ПростиТурция, или Восток - дело темное

Глава 9

Дверь лимузина перед Элкой распахнул высокий мужчина в строгом черном костюме. Из уха мужчины за ворот белоснежной рубашки спускался тоненький проводок. Вид у этого типа был крайне серьезный. Даже скорее угрожающий. Элка таких людей только в кино с Уитни Хьюстон видела. «Телохранитель» кино называется.

Суровый мэн помог Ёлке выбраться из лимузина (блин, вот почему в этом самом кино всегда показывают, как люди из автомобилей изящно выходят? У Элки никогда так не получалось, она сколько ни тренировалась, все равно каждый раз из машины неуклюжим снеговичком выпадает), поддержал за локоток, когда она об порог авто запнулась, и тихо, но настойчиво попросил: «Стойте ровно».

Зачем это ей вдруг надо было ровно стоять, Элка сразу и не сообразила. Но, повинуясь стальным ноткам в голосе «мужчины в черном», замерла. И тут же завизжала:

— Эй, чувак, ты чего! Саша, Саша! Убери руки, сволочь!!!

А чего это он делает? Мужчина с проводом в ухе, только что казавшийся ожившим манекеном — такой весь из себя бесстрастный и по пояс деревянный, вдруг принялся нашу Ёлку совершенно бесцеремонно хватать за разные части туловища!

А Александр, который всю дорогу об Элке заботился, стоял рядом и молчал, как чучело огородное! Мало того, он даже взор потупил, мол, ничего не вижу! Подонок! Блин, это же он ее сюда завез, а сейчас стоит в сторонке — моя хата с краю!!!

— Девушка, не дергайтесь. Это стандартная процедура обыска. Если не сложно, повернитесь, пожалуйста.

Элка повернулась. Ее и сзади обшмонали. Стандартная процедура обыска, ага. Ее же по четыре раза на дню обыскивают, дело почти привычное! Чего тут непонятного?

Интересно, куда это ее все-таки привезли, если тут гостей на пороге два раза обыскивают — сначала спереди, потом сзади? Твою за ногу, ну хоть кто-нибудь уже скажет, куда ее все-таки привезли?!

— Спасибо большое. Извините за доставленные неудобства, Элла Александровна. Проходите, пожалуйста, вас уже ждут. Патрик вас проводит. — «Мэн ин блэк» слегка повернул голову и, совершенно не меняя интонации, произнес куда-то в сторону: — Патрик, проводи нашу гостью в библиотеку. Александр Ефремович через несколько минут поднимется.

Кино и немцы! Около Элки вдруг материализовался настоящий дворецкий! В ливрее — или как там эта странная одежда для дворецких называется. Может, тут где-нибудь Пельш в кустах сидит? Та-дам! Это передача «Розыгрыш»!

Чувак в ливрее по имени Патрик сдержанно, но почтительно склонил голову перед Ёлкой. И Элка проследовала — а куда деваться? Других вариантов ей вроде никто не предлагал.

Патрик торжественно, как на похоронах председателя сельсовета, распахнул перед девушкой тяжелую дубовую дверь. И посторонился, пропуская гостью в дом. Нет, не в дом — в охренительный дворец. Дворец из старых английских сказок и фильмов про королей.

Широкая дубовая лестница вела куда-то наверх, в счастливое будущее. Паркет под ногами блестел так, что блики солнца, отражаясь от него, слепили, как фары встречного козла с неотрегулированным самопальным ксеноном. Тут даже стены были оббиты чем-то вроде шелка (или что там в качестве тряпок за бешеные деньги на стену прибивают!). Короче, живое воплощение… Нет, правильно говорить — воплощенная жизнь. Правильная, охрененная, супербогатая жизнь. Нам с вами такое даже партия в свое время не обещала!

Важный, словно предводитель стаи элитных павлинов, дворецкий бесшумно поднимался по королевской лестнице, всем своим видом указывая, что жалкому посетителю следовало бы проследовать за ним. Посетительница проследовала, потому как ничего другого не оставалось.

— Александр Ефремович просил подождать его несколько минут. Присаживайтесь. Чай, кофе?

Охренели что ли? Какое тут «присаживайтесь»?! Тут надо говорить «приляживайтесь» и предлагать выбор из валерьянки и валокордина! Ну это же надо, красота-то какая! Воронцовский дворец после реставрации!

Огромные стеллажи с золочеными корешками книг возвышались над головой монументальным воплощением превосходства интеллекта над реальностью. Все тот же глянцевый полированный паркет — только оттенок чуть поглубже, — высоченные потолки с фресками и стол. Обычный обшарпанный письменный стол. Никакого пафосного блеска, модного зеленого сукна и дебильно-модных табличек («Шеф всегда прав», «Улыбайся, шеф любит идиотов» — и прочего бреда псевдокреативных плотников). Просто старый деревянный стол с потертыми ножками и покоцанной столешницей. Эдакий нелюбимый племянник в царстве троюродного кузена-олигарха.

Этот стол вернул Ёлку в реальность. Потому что все, что происходило в последнее время, быть всамделишным не могло. Ни самолетов частных, ни лимузинов, ни стюардесс с фарфоровой улыбкой — ничего этого не могло быть на самом деле. Максимум — галлюциногенный бред.

Свет из окна заливал весь кабинет. Наверное, когда за столом сидит хозяин кабинета, кажется, что этот человек излучает яркий солнечный свет. Эдакий великий человек, занятый делом среди раритетных книг. Дальше все понятно, да? Ну, естественно, Ёлка поперлась к этому столу и забралась в глубокое зеленое кожаное кресло. Кресло, кстати, было под стать всей остальной обстановке — богатое, солидное, на современных колесиках, но «под старину».

Странно — такое ощущение, что она всегда там сидела. Все было настолько удобно и комфортно, что казалось — это рабочее место сделано специально для нее, для Элки.

Хе, миленько! Похоже, хозяин этого стола — личность крайне неординарная!

— Привет. Тебе идет.

Мягкий баритон, раздавшийся от входной двери, вернул Ёлку на землю. Она подняла глаза от столешницы и уставилась на человека, вошедшего в библиотеку. Совсем затейливые галлюцинации начались. Затяжной бред у нее что ли?

— Здрасьте! — кивнула, но встать даже не попыталась. А к чему, собственно, перед галлюцинацией прыгать? Вряд ли кто оценит.

А что должна была подумать бедная девочка, психика которой и так сегодня подверглась почти космическим перегрузкам? Сначала дворецкий, потом вот министр Российской Федерации нагрянул. Как же его фамилия? Хорошевский что ли? Эк ее плющит-то…

Человек, только что сказавший Ёлке «Привет», пришел сюда из телевизора. Потому что он там живет — по крайней мере, для большинства населения нашей страны. Он живет там вместе с остальными мифическими персонажами — с президентом, с Дедом Морозом, с Верховной Радой Украины.

Прошу любить и жаловать — аж целый министр Александр Ефремович Хорошевский, его еще у нас в стране «серым кардиналом» называют. Или, как говорят в криминальных передачах, «человек, на него похожий».

— Здравствуйте, дяденька.

— Здравствуй, здравствуй… — «Человек, похожий на…» улыбнулся и настойчиво попросил: — Ты не могла бы из-за моего стола выбраться? Во-первых, там бумаги государственной важности, а во-вторых, ты против солнца сидишь и я тебя практически не вижу. А посмотреть на тебя очень хочется. Давай на диваны переберемся?

На диваны так на диваны. Как скажете. Надо будет — на матрацы заляжем. Ёлка оттолкнулась от стола, кресло плавно откатилось. Посидим. Поокаем…

— Как же ты на маму похожа! — Мужчина с подозрительной внешностью присел напротив Ёлки и совершенно неприлично уставился на нее.

Даже если это галлюцинация министра, то спорить с ней можно, как с любой другой галлюцинацией:

— Я на свою маму похожа.

— Да, очень похожа. Честно говоря, я словно на тридцать лет назад вернулся. Я уже и забыл, какая она была красивая. Так получилось, что у меня даже фотографий ее никаких не осталось. Готов поспорить, у нее моих тоже не было.

Элка пожала плечами. Насколько она помнила, фотографий министров и мировых политиков у них с мамой в семейном альбоме не валялось. Ни с официальных мероприятий, ни в теплой домашней обстановке — никаких. Как-то особой необходимости не было.

Повисла неприятная пауза. Судя по задумчивому лицу хозяина библиотеки, он ударился в воспоминания. А Ёлка просто подзависла — честно говоря, она понятия не имела, как себя обычно люди ведут, когда министры задумываются. Так что она просто затихла, как мышка, и принялась украдкой рассматривать старинные корешки покоившихся на полках фолиантов.

Министр думал, Ёлка молчала. И так минуты три.

— Извини. Нам с тобой о стольком поговорить надо, а я сижу, молчу. А с чего начать — даже не представляю. Может, ты чаю хочешь?

— Не, чаю я не хочу. Вы знаете, я кушать хочу. Так что чаем я уже не спасусь. Если только с плюшками. И борщом. У вас тут, в галлюцинациях, чай с борщом подают?

Министр уставился на Ёлку, вытаращив глаза и вытянув шею. Правый глаз два раза дернулся — похоже, нервный тик.

— Где у нас чай с борщом подают? Я плохо расслышал, — переспросил он через какое-то время.

— Ну как вам объяснить… Я тут сижу в средневековой библиотеке и разговариваю буквально с третьим человеком в стране о моей маме. А там за дверью шляется дворецкий в странной для нашего времени одежде. Сдается мне, это в лучшем случае галлюцинация. Ну, там, воображаемый мир, придуманная реальность. Бред в полный рост. А, меня же еще сюда на частном самолете привезли! Сами понимаете, такое по вторникам редко случается. Я вам больше скажу: со мной такого даже по средам и четвергам не бывает! — Ёлка опять пожала плечами, подытоживая всю нелепость происходящего. — Так что если несложно, попросите санитаров меня накормить. Я, когда поем, вообще небуйной становлюсь! А то правда кушать хочется.

Министр заржал. Нет, не засмеялся, не захихикал, скромно прикрываясь рукавом, — он заржал, как молодой гопник в подворотне. Громко, звучно, порою даже брызгая слюной.

Проржался, вытащил из кармана платок, вытер набежавшие от смеха слезы и попытался вести себя прилично — насколько это было возможно с его красной физиономией и мечущимися бесенятами в глазах.

— Ой, Элла, прости пожалуйста!.. Наверное, для тебя это действительно несколько необычно… — начал он было протокольным тоном, но Элка его перебила:

— Да не, ничего необычного! Со мной такое часто бывает. Что ни пятое апреля, так накрывает по полной.

— Извини, я тебе сейчас все объясню. Вот только соберусь с силами и сразу же объясню… — Министр вдруг замялся, как пятиклашка с сигаретой. — Просто пойми, это… Это так все… Слушай, давай я уже распоряжусь насчет обеда и все тебе объясню. Нам с тобой часа хватит? Вот через час пусть обед подают, а мы пока поговорим. Идет? — И, не дожидаясь ответа, сам себе под нос пробормотал: «Идет…»

Вот так они, министры, обычно с народом и разговаривают. Делают вид, что их мнение окружающих интересует, а сами поступают так, как им удобно.

— Патрик, обедать будем через час, — проговорил он в трубку.

Постоял немного, сел на диван напротив Ёлки, подпер руками подбородок, пристально уставился на собеседницу и начал говорить. Ровно, спокойно, без единой эмоции:

— Я познакомился с твоей мамой почти двадцать пять лет назад. Совершенно случайно познакомились на улице. Можно сказать, судьба свела. Мама твоя тогда еще в институте училась, а я уже аспирантом был. У меня машина сломалась. Да, у меня и двадцать пять лет назад была машина. Я как в восемнадцать права получил, так из-за руля и не выбирался. По крайней мере до тех пор, пока до личного шофера не дорос. Мне вообще в жизни очень повезло. Я родился в обеспеченной профессорской семье, у меня всегда была няня, на восемнадцатилетие мне подарили машину. Я всегда знал, что буду учиться именно в МГУ, что тепленький чиновничий пост мне будет обеспечен сразу после окончания университета, что… Короче, у меня всегда все было хорошо и обеспечено. Мне даже невесту лет в пятнадцать уже подобрали — из родительских знакомых, страшненькая, но умненькая девочка с правильными родителями. Словом, все уже давно всеми решено и продумано. И от меня ну ровным счетом вообще ничего не зависело! Да мне и не надо было ничего, раз все уже есть. Так большинство тогдашних элитных детей жили — все заранее известно, все окончательно понятно. Эдакий мажорный мальчик-эгоист. Не чета простым смертным. А тут… А тут, представляешь, влюбился! У меня в тот день машина сломалась, пришлось в метро спуститься — поймать такси то ли не захотелось, то ли не ловилось… Не помню уже. Да и не важно!

Важно то, что я ее на эскалаторе увидел. Даже не ее, я в ее затылок влюбился. Стоял на несколько ступеней выше и смотрел на золотую макушку. Представляешь, коса толстенная, а из нее завитушки выбиваются. Солнце в завитушках. Я чуть не упал, когда эскалатор доехал, — так засмотрелся! Потом думаю: а вдруг это она только сзади такая милая, а на лицо крокодил зеленый? Пришлось скакать галопом, чтобы обогнать и посмотреть, как она из себя, эта обладательница пшеничной косы. Увидел — и опять чуть не упал. И ведь вроде ничего такого особенного в ней не было — девушка как девушка, таких в метро тысячи, а вот ресницы подняла, на меня посмотрела — и все, прощай Саша Хорошевский. Сна лишился.

Я тогда, как вы сейчас, молодежь, говорите, ступил. Побоялся подойти и познакомиться. И все — сон потерял, есть перестал, глаза эти невероятные все время видел. С ума сходил. Представляешь, как у меня родители перепугались — их избалованный сынок вдруг на общественный транспорт пересел, каждое утро смотрели из окна, как я мимо любимой машины проходил и в сторону метро шлепал. Ужас!

Я месяц на этой станции метро как караул у Мавзолея простоял. И через месяц — день в день — опять ее увидел. Увидел — и опять оробел. Вот смотрю на нее и шагу сделать не могу! Головой понимаю, что если сейчас с ней не познакомлюсь, то счастье свое упущу, а стою как баран, глаза таращу, и комок в горле.

Маринка, мама твоя, умница. Она всегда умницей была. Она меня когда увидела, заулыбалась и… Ты представляешь, она сама ко мне подошла! Вот так вот просто подошла и ладошку свою узкую мне протянула. Привет, говорит. Меня Мариной зовут. Я, говорит, тебя узнала. И улыбается, как солнце ясное.

Оказывается, тогда, месяц назад, она меня тоже во всей этой толпе увидела. И я ей тоже понравился. Вот только на этой станции метро она практически никогда не бывала, в первый раз случайно там оказалась. И так же, как и я, весь этот месяц места себе не находила. А потом плюнула на все и поехала туда, где меня увидела, — а тут я стою! Глаза вытаращил, стою нервничаю. Дурак дураком! А она умница. Я полгода на крыльях летал. С ума от счастья сходил. А потом все закончилось. Очень быстро и плохо. Как в сериале в дурацком. У меня Анжела такие смотрит. Про несчастную любовь и повороты судьбы. И ведь так переживает она за всех этих киношных героев, будто понимает, о чем речь идет. Ну не понимает же ничегошеньки, кукла бездушная, ан нет — сидит, рыдает, руки заламывает…

Элка недоуменно уставилась на министра. Мало того, что этот человек из телевизора ей про знакомство с ее мамой рассказывает, так он еще и совсем непонятных людей каких-то приплетать начал. Вот кто такая Анжела-кукла-бездушная?

— АнДжела — это у нас кто? — Ёлка совершенно бесцеремонно вклинилась в душевный министерский монолог.

— АнДжела — это у нас жена нынешняя моя, — совершенно спокойно, полностью повторив саркастическое «АнДжела», ответил министр. — Она мне врет, что ей это имя родители при рождении дали, но я-то знаю, что она его при получении паспорта выбрала. До этого Аленой была. Ну да ладно, это ее личное дело, как ей зваться удобней. АнДжела так АнДжела.