Прыжок в темноту. Семь лет бегства по военной Европе

Дорон Рабинович ПРЕДИСЛОВИЕ

Жертвы не понимали, что с ними произошло. Вена — город, в котором они чувствовали себя как дома, — вдруг стала для них ловушкой. Внезапно они оказались в изоляции и вне закона.

Лео Бретхольц рассказывает, как, несмотря на всю безнадежность ситуации, ему снова и снова удавалось избегать уничтожения. После прочтения его истории нельзя не ощутить невежество или цинизм тех, кто продолжает прятаться за легенду о полной невиновности Австрии. Легенду о том, что альпийское государство было всего лишь первой жертвой Гитлера. Лео Бретхольц описывает, как в короткий срок многие окружающие его люди из друзей и соседей превратились в помощников палачей и исполнителей Преступления. Автор также показывает, как сильна была в городе на Дунае ненависть к евреям еще до так называемого аншлюса[1].

Изучение документов подтверждает все то, о чем идет речь у Лео Бретхольца: с каким рвением, с какой поспешностью и педантизмом в Вене 1938 года принимались и осуществлялись антиеврейские указы, законы и мероприятия. Преступление стало общественным явлением, о развитии которого с ликованием сообщали газеты. Празднование его успехов сопровождалось грабежами, избиениями и погромами с убийствами, поджогами и изнасилованиями, как, например, в ноябре 1938 года.

Без попустительства и поддержки населения массовые убийства были бы невозможны. Частью злодеяния было лишение жертв любой возможности объединиться. Их должны были предавать и выдавать. Они были абсолютно беззащитны перед Преступлением. Национал-социалисты могли в «еврейском вопросе» не опасаться широкой внутриавстрийской оппозиции. Напротив, бюрократия могла рассчитывать на огромное число своих сторонников, а также на тех, кто обогатился за счет жертв. Однако такого удивительного рвения не ожидал никто. Энтузиазм венских антисемитов показался национал-социалистам столь чрезмерным, что в «Völkischer Beobachter» («Народном наблюдателе») от 26 апреля 1938 года австрийцы были призваны к спокойствию и соблюдению порядка:

Только одиночки предлагали помощь жертвам. Тем важнее сохранить память об этих людях, исключительных личностях и героях. Мы находим рассказы о них у Лео Бретхольца, который никого из них не забыл.

Так, когда речь идет о людях из Швейцарии, Люксембурга, Бельгии или Франции, подкупает то, что в воспоминаниях Лео Бретхольца нет места ни затаенной обиде, ни попыткам что-нибудь приукрасить. Мы узнаем о равнодушии и враждебности многих, кто вставал на пути спасающих свою жизнь бегством, о тех, кто отказывал им в убежище. Но одновременно мы читаем о тех людях в Западной Европе, кто принимал беженцев, хотя тем самым рисковал собственной жизнью. Все изложенное так живо, что, хотя в нем нет ни слова о современных дебатах, оно невольно наводит на мысли о сегодняшней ситуации. Чтобы не быть превратно понятым: Лео Бретхольц не подталкивает нас к надуманным сравнениям и связям. Напротив. Точность и тонкость в выборе каждого слова — отличительная черта автора, делающая его историю особенно правдивой. Здесь речь идет не только о массовых убийствах (об Общем и Целом), но и о Малом и Хрупком: об одиночках, которые собственными усилиями пытались избежать уничтожения.

Эта книга захватывает. Она переносит нас в национал-социалистическую Вену, проводит нас сквозь Европу тридцатых и сороковых годов. Мы следуем за Лео Бретхольцем, когда он, минуя бюрократические сети, без бумаг, отдавая себя в руки проводникам, пересекает границы, переплывает широкую реку и преодолевает горы. Он выпрыгивает из поезда, идущего в Аушвиц, и, когда он в мельчайших подробностях, не преуменьшая мерзость и смрад, описывает, на что он вынужден был пойти, чтобы вырваться из вагона, у нас захватывает дух. Становится ясным, какая смертельная опасность витала тогда в воздухе Европы, какой ужас охватывал жертв, хотя они не могли представить себе в полной мере все то, что знаем мы сегодня о концентрационных лагерях и газовых камерах.

Описание одного спасения не позволяет, однако, забыть тех, кто погиб. Лео Бретхольц называет имена убитых, и его история показывает, что и сам он был уже обречен и лишь благодаря чистой случайности ему удалось спастись.