крестианцы? Стара вера…
– Это спорный вопрос, – ухмыльнулся Олег, но жена не стала с ним припираться.
– Норы палят, в воде топют, во славу единобожья гонят ныс прочь, – как будто повторяла она чьи-то слова.
– Враги? – дочь с тревогой покосилась на крест.
– Недруги намо, ано многи токмо ягнята, – клыкасто улыбнулась Волчица. – У ных «бог» един, а у ныс Предкоув многу, мы в Роуду, а они токмо выроудки, их бог сдох и не прорекат, а наюши Боги в Ведах намо ответют. Мало топеряча крестианцъв, а ныс с кажным годом всё боле…
– Может случиться, что всё пойдёт вспять, – возразил Олег. – До обледенения многие верили в Единого Бога. Люди могут вернуться к привычному.
– Ежели из выс хто крест надене – жерло перегрызу, – Анюта сказала это не громко, но в комнате воцарилась тишина как после грубого оклика. Влада попятилась прочь от проклятого матерью знака. Серко вспомнил застывший взгляд девушки-снайпера и отвернулся. Лишь один человек из семьи не боялся сказать против гнева Волчицы.
– Ну да, ты-то можешь – в смысле перегрызть, – буркнул дед. – Та ещё стерва…
Анюта угрожающе развернулась, но вместо злобы на её лице застыла ледяная улыбка. Ворчание старого скитальца она всегда принимала с достоинством:
– Как дальше быть? – отвлёк их Олег. – Не спокойные времена настают. Убежище нашли чужаки, а тут вам не норы, глубже зарыться не выйдет.
– Некогда в прошлом перед родом стоял тот же выбор, – голос Девятитравы раздался для всех тяжело, со значением. Она привыкла говорить только когда каждый скажет и слово ведуньи всегда было решающим. – Двадцать Зим назад мы могли спрятаться глубже и искать спасенья от Мора в земле, или же решиться на отрадную смелость – не отдавать жертву Маре, а послать Безымянную на поиски в Явь.
– Мы по Ведам ступати… – глаза Анюты остекленело застыли перед собой. Она вспомнила последний день лета, когда её привязали к столбу, как тепло с каждым вздохом выходило из тела и как хрустели тяжёлые шаги за метелью.
– Веды не дают нам точных путей, выбор остаётся за Навью. Многие Веды не обещали спасения, а, наоборот, ладили путь через Калиновый Мост. Ты должна была сгинуть и встретиться с Марой, но ты выжила… Знаешь, к чему говорю?
Анюта молча сжимала клыки и даже не посмотрела в сторону Девятитравы. Тогда ведунья сама подошла к ней поближе:
– Крест явился к тебе. Много крестов. Руны не раз говорили об этом. Значит пора отправиться в дорогу и найти новое место для рода.
Голос ведуньи утих и с ним как будто умолк весь окружающий мир. Каждый в маленькой комнате понял, насколько важен этот день в судьбе племени. Плечи Анюты поникли, будто взвалив на себя тяжкий груз. Серко впервые разглядел на лице матери невероятное чувство – страх.
– Не азмь поведе в энтот раз Навье племемене. Ежели пущусь в дороугу – се лишь вой в пустоту. Сгинем без всякой надёжи ещё до морозов. Враги близко, осень пахнет кровью Зимнего Волка. Моё место в рядах первых охотников...
– Главное в твоей судьбе уже сделано и большего никто требовать не посмеет. Сама знаешь, чего я прошу, – Девятитрава значительно посмотрела на Серко и на Владу. – Новое логово должны основать твои дети – это их бремя, это их предначертанный путь!
– Дюже мноугу проречено! Дюже мноугу худого! – торопливо зашептала Волчица. Её глаза не находили покоя, взгляд метался среди теней от огня.
– Они должны отправиться в путь! – Девятитрава заметила, что ужас от расставания с детьми грозит Анюте новым безумием.
– Оба не справютси…
– Или вместе найдут свою долю, – поправляла ведунья.
– Израда, да кровь с дикой ярью! Палающий вълк подле пламенных стин…
– Другая доля дарует спасение – судьба не ясна.
– Ярь запретна и крест над могилою, сребряный нож в проклятой руке…
– Анюта.
– Пуля из ствола «раненого» и Звирь свет пожравший. Марь рождённой из мёртвой утробы…
– Анюта!
– Ветер в пепельных власах, стылый дым от кострища. Путь отрезанный под дождём!
– Хватит!
Громогласный окрик Девтитравы вырвал охотницу из жаркого бреда. Мороки тут же оставили разум, а сердце замедлилось. Побледнев ещё больше, Волчица вспомнила долгие ночи, проведённые за попытками предсказать судьбы детей. Серко и Влада с испугом смотрели на безумно бормотавшую мать. Осторожно взяв её за руку, ведунья тихо сказала:
– Двадцать Зим ты хотела заглянуть в будущее детей и так страшилась грядущего, что не заметила, как оно наступило. Твоим наследникам надо отправляться в дорогу, и только вдвоём. Ты больше не сможешь защитить Волчат своей силой. Время настало.
Анюта сокрушенно кивнула и отшатнулась от Зрящей Кошт прочь. Она чуть не упала на первом же шаге, но Олег вовремя подхватил её под руки.
– Вот что… – Глухо произнёс старый скиталец. – Я давно не ходил за сказами и знать не могу, что творится под крестами на карте. Может там смерть, а может спасение. Если Серко с Владой выпадает дорога найти новое логово, то надо проверить отметки.
– Верно, – поддержал его сын. – На карте могут быть обозначены оседлые общины или даже другие убежища. Наверняка там спрятано что-нибудь ценное.
– Нет ничего хуже, чем скитаться без цели, – утвердительно кивнул дед. – Уходя в мир, они должны твёрдо знать, куда им отправиться.
Кажется, все всё решили, и Девятитрава облегчённо вздохнула. Следующие слова она обратила к внукам:
– Всю мудрость, на какую токмо способны, мы вам передали: как ходить по дорогам, как охотиться с Навью, как видеть неведомое. Мать желала оградить вас от предсказанной доли, но руны пророчили путь. Не мало беды в нём и многое кончается смертью. Потому берегитесь и крепко держитесь друг друга. Готовы ли вы совершить предначертанное?
Серко вышел вперёд, заслонив побледневшую от волнения Владу:
– Что будет, ежели мы подведём? Ежели не справимся и не сыщем логово до холодов?
В душе охотника кипела решимость, но её точил страх. Девятитрава уже видела это однажды в глазах Безымянной. От воспоминаний лицо ведуньи просветлело, но… тут же погасло с ответом:
– Если не справишься, значит род твой погибнет.
************
Мать хотела их видеть. Весь остаток вечера Влада и Серко собирались в дорогу, но бросили все дела, как только Волчица призвала детей на прощание. Первой в комнату зашла Влада, а брат остался ждать в коридоре, чувствуя, как в носу покалывает от важности грядущего разговора. Он чутко прислушивался к тихому голосу из-за родительской двери, хотя ни слова не разобрал. Лишь по интонации и торопливому говору матери было понятно, что она с жаром пытается убедить в чём-то дочь. Внезапно послышался звонкий шлепок и испуганный девичий возглас. Через секунду сестра выскочила будто ошпаренная, но в дверях столкнулась с Серко. Он успел увидеть слёзы на глазах Влады и покрасневшую щёку. Укрываясь дрожащей ладонью, сестра бросилась прочь от охотника. Расставание с матерью вышло неожиданно тяжким.
«Серко…» – позвала Анюта из комнаты и, уняв дурные предчувствия, сын переступил через порог.
Старшая сидела на койке, задумчиво сложив пальцы под подбородком. Русые волосы гладко расчёсаны, лицо ещё пылает румянцем от недавно проявленных чувств. Перед матерью лежал перевёрнутый стул, с которого только что сорвалась Влада. Серко поднял его и сел перед глазами Волчицы. На языке вертелся вопрос «Что случилось?», но он не решился спросить.
– Сестрима твоя – неслух мятежный, – легко угадала его мысли мать. – Хоче жить токмо ярью. Дух в ней сильнай, жаждет покорить собе Владу, а она с ним играетси… мыслит, ще Зверь не изволитси никогда…
Мать прервалась. Испытывая Серко голубыми глазами, она заговорила о том, что тяготило Анюту уже долгое время:
– Прорёк ли ты сестре о проклятии?
– Нет.
– Пусть так, она догадалася. Токмо не ведат за кою вину кара сея и пощто цена така страшная. Ще ты знае о смертях округ Влады?
– О тех юношах, что были сестре милы, да и сгинули после залога?..
– Так глупы девки в чернухах болтають, – оборвала его мать. – Кличут её «Одинокою Вълчицею», нешто от любви к Владе можно с жизнью расстатьси. Но ще ты проведал о сем?
Серко замялся и ему стало стыдно, ведь он судил сестру с чужих слов. Сама Влада никогда бы не рассказала ему, каково жить с проклятием.
– Она в слезах прибегала, рыдала у мя на плече; не ведала за ще боги карають, – глядя сквозь сына, сказала Анюта. – В племени мелють, мол она в смертях юношей виноватая… И в сем правда есмь. Первой за ней в шестнадцать Зим увязалси – самый возраст для браку. На бреге реки сыскал и зачался просить залога. Она рассмеяласи, да в шутку ему наказала, мол: осилишь весеннюю реку, егда и поженимси. Врала, верно, безбожно, но парень доверилси. Бросилси в воду, ано не выплыл. Второй сам был любый – силён, на всякого звиря охотилси. Владу в жёны жалал, да и прорёк ей о сем. И сего испытала – медвежьи когти добыти. Для ся он их и добыл, лежит нонще заломанный в дебрях. А опосля ощё три разных бысть, нихто её не касалси, но всим залоги десть и сгубити.
– Так значит это правда? Над Владой проклятие Волчьего Духа из-за которого она потомства не понесёт и не будет любима? – силы оставили голос Серко, а сердце страдало от жалости к младшей сестре.
– Нет, не тако ты меряшь, – вдруг оборвала его мать. – Ревела она по двум первым, а иным с умыслом десть залоги. Играющи охотцев губила, нарощно на смирть послала, дабы могуту проклятия изведати. Мило ей в очах иных любовь зрети, а опосля о смирти молодев узнавати – энто ей одни токмо тёмны игрища и от горя сердце Влады не закручинитси.
– Да не может быть так! – не поверил Серко. – Не зверь же она – человек!
– Чъловек? – с грустью улыбнулась Анюта. – А многу раз меньшая тобе прорекала, ще она чъловек?
Сын понурился. Перед ответом он долго изучал истёртые в дозорах ботинки.
– Не много… Говорит, что она Навь. Кровавая жажда её одолевает.
– Звирь крови хоче – энто верно… Влада ему подчиниласи. Токмо Вълку, и никоему боле она не подвластная – вот в щем проклятие. Сама никоего не полюбе, пущть была, и буде любима.
– Из-за этого ты велела ей волосы срезать? – решился спросить Серко о своём подозрении. Больше не было в племени человека способного заставить Владу испоганить свою красоту.
– Нет, власы она по свыей воле обрезати. Заиграласи с кровью, пять из Навьего племене сгинути, посему друже с подружками у «Проклятой» не осталоси. Роуд презерл Одиноку Вълчицу. Не хоче она лепостью манить иных. Сама для ся всё избрала...
Голубые глаза внимательно посмотрели на сына и во взгляде Анюты появилась тоска:
– В пути многу може случитьси и ужасны дела сотворит сестрима твыя. Звирь в ней беситси, Бела Вълчица чуе горячу душу, хоче с ума свести Владу, сбити с дороуги. Посему, ты вовек бысть с нею рядоум, наставляй да терпи, да прощай ей. Ежели бросе, оставе едну: бысть беде, коя выс капьно сгубе. Внемли разуму боле, нежали сердцу беспутному. Не заведал ли ты свый урок от русалок?
Пальцы Серко метнулись к шрамам на левой щеке, но раньше там оказалась рука Анюты. Мать с нежностью погладила сына:
– Коли разумоум Владу постигне, сможе доулг свый пред роудом исполнити. Ано коли не сможе – убьют вас, иль ощё хуже…
– Ещё хуже?
– Да. Ано не пытай. Всих гаданий не проречёшь, – строго ответила мать и отдёрнула руку. Серко почувствовал, как душу скрутили сомнения. Только сейчас он заметил у матери первую седину. Казалось, что за несколько дней она постарела на многие годы.
– Болить сердце за выс, не жалала азмь энтой дороуги, и не буде вамо в ней Счастья. Ты ведь также проклятием вълчьей крови помеченный. Не заведал о сем?
В памяти сразу вспыхнул ночной разговор, когда Серко попытался узнать о расплате за силу Зимнего духа. Лучше бы даже не спрашивал…
– Нет, не забыл. «За свои раны надо мстить в той же мере», – так ты говорила.
– Всё так. В дороуге о сем не заведай. Не свершишь мести, не насытишь ею Вълка, и гнев тобя одолет. Вся жива изломаетси, прахом пойде и близких погубе, – на этих словах губы Анюты разошлись в печальной улыбке. – Тяжко лишь в том, ще ты не злой. Не сподобиласи азмь тобя взростить як положено. Мало лупила.
Серко ухмыльнулся, вспомнив нелёгкое детство. Тогда он даже засомневался в любви своей матери, но сейчас был готов жизнь отдать за неё.
– Покуда вы скитаетеся, намо надоть готовитьси, – гораздо серьёзней сказала Волчица. – Рать в лесу – лишь зачин. Чужеяды сызнова кинутси, и надоть стояти за лоугово. Я остануси здесьм, капьно с отцом. Будем ждати, егда вы вертаетесь, ано… – во взгляде Анюты застыл непроницаемый холод. – В день первогу снегу мы сгинем. Враги победу замают, и энто в кажном гадании, где вы не сыскали лоугово в срок. Вамо надоть успети… Сызново племя свою живу в едни руки вверят.
– Мы найдем новое логово, справимся с бедами и не допустим погибнуть сородичам! – горячо пообещал ей Серко. Волчица с одобрением кивнула наследнику, потянулась за спинку кровати и достала перетянутый шнурами свёрток. Аккуратно развязав кожаные ремешки, Анюта открыла глазам украшенную оберегами снайперскую винтовку. Пальцы с нежностью заскользили по вырезанным на дереве рунам, как будто радуясь встрече со старой подругой.
– Влада замат её токмо от тя: сестрима меткий выстрел тобе задолжала. Перун помне о сем оружие и кажную пулю направе. Без слов к Громовержцу «Пера» не ударит метко. Реки Владе о сем, она должна ведати.
Как великую драгоценность мать передала «раненую» винтовку в руки потомка и, расставаясь с ней, тихо вздохнула. «Пера» была ей дороже, чем жизнь.
– Люта сила в оружии сем. Не дозволяй чужакам касатьси сего, – словно напутственный заговор зашептала Волчица. – Кажный выстрел «Пера» вершит судьбы. А коли не выстрелит, тако судьба пуще решитси.
Сын плотно завернул чехол снова и так сжал винтовку в руках, как будто боялся её уронить.
– На том всё. К сестриме ступати. Завтра по солнцу в путь уходите. Верьте в Богоув, у Предкоув подмоги просите, чтите Роуда-отца и Тёмну Мати. Ежели тяжко придётси, к Зимнему Духу взывайте, но не спалитесь в ныго ярой злобе. Особливо ты…
Выслушав последнее наставление, Серко встал, склонил голову и быстро вышел из комнаты. Он больше не обернулся назад – не хотел видеть, как по лицу Волчицы катятся слёзы.
*************
Влада встретила его недружелюбно. Сжавшись на постели как паук над запасами, она перебирала всякую мелочёвку из дорожного рюкзака. В дальнем походе всё могло пригодиться.
– Ну что, явился, балабол? Приласкала тебя наша матушка? – с обидой взглянула на брата сестрица. Она не привыкла к материнским побоям и Серко не мог знать за что ей досталась звонкая оплеуха.
– Я смотрю, она и тебя «приласкала»? – попытался он начать разговор, но Влада молча вернулась к своим «драгоценностям». Тогда брат со стуком поставил возле кровати чехол с заговорённой винтовкой.
– Принёс тебе что-то...
– «Пера»? – захлопала светлыми ресницами Влада.
– А ты ещё спрашиваешь?
Зло рыкнув, Волчица схватила свёрток и быстро развязала ремни. Лучшее оружие племени было ей отлично знакомо. Уверенной рукой она передёрнула затвор и проверила ход механизма. Как не старалась Влада выглядеть недовольной, Серко видел, с каким наслаждением она держит винтовку.
– От тебя возьму… Чтобы ты больше шуток своих поганых не зубоскалил!
– А ещё раз не промажешь?
– Не промажу… Не увидишь такого и не порадуешься! – процедила охотница и тут же вздохнула. – Жаль патронов к ней мало...
– Никогда их много и не было. В пути тоже едва ли достанем. Сколько есть?
Вытряхнув из чехла россыпь боеприпасов, Влада наскоро пересчитала:
– Осемнадцать.
– У-у, двух обойм тут не будет. Но ежели Среча даст добрый путь, стрелять нам не придётся.
– А всё-таки дурень ты, – расцвела Влада в улыбке. – Думаешь, стёжка нас мимо врагов проведёт? Тут не то что стрелять надо будет – ножом резать иль даже зубами рвать! У нас добрых знакомых в Явьем мире не затесалось. Даже другая Навь сжить со света пытается. Одиноки мы с тобою, Серко. Во всём мире одни…
– Пока родичи живы – одни не останемся, – легко сболтнул брат, но в ответ получил взгляд полный печали. Улыбка Влады погасла; «проклятую изгнанницу» такие слова давно уж не радовали. Не зная, как теперь извернуться, Серко заметил в облике сестры нечто новое – металлическое солнце с извилистыми лучами. Оберег спускался с шеи на кожаном ремешке и был украшен тонким узором, подобно гильзе Серко.
– Материнский подарок?
– Это ярило, – погладила дочь Старшей Волчицы свой оберег. Ярило как раз помещалось в ладонь. – Отдала со словами: «Уж больно ты мерзлявая».
Серко рассмеялся и подсел ближе к сестре. Он обнял Владу за плечи и тоска, царившая в глазах Волчицы, угасла.
– Мать велела за тебя крепче держаться и… слушаться, – шмыгнула носом девчонка.
– Хоть теперь смогу с тобою управиться, – подколол её брат.
– Ага, щас тебе! Такому-то колоброду я и покорилася! Не дашь Шатунам умыкнуть – уже славно.
– Не бойся, не будет с тобою беды.
Сестра посмотрела на Серко по-особому, как будто он не шутил, а дал серьёзную клятву. Влада нежно прижалась к плечу, но охотника вдруг кольнуло у сердца. Почуяв неладное, он резко отдёрнулся. Взгляд Влады растерянно ждал ответа, почему он так груб, но брат сам не мог объяснить, по какой причине не обнял Одинокой Волчицы.
«Серко», – раздался голос отца возле порога, и сын встрепенулся. Олег стоял рядом с ним и смотрел точно так, как и многие в племени – с тяжестью и ожиданием. – Идём на два слова, кое-что обсудить с тобой надо.
Серко был рад появлению отца, хотя от души желал помочь сестре в горе. Он чувствовал, что никак не может разглядеть всей глубины этой тёмной обиды. Понять печаль Влады оказалось не просто. Она могла над чем-то грустить, а через минуту высмеять это; была страшна в гневе, но тут же вела себя кротко. Своя жизнь или чужая смерть равно злили или радовали её. Серко очень боялся однажды не распознать в ней настоящее. Влада могла обезуметь, заиграться с духом Белой Волчицы, а ведь даже мать почти проиграла свою схватку Зверю.
Прогнав от себя тяжёлые мысли, он поспешил выйти вслед за отцом. Олег протянул в руки сына карту, завёрнутую в прозрачный пакет, и напомнил:
– Дорога пойдёт от одного креста, до другого. Четыре места вам надо обойти, но до каждого путь неблизкий.
Серко с пониманием кивнул. Всё отведённое на отдых в убежище время он провёл рядом с отцом. Олег учил его тонкостям чтения карты, хотя Серко и сам смог разобраться во многом. Пусть вылазки за сказами были только разведкой ближних земель, но в дозорах не мало удалось узнать об округе.
– Остерегайтесь любого, кто встретится на пути. Навь до Моровых Зим любить было не за что, а как сейчас люди думают – неизвестно. Хорошо, если оседлые забыли про грабёж и набеги, а если помнят?
Серко выслушал отца очень серьёзно, ведь сам понимал, что если они с сестрой попадутся, то пощады от оседлышей ждать не стоит. Любой вооружённый человек убьёт Навь скорее из страха, чем из-за желания отомстить за былое.
– Напоследок хочу ещё кое-что сказать тебе, про мать, – вдруг сбавил голос скиталец. Серко такого не ожидал и сразу навострил уши. – Вы одни наши дети, хотя появились за первые две Зимы в закрытом убежище. Не спрашивал себя – почему?
Сын молчал, однако чувствовал не ладное в настроении отца. Почему-то Серко очень не хотелось услышать ответ, но скиталец продолжил:
– Очень верила она старой ведунье, на судьбы ваши с Девятитравой гадала. И в одном из видений предстал ей голубоглазый ребёнок. Если бы он появился на свет, то сгубил вас обоих. Однажды Анюта пришла ко мне среди ночи, рухнула на постель и согнулась от боли. На расспросы мои не отвечала, а на утро слегла в лихорадке. Я только позже узнал, что Девятитрава опоила её какой-то отравой – Волчица сама попросила об этом. Неделю пролежала без памяти, металась в горячке, а когда, наконец, встала на ноги, детей у нас больше не было…
Олег вполне мог видеться с сыном в последний раз и не хотел, чтобы между ними оставались секреты. Новость потрясла парня, и отец взял его за плечо.
– Если ты в Веды не веришь или считаешь пустыми материнские страхи, так не думай, что всё было сделано зря. Ради вашей судьбы Анюта много жертв принесла и что могла для детей своих – сделала. Целый мир перед вами, но быть вдвоём перед миром порою сложнее, чем стоять одному. Не оступитесь.