Публикации в журнале «Нева»

«Дщерь Петрова» — императрица Елизавета

Январь 1725 года оказался для России трагическим: умирал первый российский император, «отец Отечества» Петр Великий. Но этот же месяц стал еще и драматическим для страны на весь оставшийся XVIII век: Петр не оставил завещания. То ли не успел, то ли не смог найти достойного продолжателя своего дела. Мучительные раздумья о наследнике не давали покоя давно. Передать власть своему старшему сыну от первого брака царевичу Алексею он категорически не желал, не без оснований полагая, что тот вновь развернет Россию на Восток, погубив все, что удалось сделать ему за годы царствования. Надежды на второго сына, рожденного от Екатерины, маленького Петра Петровича не оправдались. В четырехлетнем возрасте тот неожиданно умирает. Сохранилась легенда, как во время его отпевания в Троицком соборе среди гробовой тишины вдруг кто-то крикнул: «Петр, твоя свеча погасла!» И это было похоже на правду. Надеяться больше было не на кого. Вот почему, если верить фольклору, перед самой кончиной Петр слабым голосом потребовал аспидную доску и непослушной рукой нацарапал на ней два слова: «Отдайте все…» Дальше рука не повиновалась. Не было сил. А может быть, дело было вовсе не в силах, и могущественный монарх в последнюю минуту жизни вдруг понял, что «отдать все» некому?

Так Петр и умер, не оставив наследника и не определив общие законы престолонаследия. В России это немедленно отозвалось чередой дворцовых переворотов, закончившихся только в 1801 году после убийства Павла I. Была вовлечена в этот способ передела власти и дочь Петра I от Екатерины Алексеевны — Елизавета. Она не стала императрицей ни после смерти своего отца, ни после смерти матери — императрицы Екатерины I, ни после смерти Петра II. Верховный тайный совет каждый раз решал, что она недостойна короны только потому, что родилась в незаконном браке. Напомним, что Елизавета появилась на свет в 1709 году, тогда как официальный брак Петра I и Екатерины состоялся только в 1712-м. В 1725 году императрицей была объявлена супруга Петра I Екатерина I, в 1727-м — сын царевича Алексея — Петр II, в 1730-м на царство была призвана дочь царя Иоанна V, некоторое время правившего на Руси вместе с Петром I, — Анна Иоанновна.

Императрица Анна Иоанновна скончалась в октябре 1740 года. За три месяца до кончины она объявила своим наследником Иоанна Антоновича Брауншвейгского — только что родившегося сына своей племянницы Анны Леопольдовны, а буквально за день до своей кончины подписала завещание о регентстве Бирона до исполнения Иоанну 17-летнего возраста. В высших придворных кругах сразу же началось движение против Бирона. Буквально через несколько дней Бирон был арестован, а правительницей при малолетнем императоре была провозглашена мать Иоанна — Анна Леопольдовна.

На фоне всех этих стремительно сменявших друг друга событий, казалось, все позабыли о дочери Петра I Елизавете. Однако этого нельзя сказать о самой героине нашего очерка. Все годы вынужденного ожидания своего часа Елизавета провела в полной уверенности в неотъемлемых и бесспорных правах на русский престол. Она была дочерью императора и императрицы и с тем, что в свое время ей было отказано в престоле только на том основании, что она родилась до вступления супругов в официальный брак, согласиться не могла. При этом Елизавета пребывала в полной уверенности в поддержке, которую окажет ей народ и гвардия. Она знала, что в людях жила легенда о том, что, умирая, Петр держал в руках древнюю родовую икону дома Романовых — образ Знамения Божьей Матери — и благословил ею именно ее, свою дочь. С тех пор цесаревна особенно чтила эту икону и, говорят, в ночь государственного переворота молилась перед нею.

Опасность, которую представляла собой Елизавета, хорошо понимали и царствовавшая императрица Анна Иоанновна, и правившая затем Анна Леопольдовна. Жила цесаревна вдали от двора, в Смольном доме. Никто вроде бы не препятствовал ее свободе, но все понимали, что фактически она находилась под домашним арестом. Существует предание, что сам всесильный герцог Бирон, «переодевшись в платье простого немецкого ремесленника», следил за Елизаветой. А ведь Анна Иоанновна была тоже дочерью царя — Ивана V. Что же говорить об Анне Леопольдовне, которая была только правительницей при малолетнем Иоанне Антоновиче. Она, как никто другой, боялась Елизаветы. Говорят, накануне переворота при встрече с Елизаветой Анна Леопольдовна неожиданно оступилась и «на глазах присутствовавших упала перед ней на колени». Для нее это было скверным предзнаменованием.

Между тем Елизавета хорошо понимала опасность, которая могла подстерегать ее. Надо было действовать. Если верить фольклору, масло в огонь подлил лейб-медик Елизаветы Петровны Иоганн Германн Лесток. Согласно легендам, ночью накануне переворота он молча вошел в покои Елизаветы, взял лист бумаги и, ни слова не говоря, набросал два рисунка. На одном была изображена Елизавета, сидящая на троне, на другом — она же, лежащая на плахе с отрубленной головой. Только тогда Лесток тихо заговорил. Показав на первый рисунок, он произнес: «Если сегодня не это, то завтра будет это», — и указал на второй рисунок.

По другой версии той же легенды, хитроумный лекарь разложил перед Елизаветой колоду карт, затем вытащил двух королей и одного из них при помощи куска угля превратил в монахиню, тем самым намекнув на то, что будет с ней, если она не попытается взять судьбу в собственные руки.

Так или иначе, но думала Елизавета недолго. В восемь часов утра она надела Андреевскую ленту и объявила себя полковником трех гвардейских полков. Затем в сопровождении верного Лестока направилась в один из них — Преображенский.

Есть две легенды, связанные с этим событием. По одной из них, Аничков дворец был выстроен архитектором М. Г. Земцовым по повелению Елизаветы Петровны, в память об историческом событии, которое произошло в ночь на 25 ноября 1741 года. Будто бы именно отсюда она с небольшой группой заговорщиков явилась в Преображенский полк, квартировавший вблизи Аничкова моста, заручилась его поддержкой и «начала свой поход» по Невскому проспекту к Зимнему дворцу, возведший ее на «отцовский престол».

По другой легенде, своеобразным памятником восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны следует считать также и Спасо-Преображенский собор в Литейной части. Не тот, построенный архитектором В. П. Стасовым в другое время и по другому случаю, который мы знаем. А тот, что прежде стоял на этом месте и был выстроен, если верить одной из легенд, по повелению Елизаветы Петровны в благодарность преображенцам, якобы первыми присягнувшими на верность новой императрице в ночь на 25 ноября 1741 года.

Здесь, вблизи Литейного двора, чуть ли не с петровских времен действительно квартировал старейший в России лейб-гвардии Преображенский полк, и собор был заложен на месте полкового дома, или съезжей избы, куда будто бы и прибыла Елизавета за «своими лейб-компанцами».

Первоначальный собор строился по проекту архитектора Михаила Земцова в стиле русского барокко. Изображений этого последнего произведения замечательного зодчего, к сожалению, нет. Известно только, что завершался он пятиглавием. Летом 1743 года архитектор скончался, и собор достроили без него. В 1825 году, простояв более 70 лет, он сгорел. Проект восстановления был поручен одному из крупнейших представителей классицизма в России Василию Петровичу Стасову. Через четыре года восстановленный храм освятили. Но, как мы уже говорили, это было другое время, и новый храм был посвящен уже не внутренним событиям русской истории, но внешнеполитическим. Он стал памятником победоносному окончанию русско-турецкой войны. Об этом напоминают стволы трофейных пушек в ограде собора, опущенных жерлами в землю.

Преображенский полк был сформирован в 1690-х годах из так называемой «потешной команды», размещавшейся в подмосковном селе Преображенское. Другая такая «команда» была в селе Семеновском. Это были две знаменитые «Петровские бригады», как их называли в народе. Оба полка — Преображенский и Семеновский — прославились в Северной войне. Согласно легенде, за мужество, проявленное во время битвы под Нарвой, солдатам обоих полков было велено носить красные чулки в память о том, что они «отражали атаки врага, стоя по колено в крови».

В 1687 году «Потешные команды» Петра I стали называться полками. Во всяком случае, когда в 1697 году в Европу выехало так называемое Великое посольство, царь Петр числился в нем «Преображенского полка урядником Петром Михайловым». В 1723 году оба полка были переведены в Петербург. Для строительства полковой слободы им был отведен участок в Литейной части между современными Литейным и Суворовским проспектами. Квартал за домом № 32 по Суворовскому проспекту, где некогда находился полковой плац, и сегодня в народе иногда называют «Преображенским полем». Как и Марсово поле, оно было вытоптано солдатскими сапогами и в летнюю сухую погоду — нестерпимо пыльным. Местные жители называли его «Петербургской Сахарой».

В начале 1740-х годов императрица Елизавета Петровна сформировала из верных ей преображенцев личную гренадерскую роту, которую в Петербурге прозвали «Триста каналий». По свидетельству мемуаристов, преображенских солдат в Петербурге недолюбливали. Их прозвищами были «Железные Носы» или «Самохвалы». В преображенцы набирали дюжих брюнетов, темных шатенов или, наоборот, светло-русых и рыжих. На привлекательность никакого внимания не обращали. Главным был рост и богатырское сложение. «Солдаты Преображенского полка достают головой до потолка», — говорили о преображенцах в известной поговорке. В начале XIX века их мундиры были белого цвета, за что их дразнили «Мельниками». В сборнике гвардейского юмора «Журавле» о преображенцах говорилось: «А кто чешется по-женски — это полк Преображенский».

При императрице Елизавете Петровне за преображенцами закрепилось еще одно имя. Их называли «Захарами». О происхождении такого необычного прозвища сохранилась легенда. Известно, что тезоименитство императрицы приходилось на день поминовения святых Захария и Елизаветы. В один из таких дней императрица прибыла к своим любимым «лейб-компанцам» в Преображенскую слободу. По этому случаю в полку было устроено богатое застолье. Преображенцы радостно приветствовали и поздравляли императрицу. Тогда-то, в разгар веселья, и спросила Елизавета Петровна: «А среди вас есть именинники, носящие имя Захар?» И подвыпившие преображенцы все как один дружно ответили: «Мы все сегодня именинники, раз наша благодетельница делит с нами нашу трапезу». Елизавета Петровна рассмеялась: «Так вы, выходит, все Захары». С того времени будто бы и повелось называть преображенцев «Захарами».

Как отмечали иностранные путешественники и дипломаты, при дворе красивой и расточительной Елизаветы «царили истинно русские великолепие и роскошь». Говорят, однажды в холодную зимнюю ночь она приказала распахнуть все окна и двери и залить все дворцовые залы водой. Приглашенные были предупреждены заранее. Они должны были прибыть с коньками, чтобы кататься по длинным галереям дворца.

Однако среди петербургских обывателей Елизавета Петровна слыла христолюбивой и богобоязненной. Говорят, перед попыткой занять царский трон Елизавета долго и истово молилась перед иконой Божией Матери и будто бы тогда же дала обет отменить на Руси смертную казнь, «если опасная попытка увенчается успехом».

О благочестии императрицы рассказывают и многие церковноприходские легенды. Так в ораниенбаумской православной церкви во имя святого Пантелеймона хранилась икона Казанской Богоматери, которой, по преданию, Анна Иоанновна благословила цесаревну Елизавету. А в церкви святых и праведных Захария и Елизаветы при Патриотическом женском институте на 10-й линии Васильевского острова бережно хранилась икона Благовещения Пресвятой Богородицы, написанная якобы собственноручно императрицей.

Вместе с тем Елизавету считали женщиной скуповатой. В Зеленецком Свято-Троицком монастыре монахи охотно рассказывали предание о посещении их обители государыней. Осмотрев великолепные храмы, Елизавета забыла что-либо пожертвовать монастырю, за что и была примерно наказана. Едва отъехав от ворот, царские кони встали как вкопанные. Опомнившись, Елизавета послала монахам сто рублей и велела молиться за ее здоровье. Как только в храме началась служба, кони пошли, но затем снова остановились. Пришлось раскошелиться. Елизавета послала в монастырь еще тысячу рублей и только после этого смогла благополучно добраться до столицы.

Своеобразным памятником взаимоотношений Елизаветы с Богом можно считать Смольный собор. Собор возведен на месте старинного русского села Спасского, в котором еще в XVII веке шведы соорудили укрепление — форт Сабина, прозванный русскими «Спасский шанец». Затем, уже при Петре I, здесь был основан так называемый Смольный двор, на котором производилась и хранилась смола для нужд Адмиралтейства. Непосредственно на месте будущего Смольного собора стоял небольшой дворец, или Смольный дом, как его называли в XVIII веке, где, как мы уже знаем, в годы царствования Анны Иоанновны, под неусыпным надзором герцога Бирона, чуть ли не в заточении, жила цесаревна Елизавета.

Появление Смольного собора именно на этом месте связано с легендой, согласно которой еще в день восшествия на престол Елизавета якобы дала обет: «Если буду императрицей, заложу на том месте монастырь».

На четвертом году своего царствования набожная императрица будто бы вспомнила о данном обете. Она решила отречься от престола и удалиться в монастырь. Но все православные женские монастыри находились далеко от Петербурга, а расстаться со столицей — творением своего великого отца — ей, верной дочери Петра I, не хотелось. Поэтому будто бы и возникла идея возведения монастыря на берегу Невы, рядом с Петербургом, на месте старого Смольного дома. В центре монастыря должен был возвышаться величественный собор.

Смольный собор был заложен в 1748 году и строился с небывалым размахом. Тысячи солдат были согнаны для забивки свай под фундамент и тысячи мастеровых — для возведения стен. Финансирование из казны было на удивление щедрым и регулярным. Но когда через несколько лет величественный храм был возведен и оставалось только завершить внутреннее убранство, русские войска перешли границу Пруссии, и Россия ввязалась в Семилетнюю войну. Денег стало катастрофически недоставать. Строительство собора прекратилось. Да к тому времени и мечты государыни о монашестве постепенно прошли. В результате почти готовый храм был закрыт. Со временем сложилась и зажила в народе легенда, будто службу в храме нельзя совершать целых 100 лет. Из-за того, что давно, еще тогда, когда кипели строительные работы и со всего Петербурга сходились и съезжались любоваться на строящийся храм толпы горожан — от самой императрицы до последнего нищего с паперти Троицкой церкви, — здесь, в Смольном, в его алтарной части, кто-то — из помощников архитектора или строитель — наложил на себя руки. Место осквернил. И собор будто бы пришлось закрыть.

Легенда о таинственном самоубийстве со временем трансформировалась в ходячий сюжет о замурованной монахине, которая в пору бытования там Смольного института благородных девиц многие годы по ночам пугала юных и доверчивых обитательниц монастыря. Известна и легенда о неком провизоре, владельце аптеки поблизости от Смольного монастыря. Много лет он ежедневно поднимался на звонницу собора и охотился за голубями, во множестве гнездившимися там. Их кровь шла на приготовление некоторых лекарств. Но однажды случилось несчастье. Бросившись за случайно залетевшей птицей, аптекарь оступился, потерял равновесие, упал с огромной высоты вниз и разбился.

Так это или нет, сказать трудно. Но Смольный собор, заложенный в 1748 году, был окончательно достроен архитектором В. П. Стасовым только в 1835 году.

Официально собор считался главным храмом Смольного монастыря и назывался собор во имя Воскресения Христова Всех учебных заведений. До строительства специального здания в помещениях монастыря находилось Воспитательное общество благородных девиц, или Смольный институт. В народе даже бытовало название «Девичий монастырь». Воскресенский собор в XVIII веке тоже имел фольклорное имя. Его называли «Смольным». Только много позже это народное название собора вошло в официальные документы.

В Смольном монастыре было несколько церквей, в том числе церковь во имя святых покровителей императрицы Захария и Елизаветы, которая размещалась на третьем этаже так называемого Вдовьего дома. Церковь была известна в Петербурге реликвией, по преданию, пожертвованной императрицей Елизаветой Петровной. Это был полотняный походный иконостас, якобы принадлежавший ее отцу, императору Петру I.

Елизавета родилась в подмосковном селе Коломенском, под радостный барабанный бой и веселую маршевую музыку. Ее рождение выпало на день, когда русские войска во главе с Петром I возвращались в Москву после Полтавской битвы. Древняя столица праздновала победу над казавшимися непобедимыми шведами. Трудно сказать, отразилось ли это обстоятельство на характере Елизаветы, но известно, что она отличалась веселым нравом, необычным жизнелюбием и свободой в личном поведении. Известно и то, что в свете сурово осуждались ее «увеселительные встречи в пригородных резиденциях». Однако городской фольклор к ее поведению относился более чем снисходительно и никого, кроме Алексея Разумовского и Ивана Шувалова, в ее личную жизнь не впускал.

Появление Алексея Разумовского в Петербурге относится к 1731 году. Некий полковник Ф. С. Вишневский, проезжая мимо деревни Лемехи на Украине, посетил местную церковь. Там он был поражен удивительным голосом, раздававшимся из церковного хора. Обладателем его был молодой парень Алешка Разум. Деревенские жители рассказывали, что такое прозвище дали еще его отцу, беспробудному пьянице, который после каждой выпивки имел обыкновение бить себя по голове и приговаривать: «Что за голова, что за разум!» Вишневский привез свою находку в Петербург и сдал в Певческую капеллу. Однако очень скоро Алексей Разум голос потерял, но остался в капелле бандуристом. Правда, это произошло уже после того, как красавец с мощным басом приглянулся цесаревне Елизавете Петровне.

С восшествием ее на престол Алексей Разумовский стал фаворитом императрицы. Новые обязанности оказались ему к лицу. Сохранилось предание о том, как однажды, оказавшись у сына в Петербурге, мать Алексея Григорьевича, Наталья Демьяновна, категорически отказалась признать своего сына в блестящем царедворце, встретившем ее. Рассказывают, что он вынужден был раздеться, чтобы по родимым пятнам мать убедилась, что перед нею ее собственный сын. Есть и другая легенда о роскоши, с которой столкнулась «бедная Разумиха» в гостях у сына. Говорят, когда ее нарядили для встречи с императрицей в роскошное платье и надели парик, то она, увидев свое отражение в зеркале, упала на колени, решив, что перед нею императрица.

Иначе как «Ночным Императором» Алексея Григорьевича не называли. В государственные дела он старался не вмешиваться, глаза придворным не мозолил. Только и видели его — вечером входящим в покои императрицы и утром выходящим оттуда. И даже в Аничковом дворце, подаренном ему Елизаветой Петровной, жить отказался. Так и следовал за императрицей из Петербурга в Царское Село и обратно. Был там, где была она. Именно тогда, согласно фольклору, в пустующем Аничковом дворце завелся призрак — некая «прозрачная, бесшумная, одетая в белый балахон» дама, с которой сталкивались все царствующие представители дома Романовых вплоть до Николая II.

Считается, что Алексей Григорьевич был морганатическим мужем Елизаветы Петровны. Если верить фольклору, обвенчались они тайно от всех, в Москве. Но есть и другая легенда. Будто бы это таинственное венчание произошло в городе Козельске, в местной церкви, во время путешествия Елизаветы Петровны по России. Есть и косвенное доказательство этому легендарному факту. В память о венчании Елизавета якобы подарила козельской церкви иконостас, предназначенный для какого-то столичного собора. Ради этого необычного, итальянской работы иконостаса, сообразуясь с его размерами, на месте старой козельской церкви построили новый собор, до сих пор удивляющий жителей маленького городка своими столичными габаритами.

От этого брака будто бы родилась дочь — легендарная княжна Тараканова. До сих пор неизвестно, так это или нет, но то, что кашу, круто заваренную появлением на свет маленькой принцессы, пришлось расхлебывать уже другой императрице — Екатерине II, историкам хорошо известно.

Алексей Григорьевич Разумовский слыл человеком скромным и никогда не пользовался своим положением при дворе. Говорят, Екатерина II, желая сочетаться браком с Григорием Орловым, в поисках прецедента отправила делегацию к Алексею Разумовскому. Она надеялась, что Алексей Григорьевич передаст ей документы, подтверждающие его бракосочетание с Елизаветой Петровной. Однако тот, поняв, чего от него хотят, на глазах делегации извлек какую-то драгоценную шкатулку и вместе со всем ее содержимым бросил в пылающее чрево камина. Есть, впрочем, и другой вариант этой интригующей легенды. Согласно ему, Разумовский, выслушав просьбу, показал Воронцову, возглавлявшему делегацию от Екатерины II, документы, подтверждающие его брак с императрицей, и только затем бросил их в камин, сказав при этом: «Я был только рабом государыни». До сих пор тайна этого легендарного венчания не дает покоя историкам.

Однажды Алексея Разумовского в алькове императрицы сменил молодой, 22-летний красавец Иван Шувалов. Императрице в то время уже исполнилось сорок, однако связь их продлилась долго, вплоть до последнего часа Елизаветы Петровны.

Происхождение Шувалова окутано тайной. По одной из легенд, он был сыном императрицы Анны Иоанновны от ее знаменитого фаворита герцога Бирона. Шувалов будто бы родился еще в митавский период их жизни. Сразу после рождения внебрачный ребенок был отдан в «приличную бездетную семью» одного из Шуваловых, занимавшего при дворце видное положение.

Очень скоро Иван Иванович Шувалов превратился в известного государственного деятеля и генерал-адъютанта. Он был одним из образованнейших людей своего времени. Не говоря о такой мелочи, как введение в повседневную жизнь великосветской молодежи французских нарядов, чему, как утверждает М. И. Пыляев, Россия была обязана именно Шувалову, благодаря Шувалову в Москве в 1755 году был открыт первый российский университет, и Иван Иванович был назначен его куратором.

Именно благодаря Шувалову и обстоятельствам, связанным с открытием университета, в России появился ежегодный студенческий праздник Татьянин день. Если верить легенде, Елизавета Петровна сознательно тянула время, чтобы приурочить подписание давно подготовленного Шуваловым высочайшего указа о создании Московского университета к 12 января (25-е по н. ст.) — дню Татьяны Крещенской. Таким нехитрым образом она будто бы решила доказать бабью преданность своему фавориту. 12 января мать Ивана Ивановича, Татьяна Петровна, справляла именины. Она была названа в честь святой христианской мученицы времен Римской империи Татианы.

Через два года после открытия Московского университета, в 1757 году, по проекту Шувалова в Петербурге была основана Академия художеств, и он сам стал ее первым президентом. Первоначально, до окончания строительства специального здания и сама академия располагалась во дворце Шувалова на Итальянской улице.

О личной жизни Ивана Ивановича фольклору известно немного. Есть, правда, старинная легенда о чертике с рожками, подаренном будто бы графу Шувалову во время его пребывания в Швейцарии. Очень скоро чертик превратился в «докучливого жильца», который постоянно «корчил графу изрядно потешные мины». Все попытки избавиться от чертика ни к чему не приводили. Граф был в отчаянии. Он даже отправился к монахам Троице-Сергиевой пустыни с мольбой избавить его от черта. Те спасли-таки графа, посоветовав «обзавестись черным котом — мол, два нечистых не уживутся под одним кровом». И русский кот, утверждает фольклор, одолел-таки иноземную нечисть. Не тот ли это Кот Елисей, которому на фасаде Елисеевского магазина на углу Невского и Малой Садовой в конце 1990-х годов был поставлен миниатюрный бронзовый памятник?

Но вернемся к хронологии нашего повествования. Всю жизнь суеверная императрица Елизавета Петровна боялась смертного часа и старалась всячески отодвинуть его. Из ее обихода старательно изгонялось все, что могло так или иначе навести на мысль о смерти. Помня о том, что все дворцовые перевороты на Руси, в том числе и тот, что привел к власти ее, совершались ночью, она боялась этого времени суток, и ночь во дворце искусственно превращалась в день. Дворец освещался множеством свечей. Все придворные должны были бодрствовать. При дворе нельзя было появляться в темных платьях. Мимо Зимнего дворца категорически запрещалось провозить покойников. Вид кладбища, а тем более запах мертвечины вызывал у государыни искреннее негодование. К примеру, одно из старинных преданий утверждает, что кладбище в Ораниенбауме, расположенное вблизи любимого царского аттракциона Катальной горки и находившееся недалеко от дороги, по которой часто ездила Елизавета, по ее указанию было перенесено на другое место, ближе к морскому берегу. По другому преданию, однажды, проезжая мимо Вознесенской церкви, Елизавета вдруг почувствовала острый запах мертвечины, так как могилы на приходских кладбищах рылись обычно неглубоко. Если верить преданию, в тот же день Елизавета подписала высочайший указ о закрытии всех приходских кладбищ и об устройстве на окраинах города «в пристойных местах» общегородских.

Елизавета Петровна умерла в день Рождества Христова, 25 декабря 1761 года. Согласно преданию, смерть ее за несколько дней до того предсказала Ксения Блаженная. Не обошлось и без предположений самого невероятного характера. Говорили, что императрица была отравлена немецкими шпионами по приказу прусского короля, «поставленного победоносными русскими войсками в ходе Семилетней войны в безвыходное положение».

Смерть императрицы Елизаветы Петровны и последовавшее за этим через полгода убийство императора Петра III породили в народе фантастические легенды о их общей посмертной жизни. Но прежде чем перейти к изложению этих легенд, сделаем небольшое отступление.

В конце XVIII века в России возникла религиозная секта скопцов, в основе вероучения которых лежало утверждение, что единственным условием спасения души является борьба с плотью путем оскопления (кастрации). Первые сведения о скопцах появились в 1772 году. Основателем секты был Кондратий Селиванов, фантастическая биография которого восходит к легенде об императоре Петре III, который еще мальчиком был якобы оскоплен в Голштинии. За это его будто бы и возненавидела супруга — Екатерина II, и именно поэтому, если верить фольклору, она свергла его с престола и даже собиралась убить.

Из легенд о Петре III мы знаем, что во время заточения в Ропшинском дворце ему будто бы удалось избежать смерти. Он сумел поменяться платьем с караульным солдатом, таким же скопцом, как он, и убежать из-под охраны. Скрываясь в Орловской губернии, он якобы создал секту своих последователей и назвался Кондратием Селивановым. Смысл его учения многим казался одновременно и удивительно простым, и понятным. На фоне демонстративного, вызывающего разврата господствующего класса екатерининской эпохи единственным путем восстановления «мировой справедливости» Селиванов видел «всеобщее оскопление». Только «наличие пола», говорил он, мешало равенству граждан и всеобщему благоденствию народа.

Селиванову в его самозванстве оказала большую услугу действовавшая в то время в Петербурге скопческая община. Петербургским скопцам удалось обратить в свою веру некоего Кобелева, бывшего лакея Петра III. Кобелев будто бы стал подтверждать, что Селиванов действительно свергнутый император и что он его сразу узнал. Тогда, как рассказывает предание, известная среди скопцов Акулина Ивановна, по прозвищу Богородица, признала Селиванова своим сыном, «рожденным от святого духа», после чего ее стали называть «императрицей Елизаветой Петровной».

Это-то последнее обстоятельство и породило легенду о том, что императрица Елизавета Петровна не стала ждать четырехлетнего срока, чтобы уйти в монастырь, а уже через два года после восшествия на престол «отдала правление любимой фрейлине, похожей на нее, сменила царское одеяние на нищенские одежды и ушла из Петербурга». В Орловской губернии она «познала истинную веру» и осталась жить с «божьими людьми» под именем Акулины Ивановны.

Деятельность Селиванова вступала в явное противоречие с законом. В конце концов он был арестован и приговорен к ссылке в Сибирь. Формальным поводом для ареста послужила полулегендарная история, якобы случившаяся с двоюродным племянником генерал-губернатора Петербурга, поручиком гвардейского полка Алексеем Милорадовичем, изложенная писательницей А. Радловой в известной «Повести о Татариновой». Согласно Радловой, поручик Милорадович регулярно посещал скопческий корабль Селиванова и в конце концов дал согласие на оскопление. Об этом узнал его могущественный дядя, который и добился высылки Селиванова из столицы. После возвращения из ссылки Селиванов поселился в Москве, где с маниакальной настойчивостью продолжал называть себя «чудом спасшимся императором Петром III».

И последнее. В Петербурге есть место, которое сохраняет своеобразную фольклорную память о скопцах и тем самым, пусть косвенно, о мифических основателях этого учения — Кондратии Селиванове и его «матери» Акулине Ивановне. В 1961 году на улице Чапыгина возводится первая очередь Ленинградского телецентра. Сразу после его торжественного открытия по городу распространилась молва о темной и дурной славе того места, на котором возведен комплекс зданий Телецентра. Будто бы в далекие екатерининские времена это место на глухой окраине Петербурга выбрала известная секта скопцов для ритуального посвящения юношей-неофитов. В тайную церемонию входил обязательный обряд оскопления молодых сектантов. В связи с этим современные зубоскалы извлекли из общечеловеческой памяти древнее поверье о том, что на том месте, где мужчин лишают их мужского достоинства, никогда ничего хорошего прорасти не может.

Понятно, что к этой легенде «дщерь Петрова», императрица Елизавета Петровна никакого отношения не имеет.