Пункт назначения 1991. Целитель

Глава 22 Сокровища

Жизнь потекла лениво, неспешно. Закончился этот день, следом за ним промелькнули еще два. Как-то незаметно подступило первое мая. С этим днем в моем детстве было связано множество приятных воспоминаний. Я помнил демонстрации, песни, радостные лица.

Помнил, как с бабушкой мастерил на сухих ветках цветы из гофрированной бумаги. Помнил, как позже в школе ревниво смотрел, у кого из одноклассников «букет» получился красивее.

Однажды, будучи совсем еще мелким, после демонстрации погнался за воздушным шаром и провалился в городской пруд. В этот день было не по-майски холодно. Идти домой я не рискнул — опасался получить нагоняй от матери. Долго сушился, сидя в соседнем дворе на скамейке. Я тогда жутко замерз в мокрых брюках и ботинках. И все равно воспоминание рождало во мне светлую грусть по тем временам, когда люди были неравнодушны друг к другу. Когда могли просто так прийти друг другу на помощь.

В тот день совершенно незнакомая женщина пожалела меня и просто позвала к себе домой. В гостях меня поили горячим киселем с ватрушкой. Брюки сушили утюгом… Нагоняй от матери я все-таки получил. Правда, не за мокрые ботинки, а за то, что сидел на улице и мог простудиться. Как давно это было. Практически в другой реальности…

А сейчас в девяносто первом я перелистал программу телепередач, не нашел там первомайской демонстрации и удивленно спросил:

— Демонстрацию показывать не будут?

Влад изумился куда сильнее.

— Ты что, дураков нет.

— Не понял, что здесь такого?

— Он не помнит, — сказала Вера.

Ребята захмыкали. Я почувствовал себя сущим анахронизмом, возмутился:

— Хватит ржать! Объясните толком.

Сжалилась Вика.

— Все просто, — сказала она, — никому не охота позориться. В прошлом году устроили маевку. Горбачев встречал демонстрацию, как положено, на мавзолее.

Пока я не услышала ничего необычного. Но тут Вику перебил Влад:

— Только народ туда пришел с весьма занимательными плакатами!

Он поднял брови и строго по Станиславскому взял паузу.

— И?

Мне захотелось его пристукнуть, чтоб не тянул кота за хвост.

— И, — повторил Влад совсем другим тоном, — транспаранты были против КПСС. Люди требовали прекратить дефицит, вернуть нормальную жизнь…

До меня стало доходить. Что-то такое смутно вспоминалось. Слишком много времени прошло. Кажется, тогда вся, стоящая на мавзолее номенклатура, не придумала ничего лучше, как слинять под шумок от разозленных сограждан. И второй раз повторение позора не было нужно никому.

Влад правильно понял мои мысли.

— Так что, и не мечтай, — он совсем невесело улыбнулся и повторил: — Дураков нет.

Нет, так нет. Я задумался. День был чудесный, солнечный. Лично мне хотелось провести его с удовольствием, пусть и без привычной демонстрации. И я предложил:

— А давайте забацаем шашлыки?

Вика захлопала в ладоши.

— Почему бы и нет? — согласился Влад.

С шашлыками вышла заковыка. Мяса вот так запросто раздобыть не удалось. В Калачовке на местном рынке было практически пусто. Продавали молоко и творог, прошлогодние закрутки и излишки старой картошки. Викина соседка баба Нюра торговала двух фиолетовых курят. Птицы при жизни не иначе как бегали марафон — больно уж жилистыми и подтянутыми были тушки. На шашлык они не годились категорически, зато на суп… От мысли о наваристом бульоне у меня рот наполнился слюной.

Закупившись всем помаленьку, мы дружно перебазировались в магазин. Там неожиданно нарвались на дефицитные шпикачки. Влад без раздумий велел завесить полтора десятка, довольно потер руки, провозгласил:

— Гуляем! С дымком они, знаете, какие вкусные выходят!

Во дворе нашего пристанища он вызвался разводить огонь. В этом никто и не сомневался. Еще по жизни в «шаманском» доме было заметно, что мой друг питает особую тягу к огню. Вера пошла на кухню мыть картошку, чтобы потом запечь ее на углях, а нас с Викой отправили на поиски шампуров. Мы, собственно, особо не сопротивлялись. Было интересно посмотреть, что хранится в загашниках бабкиного дома.

Поиски начали с кухни. Много времени они не заняли. Тут у бабы Дуси был полный порядок. Сразу стало ясно, что шампуры здесь не водились отродясь. Я почесал в задумчивости затылок, Вика предложила заглянуть в сараюшку.

Там порядка было куда меньше. В деревянных ящиках пылились пустые банки. У стены стояли вилы и ржавая коса. На самодельном стеллаже были свалены инструменты и разная полезная в хозяйстве мелочевка. Их я осмотрел дотошно. Шампуров не нашел, спросил у Вики:

— Они у вас вообще были?

Она виновато пожала плечами.

— Я не помню. Шашлыки делали еще при дедушке, но это было давно. Я тогда даже в школу не ходила. А потом просто некому стало заниматься такими вещами.

Разговор ей был неприятен, и подробности я выпытывать не стал. Вика предложила сама:

— Можем посмотреть на чердаке. Бабушка меня туда не пускала. Может, там?

— Пошли, — согласился я. — Вдруг что нужное найдем.

На чердак из сеней вела узкая почти вертикальная лесенка. Заканчивалась она люком в потолке, закрытым на висячий замок. Рядом в стене был вбит гвоздик, но ключей на нем не наблюдалось.

— Потерялись, наверное, — ответила Вика на мой взгляд.

Я подергал замок, покачал его. Петли держались крепко.

— Не открыть? — Спросила девчонка снизу.

— Почему? — Я осторожно спустился по лестнице. — Отвертка нужна. В сарае точно была. Погоди, сейчас принесу.

Я оставил Вику в доме, метнулся в сарай. Во дворе Влад заканчивал колдовать над огнем.

— Вы чего там возитесь? — Буркнул он, завидя меня.

— Шампуров нигде нет, — ответил я честно. — Сейчас откроем чердак, если там не найдем, придется где-то нарезать палочки.

Он оглядел двор, наморщил нос.

— Где ты их здесь нарежешь? Если только к соседям залезть?

— В крайнем случае шпикачки отварим, а картошку запечем, — предложил я.

Владу эта идея не понравилась.

— Э-э-э, нет, брат, — сказал он, — не пойдет. Ты вскрывай чердак, а я подумаю, где добыть ветки.

Что ж, идея была разумной. Я кивнул заглянул в сарай. Отвертка отыскалась там легко. Без труда удалось и отвернуть петли. Люк отворился во внутрь. Сверху меня обдало пылью. В носу нестерпимо засвербело. Я схватился за край лестницы, чтобы не сверзиться вниз и чихнул.

— Будь здоров, — рассмеялась Вика.

— Смейся-смейся, — проворчал дурашливо я, — тебе тоже сюда лезть. Попадешь в пылюку, я тоже посмеюсь.

— Смейся, — согласилась она, — смех продлевает жизнь.

Вика быстро поднялась по ступеням, остановилась вровень с моими коленями.

— Что там?

— Пока не знаю. — Я аккуратно заглянул в люк.

Удивительно, но на чердаке пыли не было вовсе. Серый слой покрывал исключительно крышку люка. Я преодолел всю лестницу до конца, оперся ладонями, встал на колени и протянул бабкиной внучке руку.

— Давай, осторожнее, не спеши.

Вика и не подумала слушаться. Вверх она взлетела, как птичка. Куда как легче меня. Встала на ноги, отряхнула колени, осмотрелась. Здесь царил сумрак. Свет сквозь небольшое грязное оконце проникал плохо. В центре чердака, на проводе висела лампочка. На стене недалеко от люка виднелся выключатель. Вика нерешительно спросила:

— Как думаешь, работает?

— Сейчас проверим.

Я сделал шаг и щелкнул клавишей. Лампочка загорелась. Света от нее было немного, но даже так стало гораздо лучше. И мы приступили к осмотру наших владений.

Сам чердак больше всего походил на просторную мансарду с высоким потолком. Все здесь было сделано своими руками: шкаф, стол, кушетка, широкие мягкие табуреты с обивкой из портьерной ткани. В дальнем углу притаился натуральный монстр — громадный старинный сундук. На столе в рамочке стояло фото — счастливый молодой мужчина с маленькой девочкой на руках.

Вика подошла к столу, коснулась пальцами фотографии.

— Дедушка, — сказала она с улыбкой, — и мама. У нас дома есть такое же.

Она немного помедлила, словно решала, взять или не взять фотографию. В итоге оставила на столе.

— Где будем искать? — Спросил я.

— В шкафу посмотри.

Взгляд ее все еще был прикован к портрету. На глаза навернулись слезы. Я не стал смущать девчонку, подошел к шкафу, открыл дверцы.

Это был не шкаф — настоящий мемориал, хранящий память об ушедшем человеке. На плечиках аккуратно висела мужская одежда. Внизу стояла начищенная обувь. На полках в картонных папках на завязках спрятались какие-то бумаги. В самом центре лежала милицейская фуражка.

Я ее осторожно взял, обернулся к Вике.

— Это твоего деда? Он служил в милиции?

Она подошла, встала рядом.

— Он погиб при исполнении. Мне пять лет было. Я его почти не помню. Только по рассказам бабушки и мамы.

От этих слов она расстроилась еще сильнее. Что сказать я не знал, никогда не умел утешать. Просто решил положить фуражку на место, как вдруг в глубине полки заметил маленькую коробочку.

Такие коробочки мне были знакомы. Видел я их у своего деда-фронтовика.

— Можно? — Я не рискнул взять без разрешения.

Вика кивнула, достала сама, протянула мне. Там оказался орден красной звезды.

— Посмертно, — сказала она.

Я вернул коробочку на место, закрыл шкаф. Шашлыки, шампура, все стало таким неважным, отошло на второй план. Что делать дальше я не знал.

— Посмотрим, что в сундуке? — Предложила Вика. — Я все детство хотела туда заглянуть, а бабушка почему-то не давала.

— А давай. Вдруг там клад?

Девчонка весело рассмеялась. Мысль о таинственных сокровищах, таящихся в чреве старинного монстра, без следа развеяла тоскливую атмосферу.

Мы ринулись к сундуку наперегонки, в четыре руки откинули крышку, замерли в нерешительности. С самого верху лежал отрез махрового полотна. Того, из которого шили банные полотенца. Я снял его осторожно, переложил в крышку.

Если мы и думали о сокровищах, то такого не ожидали точно.

Первым лежал альбом в алом сафьяновом переплете с золотым тиснением. Рядом большой деревянный ларец.

— Что это? — спросила Вика беспомощно.

Я улыбнулся, обнял ее за плечи.

— Сокровища. Ты же хотела?

Она кивнула, нерешительно протянула руку к альбому, открыла первый разворот. С фотографии нам улыбалась Викина копия — чудная барышня в форменном платье институтки Смольного. Совсем еще девчоночка.

Надпись под фото гласила: «Анна Демидова 1916 год».

Вика подняла на меня беспомощный взгляд и проговорила:

— Бабушка Дуся?