За окном апрельская ночь укрывала землю черным драгоценным бархатом. В свете фар заполошно металась мошкара. Пьяный от весеннего тепла жук гулко шмякнулся о стекло, оставив на память о себе жирную кляксу. Влад выругался сквозь зубы и включил дворники.
— А утром нельзя было это сделать? — проворчал он.
Я честно задумался. Можно ли, нельзя ли, кто знает?
— Не могу тебе сказать. Наверное, можно. Только вот здесь, — пальцы мои указали туда, где у всех живых бьется сердце, — что-то не дает мне покоя. Нечто подсказывает — сделать все надо как можно быстрее.
— Черт бы тебя побрал с твоими предчувствиями, — безнадежно проронил Влад и добавил газу.
Вера дремала, откинувшись на спинку сидения. Вика таращилась в черноту за окном.
Подъезжать к самому львиному логову я не рискнул. Когда скомандовал остановку, до особняка оставалась добрых пара километров. Машину притулили на обочину, возле голых растрепанных кустов. Фары, ясное дело, выключать не стали. Девчонки остались в салоне, мы же выбрались наружу.
На улице было свежо и удивительно тихо. В иссиня-черной вышине сияли звезды. От их красоты захватывало дух. Влад шумно вздохнул, достал из кармана пачку Кэмела, предложил:
— Будешь?
Я с трудом поборол искушение, покачал головой.
— Потом. Сначала дело.
Он кивнул, закурил сигарету, выпусти струйку дыма.
— Как знаешь.
Я подошел к краю обочины, глянул вниз. Там внизу, в темноте сверкали чьи-то глаза.
— Кошка, — проследил за моим взглядом Влад, — или лисица.
Это было неважно. Мир пушистых и четвероногих меня сейчас не интересовал. Мне нужны были пернатые и крылатые.
Я вгляделся во тьму и шепотом произнес первые слова заклинания:
«Во поле зеленом роща стоит. Птица-невелица на ветвях сидит. Зорок глазок, востер носок…»
В мысли мои тут же ворвался странный поток образов, запахов и звуков. Это было так неожиданно, что я едва не сбился, часть слов произнес про себя. Мне вдруг показалось, что я нахожусь одновременно во множестве мест. Сознание разделилось на части, забилось тревожно. Я с трудом выделил из перепуганной мешанины одну нужную частицу — самую осмысленную, готовую служить, как мог успокоил ее, а после перешел к следующей части заклинания:
«К здешнему порогу лежит твоя дорога…»
Дальше все стало гораздо проще. Внизу проносились смутные очертания деревьев. Крылья ловили ветер. Полет, обыденный и привычный для птахи, мне дарил восторг. Ощущения оказались настолько странными, что в какой-то момент я утратил контроль над собственным телом. Очухался от звонкой оплеухи.
За спиной машина, под пятой точкой земля. Надо мной склонилась встревоженная Вика. В ушах звучал ее голос:
— Олег! Олег, очнись. Да что же это такое?
За вопросом последовала новая оплеуха.
— Очнись, тебе говорят!
Я перехватил ее руку, занесенную для очередного удара. Выдавил из себя с трудом:
— Все, хватит, я здесь.
Это было правдой лишь наполовину. Над головой у меня все еще сияла звездная высь, подо мной проносились редкие деревья. Но осознавать реальность, окружающую мое собственное я, получалось вполне сносно.
— Как тебя прихватило, — сказала откуда-то сбоку Вера.
Вика же облегченно выдохнула:
— Как ты нас напугал. — И тут же задала вопрос: — Ты заклинание закончил?
— Нет.
— Сам справишься?
Я прислушался к своим ощущениям. Уверенности во мне не было не на грош, но признаваться в этом не хотелось. Поэтому ответил утвердительно:
— Справлюсь. — И сам же устыдился малодушия. — Но, если ты поможешь.
Она даже обрадовалась. Сказала с готовностью:
— Помогу.
Присела рядом, прямо на влажную обочину, и положила мне на плечи горячие ладони. Целебный поток силы побежал по моим венам, заполнил каждую клеточку уставшего тела.
Вика попросила:
— Давай, заканчивай быстрее, надолго меня не хватит.
Я просто кивнул, закрыл глаза. Так было проще, так ничто не отвлекало — сознание не раздваивалось, мысли не неслись вскачь. Теперь я видел реальность только глазами послушной моей воле пичуги. Нужные слова сами возникли в голове.
«…по воле моей на крыльях летать, глаз не смыкать, чужого не привечать, лишь меня признавать, все, как есть, обсказать…»
Остаток заклинания я проговорил быстро, просто, без заминки. Последнюю фразу, как и положено, произнес вслух:
— Слова крепки, заговорены да исполнены. Аминь.
Вика расслабилась, убрала ладони. Я привалился к дверце машины.
— Все? — Спросила она.
— Все…
Я ответил почти беззвучно, но девчонка услышала, о чем-то подумала и не смогла сдержать любопытства:
— И как это? Что ты чувствуешь?
— Странно все, — честно ответил я. — Я и здесь, и на дереве возле дома Льва Петровича.
Ощущения действительно были весьма необычными. Меня переполняли самые разные чувства: радость, усталость, ожидание чуда. А еще мне невозможно хотелось петь.
Я понял, что не смогу сдержать этого порыва птахи, отпустил ее желания на волю, оставив себе лишь зрение. Процитировал с усмешкой нетленное:
— Щас спою!
И сам заржал над своей шуткой.
Где-то у львиного логова птица разразилась прекрасной трелью. Мне же на лоб легла шершавая ладонь.
— Спятил? — Серьезно поинтересовался Влад.
Я отбросил его руку, с трудом поднялся, помог встать Вике, потом пояснил:
— Птица запела. А я сейчас чувствую и за нее, и за себя.
Влад ошарашенно вытаращился.
— Охренеть! — Во взгляде у него читалась неприкрытое восхищение. Я поспешил закрепить успех, добил его окончательно:
— А еще я летал вместе с ней.
— Это когда отключился? — Спросила Вера.
— Не только.
— Эх, — наверное мой друг еще никогда не выглядел таким расстроенным, — почему я так не могу?
Вика охладила его пыл:
— Чтобы так мочь, надо… — Она оборвала фразу, глянула на меня. — Олег, ты сколько раз уже умирал?
Я поморщился. Нашла, о чем вспомнить. Но все равно ответил:
— Три.
— Понял? — Это уже был вопрос для Влада. — Ты на такое согласен?
Тот сразу утратил энтузиазм, помотал головой.
— Нет, лучше я как-нибудь без полетов обойдусь.
— То-то же.
Вика открыла дверцу машины, уселась на заднее сидение, скомандовала:
— Поехали. Олега надо срочно отвезти домой. Ему нужно что-нибудь съесть, а я не догадалась ничего с собой взять.
Тут она была права. Мой организм буквально вопил от жуткого голода.
— У меня есть конфетка.
Вера протянула мне нечто плохо различимое в темноте.
— Хочешь?
В мою ладонь легла карамелька. Уже в машине я разглядел знакомый фантик — Вера пожертвовала мне обожаемые с детства «Гусиные лапки»
Как доехали, я не помнил. Просто уснул на полпути. В ушах вместо колыбельной звучала птичья трель. Мой крылатый напарник на месте усидеть не мог — вспархивал, перелетал с ветки на ветку. Поэтому меня даже во сне не покидало ощущение восторга и высоты.
А потом мы приехали. Влад, словно куль с картошкой, выволок мое тело из машины. Подхватил подмышки, встряхнул, велел сочувственно:
— Олег, давай, соберись. Тут совсем немного пройти, до лифта.
Я собрался, выкинул из головы и птицу, и полеты, и аппетитных мошек, начал усердно передвигать ногами.
Следующий раз очнулся уже у Маринича в квартире на софе. В глаза бил свет. На кухне лилась вода. Вера стягивала с меня кроссовки. Я почувствовал себя неловко, попробовал воспротивиться:
— Не надо, я сам.
Влад решительно придавил меня ладонью к кровати.
— Лежи. Сам он… — Потом обернулся в сторону кухни, крикнул:
— Вик, он очухался!
Оттуда донеслось:
— Я сейчас!
Девчонка действительно появилась почти сразу. В руках она держала таз. На плечах белело кухонное полотенце. Я не успел сообразить, что задумала эта троица, как меня повернули на бок, придвинули к краю софы.
— Сейчас полегче станет, — пообещала Вика.
После на меня лили воду, шептали что-то про беду-хворобу, что утекает, как с гуся вода, терли полотенцем. Под монотонный речитатив я почти задремал.
Что было дальше? Горячий чай с медом, масло, хлеб. Теплое одеяло, подушка, сон.
Только утром я выяснил, что Влад всю ночь спал рядом со мной на полу. А девчонки ночевали в соседней комнате.