Это был страшный день.
Я шел по улице, втянув голову в плечи и не смотрел в лица прохожих. То, что передали по радио, было чудовищным. На углу моего переулка я всегда покупал газету у тети Фани.
— Дайте «Правду», тетя Фаня.
— Какой ужас. Толя, — сказала она, — какой ужас! Зачем они это делали? Чего им не хватало?
— Что они делали, тетя Фаня?
— А, не морочь голову! Все могло быть. Какое горе они накликали на нашу голову! — Она раскачивалась из стороны в сторону в своем киоске, как перевернутый маятник.
Я пошел в институт. Он гудел.
— Толя, сегодня собрание, будем обсуждать, — пробегая, крикнул мне комсорг.
В группе все было спокойно.
— Привет! — сказал я. — Варя, дай посмотреть конспект.
Она отскочила от меня как ужаленная.
— Не трогай меня! — крикнула она. — Ненавижу! Всех вас ненавижу! Не смей ко мне обращаться, слышишь! Я готова тебя убить!
— Дура, — сказал я и вышел из аудитории. Все слышали, что она кричала мне, и никто не шевельнулся.
Весь институт собрался в актовом зале.
— Бдительность! — говорили ораторы. — Только бдительность!..
Это был страшный день. Сегодня арестовали врачей… И профессора Дунаевского тоже… Боже мой, я же знал профессора Дунаевского…