Проступки миллиардера

Одетта

К

склонившись над унитазом, я вытер рот тыльной стороной ладони.

Было много реакций, которые люди испытали, увидев этот розовый знак плюса. Рвать кишками во время рыданий обычно не входило в их число. Ну, во всяком случае, этого быть не должно.

Я встала и почистила зубы, пока Билли постукивала ухоженными ногтями по столешнице нашей маленькой ванной. Нажмите. Нажмите. Нажмите. Тихие звуки напоминали барабаны, возвещающие о казни.

Я. Пиздец. Вверх.

Летняя жара разлилась по воздуху, и капелька пота скатилась по моей спине. Черт возьми, именно в такие дни мне хотелось, чтобы у нас дома был кондиционер.

— Как вы забеременели, ма сестра ?

Она называла меня «сестра» только тогда, когда волновалась. Ее голос был сладким и мягким, но выражение ее лица наполняла паника. Мы оба уставились на кучу тестов на беременность, пустые коробки и слишком много розовых плюсиков.

«Вы спрашиваете, как – например, в физическом плане – или вы спрашиваете, как я позволил этому случиться?»

Она издала раздраженный вздох. «Думаю, и то, и другое. От какой сексуальной позиции ты залетел, потому что я планирую избегать ее. И… ты не использовал защиту?

Мое лицо покраснело.

— Мы использовали защиту, — пробормотал я. По большей части. Возможно, пару раз он входил в меня без презерватива. Но он так и не закончил. Это было глупое оправдание и безрассудное. И все же ему было так хорошо, что я все время забывала. И он, судя по всему, тоже.

Черт, черт, черт. Это была защита 101.

Одна только мысль об этом мужчине привела мое тело в состояние сексуального шока. Да, это был медицинский термин. Придумано мной.

— Билли, что мне делать? — в отчаянии спросил я. Я как раз собирался поступать на второй курс медицинского института. У меня были мечты. Цели. Планы.

Слёзы жгли в моих глазах, грозя пролиться. Я отказался позволить им. Раньше я никогда не плакал. Теперь я все время плакала. Хотя это было понятно. Мы потеряли отца. Наш последний родитель. Теперь мы с Билли были всем, что осталось.

И ребенок.

Мои руки дрожали, когда я стоял перед зеркалом в ванной нашего дома в Вильфранш-сюр-Мер. Летние каникулы были в самом разгаре, но радости не было. Без папы наш дом казался пустым. Моя сестра внесла в это некоторые изменения, особенно в комнату, в которой это произошло, но все равно это казалось неприятным. Я видел его в каждом углу. Иногда я даже слышал его голос, шарканье ног по твердой древесине.

«Ну, говорят, ни один метод защиты не является надежным, кроме воздержания. Думаю, они не лгали, — спокойно заметила Билли, глядя на один из многочисленных тестов, которые я держал в руке. По глупости я надеялся, что знак плюса просто исчезнет.

Это не так.

Это не могло случиться со мной. Все эти симптомы должны были быть связаны со стрессом. Плюсы тоже? мой разум издевался.

Боже, каким чертовым доктором я бы стал!

Мой разум энергично работал над имеющимися у меня вариантами. Месячные у меня были три недели назад. Конечно, мои последние пару менструаций казались более легкими, чем обычно (опять же, виной этому уровень стресса), но, тем не менее, менструация есть менструация. К тому же, у меня не было секса ни с кем уже почти три месяца.

Я покачал головой. Нет, я не могла быть беременна.

Теперь я почти жалею, что пошел на тест. Вот только меня каждое утро тошнило и тошнило. Я громко застонал.

Это было последнее, что нам было нужно. Мы только что похоронили нашего отца, его больницу лишили права выкупа (папа блестяще спасал людей, но, очевидно, не финансы), и мы были разорены. У нас обоих была работа на лето, и если бы не моя стипендия и чудесные дела Билли, мне пришлось бы уйти из Стэнфорда.

Внутри меня началась дрожь – медленная, но сильная – распространяющаяся через каждую клеточку меня. Оно дрожало в моих венах и жгло мне глаза. Взгляд сестры встретился в зеркале с моим — мои карие глаза против ее карих. Клубничный цвет моих волос на фоне светлых волос моей сестры.

Мы не могли быть более разными. Но мы всегда поддерживали друг друга.

"Мы с этим разберемся. Вместе." Она обняла меня руками, и мои сиськи болезненно запротестовали. Еще один чертов побочный эффект беременности. — Ты собираешься ему рассказать?

Глядя на две розовые линии, я заорал, как ребенок, на плече сестры.

«Я должна сказать ему, Билли», — тихо плакала я. «Это правильный поступок». Я думаю.

«К чёрту правильную вещь», — прошипела она. «Мы делаем то, что лучше для нас. Ты, я и ребенок.

Стеснение в моей груди немного ослабло после ее слов. Она включила в себя ребенка . Моя сестра уже видела в этом ребенке нашего. Часть нашей семьи.

Вина пронзила мою грудь. Я этого не заслужил. Я не заслужил ее. Вина, которую я чувствовала за то, что Эшфорды появились в нашей жизни, лежала тяжелым грузом в моей груди. Постоянный спутник. Оно сжимало мои внутренности и кололо в сердце с каждым вздохом.

Однако я не мог признаться в своих грехах сестре. Я нуждался в ней. Я любил ее. Без нее я бы развалился. Поэтому я эгоистично хранил в секрете события, которые привели к самоубийству нашего отца. Мои рассуждения подсказывали мне, что я не мог знать, что произойдет, но в этом вся суть чувства вины. Когда дело дошло до этого, не было никакой рифмы или причины. Он не прислушивался к фактам. Оно просто съедало тебя, отягощая тебя. Я ненавидела это, чувство вины, охватившее меня, но я просто не могла заставить себя признать это.

«Забудь отца ребенка, Мэдди», — сказала Билли. Она знала, кто он. Даже не рассказав ей о сенаторе Эшфорде, моя сестра затаила обиду на Эшфордов. «Он нам не нужен. Мы можем сделать это в одиночку».

Мы могли бы, но было бы неправильно хранить это в секрете. Он имел право знать. Беспокойство охватило мой разум. Что, если сенатор Эшфорд узнает об этом и решит причинить нам вред? Наверняка Байрон защитит своего ребенка. Защити нас. Не так ли?

— Мы скажем ему, — прошептал я. Это был слишком большой секрет, чтобы его хранить. В конце концов, было бы несправедливо скрывать это от него. Ему решать, признаться в этом или отказаться от нас. «Если он не хочет участвовать в этом, мы просто продолжим, как будто его никогда не существовало». Ни один из Эшфордов.

Мне оставалось только надеяться, что гнев Эшфорда не причинит нам еще большей боли.