Когда я наконец-то смогла встать, я сразу отправилась в ванную комнату. Меня поддерживал Кусрам на своём плече.
Подойдя к зеркалу, я наконец-то увидела себя. Моё лицо — оно было разбито, полностью окровавлено. Бровь и губы были рассечены. Я сплюнула кровь в раковину, а затем всмотрелась в эту густую красную жижу — в ней что-то лежало. Это было несколько моих зубов.
— Вот чёрт, — тихо прошамкала я.
Кусрам стоял рядом со мной.
— Что такое? — спросил он.
— Мои зубы… — У меня непроизвольно потекли слёзы.
— Не волнуйся, Бильге, если захочешь — я оплачу тебе стоматолога, — сказал Кусрам. — И даже пластического хирурга, если захочешь.
— Да что же это такое? — прошептала я, стараясь сохранить хладнокровие.
— Он поплатится за это — я обещаю.
— Почему он так со мной поступил?
— Иногда человек оказывается не таким, каким кажется на первый взгляд.
— Но я же знакома с ним с детства. Он никогда так не поступал со мной.
— Сколько ты с ним не виделась? — поинтересовался Кусрам.
— До того, как встретила его на прошлой неделе? Два года.
— Ну, за два года человек может измениться.
— Н-но ведь все эти две недели он был вполне обычным… разве что… он начал вспоминать.
— «Вспоминать»?
— Вспоминать последние два года.
Кусрам пожал плечами.
— Почему он должен вспоминать?
— Потому что он потерял память, — пояснила я. — А сейчас память к нему начала возвращаться.
— Келвин потерял память?
— Поверь мне на слово. Он забыл даже, что я — его сестра.
— То есть, ты хочешь сказать, что он потерял память, а теперь начал вспоминать и воспоминания последних двух лет сделали его таким жестоким?
— Я-я не знаю, что с ним происходит, но это явно связано с тем, что происходило последние два года; он был абсолютно нормальным два года назад и последние две недели.
— Мы это обязательно выясним, Бильге, но потом; дай я, для начала, обработаю твои раны.
Он достал аптечку из кабинки. Я промыла лицо и прополоскала рот, а затем присела на закрытый унитаз, как на стул; Кусрам встал рядом и начал обрабатывать мои раны.
Дав мне обезболивающее, он продезинфицировал мои раны антисептиком; он достал иглу и начал зашивать мою рассечённую губу и бровь. Я пыхтела от боли и морщилась. Когда он закончил налаживать швы, он ещё раз вытер мои раны марлевой салфеткой и приклеил несколько хирургических пластырей; всё это заняло порядка десяти минут.
— Готово, — объявил Кусрам.
— Как я выгляжу?
— Сама посмотри.
Я подошла к зеркалу и была поражена — это действительно настоящая профессиональная работа. Надо признать, Кусрам уже второй раз удивляет меня в этом плане. Я бы даже сказала, что в другом мире, где живут одни мумии, меня можно было бы даже на обложку глянцевого журнала поставить.
— Ладно, Бильге, можешь идти, — сказал Кусрам. — Я тут пока раковину помою, хорошо? Будь осторожна рядом с Келвином; если что — кричи.
Я вернулась в гостиную. Келвин по-прежнему сидел на диване. У меня не было сил, чтобы отомстить ему прямо сейчас. Я просто, молча, присела на кресло, которое стояло возле дивана. Келвин обернулся и посмотрел на меня.
— А тебе идёт, — сказал он. — Намного лучше, чем раньше.
«У него ещё и хватает наглости шутить?». Он продолжил смотреть телевизор. Все пару минут молчания я злостно смотрела на него.
— Ну? — внезапно спросил он. — Чего молчишь?
Я продолжала молчать.
— Не хочешь — не говори, — сказал он. — Мне-то что?
Кусрам вернулся из ванной, принеся с собой швабру и ведро с водой, и начал мыть паркет от моей крови. Он вымыл пол и унёс швабру с ведром обратно. Через минуту он опять вернулся в гостиную.
— Так, ребятня, — сказал он. — Мне надо сейчас уехать ненадолго; пожалуйста, не деритесь больше. Слышал, Келвин?!
— Да, слышал, — сказал Келвин.
— Смотри у меня! Я у неё потом спрошу. Если ты её ещё хоть раз ударишь — ты покойник! Понял?!
— Да-да, иди.
Кусрам ушёл; мы продолжали молчать, прошло ещё несколько минут. Келвин продолжал смотреть какие-то мультики по телевизору.
— Зачем ты это сделал? — тихо спросила я.
— Ой, да ладно. Чего ты так взъелась?
— Я — взъелась? Да ты, похоже, шутишь.
— Я всего лишь разбил тебе ебало.
— «Всего лишь разбил ебало», — передразнила я. — Смешно, смешно…
— Может быть, это тебе стоило бы извиниться за то, что ты мне сломала ебало в пещере?
Говард встрял в разговор:
— Да! И мне ты тоже ебало сломала. А я, между прочим, регенерирую так же медленно, как и ты.
— Вот именно, — подтвердил Келвин.
— Что? — удивилась я. — Ты его поддерживаешь? Я же тебя тогда спасла.
— И вовсе не надо было так за меня заступаться, — ответил Келвин. — Я бы и сам справился.
— Это ты тогда за меня заступился, а я тебя защитила от Говарда!
— Вот и не мешала бы мужским разборкам, женщина, — сказал Келвин.
— Да! — поддержал Говард.
У меня заколотилось сердце от ярости, но я изо всех сил постаралась успокоиться.
— Келвин, ты неблагодарный сучонок, — высказалась я.
— Думаю, мы квиты, подруга, — сказал Кел.
— Я тебе не подруга, а твоя сестра, — напомнила я.
— Побитая сестра, — поправил меня он.
Я попыталась встать, но боль в рёбрах меня уронила обратно в кресло; всё моё тело болело. Вероятно, внутри меня произошли какие-то повреждения, из-за чего я была очень слаба. Он всё предусмотрел — застав меня врасплох, он ослабил меня, и теперь я была беспомощна.
— Расслабься, — сказал Келвин.
Он был абсолютно спокоен. Я решила сдаться. Я расслабилась и разлеглась на кресле, запрокинув голову назад; у меня совершенно не было никаких сил продолжать сидеть с выпрямленной спиной.
— Кел, — сказала я усталым тоном. — Ты — предатель.
— Ну, уж не говори — это ещё не предательство, — сказал он.
— Предательство, — сказала я. — Предательство.
— Говоришь так, будто случилось что-то плохое.
Я расширила глаза от удивления и посмотрела на него.
— Конечно, случилось — ты мне выбил зубы.
— Для тебя это проблема?
— Конечно, это проблема, — заворчала я.
— И в чём же?
— Я теперь беззубая уродина.
— А вставить новые не можешь? У тебя ведь есть Кусрам; он с радостью оплатит твои расходы на зубы.
— И что, мне потом быть ему обязанной?
— Да, ладно — он же мажор; он ведь не знает ценности деньгам.
— И что? — спросила я. — Мне этому радоваться?
— Конечно, ты ведь самый везучий человек в мире; тебе всё так легко даётся, а делать тебе для этого вообще ничего не надо. Ты тут самая красивая, сильная, быстрая, умная.
— Значит, ты мне завидуешь? Поэтому ты меня бьёшь?
— Я считаю, что судьба зря отдала эту силу именно тебе. Если ты хочешь заслуживать эту силу — тебе нужно стать лучше.
— Значит, это ты меня так лучше делаешь?
— Нет, но я считаю, что кто-то должен был вправить тебе мозги.
— Спасибо, Келвин! — с сарказмом закричала я. — Теперь я ни за что в жизни не соглашусь тебе помогать!
— Что ж…
Келвин резко встал с дивана и стремительно подошёл ко мне. «Он что, опять собирается меня бить?!». У меня заколотилось сердце от страха.
— Нет! — кричу я. — Не надо!
— Тогда повтори ещё раз, что ты мне сказала!
— В смысле?! «Тогда»?! Что?! Что мне нужно повторить?!
— Повтори ещё раз, что не согласишься мне помочь!
— Что?! Я не понимаю! Ты меня тогда побьёшь или что?!
— Повтори!!! — крикнул Келвин так, что у меня зазвенело в ушах.
— «Я ни за что в жизни не соглашусь тебе помочь»!
— Молодец… продолжай…
— Что?
— Продолжай со мной не соглашаться. И я тебя сейчас так отхуярю, что Серхан тебя не узнает.
— Пожалуйста, не надо!
— Продолжай!!! — завопил Келвин.
— Да что же… что такое?!
— А если ты не продолжишь, то я тебя отхуярю ещё сильнее!
— А что мне делать, чтобы ты меня не отхуярил?!
— Ты знаешь, что делать! Бей меня!
— Но я слаба.
— Ставь свою контрольную точку и бей меня! Раунд два! Погнали!
Я тут же поставила контрольную точку.
Я пытаюсь встать, но Келвин пинает меня в под дых; боль адская. Пытаюсь снова встать — он меня опять пинает; мне так больно, что я уже не могу двигаться. НАЗАД!
Я не двигаюсь. Оказывается, Келвин даёт мне фору в начале. Нужно что-то придумать. Через несколько секунд он без предупреждения пинает меня со всей дури. НАЗАД!
Спустя несколько попыток, мне удалось уклониться от первого удара — я перевалилась с кресла через подлокотник и упала на пол.
Я пытаюсь подняться, но Келвин подходит и начинает меня запинывать. Я пытаюсь ползти, но всё без толку — боль от ударов такая сильная, что я не могу ползти дальше. НАЗАД!
Несколько попыток у меня ушло на то, чтобы попытаться поговорить с ним, но он меня не слушал никогда, что бы я ни говорила. Никакие мольбы о пощаде меня не спасали; каждый раз он проводил по мне удар ногой.
Прошло множество попыток, я постоянно падала, и всё заканчивалось тем, что Келвин меня запинывал, пока я лежала на полу. Время от времени я успевала посмотреть на Говарда и Друли: эти ребята, они вообще были бесполезны; каждую следующую попытку у них было одно и то же выражение лица. Я пыталась молить их о помощи, но это не помогало — Друли был слишком напуган, а Говарду было на меня насрать; да и что уж — Друли тоже на меня насрать. Им всем насрать! Для них, всё происходящее было лишь моментальным событием, а я застряла в этой временной петле, где меня пиздит мой собственный брат.
Я пыталась сделать резкий рывок прямо на него, чтобы ударить его по лицу, но мой удар слишком слаб — я еле двигаюсь, а ему очень легко удаётся ударить меня в ответ; думаю, это не сработает.
С каждой последующей попыткой мне всё больше казалось, что я ничего толком не добиваюсь. Пару раз мне удалось даже уклониться и встать с кресла, но Келвин хватал меня, бросал на пол и принимался пиздить по-новой.
Началась попытка, скорее всего, ушедшая где-то за сотню. Я уже потеряла всякое желание сопротивляться. Сомневаюсь, что я вообще имею хоть какой-то шанс на победу. «Я сдаюсь! Давай же, бей меня!».
Он бьёт меня, я просто сижу на кресле. После проведения нескольких ударов, он хватает меня с кресла и бросает на пол, чтобы продолжить меня запинывать, пока я лежу на полу. Похоже, я уже привыкла к боли, но мне всё ещё неприятно. Да и думаю, что это нормально. Я просто хочу, чтобы всё это прекратилось. Конечно, если я умру — я вернусь назад к самому началу, но давай хотя бы посмотрим, сколько у него уйдёт ударов на то, чтобы меня убить.
Удары продолжаются. В глазах темнеет, я чувствую приближение её. «Да!». Я чувствую приближение смерти. Мне тяжело… ду… думать. «Ла-ла! Он всё ещё продолжает?». Его сапоги летят мне в лицо. Он пытается раздавить мой череп. Мой череп трещит. «Тьма… я ничего не вижу. Я ослепла?». Я уже ничего не чувствую. Похоже, я умерла.