Просветитель

XIV

Въ домѣ Самоплясова для почетныхъ гостей также происходилъ поминальный обѣдъ, но на поминки онъ совсѣмъ не походилъ, хотя подавалась кутья въ началѣ стола и кисель въ концѣ, а духовенство распѣвало вѣчную память передъ кутьей и передъ киселемъ. Вообще былъ пиръ велій, За столомъ сидѣло человѣкъ пятнадцать: два священника, дьяконъ, попадья, докторъ, лѣсничій, старшина, писарь, учитель, лавочникъ Молочаевъ, онъ-же содержатель постоялаго двора и чайной, и мельникъ Дементьевъ. Баринъ Холмогоровъ вышелъ къ столу, опираясь на палку съ серебрянымъ набалдашникомъ, сильно прихрамывая; на одной ногѣ его былъ сапогъ, а на другой красная суконная туфля. Онъ былъ въ черномъ сюртукѣ и съ персидской звѣздой Льва и Солнца, которая произвела на нѣкоторыхъ большое впечатлѣніе. Держалъ себя Холмогоровъ особенно важно. Знакомясь съ лавочникомъ Молочаевымъ, онъ подалъ ему всего два пальца руки, а мельника Дементьева, одѣтаго въ сѣрое пальто и сапоги бутылками, онъ наградилъ только кивкомъ. Помѣстившись на углу стола, Холмогоровъ какъ-бы возлежалъ за трапезой, поставилъ около себя второй стулъ и вытянулъ на немъ свою больную ногу. Рекомендуя его гостямъ, Самоплясовъ не называлъ уже его своимъ адьютантомъ, но два раза упомянулъ въ разговорѣ съ лѣсничимъ, что Холмогоровъ видалъ на своемъ вѣку виды и «исторіи съ географіями».

— Да-съ… Умѣлъ пожить и другихъ поучить этому могу, — съ гордостью похвастался Холмогоровъ, уничтожая послѣ рюмки водки салатъ-ерши изъ судака съ соусомъ тартаръ.

— Шампанскимъ, которое я выпилъ и другимъ споилъ, можно было-бы потопить этотъ домъ. Даю слово дворянина. Результаты — вотъ… — указалъ онъ на больную ногу. — Но не жалѣю. Пожилъ, попилъ.

У стола служили чей-то помѣщичій егерь Пафнутьевъ, дьячиха и одна крестьянская дѣвушка, жившая когда-то въ Петербургѣ прислугой. Ими командовалъ Калина Колодкинъ, очень часто появлявшійся у стола, но онъ былъ уже пьянъ, отиралъ потное лицо то рукавомъ бѣлой куртки, то передникомъ и таращилъ узенькіе глаза, стараясь казаться трезвымъ.

Духовенство за обѣдомъ славословило покойнаго старика Самоплясова.

Отецъ Іовъ, вспоминая объ немъ, говорилъ:

— Почтенный, добрый былъ старикъ, справедливый, правильной жизни и къ храму рачительный, когда живалъ здѣсь, но и разсчетливый при своемъ капиталѣ. Конечно, мы имѣемъ отъ него хорошія богослужебныя ризы, принесенныя въ даръ, жертвовалъ онъ кое-что и изъ церковной утвари, но позлащеніе церковныхъ главъ только пообѣщалъ. Только пообѣщалъ…

— И въ обѣщаніи есть спасеніе… — старался сгладить рѣчь, отца Іова отецъ Василій, священникъ сосѣдняго прихода, накладывая себѣ на тарелку три жирные блина. — Обѣщалъ, но Богъ вѣку ему не продлилъ, такъ въ этомъ развѣ его вина? Позвольте… А проживи онъ еще годъ, можетъ статься, и главы были-бы позлащены. Все отъ Промысла, все Свыше… А человѣкъ былъ досточтимый.

Дьяконъ, ѣвшій хоть и съ большимъ аппетитомъ, но угрюмо, прожевывая блинъ, произнесъ:

— Отпрыскъ остался… Наслѣдникъ капиталовъ… Можетъ быть, наслѣдникъ и позлатитъ.

Докторъ Клестовъ, сидѣвшій рядомъ съ отцомъ Іовомъ, тотчасъ-же заговорилъ:

— Что Капитонъ Самоплясовъ въ память своего отца пожертвовать для своихъ односельчанъ долженъ, то это вѣрно. Объ этомъ и я ему буду говорить и вы посовѣтовать должны, но не въ позлащеніи главъ сила. Церковь ваша и такъ вполнѣ благолѣпна, усердствующихъ къ ней много было, все у ней есть и только развѣ золотыхъ главъ нѣтъ.

— Не согласенъ, не согласенъ… — отрицательно качалъ головой отецъ Іовъ. — Это съ вашей стороны либерализмъ, докторъ. А я не согласенъ.

— Ну, какъ хотите… А я къ чему клоню? Нужно Капитона подвинуть на что-нибудь просвѣтительное. Нужно, чтобы онъ въ память своего отца сдѣлалъ что-нибудь въ просвѣтительныхъ цѣляхъ для своихъ односельчанъ.

— А что? Позвольте васъ спросить, докторъ: что именно? — вмѣшался въ разговоръ лѣсничій Кнутъ.

Говорилъ онъ хриплымъ раскатистымъ басомъ.

— Да хоть-бы библіотеку-читальню безплатную оборудовалъ, — отвѣчалъ докторъ.

— Охъ, вы не знаете! Хлопотъ не оберешься на разрѣшеніе! — махнулъ рукой лѣсничій. — Да изъ чего составишь библіотеку? Каталогъ для этихъ библіотекъ такъ узокъ, что…

— Да для дѣтей у насъ имѣется небольшая библіотека при училищѣ! — крикнулъ черезъ столъ учитель.

— Для взрослыхъ, милый мой, надо, — сказалъ докторъ. — Библіотека отвлечетъ отъ винной лавки.

— Тогда скорѣе-же на народныя чтенія.

— Охъ, ужъ эти народныя чтенія! — вздохнулъ отецъ Василій Тюльпановъ.

— Да и народныя чтенія у насъ устраиваются въ волостномъ правленіи на Пасху, на Святкахъ… Есть и фонарь, есть и картины… Антропово вовсе не захудалое село… Все есть… — пояснялъ отецъ Іовъ Свѣтильниковъ. — Больницу отъ него требовать — это ему не по средствамъ. Да и призрѣніе больныхъ дѣло земства. Въ Антроповѣ есть и амбулаторія, есть и пріемный покой на три кровати… Вы сами знаете.

— Ну, богадѣленку для старухъ… — перечислялъ докторъ.

Старшина улыбнулся и отвѣчалъ:

— Передерутся-съ, ваше высокородіе. Нешто здѣсь такой народъ? Перецарапаются. Въ разныхъ-то избахъ живутъ, такъ и то ссорятся, съ коромыслами другъ-на-дружку бросаются.

— Первыя кляузницы, — поддакнулъ писарь. — Это мы по волостному суду видимъ. И на непочтеніе-то онѣ жалуются, и на обиду жалуются. А сами что ни на есть забіяки, первыя зачинщицы.

Въ это время Самоплясовъ обходилъ съ бутылкой столъ и предлагалъ гостямъ вина, говоря:

— Послѣ блиновъ по положенію и по высшему тону хересу слѣдуетъ выпить.

— Нацѣживай, нацѣживай, Капитоша! Все выпьемъ! — воскликнулъ лѣсничій, раскраснѣвшійся отъ выпивки.

— А мы здѣсь, Капитоша, о тебѣ разсуждаемъ, — сказалъ докторъ. — Всѣ высказываются, что ты долженъ теперь, получа наслѣдство, что-нибудь пожертвовать на пользы и нужды твоихъ односельчанъ! Я настаиваю, что тебѣ слѣдуетъ дать что-нибудь на просвѣтительныя цѣли.

— Да ужъ это, Гордѣй Игнатьичъ, рѣшено. Все будетъ, — проговорилъ Самоплясовъ. — Прежде всего я устраиваю въ волостномъ правленіи посидѣлки для парней и дѣвушекъ, если Егоръ Пантелѣичъ позволитъ, — кивнулъ онъ на старшину.

— Я-то съ удовольствіемъ, но объ этомъ надо земскаго спросить, — далъ отвѣтъ старшина.

— И земскаго спросимъ. Надо мнѣ новую деревенскую сбрую обновить, такъ вотъ съѣзжу къ нему. А ужъ и сбрую-же я привезъ, Иванъ Галактіонычъ! Быкъ забодаетъ! — обратился Самоплясовъ къ лѣсничему. — Вмѣстѣ съ вами поѣдемъ. По рюмочкѣ, по рюмочкѣ хереску за устройство посидѣлокъ. Хочу посидѣлки на манеръ ассамблеи устроить, какъ Петръ Великій устраивалъ для просвѣщенія. Я недавно читалъ про эти ассамблеи… Пусть полируется здѣшній народъ отъ своего сѣраго невѣжества.

Самоплясовъ былъ уже изрядно разгоряченъ виномъ.

— Ого-го! Съ Петромъ Великимъ хочетъ сравниться! Ха-ха-ха! — ядовито захохоталъ Холмогоровъ.

Самоплясовъ нѣсколько опѣшилъ.

— Да не одни посидѣлки, — прибавилъ онъ. — Я небесную трубу привезъ, Иванъ Галактіонычъ астрономію устроитъ и выйдетъ какъ-бы маленькая консерваторія. Затѣмъ физическій кабинетъ для разныхъ понятіевъ насчетъ электричества. Иванъ Галактіонычъ все это чудесно знаетъ и мастеръ по этой части.

— Ахъ, ты, консерваторія! — опять захохоталъ Холмогоровъ.

— Обсерваторія, а не консерваторія я сказалъ, — поправился Самоплясовъ, гнѣвно взглянувъ на Холмогорова.