Входъ въ комнаты Самоплясова былъ одинъ, черезъ кухню. Ведя доктора Клестова по лѣстницѣ, Самоплясовъ говорилъ:
— Теперь почаще наѣзжать буду сюда изъ Питера, такъ надо будетъ вторую лѣстницу сдѣлать, парадную, чтобы чистый входъ былъ. Крылечко крытое, съ улицы, съ пѣтушками и разными птицами и стекла цвѣтныя думаю вставить… Совсѣмъ особый видъ и вкусъ будетъ.
— Ого, Капитоша, какъ ты разсуждаешь! кряхтѣлъ докторъ, взбираясь по лѣстницѣ. — А прежде ничего этого не замѣчалъ и всѣмъ доволенъ былъ.
— Да вѣдь папепька покойникъ человѣкъ сѣрый былъ и не замѣчающій, такъ замѣчай или не замѣчай, въ тѣ поры все равно ничего-бы не вышло. Пожалуйте, Гордѣй Игнатьичъ, — распахнулъ Самоплясовъ передъ докторомъ дверь, обитую рогожей, и тутъ-же прибавилъ: — И дверь эту надо приказать сукномъ или клеенкой обить вмѣсто рогожй, а то — безобразіе.
Въ кухнѣ Колодкинъ украшалъ блюдо шофруа фигурками, вырѣзанными изъ кореньевъ. Самоплясовъ обратился къ нему и сказалъ:
— Ну, мажордомъ, поторапливайся, да подавай обѣдать. Я гостя почетнаго привелъ.
— Извольте прежде закусывать. Я легкій горъ-девръ подалъ, — отвѣчалъ Колодкинъ. — А обѣдъ вслѣдъ за симъ…
— Ого, какъ ты нынче кутишь, Капитоша! Да у тебя даже поваръ, — проговорилъ докторъ, сбрасывая съ себя пальто на руки встрѣтившей ихъ Соломониды Сергѣенны, и поздоровался съ ней.
— Не поваръ, а мажордомъ-съ. Не для одной стряпни, а для всего обихода его взялъ изъ Петербурга, — поправилъ доктора Самоплясовъ.
— Ахъ, даже изъ Петербурга!..
— И можно даже такъ сказать, докторъ, что знаменитость. Позвольте вамъ рекомендовать: Калина Колодкинъ. Все по графамъ жилъ, на охотѣ все въ походныхъ кухняхъ при нихъ стряпалъ, вотъ я и подцѣпилъ его. Своего дѣла искусникъ уму помраченье, но одинъ грѣхъ — заливаетъ за галстукъ по временамъ, — шепнулъ онъ доктору.
— Не узнаю тебя, Капитоша, не узнаю! — бормоталъ докторъ. — Но прежде всего, ты мнѣ дай помыться. А то въ амбулаторіи-то ты меня заторопилъ, а я и не умылся настоящимъ манеромъ. Только руки…
— Пожалуйте, Гордѣй Игнатьичъ. Изъ Петербурга на сей предметъ особый складной умывальникъ привезли. Вѣдь прежде здѣсь изъ простого рукомойника надъ грязнымъ ушатомъ умывались. А я ужъ какъ началъ полировку, такъ все одно къ одному… Есть и одеколонъ.
И Самоплясовъ привелъ доктора къ себѣ въ спальню, гдѣ стоялъ умывальникъ, надъ умывальникомъ висѣло зеркало, а на зеркалѣ было перекинуто полотенце съ красными вышитыми концами. Докторъ умывался и говорилъ:
— Ты, Капитоша, только поменьше полировкой-то хвастайся. Да и вообще… Прости, что я тебѣ это говорю, но вѣдь я тебя съ мальчиковъ знаю.
— Да вѣдь хорошей цивилизаціей отчего-же не похвастаться, Гордѣй Игнатьичъ? А я стараюсь, чтобъ все въ точку было, по-европейскому.
— А ты все это дѣлай, но помалкивай насчетъ цивилизаціи-то. Ужъ какая у тебя цивилизація! Далеко еще намъ до нея.
— По крайности стараюсь. Вотъ мыло-то Сапонатъ.
Докторъ отеръ руки о полотенце и вышелъ въ гостиную, она-же и столовая. Стоялъ столъ, дѣйствительно хорошо сервированный и приготовленный для четырехъ персонъ. Столовое бѣлье отличалось свѣжестью, серебряные ножи, вилки, ложки были съ иголочки, фарфоровая посуда была дорогая, и около каждаго прибора стоялъ полный комплектъ обѣденнаго хрусталя. На отдѣльномъ столикѣ была поставлена холодная закуска изъ пяти-шести предметовъ и два сорта водки.
— Закусить-съ… — предложилъ доктору Самоплясовъ.
Докторъ Клестовъ поразился.
— Ну, смотри, какой онъ сервировкой запасся! — говорилъ докторъ, потирая руки и вглядываясь въ накрытый столъ. — И какихъ хлопотъ стоило все это сюда привезти!
— Да вѣдь ужъ одинъ разъ въ жизни живемъ, Гордѣй Игнатьичъ, — отвѣчалъ Самоплясовъ. — А ежели я получилъ капиталъ и чувствую склонность вотъ къ этой самой циви… Виноватъ-съ… Ну, какъ тутъ не скажешь этого слова, если вы сами хвалите и вызываете! Конечно-же, хочется по полированному жить. Въ ресторанахъ въ Петербургѣ видишь все хорошее — ну, и стараешься потрафрить. Да и баринъ этотъ самый у меня, адьютантъ по особымъ порученіямъ, такъ совѣтуетъ. Да гдѣ онъ? Аристархъ Васильичъ!
— Я здѣсь! — откликнулся Холмогоровъ и вышелъ изъ сосѣдней комнаты, подергивая себя за длинные усы. — Гдѣ это ты запропалъ? Ждалъ, ждалъ я и ужъ не вытерпѣлъ и заморилъ червячка.
— Вотъ онъ сихъ дѣлъ искусникъ и мой совѣщательный членъ! — проговорилъ Самоплясовъ. — Позвольте познакомить.
— Холмогоровъ… — назвалъ себя Холмогоровъ.
— Докторъ Клестовъ… здѣшній земскій врачъ… — отрекомендовался докторъ.
— Дворянинъ Холмогоровъ… Фамилія, которая встрѣчается еще при Грозномъ… Отставной штабъ-ротмистръ… — продолжалъ Холмогоровъ. — А все это я къ тому клоню, что у содержателя извозчичьяго двора Самоплясова я ни адьютантомъ, ни чиновникомъ по особымъ порученіямъ никогда не былъ да и не буду. Не буду! Слишкомъ много чести для него.
Самоплясовъ нѣсколько растерялся.
— Гмъ… Зачѣмъ-же ты сюда со мной пріѣхалъ? — спросилъ онъ Холмогорова, краснѣя.
— Я? Въ гости пріѣхалъ. Ты звалъ меня — я и пріѣхалъ. И это-то считаю для тебя за большую честь.
— Ну, для компаніи… Все-таки для компаніи. А для компаніи и адьютанты и чиновники по особымъ порученіямъ всегда ѣздятъ, — старался смягчить Самоплясовъ.
— Врешь. По службѣ они ѣздятъ, чтобъ состоять при особѣ. Да вѣдь при какой особѣ-то! При особѣ въ генеральскомъ чинѣ. А ты развѣ генералъ?
— Самъ-же ты, Аристархъ Васильичъ, назвалъ меня разъ генераломъ, а себя адьютантомъ — такъ вотъ я изъ-за чего, — оправдывался Самоплясовъ.
— Въ насмѣшку генераломъ назвалъ, въ насмѣшку. А ты, дура съ печи, и повѣрилъ? Очень глупъ ты, коли ужъ такъ… А адьютантомъ твоимъ я себя никогда не называлъ.
— Ну, да что тутъ разговаривать! Дѣло-то плюнуть стоитъ. Выпьемте, господа. Вотъ закусочка стоитъ.
Самоплясовъ старался замять разговоръ. Докторъ Клестовъ очутился въ неловкомъ положеніи и не зналъ, что говорить.
— Выпить? — сказалъ Холмогоровъ. — А вотъ это дѣло другое… Это можно…
— Ну, въ такомъ случаѣ будь виночерпіемъ и разливай… — нашелся Самоплясовъ. — Докторъ, пожалуйте по рюмочкѣ.
— Виночерпіемъ могу быть въ компаніи. Это дѣло десятое… — согласился Холмогоровъ и началъ наливать въ три рюмки.