Пророчество о сёстрах

4

Генри и Эдмунда возле реки уже нет. Эдмунд всегда очень опекал и оберегал Генри, а уж теперь, после смерти нашего отца, наверняка будет опекать его еще больше. В воздухе веет холодом — предвестьем грядущей зимы, а мы все привыкли беспокоиться за Генри.

Сойдя с террасы, я направляюсь по тропинке к лесу, к тому валуну, что лежит под защитой дуба-исполина, — мы с Джеймсом уже привыкли называть его «нашим камнем». Когда я опускаюсь на него, меня окутывают спокойствие и безмятежность. Чудится — здесь не может случиться ничего плохого, ничего страшного, и к тому времени, как на тропинке слышатся шаги Джеймса, я уже почти убедила себя, будто все идет ровно так, как должно идти.

Он подходит ближе, останавливается в лучах солнечного света передо мной, а я улыбаюсь, вглядываюсь ему в лицо. Он берет меня за руку и с улыбкой помогает подняться.

— Прости. Мы заканчивали опись книг по истории религии. Отец хотел сперва все доделать, а уже потом прерываться на ленч. Давно ждешь?

Он притягивает меня к себе, но очень бережно, с новой, недавно появившейся осторожностью, как будто после потери отца я стала более хрупкой. Полагаю, так оно и есть на самом деле, — однако мне и не хотелось бы никому в том признаваться. Только Джеймс знает меня достаточно хорошо и любит меня достаточно сильно, чтобы разглядеть мое горе, хотя внешне я выгляжу прежней. Я качаю головой.

— Вовсе недолго. Да и в любом случае, ждать тебя здесь совсем не обременительно. В этом месте мне все напоминает о тебе.

Он наклоняет голову, пальцем очерчивает контуры моего лица — ласково проводит от выбившегося локона у меня на виске вниз — по косому выступу скулы, по овальному подбородку.

— Все напоминает мне о тебе.

Губы наши соприкасаются. Поцелуй очень нежен. Однако мне не требуется яростного напора губ моего возлюбленного, чтобы чувствовать, как отчаянно его тело взывает к моему. Джеймс отстраняется, пытаясь защитить меня, не давить на меня слишком сильно в дни после смерти моего отца. Порядочной девушке из хорошей семьи не пристало просить его — пусть обнимет меня плотней, пусть сжимает сколь угодно крепко, ведь лишь прикосновения его губ, его тела и удерживают меня в эти дни, не дают совсем утратить связь с реальностью, ту связь, в которой я никогда прежде не сомневалась.

— Ах, да… — Джеймс выпрямляется. — Я же принес тебе книгу и свои записи.

Он опускается на обломок скалы, а я удобно устраиваюсь рядом. Подол юбки мнется, касаясь более грубой ткани его брюк. Джеймс вынимает из-под сюртука книгу и сложенный листок. Расправив лист на колене, склоняет золотоволосую голову над летящими, написанными от руки строчками, что покрывают листок сверху донизу.

— Если верить книге, легенда довольно древняя.

— Да что за легенда-то?

— Кажется, какое-то предание об ангелах… или демонах. Вот, сама прочитай.

Он протягивает мне книгу и свои записи.

Мгновение я не хочу ничего читать. А может, и не надо? Просто-напросто жить обычной жизнью, как я всегда жила, и делать вид, будто ничего и не было вовсе. Но приступ слабости быстро проходит. Даже сейчас я чувствую, как поворачиваются колеса какого-то незримого механизма. Они продолжат вращаться, хочу я того или нет. Каким-то непостижимым образом я точно знаю это.

Я склоняю голову над листком. Почерк Джеймса таит в себе хоть какое-то утешение, странным образом сочетающееся с ужасом слов, принадлежащих уже не ему.

Я снова вдруг дивлюсь, что же это за странная книга такая. Конечно, в книгах я разбираюсь не в пример хуже Джеймса, но и мне понятно: нигде не принято печатать и переплетать книги ради одной-единственной страницы.

— Может, тут должно быть что-то еще? Но ничего нет. Только легенда, а дальше — пусто. А ведь складывается впечатление, что должно бы. Что-то еще, где бы рассказывалось, что там дальше…

— Вот и я так подумал. Давай кое-что покажу.

Он придвигает книжку ближе, так, что теперь она лежит между нами: наполовину у меня на коленях, а наполовину у него.

— Смотри вот сюда — видишь?

Он показывает на то место, где страницы соединяются с переплетом.

— Ничего не вижу.

Джеймс вытаскивает из кармана лупу, дает мне и туго натягивает страницу.

— Лия, присмотрись получше. Сперва трудно разглядеть.

Я подношу лупу к тому месту, куда он указывает пальцем, придвигаю лицо буквально к самой странице. И тогда вижу следы разрыва, такого ровного и четкого, что как будто вовсе и не разрыв. Как будто кто-то взял бритву и очень осторожно вырезал из книги все остальные страницы.

Я поднимаю голову.

— Тут были страницы!

Джеймс кивает.

— Но зачем бы вырезать их из такой старинной книги? Ведь помимо всего прочего она довольно дорогая.

— Понятия не имею. Я видел, как с книгами делали много странного, как их всячески портили, — но вырезать страницы из такой книги, как эта, просто святотатство.

Почему-то я очень остро переживаю из-за потери страниц, которых даже никогда и не видела.

— Где-то должна быть еще такая книга. — Закрыв, я переворачиваю ее и рассматриваю переплет, пытаясь понять, где она издана. — Даже если она была отпечатана всего в одном экземпляре, у издателей должны сохраниться копии, правда?

Джеймс сжимает губы и лишь потом отвечает:

— Боюсь, Лия, все не так просто.

— Что ты имеешь в виду? Почему это?

Он переводит взгляд на книгу, которую я все еще сжимаю в руке, а потом отводит глаза.

— Я не… я еще не сказал тебе самого странного. Про эту книгу.

— Неужели тут есть еще что-то страннее самой легенды?

Джеймс кивает.

— Гораздо, гораздо более странное. Слушай, ты ведь знаешь от своего отца, да и от меня, что во всех книгах полно всевозможных указаний. Тип шрифта, чернила, даже сама кожа и особенности переплета рассказывают нам, откуда эта книга и стара ли она. Буквально все, что требуется знать о книге, можно узнать, не заглядывая в нее саму.

— И что? Откуда эта книга?

— В том-то и дело. Шрифт очень старый, но, насколько я могу сказать, не принадлежит к числу до сих пор известных шрифтов. Кожа — вообще не кожа, а какой-то другой материал, какого я никогда прежде не видел. — Он вздыхает. — Я не могу найти ни единого указания на то, откуда эта книга, Лия. Бессмыслица какая-то!

Джеймс не привык к загадкам, которые он был бы не в состоянии отгадать. Я вижу смятение у него на лице, но никак не могу ему помочь. Я знаю обо всем этом не больше, чем он.

Собственно-то говоря, у меня у самой куда больше вопросов, чем у него.

Вернувшись с реки, я застаю Генри одиноко сидящим в гостиной перед шахматной доской. От этого зрелища к горлу подкатывает комок, и я судорожно пытаюсь взять себя в руки, пока братик не увидел меня. Его дни станут пусты и тоскливы без того времени, что он проводил с отцом за шахматами или с книгой перед огнем. Ему нечем отвлечься, например школой, ведь отец сам учил его, посвящая долгие часы рассказам о всяких вещах, которые обычно считаются совсем необязательными для обучения.

Точно таким же образом отец расширял и наш с Элис кругозор, знакомя с различными областями мифологии и философии. Даже то, что мы посещали Вайклифф, стало в некотором роде компромиссом между отцом, который считал, что мог бы сам дать нам куда как лучшее образование, и тетей Вирджинией, настаивавшей на том, что мы не должны лишаться общества девушек одного с нами возраста и положения. Но, конечно, мы с Элис пользовались благами общения с отцом вот уже шестнадцать лет, и теперь при желании могли бы продолжить образование совершенно независимо от Вайклиффа. Но что станется с Генри?

Подавив страх за будущее брата, я напускаю на себя вид беззаботной бодрости и, зайдя в комнату, спрашиваю у Генри, не составить ли ему компанию. Глаза у него загораются, и мы по очереди читаем вслух «Остров сокровищ». Ари мурлычет у моих ног, как будто понимает, что мне нужна поддержка. Такие незамысловатые радости позволяют мне хотя бы на время забыть все те загадочные события, что происходят вокруг меня.

Мы заканчиваем чтение довольно рано, но я устала. Пожелав Генри доброй ночи, оставляю его с книгой перед камином, а сама поднимаюсь наверх. Однако примерно на полпути вдруг слышу из библиотеки голос Элис. Хотя вход туда открыт всем, но я уж и не помню, когда Элис последний раз туда заглядывала. Любопытство берет верх над усталостью, и я сворачиваю к библиотеке. Голос Элис звучит так негромко, что сперва я думаю, будто она говорит сама с собой. Но буквально через несколько секунд осознаю: все-таки Элис не одна. Ее голосу вторит другой, более густой и низкий. Поравнявшись с полуоткрытой дверью библиотеки, я вижу там Джеймса — он сидит перед столом в кресле с высокой спинкой.

Элис не часто повстречаешь в библиотеке, но еще реже можно застать ее, беседующей с Джеймсом, тем более, наедине. Конечно, благодаря тесной связи наших семейств и отношениям между Джеймсом и мной, Элис с Джеймсом тоже вроде как приятельствуют, хотя и весьма поверхностно. Но никогда ничего более меж ними не было. Я никогда не замечала меж ними ни искры взаимного притяжения, даже шутливого кокетства, однако чувство, что охватывает меня сейчас, при виде их вместе, до опасного близко к тревоге.

Я стою молча, наблюдая и выжидая, пока Элис медленно обходит сзади кресло, в котором сидит Джеймс. Она медленно проводит пальцем по спинке кресла — почти касаясь при этом шеи Джеймса.

— Думаю, теперь, когда папы не стало, мне тоже надо бы проявлять побольше интереса к библиотеке, — говорит она. Не говорит — мурлычет, вкрадчиво и соблазняюще.

Джеймс выпрямляется, глядя прямо перед собой, как будто не замечает, как неприлично ее поведение.

— Да, гм… и ведь она находится прямо тут, у вас в доме. Ты в любой момент можешь сюда заглянуть.

— Правда. Но я даже не знаю, с чего начать. — Элис останавливается у него за спиной, легонько кладет руки ему на плечи. Лиф ее платья почти касается затылка Джеймса. — А ты не помог бы мне подобрать материал, наиболее соответствующий моим… моим интересам?

Джеймс резко поднимается, подходит к письменному столу и начинает перекладывать какие-то бумаги.

— Боюсь, я слишком занят каталогом. Но не сомневаюсь, что Лия охотно тебе поможет. Она знает библиотеку и ее содержимое гораздо лучше, чем я.

Джеймс стоит к Элис спиной и не видит, какое выражение промелькнуло у нее на лице. Зато я вижу. Это чистая, неприкрытая ярость, такая же, как сейчас обуревает и меня саму. Да что она о себе вообразила? С меня довольно! Я переступаю порог и быстро прохожу в глубь комнаты. Элис удивлена моим появлением, хотя, вопреки ожиданиям, ничуть не пристыжена. Джеймс поворачивается ко мне.

— Лия, — говорит он, — я хотел тут кое-что закончить, а отцу надо было поспеть к другому клиенту. Он должен вернуться и забрать меня, — Джеймс вытаскивает из кармана часы на цепочке и сверяется с ними, — уже в любую минуту.

Он краснеет. Хотя чего ему-то смущаться, ведь нарушает все мыслимые приличия не он, а моя сестра.

Прежде чем заговорить, я чуть выжидаю, чтобы голос мой звучал ровно.

— Вполне понятно. Не сомневаюсь, отец был бы доволен таким усердием. — Натянув на лицо вымученную улыбку, поворачиваюсь к сестре. — И в самом деле, Элис. Джеймс совершенно прав. Если тебя интересуют книги, ты только спроси. С превеликой охотой помогу тебе подобрать что-нибудь подходящее.

Я нарочно обхожу молчанием поведение Элис: не хочу доставлять ей радости видеть мою неуверенность и мнительность.

Элис вскидывает голову и несколько мгновений смотрит мне прямо в глаза, а потом отвечает:

— Да, пожалуй, я так и поступлю. Но мне все же будет легче на душе знать, что Джеймс мне тоже всегда поможет, если вдруг… если вдруг тебя почему-то не окажется рядом.

— Не волнуйся, — твердо заверяю я ее. — Я окажусь.

Мы стоим друг напротив друга, разделенные лишь креслом-качалкой. На миг настает неловкая тишина. Я вижу Джеймса только сбоку и рада, что он тоже молчит.

Наконец Элис улыбается мне слабой, напряженной улыбкой.

— Ну ладно, у меня еще есть дела. Всего хорошего вам обоим, — добавляет она, многозначительно поглядев через мое плечо на Джеймса. — До скорой встречи.

Я гляжу ей вслед, но ничего не говорю Джеймсу об этой размолвке. Наверное, надо бы извиниться за странное поведение Элис, но голова моя полна вопросов, ответы на которые, кажется, я даже не хочу знать.