Проклятый род

Глава 13 Первый снег

Ночь окутала Девятитраву удушающими объятиями. Под босыми ногами ледяной снег, над головой не единой звезды. Место не для живых. По левую руку темнеет вход в бункер, по правую горит синим пламенем охранный камень их рода. Каждая руна умоляет проклятым знаком Нужды – знак грозит бедой всему племени.

Тяжёлая поступь сотрясла землю. Пришёл тот, кто одним взглядом забирает души живых в загробное царство. Огромный старик повернул к ведунье длинноволосую голову с густыми бровями. Девятитрава попятилась. За подземным князем дрожал злобный голос. Призывное пение возносилось над огнём далёкого чужого костра. Заросший старик повернул голову следом за Девятитравой. В густые брови вонзились вилы из Пекельного пламени. Хоровод теней пытался открыть очи хозяину. Дожидаться взгляда, который ввергнет её душу в вечную пустоту, ведунья не стала, и быстрым шёпотом обратилась к своей покровительнице:

«Прекрасная Мара,

Смерти Владычица,

Невеста Страданий.

Из обители Кощего,

Из Мрака Чертогов,

Не знаешь жалости,

Пощады не ведаешь.

Калинов Мост –

Исхоженный путь,

Тобою и свитою.

Мановением перста,

Указуешь ты,

Смерти Дева,

Мара Луноликая,

На гиблых судьбою…»

Ужасный старик зарычал, и тени удвоили усилия, пытаясь скорее приподнять ему веки. Но в руке Девятитравы сверкнул нож с рукояткой из янтаря. Резанув лезвием по ладони, ведунья очертила вокруг себя алый круг. Снег принял жертву и зашипел искрящимся паром. Туман вовремя спрятал Девятитраву от смертоносного взгляда. Когда дым развеялся, ведунья вырвалась из Междумирья. Но даже проснувшись, она по-прежнему ощущала волну леденящего страха. Разрезанная во сне ладонь цела, кровь обильно течёт из носа. Стараясь не разбудить мужа, Светлана поспешила с постели в своё тёмное логово. В кострах Навьей Стражи догорали поленья. Ни разговоров, ни шёпота не было. Ночь замерла над убежищем Зимнего Волка. Но спокойствие и тишина обманчивы. Внутри коридоров уже бродят Тёмные Души, наведённые чужим колдовством на мирно спящие семьи.

«Не одними ножами и ружьями Навь воюет друг с другом. Кого сумели ко мне подослать! Хорошо его славят, поганые виичи!..» – бормотала Девятитрава, подтирая остатки крови с лица. Ворожеи в племени не было. Безымянная не отдала дочь, а других учениц с сильным Волком в душе не родилось. Никто не поддерживал огонь. Пришлось тратить время, самой разводить костёр из заготовленных дров и хвороста, и царапать на бетонном полу защитные символы. Скоро в Явьем мире появился очерченный круг, и два треугольника сошлись символом той, кто поднимет на защиту сородичей души Праведных Предков. Оставалось последнее…

В логове всегда ждала чаша, которой касались лишь посвященные в тайный обряд. Но и эти охотники держали язык за зубами. Всё, что требовалось – вовремя отдать Девятитраве кровь для колдовства. И перед тем, как сделать хотя бы глоток чужой крови, Девятитраве надо было преодостерчься.

Она вспомнила предостережение Сва – давно умершей наставницы и самой первой ведуньи Зимних Волков.

«Кръвава ворожба – сие страшна сила. Едной травою ты не охранишь свово племене. Ежели Навь с Навью ратаетси, кажна капля крови в войне послужити. Охотцы много рекут мни, бо не надоть замать в ворожеи девку-надземницу. Ще им знати про твый Кошт?.. Ты судьбу правити в ладное русло. Ты наставити повадыря для незрячей, хто затмит Чёрен Хорс. И, раз стане ведуньею, пред ворожбою пей отвары, коим тобя обучу. Не из прихоти се, а из горней нужды. Николиже не вкушай кровь двъдушцев без сего зелья. Тобе надоть долго бысть в Живе…»

Никто не приготовил ей заветное средство заранее, а самой времени нет: враг напал с неожиданной стороны и в любую минуту всё племя могло обезуметь. Обережный отвар действовал только свежим, от остывшего не толку, не пользы. Девятитрава ненавидела спешку в таком деле как колдовство, но выбора не осталось.

Поднеся чашу с кровью к губам, она прошептала:

«Жаль, что я не родилась Навью, а только стала ей поневоле. Прости меня, Мишенька. Недолга разлука…»

Закрыв глаза, она осушила чашу. В руке сжался атам, и тонкая алая струйка окропила символ Марены.

«Прими же столь редкое,

Прими драгоценное –

Кровь живую, бурлящую,

Кровь жизнью кипящую.

Прими же Мара – Прекрасная,

В жилы свои,

Кровью холодной наполненные,

Жизни напиток.

Из жил смертного,

Помоги человеку,

За местью пришедшему!

Помоги человеку,

Покровительством мёртвых!»

Затаив дыхание, Девятитрава прислушалась. Беспокойный шёпот теней в коридорах утих. Тёмные Души оставили логово по велению сильнейшей из Навьих господ. Теперь настало время ответить чужой ведунье, осмелившейся натравить на Зимних Волков зло.

Девятитрава представила, как вдалеке, в полузатопленных норах горит такой же костёр. Перед огнём бьётся в тёмном обряде и шипит ведунья из рода Виичей. Скорее всего она молода, но талантлива, как и любая, кто только недавно из ворожей стал настоящей Подземной Матерью. Это её голос Светлана слышала за спиной косматого старика, это по её воле одержимые тени искали путь к душам спящих охотников.

Медленно, нараспев, Девятитрава потянула:

«Пращуры отцы – родичи верные,

Кровь рода взывает к вам,

Требую отмщения по праву наследия!

Заклинаю о мести для жизни рода,

Прошу о смерти супостата заклятого!

Поднимайтесь в гневе праведном,

Поднимайтесь в злобе ярые,

Поднимайтесь голодом жадные,

Шагните на Мост Калиновый,

Вступите на землю бренную,

Явитесь за жизнью!

Явитесь для смерти!»

Наступила тишина. Костёр всё так же пылал и потрескивал сухими поленьями. Кажется, ничего не случилось, но тут откуда-то издали долетел сдавленный крик, словно чью-то душу вырвали из Явьего мира и унесли в вечную пустоту. Крик замолчал, а на губах Девятитравы осталась злая улыбка.

«Соплячка, не знала, с кем силой решила померяться! Не прикоснёшься к нам боле, не напакостишь. В Пекельном Царстве такие как ты очищаются вечность!» – но радость длилась недолго. Глотку Девятитравы наполнила кровь, и ведунью стошнило багровыми сгустками. Вытерев губы, она просипела. – «Ничего, есть ещё время для предначертанного. Наставим поводыря…»

В тёмном логове раздались уверенные шаги. В нору вошла Мать-Волчица. Глаза сверкнули в огне колдовского костра и замерли на Девятитраве.

– Враги близко. Буди мужа, – тяжело просипела Зрящая Кошт. – Поднимай всех на битву. На рассвете в лесу потечёт Навья кровь.

…

Язычники Китежа постучали в ворота Монастыря даже раньше, чем рассчитывал Настоятель. Посланцев запада приняли. Говорили за плотно запертыми дверями внутренних келий. Особенно жарко расспорились со жрецами из Кроды. Много часов спустя союз был подписан и двери келий раскрылись. Настоятель отринул помощь Тавритов, обернувшуюся для христиан рабством, и вступил в договор с Китежем, Кродой и Чудью. Поклявшись уважать веру друг друга и не лить крови, язычники и христиане объединились. Война против Тавритов должна закончиться быстро. По слухам, Дом уже взбунтовался против Ивана. Аруч почувствовал за кем сила и изгнал от себя Тавритских дружинников. Новая война ждала Край, как только пройдут холода Долгой Зимы. Ведь это короткое лето закончилось. За окнами Монастыря летел первый снег.

…

«Верую в Единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого. И в Единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, рождённого от Отца прежде всех веков: Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рождённого, не сотворённого, одного существа с Отцом, Им же всё сотворено...»

Серко умолк, чтобы глубже вдохнуть наполняющий храм запах воска. Так тихо. Сказочно тихо для светлого дня. Перед ним стоял облачённый в белое одеяние священник. Сам Серко оголился до пояса. Прихожане старались не смотреть на старые шрамы, оставшиеся у него с прошлой жизни. Среди ран много шрамов и от ножей.

«Ради нас людей и ради нашего спасения сошедшего с небес, и принявшего плоть от Духа Святого и Марии Девы, и ставшего человеком. Распятого же за нас при Понтийском Пилате, и страдавшего, и погребённого. И воскресшего в третий день согласно Писаниям. И снова грядущего со славою, чтобы судить живых и мёртвых» – продолжил Серко. Очень хотелось обернуться, найти глаза Веры среди всех собравшихся. Любимая где-то рядом, пришла встретить его на новой, чистой дороге. Серко отдал бы всё, чтобы взять её за руку и крепко держать за тонкие пальцы, как избранную судьбу.

«Его же Царству не будет конца. И в Духа Святого, Господа, дающего жизнь, от Отца исходящего, с Отцом и Сыном сопокланяемого и прославляемого, говорившего через пророков. В единую святую, соборную и апостольскую Церковь. Признаю одно крещение для прощения грехов. Ожидаю воскресения мертвых, и жизни будущего века. Аминь».

Он закончил. Прежде чем обряд продолжился, Серко всё-таки позволил себе обернуться. Увидев белый Верин платок и искреннюю улыбку, на сердце стало теплее. Серко почти не различал голоса священника из-за стука крови в ушах. Он боялся Зверь вырвется, как только увидит кресты и иконы. Казалось даже, что он будет биться в припадках, бросаться на людей, как и следовало одержимому. Но ничего такого не произошло. Внутренним взором охотник ощупал каждый уголок души, и не нашёл Волка. Зверь скрылся. Может быть навсегда.

Шальная мысль закралась в голову Навьего сына. Он потрогал языком заточенные с детства клыки. На самом дне существа приподняло голову Нечто. Испугавшись, Серко не пустил себе крови и поклялся никогда больше не просить Зверя о силе.

Голову крещаемого, с полагающимися молитвами трижды наклонили в купель. Обретя мир в душе, он старался думать только о новой дороге. Было достаточно времени, чтобы, используя науку отца, читать отданные Настоятелем книги. Эти книги удивляли Серко, порой заставляли надолго задуматься, но в них была та надежда, которой так не хватало охотнику, рождённому в подземельях. Очень много надежды на свет в Явьем мире.

На тело нового христианина накинули белую рубашку, а на шею надели металлический крестик. Не у многих такие кресты. Двоедушец предпочёл бы носить на груди простой крестик из дерева, как все люди в общине. Прикоснувшись рукой к «оберегу», он почувствовал, как закололо от робости пальцы. Порыв ветра ударил по окнам собора. Стекло задрожало, Сергей вскинул голову. Снаружи летели хлопья первого снега. Голубые глаза наполнились слезами. Сергей до боли в ладони сжал свой новый крест.

…

– Что с тобой, Анюта? Ты плачешь? – заглянув под капюшон жены Олег. Рассеянный взгляд Волчицы блуждал среди белой метели.

– Не знаю… не ведаю… Сердце вдруг больну сжалоси. Выть хочетси, нешто у мя отняли ще дорогое. Ристати за снег, рватси, покуда не собью ноги в кроувь… С чадами нашими ще-то...

– Беда?

– Азмь не ведаю! Не чую боле из них одного! – Анюта вдруг пошатнулась, скиталец успел подхватить её под руку. Другие охотники не заметили.

– Соберись! Такого не может быть! Серко с Владой друг другу опора, не дадут себе сгинуть. Выстоим сегодня, и наши дети вернутся.

– Веды мни прорекали о страшном: руны рвали едного прочь из роуду, – с затуманенными глазами вспоминала Анюта.

– Руны? И что?! Они говорили, ты можешь умереть возле ярила. Ты выжила, и мы встретились, не всегда бывают правдивы твои гадания. Ты хватаешься за Веды из-за страха и неизвестности!

Анюта через силу улыбнулась скитальцу и ласково погладила по щеке мужа. Рядом с ним утихала любая боль и даже самые страшные беды становились на чуточку меньше. Но тут охотница насторожилась.

В лесу гудит ветер и гонит метель прочь от логова, не давая запахам развеяться в чаще – сам Стрибог этим утром за охотников Зимнего Волка. Анюта прошептала слова благодарности и приготовилась.

Племя собрало три сотни мужчин – всех, кто мог взять в руки оружие. Но из этих трёх сотен всего с десяток со второй душой Зверя стоят плечом к плечу со Старшей Волчицей. Другие воины – мальчишки, никогда не знавшие Волка, рождённые в стенах убежища. Молодняк рвётся в бой, но Волчата гораздо слабее матёрых.

Внутри логова весты и неразумные дети. Анюта вывела мужчин на войну и приказала женщинам запереть люк в убежище, хоть такая преграда надолго алчность захватчиков не остановит. Если Зимний Волк проиграет, племя вырежут до последней чернушки. Анюта надеялась, матерям не придётся использовать ядовитый отвар, оставленный на случай разгрома. Но лучше уж так, чем отдать свои семьи на растерзание.

Чужаки отмечены знаком Вия, покланяются одному из тёмных Навьих Богов. Вий долго княжил в закрадном мире, но Марена сильнее – Анюта уверилась в этом.

Лес замер в утренней тишине, но Первая Охотница чуяла: враги здесь.

– Идуть… – облачком пара выдохнула Мать-Волчица. Острое зрение заметило тень. Виичи крались среди деревьев, скрываясь за пеленой снега. Чужаки хотели захватить Тепло Зимнего Волка, отнять землю, испортить чистую кровь. Род хотел вырезать род прямо сегодня.

Анюта жалела лишь об одном: «Пера» не было рядом. Вместо неё в руках у Волчицы лежала другая винтовка с двумя патронами в магазине. У остальных бойцов в лучшем случае по полрожка к автомату. Найденных в перемётной норе боеприпасов оказалось немного, и стрельба выйдет короткой. Настоящая драка случиться в тот миг, когда враг подойдёт на расстояние удара. Судьба сверкает сегодня на острие боевого ножа.

– Видят нас? – вполголоса спросил Олег.

Не ответив, Анюта прицелилась. Губы прошептали славление Громовержцу, в надежде, что услышит призыв и без рун. На любой охоте первый выстрел за Старшей. Поймав на мушку неспешную тень, Анюта нажала на спуск.

Хлопок и отдача. Враг вскинул руки и выронил готовый к стрельбе автомат. Тут же засада разразилась стрельбой. Схватка сильно отличалась от прошлого ночного сражения: стояло светлое утро, только плотная завеса снега мешала прицелиться. Но главное – род Анюты приготовился к новой битве. Теперь поклонники Вия кричали и падали замертво от внезапного нападения.

Снова вскинув винтовку, Анюта увидела в прицеле мальчишку. Захватчики послали в бой молодняк, хотя знали, чем их встретят. Он был на мушке, и Анюта не стала щадить – не сегодня, не в день решающей схватки. После этого выстрелы смолкли. Последние гильзы упали на снег, растопив себе место в мертвенно-белом пуху. Тишина попыталась вернуться, но её отпугнули крики раненых и недобитых. Подстреленные звали на помощь сородичей, которые ещё не показывались из-за метели. И те явились на зов. С воинственным кличем сотни мужчин бросились на род Зимнего Волка.

Не скрываясь, не прячась, Виичи атаковали в открытую. Чужаки догадались, что у защитников не осталось патронов. Пришло время ножей.

Язык ранился о клыки. Даже родичи Анюты, не имевшие Волка, сделают тоже самое. Но для неё кровь подарит больше, чем просто уверенность. Зимний Волк поднялся во весь рост и оскалился. На врагов нёсся с криком не двоедушец, а жуткая Звериная сила. Виичи словно узнали её и отпрянули, боевой запал поугас. Но были и те, кто желал померяться силой с Анютой.

Первый удар грозил попасть ей под ребра. Увернувшись, Волчица полоснула врага по лицу, но не рассчитала и почти раскроила противнику череп. Гарда застряла в глазнице, пришлось бросить клинок. Не успел другой враг подскочить, как получил в горло метко брошенный нож. Расставаясь с одним клинком, Анюта вынимала другой. Завращалась карусель перекошенных лиц. Железо и зубы, вспоротые меха и глубокие раны – всё слилось в одном месиве. С каждым ударом Зимний Волк набирал силу. Ножи вовсе без надобности! Анюта зверем может наброситься на любого и рвать плоть клыками! И только твёрдая рукоять клинка сковывает её с Явьим миром.

Куртку залила кровь. Глаза не успевали следить, как вокруг падают кричащие люди. Несколько раз Анюту саму валили на землю, чужаки накидывались толпой, хотели скорее прикончить её. Но всякий раз она изворачивалась, поднималась, и отправляла в закрадный мир новые жертвы. Рядом бились матёрые воины, но на ногах осталось лишь четверо двоедушцев. Остальные погибли, хотя оставили за собой след из десятков убитых. Молодняк ещё дрался. Анюта видела Сивера, кромсающего топорами опрокинутого врага. Темноволосый охотник повёл Волчат в бой, стараясь не дать чужакам чересчур наседать на Волчицу.

Благодаря Сиверу Анюта на секунду перевела дух. Глаза отыскали в водовороте сражения Олега. Муж дрался хуже охотников, ведь не воспитывался в Навьих стаях. Олег бился не ради злости и не из преданности Укладу, он сражался за любовь и семью, и за Волчицу из подземного племени.

Из толпы чужаков выскочило несколько крупных мужчин – Старшие воины племени Вия. Вожаки пришли только за ней, нарочно разыскивали в бою Навь с Зимним Духом. Зверь почуял достойных врагов и ощерился. Осталось всего два ножа… но ей хватит!

В руках одного был топор, и он сходу хотел разрубить Анюту вдоль тела. Охотница увернулась, и тут же попала под выпад второго. Нож вспорол пуховик, резанул по руке, но не глубоко. В ответ пинок ногой под колено и удар клинком сверху. Заскулив, вожак хотел выдернуть лезвие из ключицы, но, быстро провернув рукоять, Анюта сама вырвала нож вместе с плотью. Смерть могучего врага ещё больше разъярила душу Зимнего Волка. Перед взглядом сгустилось алое марево, лицо побледнело, сердце стало сыплющим искры углём.

Враг широко размахнулся обухом топора. Мощным ударом он хотел сломать кости Анюты. Волчица отскочила за дерево, обманула его ложным выпадом, Виич дёрнулся и отвлёкся, и именно в этот момент она вонзила ножи ему в грудь, сломала рёбра, и клинки вошли в сердце. Словно налетев на незримую стену, силач остановился, опустил топор и начал медленно оседать. Рукоятка с надписью «Счастье» выскользнула из кровавой ладони.

Но Волк торжествовал! Ещё один сильный противник лежит перед ним на земле, а сам Зверь по-прежнему бьётся!

Третий воин оказался даже больше, чем все предыдущие. Как сородичи, он налегал на грубую силу и натиск, но кинулся совершенно внезапно. Выскочив из гущи сражения, вожак врезался плечом в Старшую. Удар свалил Анюту на снег, и огромные кулаки замолотили по всему телу. Но боли нет. Анюта не чувствовала в ладони ножа. Ничего не осталось. Кроме жажды убийства.

Захрипев, вожак старался отодрать от себя внезапно подскочившую Навь. Жадно урча, Анюта вцепилась в горло воина клыками. Зубы рвали кадык, и пасть сглатывала кровь и куски плоти.

Противник был обречён, но внезапно его голова взорвалась осколками черепа. Навь не успела убить и насытиться.

Олег стрелял наверняка. Выпуская последнюю пулю из автомата, он уверился, что спасает Анюту от гибели. Но из-под упавшего Виича выползла не она: лицо белое, как полотно, стеклянный взгляд и покрытая кровью одежда. В таком чудище не узнать человека. Перед скитальцем поднялось на ноги истинное воплощение Навьего духа – безжалостный Зверь, способный победить саму Зиму.

Скосив рот в диком крике, Анюта бросилась на Олежку. Скиталец закрылся своим автоматом, но тут же был повален на землю. Пальцы впились в ещё недавно любимого человека. Навь хотела рвать на куски, убивать каждого, кто попадётся озверевшему духу!

«Анюта!» – сквозь боль крикнул Олег. – «Очнись, Анюта!»

Но мольбы тщетны Навь не слышала. Зверь опьянел от крови и вырвался в Явий мир. Для него всё тонуло в багряной бездне и теперь любой встреченный казался врагом.

Крепкий удар сбоку отбросил озверевшую убийцу с Олега. У старика-скитальца хватило сил в последний раз защитить сына. Михаил еле стоял на ногах, его ранили в схватке, но подоспел вовремя.

«Прочь, отродье подземное! Оставь его наконец-то в покое!»

Старик потрясал тяжёлой дубиной, но больше у него ничего не было. Таким оружием не остановить рассвирепевшую Навь. Анюта нечеловечески быстро вскочила, но внезапно в лесу грянул взрыв.

Гранаты полетели в тыл поклонникам Вия, а следом хлёсткие выстрелы знакомой винтовки.

«Перуне! Вми призывающей Тя, Славен и Триславен буди! Меч своей Силы на врази яви!» – чуть ли не вопила Влада, нажимая на спуск. «Пера» стреляла без остановки, магазин опустел. Волчица ловко вставила новый. На её земле не останется ни одного врага её рода!

Получив удар в спину, Виичи растерялись. Погибая от метких выстрелов и ударов ножей, чужаки бросились в заросли.

«Пятнадцать…», – шептала Влада, нажимая на спуск. В сетке прицела за грудь схватился подстреленный враг.

«Шестнадцать…», – голова бегущего Виича взорвалась ошмётками крови.

«Семнадцать…», – чужак рухнул замертво, не успев нанести удар в тело сородича.

Влада поймала в прицел окровавленную тварину рядом с отцом.

«Восемнадцать».

Последняя гильза упала на снег.

…

– Дыши! Дыши! Просто дыши и смотри на меня!

Скользкая от крови рука сжимает пальцы Анюты. Изогнувшись, Волчица кричит и судорожно пытается зажать рану в груди. Взгляд как прежде безумен, но от боли с каждым мигом светлеет.

– Смотри мне в глаза, Анюта! Не смей закрывать глаза! – рыдает Олег. Перед взглядом вертится мир. Больше нет Зверя, дурманящей силы, тепла. Только боль.

«Нет!» – закричала подбегающая Влада и упала на колени перед раненой матерью. Рука Анюты проводит по лицу дочери, оставляя след размазанной крови. Губы кривятся, пытаясь что-то шептать.

«Я не хотела! Не хотела!» – бормочет в отчаянье дочь и отбрасывает «Пера», как проклятое оружие.

– Не умирай, ты не можешь! Столько раз ты была на краю и сейчас не погибнешь! – гладил Олег русые волосы Навьей Волчицы. – Дыши, только дыши!

– Олеж… Олежка, – сквозь кровь в горле хрипит Анюта и крепче сжимает руку любимого. – Где… Серёжа?.. Жив?

Никто ей не отвечает. Повернув голову, она смотрит на Владу. Слёзы безудержно катятся по щекам дочери.

– Зачем же ты…

Слова замирают. Дыхание Анюты остановилось в пробитой груди.

…

Холод высасывает жизнь налету – прямо из пара дыхания. Грудь толчками вздымается под грубой рубахой, глаза не видят ничего, кроме снега. Густые хлопья летят, укутывая мир белым пологом. Упав на лицо, снег тает, и последней слезой скользит по щеке. Медленное сердце едва трепыхается.

Дух должен прийти – так было предсказано. Появление Зверя лишь чувствуешь. Из последних сил приподняв голову, Безымянная взглянула на Волка. Он пришёл. Он смотрит голубыми глазами. По морде вьётся узор синего пламени, шкура блестит серебром. Волк выше Безымянной – почти до половины жертвенного столба. Зверь беззвучно ступает по снегу, не сводя глаз с охотницы возле ярила. Навь ждала Зимний Дух в последний час своей жизни. Руки связаны, но ей не страшно. Наклонив голову, Зимний Волк выпустил из ноздрей облако пара. Выдох Зверя сливается с предсмертным дыханием Безымянной. Внутри ненадолго вспыхивает огонь, и она погружается в темноту.

Рядом вновь хрустит снег. Человек – оседлый надземник суетится у жертв, сгребая оставленные требы в дорожную сумку. Безымянная хочет окликнуть его, но из груди вырывается только несвязанный стон. Дыхание почти остановилось. Волк готов к битве за солнце: затаился в душе и стал её второй половиной. Взгляд затуманен и не видит того, кто внезапно подаёт молодой голос – лишь размытый силуэт на краю нечёткого зрения. Сердце медленно замирает.

– Отец, развяжи её…

…

Дрожащей рукой, Олег закрыл жене голубые глаза. Анюты больше нет. Матери-Волчицы не стало. Вцепившись в волосы, Влада сидит рядом с отцом. Губы беспрестанно бормочут: «Я не узнала её, не узнала…»

– Я верю, дочка, – кивает Олег. Душат слёзы, но он держится. Ещё не время слезам.

– Где твой брат? Почему вы вернулись так поздно?

– Лишь на день задержались… Нет, на одну ночь, – судорожно вздыхает молодая Волчица.

– Где Серёжа?! Она хотела знать, где он! – до боли сжал зубы Олег. Влада вздрогнула и с испугом уставилась на отца.

– Остался у крестианцев. Принял крест…

Олег поразился, но ничего не сказал. Вокруг собрались воины Зимнего Волка – много раненых, окровавленных, в разорванной и пробитой одежде. Подземники до сих пор сжимали в руках ножи, топоры и опустевшие ружья. Из старых охотников только двое. Они мрачно смотрели на тело убитой Волчицы. Влада посуровела, как и каждый стоявший рядом сородич. Поднимаясь на ноги, она больше не плакала.

– Достойная смерть, для рождённой без имени, – вышла Девятитрава и склонилась над Анютой. – Сегодня пали многие славные охотники. Род не скоро оправится от утрат. Но смерть Старшей, а главное её жизнь – никогда не забудут. Она останется в Прави, рядом с самими сильными Предками. Мать-Волчица будет оберегать род и дальше, и поддерживать каждого, кто воззовёт к ней с голосом Совести.

Ведунья подняла взгляд на Владу. Дочь Первой охотницы стиснула кулаки и ответила ей холодом голубых глаз. Девятитрава едва улыбнулась и, обернувшись к собравшимся, громко сказала:

– На закате мы отдадим почести всем погибшим защитникам рода. Но пламя крады для Матери-Волчицы взовьётся до самого неба! Племя послужит ей в последний раз. Подготовьтесь.

…

В Навьих песнях всегда звучат суровые грусть и тоска. Подземные охотники пели, возлагая к телу Анюты последние подношения. Волчица покоилась на высоком срубе, набитом изнутри сухим хворостом. Рядом аккуратно разложенные ведуньей птичьи крылья: лёгкость птицы вознесёт лучшую дочь подземного племени к Прави.

Костёр готовился на закате. Багряный диск почти опустился, словно приглашая душу уйти за собой. Влада стояла возле отца и стискивала в руках раненую винтовку – оружие, которое одним выстрелом оборвало судьбу её матери.

Заметив блеск в глазах дочери, отец предупредил:

– Не надо. Не клади «Пера» на костёр. Анюта вверила тебе это оружие, чтобы винтовка продолжала служить нашей семье. У неё и так будет всё, что понадобится, а «Пера» пригодится разить зло в Явьем мире.

– Моей вине нет оправданья, – бесцветным голосом ответила дочь. – Вот моя плата за нарушенье Уклада…

Олег внимательно поглядел на неё, но смолчал. Перед взором скитальца медленно проплывали воспоминания. Он с болью смотрел, как ведунья разжигает огонь. Погребальный костёр занялся очень быстро, и языки пламени ненадолго отогнали падающий с хмари снег. Огонь крады с жаром вознёсся, скрывая от глаз закутанную в белую ткань Анюту.

– Хто ноне главешен? Куды намо ступати? – грубо сказал один из охотников. Влада со злостью оскалилась:

– Без Стравы и Тризны изведати хоче?!

– Роуд должон жить. Азмь за проклятой не пойду...

Повисло молчание. Олег понял, многие охотники думали также и видели причину всех бед в его семье. Война могла пройти легче, если бы в племени хватало опытных двоедушцев... Отец встал ближе к дочери, но, казалась, Влада сама обратилась в непробиваемый камень.

– С проклятою надоть расстатьси, – уверенно продолжил охотник. – Вы сгубити нас! Ужо оставили племя без Звиря!

– Мы вас охраним! – процедила Влада, не шелохнувшись. – Мы сыскати Тепло, успем свести соньму до сильных морозоув…

– Оно также проклято? – дерзнул оборвать её бунтовщик. Рука Влады метнулась к ножу, но в их сторону спешила Девятитрава. Словно радуясь появлению ведуньи, охотник сказал. – Ты вела нас еднажды. Отринь семью с Влъком Хлада, и роуд сызнова поклонится тобе. Коли есьм Тепло, тако ты нас сведи туды.

– Нет, – спокойно, но твёрдо ответила Зрящая Кошт. – Не гоже судить о проклятиях тем, кто дороги не знает, не распутывал нитей Мокоши, не вязал наузы с Долей.

Охотник бросил рассерженный взгляд в сторону Влады. Девятитрава подошла ближе к внучке.

– Я никогда не доверю своё племя проклятой. И над ней нет проклятия! Я вижу ясно, как днём. Вижу больше, чем любой из вас, двоедушцы! Только дочь Старшей Волчицы поведёт нас к величию: в ней наш будущий путь. Навь снова станет такой, какой была до прихода в убежище... ещё сильнее.

– Мы сойдём в норы, – подтвердила её слова Влада. – Зачнём жити по Укладу, хде положено Нави.

Племя медленно отступило от бунтовщика. Большинство решило довериться Владе, род принял её, как новую Старшую. Олег смог вздохнуть с облегчением, а Влада подошла ближе к несогласному, сверила его взглядом и процедила:

– Я вижу в тебе… Нужду.

Охотника тут же схватили и с криками уволокли прочь. Он проиграл свой брошенный вызов, не успев прикоснуться к клинку.

– Кто ещё хочет пустить кровь Старшей Волчице? – громогласно спросила Девятитрава. – Судьба выбрала Владу и ей вести наше племя! Но право спорить с судьбой есть у любого… Кто ещё попытается?

Никто не решился. Сейчас. Лишь некоторые, дружные с Деяном, смотрели косо, но и те промолчали. Кивнув, ведунья встала по левую руку от ученицы. Влада медленно перевела дух и впервые заговорила как Старшая рода.

– Я хочу, чтобы на пепле Матери-Волчицы был насыпан курган. На вершине того кургана пусть бдын поставят; на том столбе я своей рукой напишу верные руны. Это место станет священным для племени. И никто не посмеет поселиться в брошенном логове. Взорвите его. Взорвите так, чтобы следа не осталось.

…

Она вернулась в свою комнату в последний раз, собрать вещи. На плечи взвалилась неимоверная тяжесть. Как мать могла вести целое племя, как выдерживала? От мыслей о ней захотелось снова заплакать. Надо спешить, морозы ударят скоро и будут суровыми. Но в пустых коридорах убежища она невольно остановилась. Рядом жилой блок Серко. С порога всё напоминало о брате. Влада коснулась ножа на засыпанном стружками столе. Здесь Серко вырезал первые руны на карабине.

– Как назовёшь?

– Ещё не знаю. Не заслужил.

На тумбочке возле кровати остались переплетённые кожей клинки. Отец вернул их, как напоминание сыну о коварстве соблазнительного обмана.

– Приласкала тебя та русалка?

– В лобастах ласки не много…

Старые слова из давно сгинувших разговоров. Следом за Владой в жилой блок вошёл хмурый отец. Он давно хотел расспросить дочь о дороге, и первый же вопрос Олега заставил Владу занервничать.

– Почему Серёжа остался у крестианцев?

– Мы встретили их недалеко от наших земель – семья из трёх человек. Сначала назвались скитальцами, но мы чуем кривду. Крестианцы знали места, куда мы идём, хотя сами там никогда не бывали. Пришлось взять их с собой, как заложников. Вместе прошли все отметки на карте. По дороге Серко влюбился в крестианскую девку. Ради неё он и предал наш род.

– Предал племя из-за любви?

Дочь кивнула, но Олег догадался: не всё она говорит. Скиталец знал своих детей, и помнил, как сильно Серко дорожил семьёй. Что-то не клеилось в рассказе Волчицы.

– Влада, не ври мне.

– Скажи ему правду, – вдруг прозвучал голос ведуньи. Девятитрава вошла в жилой блок из коридора. – Отец должен знать, иначе всю жизнь будет подозревать тебя в том, чего ты не совершала. Додумается ещё, что ты сама бросила брата.

– Я совершила преступление, гораздо более худшее... – не смея поднять глаза, проговорила Волчица.

– Так ответь за него перед Предками. Раз взялась вести род, будь честна перед щуром, – не отступала ведунья. Олег напрягся. Вихрем пролетели догадки о том, что случилось с детьми. Но услышанное в итоге, не могло и приснится.

– Я была с Серко, как женщина бывает с мужчиной…

Внутри Олега всё обмерло. Он не поверил ушам.

– Что?!

– Чтобы отринуть проклятье и построить свою судьбу заново, я спала с родным братом. Он один уцелел на залогах. Незаметно испытывала его Несколько Зим, и опять испытала во время дороги. Для себя давно всё решила. Но Серко… он не знал, и взял меня не по собственной воле.

Олег понял к чему клонит Влада и метнул злобный взгляд на Девятитраву.

– Твоя наука?! Вот почему Серёжка к нам не пришёл: не вынес вашего колдовства!

Мать Олега гордо подняла голову.

– Он виновен не меньше. Колдовство силой вынимает из души то, что там прежде заложено. И братская любовь может стать чем-то большим. Значит внутри чем-то большим его любовь и была. Особенно, если две части Волка хотят соединиться.

– Для чего соединиться?!

Рука Влады невольно легла на плоский живот. Перед глазами охотницы встал образ Черного Зверя.

– Я…

– Ты понесла от Серко?! – взревел отец. – Что же вы делайте? Зачем?!

Взгляд Влады вдруг наполнился холодом, на губах промелькнула улыбка. Олег заметил во взгляде дочери искорки дикой Анютиной ярости.

– Для всего есть своя плата, и род будет платить за Дух Зимнего Волка. Душа Зверя сольётся во мне воедино, согреется в моём чреве. Явь увидит стужу, огонь и тьму. Само солнце нам станет добычей.

– С меня хватит, – отрезал Олег. – Я правда любил Навь, но только одну из целого рода! В ней больше света, чем во всех вас вместе взятых! Она хотела добра, даже когда Зверь душил клыками за горло… Но теперь всё. Больше я в племени не останусь. К своим норам пойдёте одни!

– Откажешься от дочери и от матери престарелой? – бесцветным тоном спросила Девятитрава.

– И от внука, рождённого от кровосмешения, откажусь! Лучше сдохнуть скитальцем на холодной дороге, чем видеть, во что вы превратились!

– Мы всегда были такими, – ответила Влада, с надеждой глядя на Олега. – Не уходи, отец, ты нужен нам, понимаешь…

– Будь проклят весь ваш Навий род! – прокричал в гневе скиталец и выскочил прочь из блока. Но теперь его дочь не боялась остаться одна. Нежно оглаживая живот, она счастливо улыбалась. Никогда больше… никогда в своей жизни… никогда в своей жизни она больше не будет одна.

…

День полный света, день полный радости сердцу Сергея. Он стоял в храме вместе с любимой. Многое пришлось отринуть, многим пришлось пожертвовать ради этого дня. Он знал: Вера любит его. Даже в Звере она со всей чистотой увидела человека. Хоть многие в Монастыре были против, но Настоятель убедил людей в искренности нового христианина. Сам Сергей тоже верил, что искренен. Священник нараспев говорил торжественные молитвы, признавая святость этого брака. В руках у Сергея горела свеча. Он бросил быстрый взгляд на такой же огонёк в пальцах Веры. Её свеча догорала быстрее. Вера робко улыбнулась жениху и опустила глаза.

Священник взял в руки кольцо и громогласно, на весь Храм, объявил:

– Обручается раб Божий Сергей, рабе Божией Вере.

Пальцы Сергея дрогнули и чуть не выронили свечу. Вера беспокойно на него поглядела.

– Что с тобой, Серёжа?

«Мои Боги рабой меня не называют», – вспомнил он Владу.

– Ничего. Ослаб немного, с волнения… – несмело улыбнулся Сергей. Вера успокоилась, и обручение продолжилось своим чередом.

Свадебные гуляния были непривычно тихими для христианской общины. На праздник к новой семье пришли только самые близкие друзья и соседи. Но и они смотрели на Сергея насторожено, хоть и старались примириться с его тёмным прошлым. После болезни Егорка окреп. Когда гости начали расходиться, мальчика забрала с собой добрая соседская женщина. Молодые остались вдвоём.

Волнуясь, Вера переоделась в сорочку из тонкого льна и легла под одеяло. Глаза крестианки едва блестели в свете жестяного светильника. Она внимательно наблюдала за мужем, пока тот раздевался и ложился с ней рядом.

– Трудно нам будет, Серёжа. Не сразу люди нас примут.

– Пока у меня есть ты, мне не страшно. Новую счастливую семью построим взамен двух разрушенных. Настоятель к себе завтра позвал, хочет дать послушание… Доверяет мне, а значит всё выйдет на лад.

– Боишься, что Навь поселится возле Монастыря? Ведь они придут скоро…

– Нет, не боюсь. Ничего не боюсь. И тебя защищу и Егорку… и детей наших от чистой любви. Клянусь тебе, Вера...

Прижавшись к супруге, Сергей поднял сорочку. Вера затаила дыхание. Стыдно за то, как она думала о своём муже. Вера гнала прочь странные мысли, но те возвращались к ней снова:

«Ведь боюсь я его, Господи! Боюсь и люблю до смерти! Прости меня, Боже, за выбранный путь!»

…

Ночь полная тьмы, ночь полная страха. Ему впервые снились волки, кто не был больше друзьями. Сергей бежал прочь, а дикая стая с воем гналась по пятам. Чёрная шерсть, огромный рост, ярость – не просто хищники, а Лесные Хозяева. Глубокий снег для волков – не преграда, но для человека погибель. Утопая по колено в сугробах, Сергей бежал сквозь метель в одной нательной рубашке. Рука метнулась к своему оберегу, но вместо него висел крест. Все слова новой веры вылетели из головы, и остался лишь страх. Сергей вспомнил светлый образ любимой, её улыбку на свадьбе, счастливое лицо маленького Егорки, только это помогло отогнать теневых волков прочь. И тогда Сергей понял, что вовсе не спит.

Вокруг не полночь, а раннее утро. Небо светлеет, мороз больно впивается в кожу, летит снег. Сергей стоит по колено в сугробах. В беспамятстве он ушёл далеко от Монастыря, и очнулся только на берегу незамёрзшей реки. Серая лента Кривды спокойно несла перед ним студёные воды. На другом берегу поджидал человек.

Влада смотрела на него сквозь метель. Волчица привела Навий род и захотела ещё раз встретиться с братом, пока они были похожи. Это её кошмары гнали Сергея подальше от дома. Сестра обрела силу, а он всё не мог догадаться, кем она сейчас стала.

Снег повалил сильнее и скрыл другой берег. Влада исчезла, как утренний сон. Серко больше не видел сестру, но знал точно: она здесь, она пришла, она рядом… со всем Навьим родом.Руслан Дружинин. Проклятый род. (Короткое лето).27. 01. 2015 / 11:38Читать дальше: Снежный Жарhttps://author.today/work/320264