Я не могу остановить вращение.
Я даже не могу замедлить нас.
Теперь я понимаю, как чувствует себе перекати-поле, пойманное в песчаную бурю.
Но здесь не было пустыни.
Мы запутались в комнатном вихре, дующем на максимальной скорости сквозь замороженную воронку.
По крайней мере, ветер, кажется, возрождает силы Гаса. Хотела бы я сказать то же самое о себе. Вместо этого холод залезает мне под кожу, притупляя мое сознание в ментальном снеге. Дрожь сотрясает мой разум, и когда я прошу у Западного помощи, он не предлагает никакого решения.
Восточный Гаса также молчит, и я падаю дальше в туман холода. Только упрямое желание помогает мне сопротивляться, и я протягиваю свои чувства, удивляясь, когда ощущаю слабый зуд на кончике моего левого большого пальца.
Храбрый Северный тянется ко мне откуда-то сверху.
Я шепчу, призывая его, и проект просачивается через трещины и хватает нас обоих.
Прежде чем я могу праздновать, я улавливаю слова его несвязной мелодии.
Северный поет только два слова, повторяя их с грохотом органа.
Не предположение.
Команда.
Пошли.
Мой Западный присоединяется к песне.
Потом и Восточный.
И когда я случайно смотрю на Гаса, он артикулирует:
— Доверься ветру!
Я ужесточаю контроль, не уверенная, что снова могу рискнуть его жизнью. Он слишком слаб, чтобы выдержать эти потоки самостоятельно.
Но мы никогда бы не зашли так далеко, если бы ветер не был бы на нашей стороне.
Требуется пять успокаивающих вздохов, прежде чем я медленно убираю пальцы от Гаса и позволяю порывам разорвать нас, отбрасывая к противоположным стенам. Боль взрывается в моей спине, когда порезы, которые оставил мне Райден, заставляют меня плакать.
Но, как только шок спал, я осознала: мы больше не двигаемся.
Как-то, в одиночку, мы сможем выстоять против безжалостных ветров.
Предоставляя Райдену право превратить его крепость в игру: «Каждый сам за себя».
— Я вполне уверен, что мои внутренности заморозились, — говорит Гас, опускаясь на колени и хватаясь за живот.
— Мои тоже. — Я прижимаю ухо к камням, пытаясь понять, где мы находимся. — Порывы заглушают Шреддер. Но если мы идем против ветра, он должен привести нас обратно туда, откуда мы вошли.
— Там нас будут ждать Буреносцы, — напоминает мне Гас.
— Уверена, что так и будет. Но, кажется, там только один путь из этого места.
— В этом нет смысла. Этот ветер куда-то дует.
Западный, кажется, согласен, заканчивая каждый куплет своей песни призывом: «Вперед!».
Но, когда мы пытаемся двигаться дальше, ноги Гаса подкашиваются.
— Тебе нужен отдых, — говорю я, подавляя желание помочь. Если я приближусь, то нас снова занесёт в воздушный поток.
— Я в порядке, — заверяет Гас.
— Я не думаю, что ты понимаешь, насколько близко ты был к смерти. Я едва вернула тебя обратно.
— Да… насчёт этого. — Его взгляд опускается к моим губам, и сердце подпрыгивает в груди.
Он помнит…
— Мне, правда, жаль, — бормочу я.
— Что спасла мою жизнь?
— За то, что была настолько «умна», что запустила ту ловушку.
Я могла оставить извинения… притворяясь, что между нами нет никакой неловкости. Но Гас все еще сосредоточен на моих губах, и я знаю, что на моем лице десять различных оттенков красного.
— И прости за способ, которым я тебя спасла, — шепчу я. — Я знаю, это очень… личное.
— Да, это так, — говорит Гас, на его губах играет небольшая улыбка. — Не волнуйся, я не почувствовал никакой связи, если ты переживаешь из-за этого.
— Я тоже — нет.
— Да, я это понял. — Его улыбка исчезает. — Хотя то, что ты сделала… это было на порядок выше всего того, что для меня кто-нибудь делал. Поэтому я просто хотел сказать… спасибо.
Мои щеки пылают еще больше, и все, что я могу придумать, чтобы сказать в ответ:
— В любое время.
— Ну, я не думаю, что Вейн согласится с этим.
Я сосредотачиваю внимание на своих руках.
Всё, что я знаю — Вейн и я никогда не… также как и Гас и я никогда не..
— Ты осложняешь все. Ты понимаешь это, верно? — спрашивает Гас. — Ты и Вейн уже выбирали друг друга однажды… почему бы вам не выбрать друг друга снова?
— Я не знаю. Все меняется.
— Но не для Вейна. Мистер Ленивые Штанишки пролетел через всю страну, взбирался на горы и собрал армию… ради тебя.
— И тебя.
Гас закатывает глаза:
— Он любит тебя, Одри. И я знаю, что ты тоже любишь его. Иначе ты не смогла бы противиться той силе.
Он кривит губы.
Я хочу рассмеяться, но жест привлекает слишком много внимания к его ранам, и я гадаю, насколько его красивое лицо будет навсегда разрушено шрамами.
Гас наклоняется в коридоре, покрывая часть пространства между нами.
— Независимо от того, о чем ты думаешь, и что вызывает складку между бровями, а ну перестань. И пообещай мне, что ты не откажешься от того, что есть у тебя с Вейном просто потому, что боишься.
— Я не боюсь.
Но это не так.
Любовь Вейна была самой храброй вещью, которую я когда-либо делала, и я едва выжила в первый раз. Страшно представить повторение этого пути.
И все же, я могу чувствовать, как кусочки меня шевелятся… будто моя сущность меняется, освобождая место для чего-то.
Или кого-то.
— Давай, — говорит Гас. — Чем раньше мы выберемся отсюда, тем раньше сможем найти его.
Я позволяю Гасу взять на себя инициативу, так я могу не спускать глаз с его шатких движений.
— Становится холоднее? — спрашивает он, его дыхание туманит воздух.
— Они пытаются заморозить нас.
Ветры также становятся сильнее, ускоряя наши ноги, стирая нашу осторожность. Я двигаюсь в таком тумане, что не замечаю металлическую решетку впереди до острой вспышки планок, и мне едва удается схватить Гаса и вовремя потянуть его назад.
Контакт отправляет нас в другой штопор, и Гас толкает меня прочь, мы с силой ударяемся об пол.
— Спасибо, — бормочу я, протирая перевязанный бок.
— Да и тебе, — говорит он. — Хороший глаз. Не знаю, как я пропустил это.
— Мог холод добраться до нас. Но я думаю, что эти ветры токсичны.
— Тогда давай уйдем от них, а? — Он медленно подходит к решетке. — Интересно, Райден устроил вечеринку, ожидая нас?
Он смотрит через щель и ахает.
— Так плохо?
Он качает головой:
— Ты… должна это увидеть.
Я представляю каждый возможный худший вариант, когда подхожу к решетке. Однако, я определенно не готова увидеть две фигуры, стоящие в комнате под нами, наблюдающими за вращающимися механизмами гигантской турбины.
Одна — блондинка в крошечном платье.
Вторая — юноша, которого я узнаю, где угодно, даже в форме Буреносца.
Вейн и Солана.