В Калачовку вернулся почти на закате, искренне удивляясь, куда подевался этот день. Как незаметно просочился он сквозь пальцы, растаял в небытие. У нашей калитки стояла чужая копейка, за рулем сидел сосед. На мое появление он отреагировал довольно странно — молча покрутил пальцем возле виска, проговорил с чувством:
— Молодежь… — Окинул меня сочувствующим взглядом, добавил загадочно: — Думать надо!
Потом завелся и отбыл восвояси.
В душе родилось тревожное чувство. Стало понятно, что я где-то накосячил, только пока неясно, где.
Я запер машину, подошел к распахнутой настежь калитке, заглянул во двор. Там царило сущее светопреставление. Вика, стоя у крыльца рыдала в голос. Вера хлюпала носом в унисон. Влад оправдывался:
— Ну, не знаю я, где они. Видимо, в бардачке оставил.
— Да кому нужна твоя машина! — Бросила через плечо Вера. — Тут Олег пропал, а ты…
— А что я?
Парень зачем-то огляделся и заметил меня. Сразу ткнул пальцем и выпалил:
— И ничего не пропал! Вот он!
Я даже не успел сориентироваться — Вика бросилась мне на шею, разревелась пуще прежнего, обняла. Потом резко отстранилась, ударила кулачками по плечам. Закричала в лицо:
— Олег, ты где был? Мы думали, ты погиб!
Влад встал за ее спиной, провел ребром ладони под подбородком. Сказал одними губами:
— Ты попал.
Вера пояснила куда понятнее:
— Ты где пропадал? Мы уже в городе были.
— Как? — спросил я испуганно. — На автобусе?
— Нет, — Влад привычно усмехнулся. Правда, на этот раз усмешка вышла нервной. — Ты плохо знаешь Вику. Она тут всех на уши подняла. Переполошила деда Егора, заставила ехать на твои поиски. Устроила там такой шухер! Даже в милицию ходила.
Я слегка испугался.
— И что милиция?
— Ничего, — сквозь слезы проворчала моя любовь, — они мне сказали, что я тебе не жена. Что ты взрослый мужик и можешь ехать куда угодно.
На этом месте Влад заржал, поведал:
— Они не сразу поняли, с кем имеют дело.
Вика наконец-то от меня отлипла, вынула из кармана платок, принялась утирать слезы, пытаясь отвернуться, чтобы я не смог оценить, насколько ее зареванное лицо хорошо собой. Я едва сдержал улыбку, спросил Влада:
— Так что дальше?
— Дальше? Да почти ничего. Наша фурия устроила там грандиозный скандал. Вслух цитировала конституцию. Кричала, что их, ментов то есть, прямая обязанность помогать гражданам. Короче, она так всех допекла, что заявление у нее взяли и даже оставили телефон, где можно справляться, как идут поиски.
— Ой, — Вика убрала от лица платок, закусила неиспачканный угол, — надо же их предупредить, что ты нашелся. Они же будут искать!
Святая простота. Я с нежностью смотрел на этот красный носик, на эти припухшие от слез глаза и мокрые ресницы. Мое чудо. Моя прелесть. Моя тигрица. Ты даже не представляешь, насколько ты хороша.
Я не сдержался и сгреб ее в объятия, сказал на ушко:
— Не надо никуда ехать. Поверь, не будут они никого искать. Они, действительно, не должны были принимать у тебя заявление раньше, чем через три дня. Можешь не переживать и никуда сегодня не рваться. Если захочешь, съездим туда завтра и все уладим.
— Хорошо, прошептала она. Но ты должен рассказать, где пропадал все это время. Расскажешь?
Я и не собирался ничего скрывать, а потому кивнул. Произнес же совсем другое, громко и жалобно:
— Я дико хочу жрать. Дамы, кто-нибудь накормит усталого путника?
Вера посмотрела на меня, покачала головой.
— Наказать бы тебя, путник. Отправить спать голодным. Ну да ладно. Мы не звери. Пойдем, посмотрю, что у нас осталось.
Сначала меня кормили. Еды нашлось удивительно много. Передо мной поставили картошечку, жареную на шкварках. Наскоро сварили сосиски. Разложили в эмалированной миске бабы Нюрины разносолы. Вика быстро нарезала хлеб. Спросила:
— Чай? Кофе? Тебе что?
Влад ее подвинул, залез в холодильник, достал запотевший пузырь. Сказал назидательно:
— Ему беленькой. Не видите, что ли, человек устал?
Вера фыркнула, но промолчала. Я подумал, что Владу несказанно повезло. Его девушка огромная умница. Но тут поймал недовольный взгляд Вики и поспешил ее умаслить:
— Чай тоже надо. Куда же без него.
Влад устроился рядом, выдвинул на центр стола граненые стаканы, два наполнил на треть, задумался, проговорил:
— Вике не предлагаю, рано ей еще. А тебе, Верунчик налить?
Та кивнула.
— Чуть-чуть.
Вика возмущенно вскинулась:
— И мне тогда тоже. Я не маленькая!
Я задавил смешок соленым огурцом, Влад сказал покровительственно:
— Никто и не спорит. Ты у нас совсем взрослая. Вон какая грозная.
А потом взял четвертый стакан, плеснул капелюху, на самое донышко. Я смотрел во все глаза. На моем веку Вика впервые пила что-то крепче шампусика. Вон, какой испуганный вид. Может, передумает?
Не передумала. Стакан она схватила всей ладонью, резким движением опрокинула в рот, сделала глоток, застыла и вытаращила глаза. На ресницах опять повисли слезы. Вика распахнула рот, принялась махать ладошкой. Беспомощно посмотрела на меня. Я подсунул ей огурец, велел:
— Быстро закуси.
А потом плеснул в опустевший стакан воды. И закусь и вода испарились в мгновение ока. Девчонка шумно подышала ртом, сглотнула и сморщилась.
— Фу, какая гадость. Как вы только это пьете?
— Нормально, — сказала Вера.
Заглотила свою пайку, смачно захрустела огурчиком. Мы с Владом чокнулись. Размочили этот вечер. Парень заметно повеселел, вновь потянулся к бутылке, сказал глубокомысленно:
— Между первой и второй…
Вера молча подвинула свой стакан. Вика встала, отнесла свой в раковину. Там ополоснула и для надежности убрала в полку.
Дальше молча жевали. Каждый думал о своем. Тишину нарушил Влад. Сказал извечное:
— Бог любит троицу…
Но налить не успел — Вера отняла у него бутылку, разлила сама, потом заткнула пробкой и убрала в холодильник.
— Знаю я вас, — сказала она, — у вас на каждую рюмку присказка есть. То Бог не дурак, любит пятак. Потом Бог не нищий любит тыщу!
Она подвинула нам наши пайки, наставила на Влада палец и назидательно покачала перед носом.
— Больше не дам, можешь даже не мечтать.
Тот перехватил ее руку, поцеловал, уверил:
— На тыщу мы и не замахивались. Нам бы еще капельку…
— Все, — отрезала Вера, — допивайте, жуйте и я хочу понять, что сегодня вообще случилось.
— Я тоже! — поддержала подругу Вика.
Я послушно выпил последний стопарь, подумал, что надо нам с Владом как-нибудь слинять от наших дам и оторваться на полную катушку. Чтобы никто не стоял над душой, не считал миллилитры. Ну а пока взялся за картошечку, благо, она была выше всяких похвал.
Потом, когда убрали со стола, когда остались только чай и конфеты, я понял, что дальше тянуть кота за хвост мне никто не позволит, и принялся шаг за шагом описывать прошедший день. Честно, не упуская ничего.
Я рассказал ребятам о сне, о пустыре, о том, как бродил по городу. Поведал о Лачи, для этого пришлось мысленно возвращаться в прошлое. О пяти рублях, о цыганах, о болезни и излечении.
Не знал только об одном, стоит ли говорить о смерти? И все-таки рассказал. После разговора с Лачи этот вопрос меня мучал больше всего. Что цыганка имела ввиду? Какие три жизни я должен смерти? Почему-то казалось, что этот долг доставит мне кучу проблем. Именно об этом я спросил друзей. Мне было важно их мнение.
Ребята испуганно примолкли, высказываться не спешили. Слишком серьезной была тема. Слишком пугающей.
— Может, ты должен излечить трех человек? — предположила сострадательная Вика. — Точнее двух. Костю ты уже вылечил. Хотя, если так, то теперь уже одного.
Я пожал плечами. Мне бы тоже хотелось на это надеяться. Вылечить проще всего. Лишь бы не наоборот.
Влад гоготнул, вдребезги разбил мои надежды.
— Наивная. Скорее уж убить. Зачем смерти живые подданные? — Он прищурился, скривил рот в усмешке. — Один жмурик у тебя в загашнике уже есть. Осталось два.
Вера тут же отвесила благоверному подзатыльник.
— Влад! Спятил? Ты вообще не думаешь, что говоришь. Какие жмурики? Зачем Олегу кого-то убивать? Ведь правда, Олег? Ну скажи!
Девчонки, милые мои девчонки, как же не хотелось вас разочаровывать. Я опустил глаза. Промолчал. В слова друга мне верилось куда больше, чем в слова наших дам. И это меня совершенно не радовало.
Ночью я был уверен, что двери нави для меня опять распахнутся. Мне казалось, что квест завершен. Что баба Дуся должна пригласить меня в гости, похвалить, сказать, какой я молодец. Должна накормить ритуальными блинами. Добавить сил, научить уму разуму. Что там еще обычно происходит во время наших встреч?
На худой конец, может даже пожурить. Я не против. Я ужасно соскучился по ее потустороннему дому, по сварливому голосу, по вечной усмешке. Но нет. Никто не звал меня в гости, никто не тревожил. Утром ребята тоже не стали будить.
Проснулся я почти в три часа по полудню. Проснулся от того, что практически опух ото сна. Удивительно, но был я свеж, был я бодр, был я полон сил. В доме царила удивительная для этого времени суток тишина. Я приподнялся на локте и позвал:
— Вика!
Немного подождал, не услышал ответа и крикнул погроме:
— Любовь моя!
Потом еще раз громче. Все с тем же результатом. Тогда поднялся, натянул штаны, прошелся по комнатам, выглянул в окно. Никого! За забором тоже было пусто. Не было даже Владовой машины. Я вслух пожаловался небесам:
— Меня все бросили!
Сам понял насколько фальшиво это звучит и отправился в душ.
На кухонном столе под банкой сгущенного молока меня дожидалось послание — листок из блокнота в клетку. Его я заметил не сразу. Когда же заметил, вытянул и вздохнул. Влад печатными буквами начертал: «Повез девчонок в город, в милицию. Вика отказалась ждать до вечера. Смотри, без нас не хулигань».
Хулиганить было лениво. Вообще было лениво что-либо делать. Я решил, раз так легла карта, почему бы и не устроить себе выходной — от друзей, от проблем, от суеты, от себя самого.
На завтрак меня ждали ароматные оладьи и какао. Я оставил их на десерт. А пока разжег огонь, налил в сковороду масла, настрогал вчерашних сосисок, зеленого лука, покрошил черного хлеба, пожалел, что нет помидорки. Все-таки двадцать первый век в этом плане был куда удобнее — овощи-фрукты круглый год. Любые, даже совсем экзотические. А здесь же…
— Тут вам не там, — изрек я глубокомысленное и принялся ворошить лопаткой содержимое сковороды.
Аромат по кухне разливался сногсшибательный. Я обжарил все от души, залил сверху яйцами, выждал, чтобы белки затвердели, а желток только едва подернулся пленочкой, внутри остался жидким. Чтобы можно было его подобрать хлебушком, зачерпнуть! Размечтался так, что едва не подавился слюной.
К пище богов налил пятьдесят грамм, здраво рассудив, что после вчерашнего вполне себе заслужил. Плюхнул на стол разделочную доску, водрузил сверху сковороду, вспомнил стариковское: «Приступим-с». Взялся за стакан, только выпить не успел.
Пейджер запиликал, как раз в этот момент. Удивительно, но из памяти моей начисто стерлась вся информация о нем. Поначалу, я даже не понял, что здесь может пищать. А когда сообразил, сердце сразу екнуло в пятки. В голове поселилось ощущение неминуемой беды.
Я неуклюже плюхнул не выпитый стакан на стол, оттолкнул рукой, нечаянно опрокинул. По столу растеклась пахучая лужица, потекла ручейком, закапала на пол. Я же сидел в полном отупении, смотрел на капли и просто боялся. Боялся новостей, боялся неопределенности, боялся сдвинуться с места. Боялся себя, своей силы. Боялся смерти и ее непомерных аппетитов. Это был всепоглощающий, абсолютно иррациональный страх.
А потом вслед за каплями упал и стакан. Разлетелся на сотню стеклянных брызг. Окропил весь пол. Резанул по босым ступням. И я словно проснулся. Подскочил, оттолкнул табурет, опрокинул его, не видя осколков, метнулся в коридор, в комнату. Принялся метаться, оставляя кровавые следы, шарить по карманам курток, рубашек, штанов. Пытался отыскать этот чертов прибор. Этот привет неизвестно откуда.
Пальцы предательски подрагивали, путались в складках ткани, спотыкались о пуговицы, рвали замки молний. Я проверил все карманы по два раза, когда вдруг вспомнил, куда же убрал пейджер. Рванул на другой конец комнаты, со всей дури распахнул шкаф, бахнув дверцей о спинку кровати.
Звук получился звонкий, как выстрел. Я вздрогнул и оклемался окончательно. Выволок из глубин полированного монстра дорожную сумку, кинул ее на одеяло, куда увереннее залез в боковой карман. Задержал руку внутри. Пейджер был там. Я ощупал его пальцами, не решаясь вынуть наружу. То, что там нет ничего хорошего, буквально стучало в висках вместе с током крови. Ощущение беды рвалось с языка. Плохо, все плохо. Все хуже некуда! Черт!
Я отчаянным движением выдернул руку из кармана, посмотрел на экран. Сообщение было коротким, всего три слова:
— Тебя вычислили. Беги.
— Вика!!!
Страх за себя улетучился без следа. Заменила его тревога за любимую женщину, за друзей. Появился вопрос: «Как могли нашу компанию обнаружить здесь? Никто кроме нас четверых не знал, куда мы едем». У меня не возникло никаких сомнений, что ни Влад, ни Вера не могли предать. Им это было не к чему. Значит, или отследили машину, или…
Вспомнились восхищенные слова Влада: «Заявление менты у нее взяли». Заявление? Черт! Кто знает, какую фамилию Вика там написала с перепугу? Что если Маринич? Что если у неизвестных врагов есть в милиции свои люди? В девяностых такое случалось сплошь да рядом.
Я судорожно принялся одеваться. Что и как на себя натянул, почти не понимал. Выскочил из дома, не подумал даже притворить дверь. Через заднюю калитку понесся к соседям. По пути к вопросу «Как?» добавился вопрос «Кто?». Варианта было два: либо подручные покойного Льва Петровича, либо те, кто имел на Маринича зуб.
Ни один, ни второй ничего хорошего не сулили. Главным сейчас было найти ребят раньше врагов, перехватить их в дороге. Черт! Я не имел ни малейшего понятия, когда они уехали!
В соседскую калитку ворвался, как ветер, как ураган, пролетел мимо загона с гусями. Макар скользнул было мне навстречу, но верно оценил мой настрой, испуганно гоготнул, и убрался восвояси, чтоб не попасть ненароком под горячую руку.
Дядя Егор копошился возле злополучной «ловушки» для воров, то ли думал, как ее ликвидировать, то ли собирался использовать на добро. С тонкостями сельской жизни я был знаком слабо. Закричал на ходу:
— Дядя Егор, мне нужна ваша машина!
Сосед переполошился, схватился за сердце, едва не сверзился в яму, но чудом устоял на ногах. Обернулся ко мне, поправил на носу очки. Вопросил страдальчески:
— Шо, опять?
— Да, — я требовательно протянул руку.
— Матерь Божья, царица небесная! Что же вам всем на месте не сидится? Приехали, так отдыхайте. Нет, мечутся как ненормальные…
Я остановил его словоизвержение:
— Дядя Егор, мне срочно.
Дед сразу сбавил обороты.
— Погоди, я с тобой.
— Нет. — Остановил его я. — Я сам. Мне только машина нужна, пожалуйста.
Наверное, было в моих словах что-то такое, с чем не хотелось спорить. Сосед только покачал головой, вернулся с документами, ключами. Попросил тихонько:
— Постарайся не разбить. Иначе мне от бабки…
Он нарисовал в воздухе вокруг своей шеи петлю, красноречиво глянул в небеса.
— Постараюсь, — ответил я.
Он кивнул.
— Машина у ворот. С Богом.
И я рванул. С места, с прогребом. Непонятно как вписался во все повороты. Выскочил на шоссе. Помчался к городу.